Все хохотнули, а Жулин сделал вид, что его это не интересует, и продолжил излагать свою сагу:
– Так вот, в восемь десять ушел Дима в секретную часть за картами и, короче, не вернулся. То есть вернулся, конечно, но не к восьми тридцати, а к четырнадцати ноль-ноль. В руке его был секретный чемодан, битком набитый секретными, стало быть, картами. Преподаватель тактики подполковник Мордвинов поднимать шухер не стал, ибо сам когда-то был курсантом. Но после занятий стало ясно, что шухер поднимать придется. Ибо пропал будущий офицер. Это во-вторых. С чемоданом секретных, мать-перемать их, карт. Это во-первых. Лишь за минуту до сбора всего училища по тревоге пропажа объявилась и доложила, что утром, отправившись из учебной части в казарму, оказалась во власти нереально черных дыр. Мы потребовали дополнительных объяснений, так как оргазм в самоволках тоже испытывали, но ни разу не использовали для этого чемодан с секретными картами. Ведь у нас есть шесть курсантов, претендующих на золотую медаль, а инопланетяне с попой вместо головы останавливают свой выбор на том, кто в слове «рекогносцировка» делает семнадцать ошибков.
– Ошибок, – поправил Ермолович.
– Да какая разница. В качестве доказательства Дима предъявил упоительно сиреневую гематому под глазом и ожог второй степени на правой длани. Реконструируя былое, астронавт вспомнил, что прежде всего его свалил на сырую землю удар по лицу. Когда он очнулся, обнаружил себя в стремительном летательном аппарате явно импортного производства с мигающими лампочками. В свете этой цветомузыки к его курсантскому запястью какая-то скользкая тварь, явно пидор по жизни и прихвостень империализма, прилаживала электрод. К советскому запястью капиталистический электрод не приклеивался, и тогда тварь приварила его автогеном. Потом Дима странствовал в дальних мирах, видел их перекрестки и закачивался по самую ватерлинию данными о вооруженных силах разных планет. Ну и, конечно, куда без этого, наблюдал за нами, стареющими и вяло двигающимися по службе. Сверху, разумеется. И так десять лет.
– А чего вернулся?
– Бежал, – объяснил Жулин. – Но лучше бы остался там. Пришельца отправили в медсанчасть, дав ему сопровождение. «Чтобы опять не унесли», – пояснил нам подполковник Мордвинов. Астронавт попал в распоряжение майора-начмеда по кличке Пиночет, популярного тем, что он частенько переживал мгновения гневного затмения. Сей доктор отлавливал курсантов, курящих у медсанчасти, и заставлял их сжирать бычки прямо так, непотушенными. Нужно ли говорить, что Диму он быстро поставил на ноги! Говорят, начмед хотел ложкой и отверткой сделать больному лоботомию, узнав, что с высоты пятисот тысяч километров было хорошо видно, что подполковника он так и не получил. Но Дима вовремя вспомнил, что это был не начмед, а начфин. В связи с появившимися смягчающими обстоятельствами Пиночет статус лечения понизил и повелел встромить аутлендеру по уколу пенициллина без новокаина в каждое полушарие. В ту ночь, говорят, не спала вся медсанчасть и еще десяток гражданских многоэтажек по соседству. Все были потрясены и смяты тем, как быстро Пиночет обучил Диму джиге. Есть такой ирландский танец.
– И что после с космонавтом было?
– Диму я больше не видел. Но, зная о ценности его персоны для внеземных цивилизаций, могу с уверенностью заявить, что сейчас он смотрит на меня и стучит инопланетным тварям о моей слабости – непреодолимой тяге к красивым умным женщинам. Так что в ближайшие месяцы мне придется сперва выяснять, что там у дамы внутри, и лишь потом вести ее в кафе или на выставку скульптур, изготовленных из некрашеных корней. Я патриот и просто так космическим хищникам не дамся.
Все медленно полегли на землю.
– Женщины, да еще и красивые!.. – с сарказмом выдавил Маслов. – Сейчас бы просто конфету. «Дюшес», леденцовую.
Еще семь секунд Стольников слышал только едва ощутимый стук молоточков в ушах. Кругом было тихо, как в раю.
А потом на поляну перед «зеленкой», трусливо поджимая хвост, выбежал шакал. Самый обычный, каких Стольников видал в Чечне десятки раз. Он заметил людей раньше, чем они его, встал в полусотне шагов от группы, разместившейся на траве, поднял морду и повел носом. Потом вдруг напрягся и прижал уши. Стольников заметил, как шерсть на спине животного слегка поднялась. Шакал замер.
«Он увидел не только нас», – понял Саша.
Вслед за этим случилось то, что заставило разведчиков забыть обо всем, кроме одного – где лежит оружие.
– В ружье!.. – прозвучал хриплый от волнения голос Жулина.
Саша вскочил на ноги и развернулся. «Зеленка», до этой минуты занятая вроде бы только его группой, ожила и выпустила из своей глубины боевиков, одетых в форму грузинского спецназа.
Люди убитого Вакуленко, руководимые кем-то из офицеров, оставшихся в живых, двигались по лесу полукругом, и майору была хорошо понятна цель этого движения. «Грузины» сжимали разведгруппу в кольцо.
– К бою!.. – прокричал Саша. – Одиночными – огонь!
Глава 3
Разведчики выстрелили вразнобой. В ответ застучали очереди, и Стольников различал среди них ударную дробь ротных пулеметов. Люди Вакуленко имели американское оружие. Значит, пулеметы – это М60. Их хрипловатый лай отличался от российских ПК, работавших с тяжеловесным стуком.
Стольников смотрел на холм, с которого спускались «грузины». Они вытесняли разведчиков на открытое место, и его пронзила мысль о том, что все очень похоже на то, как одиннадцать лет назад его точно так же выдавливала на равнину из «зеленки» банда Алхоева. В тот день он впервые вошел в Другую Чечню.
– Не отходить! – приказал майор, понимая, что пятиться некуда.
При каждом откате до очередной ложбины он будет терять людей. Стольников знал это, решил вкопаться в землю и биться до последнего.
«До чего последнего-то? – подумал он. – Человека или патрона?»
Людей было мало. Патронов, если учесть обстоятельства и плотность огня наступавших, не хватит и на час боя.
Но он принял решение остаться в «зеленке».
Тут вдруг потянуло холодком. Как будто по волосам его, играясь, прошелся ветер. В горячке боя майор это едва заметил.
Следом в лицо ударила горячая волна. Он не успел закрыть глаза, и боль в них была такой же мерзкой, как и привкус меди на губах. Стольников машинально пополз назад, чуть приподнялся. Меньше секунды прошло с тех пор, как перед ним появился шакал. Саша открыл глаза.
Мимо него пронеслось что-то огромное, похожее на ствол дерева, очищенный от сучьев. Майора на миг накрыла тень. Это что-то ломало кустарник, врезалось в шакала, снесло его с ног, и он полетел в сторону разведчиков. Так ветер сдувает со стола легковесную статуэтку из пластмассы.
Стольников едва успел увернуться. Визжащий шакал пролетел мимо него, почти коснувшись лица оскаленной мордой. В этот момент какая-то сила крутанула майора так, как будто кто-то перекинул его через бедро в борцовском зале. Он перевернулся и увидел, что в ста метрах за местом их привала, в глубине «зеленки», взорвался воздушный шар, наполненный красной краской, в мгновение ока расцветившей кусты.
Саша понял – это огонь.
Он услышал треск деревьев, разлетавшихся в разные стороны, словно хворост. На том месте, где они росли, теперь замерла огромная красная сфера.
Только сейчас майор услышал взрыв, раздирающий его барабанные перепонки. «Зеленка» встрепенулась, бросила ему в лицо все свои звуки, увеличив их мощность до максимума.
Объемный взрыв огромной силы поднял землю на высоту десятиэтажного дома, оглушил разведчиков и разметал их в стороны, забил землей рты и ноздри. Бойцы даже не пытались понять, что произошло.
Стольников кувыркался в воздухе как плюшевый медведь, брошенный ребенком. Его ударило о землю, засыпало ветками и дерном. В эти мгновения ему казалось, что его хоронят заживо.
Трещали падающие деревья. Сучья, похожие на обглоданные кости, комья земли, кубометры дерна – все это находилось в воздухе. Звуки перемешивались с цветом, с оглушительными криками своих и чужих.
Закрываясь рукой, Саша посмотрел перед собой.
Перед ним стоял «грузин». Вместо головы на его плечах торчал обрубок шеи, из которой бил черный фонтан.
В воздухе по-прежнему крутились куски человеческих тел, толстые сучья, сломанные, словно спички, взлохмаченные корни деревьев, вырванные из земли. Все это ударялось друг о друга, то исчезало в земляной каше, то снова появлялось.
Стольников понял, что эпицентр взрыва находился далеко от места привала, и облегченно выдохнул. Хотя насчет облегчения сказано слишком сильно. Воздуха ему по-прежнему не хватало, грудь болела от ударной волны, голова гудела.
Саша собрался и прокричал:
– Эй!.. Все в порядке?
– Нормально, командир!.. – донесся до него голос Ермоловича.
Майор повернул голову и спросил:
– А почему у тебя из носа кровь хлещет?
– Сучком ударило! Все нормально, я всех вижу!
Это была пока единственная хорошая новость.
Резкий внезапный свист заставил Стольникова пригнуться. Гигантская щепа, словно отколотая топором, стрелой промчалась мимо, как на шампур насадила на себя обезглавленный труп и закинула его на дерево, под которым пытался прийти в себя Жулин. Прапорщик закрылся руками, когда лава горячей крови хлынула ему на голову.
Ударная волна катилась эшелонами. Стольников все еще чувствовал ее силу. Он вытянул руку, пытаясь найти опору. Это был взрыв. Но кто и как его произвел?
Пыль еще долго не осядет. Но уже сейчас майору было ясно, что новая ложбина будет глубже всех тех, что уже существуют в Другой Чечне.
– Я не понял, это что было? Моя «эфка»?! Ее чем, плутонием начинили?!
– Олег, возьми левый фланг! – прокричал майор, разрезая очередью пространство перед собой. – Ключников, Баскаков, со мной!
Двигаясь вперед наугад, как в дымовой завесе, бойцы стреляли незнамо куда. Ответной пальбы больше не было. Видимо, «грузины» решили отойти и разобраться, что же такое произошло.
Стольников слышал выстрелы слева. Часть группы, ведомая прапорщиком, шла параллельным курсом.
Внезапно перед майором появился один из людей Ждана. Он кашлял, размахивал руками, ничего не видел и не стрелял, потому как совершенно не понимал, куда именно нужно целиться.
Саша вскинул автомат и от бедра выстрелил, отсекая очередь в два патрона. Пробитый пулями в упор, «грузин» захрипел, выронил винтовку и покатился майору под ноги. Стольников перескочил через него и двинулся дальше.
Два или три раза перед его глазами представала неприятная картина. Разорванные тела солдат Ждана лежали как мусор, оставленный туристами. Повсюду валялись оружие, конечности, обрывки снаряжения и одежды.
– Стой! – приказал Стольников.
Все опустились на землю, заняли позиции за подходящими укрытиями.
– Назад!
Больше не было слышно ни воя, ни рыка. Но деревья вокруг продолжали падать. С тишиной по-прежнему не складывалось.
Уцелевшие «грузины» куда-то отошли. Поблизости не было видно ни души. Разведчики за какую-то минуту спустились к подножию высоты.
Стольников обошел своих, убедился, что все в порядке, и двинулся к тому месту, откуда доносился тихий, жалобный визг. Через десяток шагов он набрел на шакала. Животное агонизировало, едва шевеля передними лапами. Задние были оторваны, вместо них торчали окровавленные лохматые обрубки.
Стольников вынул из кобуры «Гюрзу», направил ствол в голову шакала и нажал на спуск.
– Что это было, командир? – Отплевываясь и чертыхаясь, к Стольникову подошел Ключников с «Валом» в руке.
– Это была ракета «земля – земля», парень.
– Что за хрень! – взревел Жулин, пытаясь стереть с себя чужую кровь. – Откуда здесь могла взяться тактическая ракета?!
– Оттуда же, откуда все остальное! – Стольников вдруг почувствовал прилив гнева. – Сука!..
– Да кто сука-то? – робко поинтересовался Айдаров, осматривая ночной прицел, висевший у него на поясе.
– Как он нас вычислил? – Майор ударил кепкой о землю, взъерошил волосы. – Я не понимаю, как такое могло случиться.
Бойцы догадались, что Стольникова сейчас лучше не волновать, не доставать вопросами, разошлись, встали спиной к равнине и вглядывались в «зеленку».
– Рация Зубова… – продолжал бормотать Саша. – Но я ее разбил и выбросил в пятистах метрах от Южного Стана. Что еще? Я не понимаю.
Вдруг его взгляд упал на две трофейные винтовки М16, висевшие за спинами бойцов. Патронов к ним было не больше пятидесяти, поэтому использовались они в основном для охоты на зайцев. Майор взял одну из них, отстегнул магазин, удалил патрон из патронника и подошел к абрикосовому дереву, наполовину выкорчеванному взрывом. Он схватил винтовку за ствол и изо всех сил ударил прикладом по бедному абрикосу.
Пластмасса раскололась только со второго раза.
Саша осмотрел винтовку, отшвырнул ее и поднял приклад.
– Командира оглушило, – шепнул Маслов Ермоловичу. – Ты бы дал ему каких-нибудь пилюль.
– Сейчас я ему скажу, он тебе все даст.
Маслов отошел в сторону и стал наблюдать за тем, как майор ломал приклад. Теперь уже ножом.
– Вот оно.
Услышав эти слова, Жулин тут же подошел к Стольникову. Тот повернул к нему приклад так, чтобы было видно его содержимое.
– Что это?
Внутри приклада на солнечном свете блеснула крошечная металлическая плата.
– Это, строго говоря, жучок, товарищ прапорщик.
– А зачем в винтовке «грузина» жучок? – ошеломленно выдавил Мамаев.
Стольников с размаху запустил приклад поверх крон деревьев, взял вторую винтовку и разбил тем же способом. В ее прикладе он увидел то же самое.
– Вывод?.. – Стольников яростно растер подбородок, послышался скрип двухнедельной щетины, уже переходящей в бороду. – В каждой «грузинской» винтовке имеются устройства, позволяющие отслеживать местонахождение хозяина оружия. Винтовки и все другое, что стреляет, – вещи номерные, закрепленные за конкретным лицом. Таким образом, сидя в операторской НИИ, можно с точностью до метра устанавливать местонахождение того или иного лица.
Айдаров посмотрел на свой «Винторез» и начал:
– То есть, если я сейчас расколочу приклад…
– Успокойся, а то я тебе расколочу! – строго оборвал его майор. – Это оружие из личного арсенала генерала Зубова. Здесь нет устройств слежения. А стрелялки людей Ждана, видимо, напичканы электроникой. Вопрос в другом. Как Ждан узнал, что именно эти винтовки оказались в наших руках?
– А как ты думаешь, много ли сил нужно было потратить тому, кто сейчас руководит «грузинами», чтобы проверить личный состав, оружие и доложить Ждану по рации? – ответил Жулин.
– Но именно эти! Если мне не изменяет память, одну из них я забрал у бойца из отряда Вакуленко. У больницы дело было. А бесхозных сколько валяется!..
– Почему ты решил, что ракету навели по нашим винтовкам?
Стольников поднял красные от возбуждения глаза на Жулина и полюбопытствовал:
– Ты хочешь сказать, что Ждан отработал ракетой своих?
– А почему нет? Сколько ты видел здесь «грузин»? Полтора десятка нас обстреливали, не больше. Группе было дано задание выйти на нас, завязать бой, заставить закрепиться на рубеже и доложить о выполнении задания по рации. Зачем следить по маячкам тех, кто сгинул в первые часы боя в Южном Стане? Можно навести на нас конкретных людей и ударить. Ты заметил, куда угодила ракета? Двести метров за наши спины! Как раз там, где и находились люди Ждана. Офицер сообщил, что засек нас, и Ждан дал команду на пуск.
– Тогда нам нужно поторапливаться, пока кто-нибудь из оставшихся в живых не сообщил, что мы уцелели. – Стольников закинул автомат за спину и коротко свистнул: – Направление – высота.
Он приказал своим людям подняться по «зеленке» до верхушки холма. Это означало, что разведчики должны пойти навстречу людям Ждана. Саша решил, что ничего лучшего сейчас придумать нельзя. Уходить бессмысленно. Не эта, так другая «грузинская» группа сойдется с его людьми. Народа у полковника Ждана пока хватает. Кстати, отряд, атаковавший разведчиков, точнее сказать, его остатки, можно настигнуть сейчас. Бойцы Ждана оглушены, растеряны и почти все, конечно же, ранены. Самое время нагнать их и добить.
«Нужен пленный, – думал Стольников, поднимаясь и скользя меж деревьев. – Причем срочно! Еще патронов бы раздобыть».
Оружия и боеприпасов вокруг было много. Винтовки М16 и подсумки с магазинами валялись повсюду. Стольников видел даже «Вал». Но уже было понятно, что брать это оружие никак нельзя. Иначе группа окажется под полным контролем Ждана.
– Как же он так, своих-то?.. – пробормотал Жулин, идущий рядом.
Стольников внимательно посмотрел на него и ответил:
– Для этого человека не существует своих. Нас спасла «зеленка». Если бы она не была такой густой, то мы с тобой сейчас и не разговаривали бы.
Вскоре свет, проникающий в заросли, стал ярче, а деревья уже не так теснились друг к другу. Стольников заметил несколько пятнистых теней, двигающихся в сотне шагов впереди разведчиков. Почти столько же оставалось и до вершины высоты.
– Олег, видишь их?
– Вижу!
– Заводим наверх и работаем! Мне нужен один живой, ты понял?
Жулин ничего не ответил. Он что-то тихо приказал своим бойцам и широкими шагами стал отрываться от Стольникова.
Людей в грузинской форме было трое. Они потеряли из виду своих, двигались наугад, возвращались туда, откуда пришли. Возможно, это оказались последние из тех, кто пытался атаковать группу на склоне. Как бы то ни было, враги были вооружены. По их отчаянным движениям нетрудно было догадаться, что отдавать свою жизнь дешево они не собираются. Вскоре Стольников разглядел среди них офицера. Насколько он понимал в знаках различия грузинской армии, перед ним был лейтенант.
– Офицера оставить мне! – крикнул он так, чтобы его услышали и беглецы.
Люди Ждана сами облегчили задачу группе. Словно сговорившись, они разделились и стали уходить уже вниз по склону в трех направлениях. Парни в грузинской форме из последних сил перевалили через холм и скатывались с него, стараясь обходить деревья. Чем ниже спускалась погоня, тем гуще становился лес.
Стольников понял, что с кроссом по пересеченной местности пора заканчивать. Иначе эта троица сейчас войдет в самую гущу «зеленки», развернется и откроет огонь. Это будет лишь новая потеря сил и времени.
Майор прекратил бежать, на согнутых ногах, управляя ступнями как лыжами, доехал до ближайшего дерева. Трава была густа, так что это не составило труда. Он скользил, как по снегу. Сложнее было остановиться. Стольников уложил автомат на сук, несколько раз выдохнул, успокаиваясь, и тщательно прицелился. Стрелять надо было так, чтобы бегущий офицер остался жив. Сделать это не так уж и просто.
Когда майор катился к дереву, он передвинул предохранитель автомата на одиночную стрельбу. Сейчас ему оставалось только плавно нажать на спуск и молить Господа о том, чтобы беглец не запнулся или не присел, поскользнувшись.
Выстрел грянул, «грузин» упал.
Саша снял автомат с ветки и бросился туда, где исчезла в высокой траве голова человека из отряда Ждана.
Он не хотел умирать. Пуля, выпущенная кем-то из преследователей, ранила его в бедро. Лейтенант был сбит с ног и с десяток метров катился по сухой густой траве. Пустяковое сквозное ранение, которое в стационарных условиях даже не рассматривается как угроза здоровью. Но это только тогда, когда остановлено обильное кровотечение, зондирована рана и наложена антисептическая повязка. Остается соблюсти постельный режим и глотать витамины. Беглец не имел ничего. Даже куска веревки, чтобы перетянуть бедро.
Он поднялся и побежал, с досадой пытаясь разглядеть среди листвы спины товарищей. Им повезло больше. Они уходили, и расстояние между ними с каждой секундой увеличивалось. За спиной несколько минут назад кто-то крикнул: «Офицера оставить мне!» Это значило, что скоро произойдет встреча.
Опираясь на здоровую ногу, лейтенант скакал и, как уж мог, сдерживал ладонью кровь, сочащуюся из раны. Туда, вниз, как к спасительному рубежу, где его ждет отдых и уход!
На самом деле не было ни спасительного рубежа, ни ухода. Ничего не было. Он просто бежал, не желая умирать. Надо же было такому случиться, прямо в бедро, насквозь!.. Лучше, чем с пулей, засевшей в мышце, но этот выстрел замедлил его продвижение, превратил в добычу номер один.
Лейтенант потрогал рукой кобуру на здоровом бедре. Винтовка вылетела из рук, когда в ногу ударила пуля. Боли он не чувствовал, лишь с отчаянием ощущал, как в него, вытесняя азарт погони, проникал страх. Он тяжелил ноги, туманил мозг и не давал дышать ритмично. Только часто, лишь горлом, неполной грудью.
Животное чувство страха не смогло прогнать боль. Человек, углублявшийся в лес, окончательно потерял выдержку. Он икал и рычал, стремясь разорвать расстояние между ним и преследователями, а оно становилось все меньше и меньше.
Офицер уже слышал шаги за спиной. Треск сухих сучьев резал слух. Ему стало понятно, что теперь его жизнь не стоит ничего. Эти волки загонят его душу в преисподнюю раньше, чем он доберется до подножия высоты. Да и что там может быть хорошего?
– Баскаков, прими этого!.. Я помогу Олегу!
Тот, кто приказывал оставить офицера живым, теперь передал его какому-то Баскакову. Но в беглеце вдруг что-то взорвалось. Трудно сказать, отчаяние это было или же злоба на собственное бессилие, да только лейтенант выхватил из кобуры «кольт» и, глухо матерясь, роняя слюну и кашляя, завалился за ствол дерева.
«Я выживу!» – пообещал он себе.
Но окрик, раздавшийся в лесу, заставил офицера вернуться из мира иллюзий в проклятую реальность:
– Эй, дружок! Шевельни мозгами, если они у тебя еще остались! Ты ранен, патронов у тебя ровно столько, сколько нужно, чтобы застрелиться! Ты уже никуда не уйдешь. Брось пистолет и выходи! – Баскаков говорил, прижавшись спиной к дереву.
Он сидел лицом к вершине и вынужден был кричать куда-то в небо:
– Через полчаса ты уснешь от потери крови!
Ответом ему была тишина.
– Он думает, – объяснил Мамаев сержанту. – Видимо, есть смысл ускорить этот процесс.
Встав на колено, он трижды выстрелил в дерево, за которым лежал лейтенант из отряда Ждана.
– Он спятил, – снова доложил сержанту Мамаев. – Рехнулся. Давай-ка я обойду его справа, и это дело закончится.
– Ты не слышал? Стольникову он нужен живым!
– Ну, тогда ждем.
Лейтенант появился из-за дерева и дважды выстрелил в сторону разведчиков.
Когда на их головы упали последние ветки, Баскаков спросил:
– О каком количестве патронов мы сейчас говорим?
– У него армейский «кольт» сорок пятого калибра. В штатном магазине десять патронов. Если предположить, что четыре раза он в нас уже выстрелил, то осталось шесть.
В двадцати метрах от них снова началось движение, раздались крики:
– Убирайтесь отсюда, здесь территория Грузии! Все равно вы все сдохнете! Предатели и изменники!
По сбивчивой речи Баскаков понял, что нужно действовать. Иначе, чего доброго, лейтенанту придет в голову застрелиться. Потом Стольников за это семь шкур сдерет. В первую очередь, конечно, с сержанта. Так всегда было.
После такой тирады ни о какой сдаче в плен и речи не могло идти. Баскаков это понимал, поэтому отложил автомат и показал Мамаеву глазами в сторону дерева, за которым засел истекающий кровью офицер Ждана.
После этого он прислушался к стрельбе на западном склоне и одним рывком влетел в чащу.
– Куда?! – яростно прошипел Мамаев. – Он через час и без этого отключится от потери крови!
– Зачем он Стольникову нужен без крови? – донеслось из кустарника. – Разговори этого героя.
По едва заметному шевелению верхушки шиповника было понятно, что Баскаков ползком огибал то место, где залег лейтенант.
Мамаев прижался к земле, чтобы его не могла зацепить шальная пуля, выпущенная из «кольта», и прокричал:
– Эй, генацвале, который русский! Ты только одно мне ответь! Зачем ты в своих стреляешь?
– Папа римский тебе свой, сука!.. – донеслось в ответ.
– Мне своя мама римская. Пока ты еще в состоянии соображать, я хотел бы тебе кое-что объяснить…
Он старался говорить, не прерываясь. Обстоятельства требовали без остановки забивать голову лейтенанта любой бестолковой информацией. Нужно было отвлечь его внимание от Баскакова, который сейчас находился всего в нескольких метрах от своей цели.
Лейтенант прижимался к земле и слушал Мамаева, пытаясь сообразить, чего от него хотят. Эта сумасшедшая гонка продолжалась уже две недели. Она заканчивалась для него тем, что он умрет от потери крови или от пули.
У лейтенанта еще хватило сил подумать: «А разве это не одно и то же?»