Она выглядела озадаченной.
– Трансгуманисты, как я слышала, решают эти проблемы просто мастурбацией, не сходя с рабочего места. Или не вылезая из ванны.
– Я тоже, – признался я. – Но мне кажется, это кратковременное решение для таких простых, как я. Только подвижники могут так всю жизнь, целиком отдаваясь науке или чему-то еще, а нам все-таки надо, чтобы нас хоть иногда любили.
– Нужен ответ, – сказала она понимающе, – да инженеры пока только берутся за эту деликатную проблемку, хотя наука уже сказала, как и что делать.
– Ты увиливаешь, – уличил я.
– Наверное, – согласилась она. – Наверное, потому, что ты хочешь получить ответ…
– Уже не хочу, – ответил я поспешно. – У тебя такое лицо…
– Какое?
– Будто сейчас ударишь.
– А ты уже и струсил?.. Ладно, Грег, я просто не готова. Начинать вить гнездо в нашем возрасте… просто дико, не находишь? Нам обоим повезло, у нас есть работа, это при нынешней сорокапроцентной безработице… ты хочешь, чтоб я ее потеряла?
Я подавленно промолчал, она права, мы счастливчики. Уже сейчас трудоустроена, как говорят чиновники, только половина населения, усиливающаяся автоматизация каждый день выталкивает на улицу сотни тысяч человек, президенты и премьеры всех стран бьются головами о стены, стараясь хоть чем-то занять народ. Шестьдесят процентов работающих, это вовсе не значит, что все шестьдесят работают, как сказали бы в старину, когда обслуживающий персонал если и считался работающими, то как бы людьми второго сорта, а сейчас менее трех процентов заняты в производстве, примерно семь процентов заняты в науке и хай-теке, а остальные либо всевозможные парикмахеры, стилисты, визажисты, дизайнеры, инисты, абигисты, флористы и прочие менеджеры менеджеров… Из заводов, фабрик и офисов не выходит масса народу, как в старые времена, да еще все в один час. Вообще о заводах и фабриках имеем смутное представление, все автоматизировано, даже в офисах по большей части пусто, большинство работают удаленно, широкополосная связь позволяет сохранять эффект присутствия.
Официант, молча угадав наше настроение, принес еще мороженого, совсем что-то фантастическое, настоящие средневековые башни с зубчатыми стенами и крохотными флажками из красного шоколада.
– Если хочешь повязаться, – предложила она, – то давай, если это поднимет тебе настроение.
– Вязка не поднимет, – ответил я.
– А что?
– Не знаю, – сказал я. – Наверное, только ты в моих объятиях.
Она улыбнулась:
– В твоих руках, в смысле? Твоей полной и безраздельной власти? Что-то мне кажется, ты не хайтековец, а как раз медиевист. Тебе бы феодалом быть, а женщина чтобы в чадре…
– У них женщины в чадре не ходили, – возразил я, – хотя да, платок был обязателен… Энн, я все равно тебя добьюсь! Я упорный.
Она задорно улыбнулась:
– Посмотрим!
Глава 4
Энн участливо предложила мне заехать на обратном пути в любой из клубов по дороге, где собираются любители одноразового секса с незнакомцами, там спросить имя или попросить номер телефона считается дурным тоном, я отказался, отвез ее, а сам вернулся домой и сразу же ввалился в спальню, где и рухнул, не раздеваясь, на постель.
В другой комнате через распахнутую дверь видно спортивную скамью, набор гантелей и даже беговую дорожку, а в дверной проем вделана перекладина. Был такой период года три тому, вдруг почему-то устыдился своей не весьма фигуры, но качаться оказалось трудно и нудно, а у меня всегда, едва беру в руки тяжелые гантели, в голову стучит здравое: одурел, ты же умный, у тебя же голова, а ты что развиваешь? Что ну уж совсем не понадобится при сингулярности!
Сейчас тоже попытался представить себе этот быстро надвигающийся мир, о котором большинство жвачных даже не имеют представления, но перед глазами стоит прекрасное в своей неповторимой чистоте и доброте лицо Энн, а в черепе больно стучит, как дятел железным клювом, вопрос: ну почему? Что я не так делаю?
На боковой панели жвачника вспыхнул зеленый огонек вызова, номер Вертикова, одного из моих работников.
Я сказал вяло:
– Связь.
Через мгновение на весь экран появилось его широкое потное лицо, он сперва всмотрелся в меня, человек очень предупредительный, заговорил участливо:
– Я не потревожил? А то смотрю, ты почему-то дома, но не спишь…
– Не сплю, – подтвердил я. – Это я мыслю.
Он сказал бодро:
– Это хорошо, у нас на тебя вся надежда. Помнишь, ты говорил, что хотел бы тоже коттедж купить?
– Уже не хочу, – ответил я хмуро.
– И правильно, – сказал он. – Я столько намучился с этим гребаным ремонтом! Представляешь, купил такой милый загородный домик, думал и зиму там пробуду, а там холодина, как на Колыме! Вызвал умников, отодрали окна, а там щели в два пальца шириной!.. И так все до единого!.. А сегодня прочел, что Абрамович купил дворец за триста миллионов долларов, сердце прямо рвется от сочувствия. Это ж сколько там окон ему придется бедному конопатить?..
Я сказал брезгливо:
– Что за человек такой жалостливый? То Памелу Андерсен жалел, что не сможет играть на баяне, теперь вот слезу роняешь из сочувствия к Абрамовичу… Говори, чего звонил?
– У тебя лишней матки кампонотуса не отыщется? – спросил он. – А то моя совсем мало яиц откладывает. Боюсь, скоро помрет.
– А как ты подсадишь новую? – спросил я.
Он отмахнулся:
– Да придумаю. Либо их запахом обрызгаю, либо еще как обману… Снабдишь твоего верного оруженосца?
– Снабдю, – ответил я.
– Отлично, – обрадовался он. – Завтра в офисе передашь?.. Покажи, как они у тебя сейчас.
Я слез с дивана, взял мобильник и повернул его камерой в сторону стены, что от пола до потолка в формикариях и мирмекариях разных конструкций.
– И где они? – спросил он.
– Смотри лучше, – сказал я насмешливо. – Ты их от фуска хоть отличаешь?.. Позумь, пройдись поиском…
Он сопел и пыхтел, пытаясь рассмотреть матку получше, у меня она откладывает яйца, как скорострельный пулемет, а я вспомнил, как все это начиналось.
В школу я пошел в шесть лет, как все, в шестнадцать лет в универ, тоже как большинство, однако на третьем курсе опубликовал ряд работ по обмене информацией между амебами, затем нашел новый подход к изучению трофаллаксиса у муравьев и дал ему иную интерпретацию, резко отличающуюся от классической. Я был удивлен, когда через три месяца в универ зашел некий господин, с которым очень почтительно разговаривал ректор, и сразу же обратился ко мне с вопросом, почему это я сделал такие странные выводы.
Я повел домой, где муравьи живут в формикариях, мирмекариях, в трехлитровых стеклянных банках, в древесных пнях и даже в цветочных горшках, к тихому ужасу моей добрейшей мамы, что ни в чем мне не перечила.
Господин посмотрел, поудивлялся, выслушал мои объяснения, а на другой день ректор вызвал меня и сообщил торжественно, что благотворительный фонд по развитию науки имени Билла Клинтона выделяет мне грант на самостоятельные исследования.
