Марк Красс. Роман-биография
– Но ведь это подло – льстить народу, – не выдержал Вибий. – Народ слеп и идет туда, куда ведут мужи, стоящие над ним.
Красс хотел продолжить речь, но возмущенный друг вновь прервал его:
– О Юпитер всемогущий! Как низко пал Великий Рим! Когда-то Нума Помпилий добивался любви народа мудрым правлением. Фурий Камилл покорял сердца римлян военными подвигами и храбростью. Нынче народ привлекают лестью и обещаниями, чтобы с его же помощью уничтожать лучших людей Рима.
– Дорогой Вибий, ты живешь в провинции и, наверное, не знаешь, что раздавать невыполнимые обещания перед выборами уже давно в порядке вещей. Беда в том, что новые консулы принялись выполнять свои обещания. Вместо того, чтобы завоевать и присоединить к Риму новые провинции, они начали отбирать виллы в Италии и раздавать их плебеям и вольноотпущенникам. Деньги на хлебные раздачи отнимались у патрициев и богатых всадников. Приверженцы Суллы преследовались в судебном порядке, и без всяких законов. В скором времени чаша терпения лучших людей Рима переполнилась. Цинну и его приспешников с позором изгнали, но это было ошибкой. Цинна начал создавать войско из римских союзников-изменников. Принимались пастухи, земледельцы, городские бездельники, живущие на подачки, и даже рабы. К Цинне примкнули Квинт Серторий и Гай Марий Младший, в Этрурии принялся сколачивать войско Гай Марий Старший. Этот герой опустился до того, что начал вооружать сельских рабов, причем целыми казармами.
Оба войска объединились и окружили Рим. Город был отрезан от хлебных запасов, которые хранились в Анции, Ариции, Ланувии и других ближайших к нему городках. Однако погубил Вечный город не голод, погубила его подлость. Через посланных в Рим глашатаев Цинна обещал даровать свободу тем рабам, которые перейдут на его сторону. Опасаясь беспорядков, сенат принял все условия Цинны и Мария, взяв с них обещание: не устраивать резни.
Велика ли цена слова людей, поднявших меч на римский сенат и приведших к стенам города толпы варваров и рабов? В числе первых жертв беззакония стал всенародно избранный консул Гней Октавий. Добродушный, беззлобный человек сидел в консульском одеянии в окружении ликторов, когда к нему приблизился любимец Цинны Цензорин. Без лишних слов он отрубил Октавию голову и вытер окровавленный меч о консульскую тогу.
Впервые римский консул погиб не в бою с врагом, а от руки соотечественника. Бедняга не был даже удостоен погребенья. Голову консула, словно голову преступника, выставили на форуме перед ораторской трибуной. Погибли многие видные сенаторы: родные братья Гай и Луций Юлии, Публий Лентул, Гай Нумиторий, Марк Бебий, блестящий оратор Марк Антоний. Их тела долго терзали хищные птицы и бродячие псы, а головы для устрашения поместили рядом с головой консула Гнея Октавия.
Безнаказанно убивали друг друга политические противники, должники с мечами гонялись за своими кредиторами. Рабы, призванные в войско Мария и Цинны, принялись грабить всех и вся. После того как пострадали имения соратников Цинны, тот приказал отряду галлов окружить казармы рабов и всех перебить.
– Страшные вещи рассказал ты мне, Марк, – не выдержал Вибий Пациан. – Возможно ли такое в славном Риме? Где же был Сулла? Почему не пришел на помощь сенату?
– Сулла сражается с Митридатом и едва ли имеет представление о постигшем Рим бедствии. Его дом разрушили, имущество разграбили. Искали жену Суллы и детей, но они успели скрыться.
– А как твоя семья, Марк? – осторожно спросил Вибий.
Лицо Красса потемнело, и после паузы он произнес упавшим голосом:
– Старшего брата убили всадники Фимбрии. Отец, во избежание недостойных своей доблести оскорблений, бросился на меч.
– Прости, друг, я причинил боль своим вопросом…
– Не стоит извиняться, Вибий. Боль притупило время, осталось лишь желание отомстить… Да хранят боги Суллу! Это единственный человек, способный навести порядок в Риме.
В пещере
С той поры, как жители пещеры установили связь с Вибием Пацианом, они не испытывали недостатка ни в чем. Ежедневно управляющий имением приносил еду и необходимые вещи, ставил все на камень у входа в пещеру и удалялся. Чтобы раб исполнял свои обязанности как можно лучше, Пациан пообещал ему свободу, но не забыл и пригрозить смертью за болтливость.
Продукты доставлялись в таком изобилии, что их не успевали съедать не только римляне, но и рабы. Спустя месяц Децим предложил:
– Марк, давай попробуем вытолкать из пещеры Требония, иначе повара придется оставить здесь навсегда.
Красс окинул толстяка оценивающим взглядом.
– Поздно, Децим. Попрошу Вибия подыскать нового повара.
После этих слов Требоний до того перепугался, что за обедом отказался от еды, но к ужину, не в силах больше сдерживаться, съел двойную порцию.
Щедрость Вибия Пациана не знала границ: на столе Красса было все, что произрастало на вилле друга, а, кроме того – греческие вина и напитки родной Италии, восточные сласти и экзотические плоды Африки.
Марк Красс чувствовал себя вдвойне неловко. Во-первых, ему не хотелось доставлять лишние хлопоты Вибию. Во-вторых, римлянин с детства привык к воздержанию во всем. Отец его избирался цензором, одной из обязанностей которого был надзор за поведением граждан. Старший Красс был ревностным проповедником римской умеренности старых времен и беспощадно боролся с любыми проявлениями роскоши. Он считал (и не без оснований), что усилившаяся в последнее время тяга к излишествам пагубно влияет на римлян.
Весьма сомнительно, что Крассу-цензору удалось наставить на путь истинный римлян, но семья его строго придерживалась старинного обычая «бедности». Марк жил в небольшом отцовском доме вместе с двумя братьями. Когда те женились, дом стал походить на муравейник. Многочисленные жильцы относились друг к другу с любовью и пониманием, безоговорочно подчиняясь старшему Крассу.
На огромный обеденный стол семейства сенатора и цензора подавались те же блюда, что и в каждой плебейской семье. Посудой пользовались самой обычной. Золотые и серебряные чаши, кубки, большей частью доставшиеся от предков, выставлялись только для угощения почетных гостей.
Привыкший к простой пище, Марк Красс тяготился щедростью Вибия Пациана. При встрече с ним Красс просил сократить количество доставляемого провианта и ограничиться продуктами, произраставшими на вилле:
– Вибий, дорогой, это никуда не годится – мои рабы в пещере питаются лучше, чем я в отцовском доме. Они же взбунтуются, если у меня появится возможность вернуться в Рим.
– На твою долю выпало столько испытаний, и я хотел порадовать друга хоть чем-нибудь, – признался прямодушный толстяк.
– Ты явно перестарался, и если будешь продолжать в том же духе, то мне придется отсылать половину продуктов обратно на виллу, – решительно предупредил Красс. – Чрезмерность вредна во всем. Она стала причиной гибели Марка Антония во время недавних событий.
– Каким образом?
– Антоний укрывался от бесчинств марианцев на вилле своего знакомого. Тот был горячим поклонником оратора и старался всячески ему угодить. Он так часто посылал раба на постоялый двор за вином, что пробудил любопытство виноторговца. Торговец стал допытываться у раба: для чего хозяину столько дорогого вина? Раб, то ли по глупости, то ли прельщенный наградой, все и выболтал. Марий, узнав, где прячется его заклятый враг, едва сам не бросился расправляться с Антонием. Его с трудом удержали товарищи, а свершить черное дело послали военного трибуна. Трибун собственноручно отрубил голову Марку Антонию, а его легионеры лишили жизни гостеприимного землевладельца и разграбили виллу.
– Хорошо, Марк, если угодно, буду морить тебя голодом, – уступил Вибий. – Однако что я могу сделать для тебя? Чем скрасить спартанскую жизнь? И учти, я не уйду, пока не признаю твою просьбу достаточно весомой заменой отвергнутым яствам.
– Пришли мне пищу для ума. Я видел у тебя в библиотеке две книги Аристотеля…
– Завтра они будут у тебя в руках.
Вибий Пациан, щедрость которого была безгранична, в ближайшие ночи прислал целую библиотеку. Подарок был весьма кстати: работы по благоустройству пещеры закончились, и обитатели ее не знали, как убить время. С тех пор друзья целые дни проводили за чтением, которое, как правило, заканчивалось философскими спорами. В будущем занятия эти принесли практическую пользу Марку Крассу.
Так минули еще два месяца безмятежной жизни. А затем произошло событие, заставившее обитателей пещеры изрядно поволноваться.
Однажды ночью Красс внезапно проснулся и стал чутко прислушиваться, пытаясь понять причину своего пробуждения. У входа в пещеру слышалась непонятная возня. В первые мгновения Красс подумал, что кто-то из его спутников или рабов вышел по нужде. Однако эта мысль была тут же отброшена – обитатели пещеры безошибочно ориентировались в темноте. Ночные же гости, проникшие в пещеру, производили неимоверный шум: то и дело они спотыкались о нехитрую мебель и в довершение опрокинули и разбили амфору с вином. Последнее разбудило всех обитателей пещеры, но из страха все продолжали хранить молчание.
Красс лихорадочно соображал, что предпринять. Рука непроизвольно потянулась к мечу и вцепилась в рукоять.
– Господин, где ты!? – крикнул вошедший. Голос был испуганный, но нежный и – самое удивительное – женский.
В комнате рабов кто-то вскрикнул, застонал, что-то тяжелое брякнулось на землю. Эти звуки не добавили храбрости римлянам.
– Господин, откликнись! Мы твои новые рабыни, – вновь раздался дрожащий женский голос.
– Галл, зажги светильник! – приказал Красс.
Когда раб исполнил команду, взору обитателей пещеры предстали две грации редкой красоты. Первая девушка была смугла, а весь ее облик выдавал темперамент: несмотря на застывший на лице страх, красавица на пару шагов опередила подругу и теперь с любопытством разглядывала римлян. Большие красивые глаза перебегали с одного мужчины на другого, буквально завораживая каждого, а взгляд манил и дарил обещания. Нескольких секунд смуглянке хватило на то, чтобы разглядеть мужчин, отделить господ от рабов, хотя они почти не отличались одеждой, и определить себе жертву. Взглянув пару раз в сторону Красса, красавица разумно оценила свои возможности и обратила взор на Сервия и Децима. Колдовской взгляд сопровождался едва заметным движением губ. Рот был несколько крупноват, однако он так дышал чувственностью и желанием, что недостаток обращался в достоинство девушки. В тонком искусстве обольщения чувствовалась школа греческих гетер.
Вторая девушка была полной противоположностью первой. Беломраморное лицо, голубые глаза, тонкий нос и маленький рот – все черты были изящны и нежны. Ее светлые волосы венчала диадема, украшенная цветными камнями. Глядя на подобное совершенство, представители противоположного пола обычно испытывают желание поклоняться ему, словно божеству, а уж обладание такой красотой – это предел мечтаний.
Тонкие белые туники не скрывали прочих достоинств девушек, наоборот, подчеркивали их. С каждым движением ткань обтягивала то грудь, то бедра, очерчивая прелесть стройных фигур. Впрочем, мужчины давно раздели их взглядами и дорисовали в своем воображении все, что скрывала материя. С тех пор как зажгли светильники, они, не отрываясь, смотрели на ночных гостий. Все страхи улетучились, как дым потухшего очага. Римлян можно было понять; да и как не понять – вот уже несколько месяцев они не видели женщин.
– Кто такие? – нарушил немую сцену Красс.
– Меня зовут Елена, я родом из Греции, – поспешила представиться черноволосая. – Подругу зовут Эппия. Ее родина на севере, среди бескрайних германских лесов и болот.
– Надо же в такой глуши родиться божественному цветку! – не сдержал восхищения Сервий.
– Как вы попали в пещеру? – сурово продолжил Красс.
– Управляющий довел нас до входа в ваше жилище и приказал войти, – пояснила Елена.
– Так, значит, вас прислал Вибий Пациан, – наконец догадался Марк.
– Именно так, мой господин. Мы были рабынями Пациана, но отныне принадлежим только тебе. Можешь использовать нас, как тебе заблагорассудится: мы умеем готовить обед, стирать одежду, вести хозяйство и многое другое…
Марк Красс почувствовал на себе изучающий взгляд белокурой красавицы. Их глаза встретились, и Марк утонул в голубой бездне. Безмолвная игра закончилась поражением римлянина. Он опустил глаза, смутившись при этом, однако тут же опомнился: его, римлянина, заставила краснеть какая-то рабыня!
– Мы не нуждаемся в прислуге. У нас достаточно рабов и есть неплохой повар.
– Марк, мы не можем их прогнать! – заволновался Сервий.
– Это почему же?
– Женщины болтливы, по крайней мере, одна из них, – пришел на помощь другу Децим. – Они могут выдать нас помимо своей воли.
– Хорошо, пусть остаются, – смягчился Красс. – А что свалилось с таким грохотом, когда в пещеру вошли эти грации?
– Повар упал, – пояснил Галл.
Все направились в комнату для рабов. Их кормилец лежал на спине, широко раскинув руки и выкатив глаза, не подавая признаков жизни.
– Видно, со страха умер бедняга, – предположил Децим.
– А ты, господин, говорил, что у вас хороший повар, – заметила Елена.
– Подождите прощаться с несчастным Требонием, – подал голос Сервий, – он еще дышит. Посмотрите, над животом шевелится одежда.
– Ненасытное брюхо, – проворчал Децим, – оно и после смерти не успокоится, пока в него не положат поросенка.
– Тащите воду, – приказал Красс, – попробуем оживить повара. Галл, похлопай его по щекам.
Требония обильно побрызгали водой, рабы принялись тормошить повара, помогали Галлу бить его по щекам. Их труды быстро принесли плоды: обжора застонал и начал шевелиться. Однако рассудок вернулся к нему не сразу. Требоний вдруг заорал, словно безумный:
– Не бейте меня! Я только бедный раб! Я все расскажу…
– Подлый предатель! – Децим пнул ногой по толстому заду.
– Мерзавец! – добавил Сервий с другого бока.
Рабы с удовольствием принялись помогать господам.
– Отойдите от Требония, – пожалел своего повара Красс, – дайте же ему очнуться.
С приходом девушек у римлян поднялось настроение. Веселая, жизнерадостная гречанка прислуживала Дециму и Сервию днем и ночью. Зачастую она оставалась ночевать с ними на одном ложе. Елену нисколько не тяготило то обстоятельство, что приходилось ублажать сразу двоих. Утром она, бодрая и свежая, строила глазки Марку.
Эппия ни на шаг не отходила от Красса. Ее внимание было приятно римлянину, однако временами излишняя предупредительность утомляла. Иногда Красс, чтобы избавиться от общества белокурой красотки, отсылал ее на море стирать белье или выполнять другую работу. Но так случалось лишь в первое время. За несколько недель Эппия настолько хорошо узнала нового господина, что могла безошибочно угадать любое его желание, и, когда чувствовала себя лишней, добровольно покидала Марка.
Друзья Красса не могли нарадоваться Еленой.
– Марк, если б ты знал, какова она ночью, – хвастался Сервий. – Сколько страсти, неистовства, нежности…
– Уж если разойдется, всю ночь не даст покоя, – поддерживал его Децим. – А как твоя Эппия?
– Ничего, – неопределенно пожал плечами Красс, видимо, не желая обсуждать подробности.
– Мне кажется, она холодна как снег, среди которого родилась.
– Друзья, пылкому безрассудству я предпочитаю холодный ум. Эппия меня устраивает, и я подозреваю, что Вибий Пациан выбрал девушку специально для меня.
– И все-таки, Марк, ты много потеряешь, если отвергнешь любовь Елены. Разве ты не видишь, как она пытается набросить на тебя любовные сети? – хитро улыбнулся Децим.
– Благодарю, друзья, я понял вас. Вы предлагаете мне Елену, а сами не прочь попользоваться Эппией.
– Хотелось бы узнать, чем тебя приворожила северная нимфа, – признался Децим.
– Своей Еленой владейте безраздельно, меня она не прельщает. Можете забрать и Эппию, если согласится. Хотя она и рабыня, повторяю, не делайте ничего против ее воли. Эппия умна, красива и не заслуживает положения простой рабыни. При встрече попрошу Вибия дать ей свободу, а пока – дерзайте!
Через два дня Эппия со слезами прибежала к Крассу и упала на колени.
– Господин, не отдавай меня своим друзьям! Разве я плохо служу? Чем я тебе не угодила?
– Утри слезы, Эппия. Сегодня же скажу Дециму и Сервию, чтобы оставили тебя в покое, – пообещал Красс.
Добрые вести
Прошло восемь месяцев с того времени, как Марк Лициний Красс впервые ступил на испанскую землю. Его друг изо всех сил старался скрасить нелегкую жизнь изгнанника. Иногда по ночам Вибий Пациан навещал Красса, но сегодня, к большому удивлению последнего, он пришел днем.
– Вибий! Я тебя не узнаю. Всегда такой осторожный – и вдруг среди бела дня навещаешь врагов римских консулов.
– Марк! Ты считаешь меня трусом? – обиделся Вибий.
– Ну что ты, друг, может быть, благодаря твоей осторожности мы еще живы, – попытался исправить оплошность Красс. – Лучше расскажи, с чем пришел. По твоему возбужденному виду предполагаю, что должны быть вести из Рима.
– Умер Гай Марий.
– Не в моих правилах радоваться смерти римлянина, но эта новость – самая приятная за последний год. Марий – единственный, кто мог организовать, возглавить и даже привести к победе это стадо плебеев. Цинна, Карбон и прочие «отцы народа» горазды лишь раздавать обещания. Они соблазнили чернь на бунт и захватили власть только благодаря Марию. Он мой враг, но он великий военачальник. Рим обязан Марию многими победами, но он же и виновник многих бедствий, постигших Вечный город. Было бы гораздо лучше для Рима и для Мария, если бы он сложил голову в битвах с тевтонами или кимврами. Шесть раз народ избирал его консулом…
– Ты ошибся, Марк. Семь раз. Впрочем, в седьмой раз Марий не считался с волей народа. Он и Цинна сами себя объявили консулами без всякого голосования. В день вступления в должность Марий приказал сбросить со скалы сенатора Секста Лициния, который имел неосторожность удивиться процедуре избрания высших должностных лиц. Великие боги не позволили Марию долго издеваться над римским законом и сенаторами – он скончался на семнадцатый день своего консульства.
– Ему удалось избежать возмездия на земле; так пусть Гая Мария покарают боги и души безвинно погубленных людей. Однако где же Сулла? Сейчас самое время навести порядок в Риме.
– Деяния Суллы достойны восхищения и изумления. В чудеса, совершенные им, трудно поверить, но слухи подтверждаются моряками с греческих кораблей.
– Говори же скорее, Вибий! – не выдержал медлительности друга Красс.
– Как ты уже знаешь, Сулла отправился во главе пяти легионов воевать с Митридатом. После бунта в Риме он был объявлен врагом и перестал получать продовольствие, деньги и легионеров. Маленькая армия оказалась в охваченной восстаниями Греции, лицом к лицу с лучшим военачальником Митридата Архалаем, на помощь которому спешила стотысячная армия. Казалось бы, участь легионов Суллы решена. Неясно было лишь, кто явится причиной их гибели: голод, мятежные греки, Архелай или Митридат. Другой, на месте Суллы, впал бы в уныние, а менее храбрый обратился бы в бегство.
Сулла, отвергнутый Римом, и не помышлял об ином исходе, кроме победы. Чтобы добыть деньги и продовольствие, он обложил налогами Фессалию и Этолию. Хлеб для легионов удалось взять у греков, с деньгами было хуже. Тогда Сулла решился на неслыханное дело: он ограбил почитаемые всеми народами храмы Олимпии и Дельф. «Боги покарают тебя, едва ты прикоснешься к священному золоту!» – кричали жрецы. «Золото нужно людям; богам довольно молитвы», – ответил Сулла и, испросив благословения Зевса, переплавил благородные металлы храмов в звонкую монету. Вместо богов Рима на ней чеканили изображение Суллы. Золото сделало свое дело: греческие наемники в великом множестве спешили под знамена щедрого военачальника. Из Италии ежедневно прибывали недовольные переменами в Риме. Для борьбы с флотом Архелая Сулла, не имевший кораблей, нанял киликийских пиратов.
В короткий срок создав боеспособное войско, готовое идти за ним в огонь и воду, Сулла направился к самому главному городу Греции – Афинам. Афиняне накануне отказались подчиняться Риму и впустили в город понтийцев Архелая. Сулла обложил Афины со всех сторон и спокойно дожидался, пока в городе начнется голод и упадет дух его защитников. Наконец, когда его легионерам уже надоело молить о штурме, а защитники Афин устали его ждать, Сулла приказал взять город. «Воины! Перед вами самый богатый город Греции, – обратился Сулла к легионам перед штурмом, – и вы можете взять в нем любую вещь, будь то золото, дом, женщина или лошадь. Вам нужно лишь войти в Афины и взять то, что пожелает душа. Но прежде убейте этих несчастных голодных людишек, которые пытаются помешать вам завладеть законной добычей».
– Узнаю Суллу, – заметил Красс. – Его удача, равно как и жестокость, не знает границ.
– Во многих местах одновременно легионеры ворвались в город. Пощады не было ни старикам, ни женщинам, ни детям. Участь Афин разделил и Пирей. Сулла получил прозвище «Счастливый», а легионеры наградили его почетным званием «император». Наказав Афины, Сулла Счастливый направился в Фессалию и разбил там стотысячное войско Митридата.
Вибий Пациан замолчал.
– А дальше что? – нетерпеливо спросил друга Красс.
– Больше о Сулле мне нечего сказать. Думаю, тебя порадует известие из Африки. Ее наместник Квинт Метелл Пий отказался выполнять распоряжения Цинны.
– Тоже хорошая весть, – согласился Красс.
– А теперь, Марк, вернемся к началу нашего разговора. Помнишь, ты удивился, что я пришел днем, а не ночью, как обычно?
– Думаю, есть на то причина.
– До сих пор я рассказывал тебе о событиях, происходивших на другом конце земли. Однако и мой дом не осталась в стороне от прочего мира. Сегодня утром на моей земле остановился отряд сулланцев числом примерно в пятьсот человек.
– Откуда он взялся!?
– Несмотря на твое нетерпение, начну издалека, – сказал Пациан после недолгой паузы. – Вслед за захватом власти в Риме Марий и Цинна решили прибрать к рукам Испанию. Основное богатство нашей земли – серебро и воины – нужны были Риму всегда. В обе испанские провинции, Бетику и Тарраконскую Испанию, направили новых наместников с преданным войском. Так как Марий и Цинна не смогли выделить достаточное количество легионеров для полной оккупации Испании, захвату подверглись лишь серебряные рудники и крупнейшие города обеих провинций. Отряд марианцев остановился и в небольшом городке Малаке[2]. Город являлся выгодным портом, потому и удостоился подобной чести. Через него доставлялось в Рим серебро и прочие богатства Испании. Ко времени прихода в Малаку марианцев там находилось много бежавших из Рима людей, вроде тебя, Марк. Волей обстоятельств им приходилось теперь покидать Малаку.
Бегать от господ привычнее рабам, но не людям сословия всадников и сенаторов. Поэтому они объединились в отряд, к ним примкнули всадники Малаки и владельцы окрестных вилл. Марианцы, занимая их дома и присваивая имущество, озлобили и тех и других. Дабы утолить желание мести, беглецы напали на серебряный рудник, перебили стражу и отпустили на волю рабов. После скитаний по горам и лесам они оказались на моей вилле. Сегодня к вечеру отряд вновь собирается в путь, и я подумал…
– Ты правильно подумал, Вибий. Мне до того надоела проклятая пещера, что я и сам собирался покинуть ее.
– Может, не стоит спешить? – осторожно предложил Вибий Пациан.
– О чем ты говоришь, друг? Ты предлагаешь мне сидеть, словно кроту, под землей, и ждать, пока другие будут сражаться за свободу Рима и добывать победу? Нет, не бывать этому!
Красс оставил Пациана и с быстротой молнии ворвался в пещеру.
– Друзья! – воскликнул он. – У нас появилась прекрасная возможность отомстить Цинне и его приспешникам за наши унижения и смерть близких людей. Недалеко стоит отряд римлян, которые, не жалея жизни, сражаются за свободу Отечества. Присоединимся же к храбрым людям и кровью смоем позор бегства!
Сервий и Децим давно не видели Красса таким возбужденным. Они проявили гораздо меньше энтузиазма: видимо, пещерная жизнь не успела им опротиветь. Однако, повинуясь старшему товарищу, они принялись собирать свои вещи.
– Кто такие эти люди? – спросил Децим.
– Друзья, не задавайте вопросов, я знаю немногим больше вашего, – отмахнулся Красс. – Берите с собой только оружие и самое необходимое.
– Самое необходимое для нас – Елена, – усмехнулся Сервий.
– О женщинах забудь, дорогой Сервий. Они тебе понадобятся не скоро, – не поддержал шутки Красс.
Елена и Эппия стояли в стороне и с тревогой наблюдали за сборами римлян. Едва Красс произнес последние слова, Эппия опрометью бросилась к нему и упала на колени.
– Господин! – с мольбой в глазах и дрожью в голосе произнесла она. – Ведь ты возьмешь меня с собой?