Танату не повезло и во второй раз. Но он решил сохранить достоинство и не стал бросаться впопыхах за убегающей жертвой. Безликий не сводил глаз со здания, на которое взобрался конкурент, уповая на то, что он покажется целиком… Безликому тоже не повезло – хищник не подошел к краю крыши, предпочтя убраться с нее тем же путем, каким он туда залез. Верхушка его спины – вот и все, что успел рассмотреть охотник. Можно сказать, ничего. Но в целом пищи для размышлений собрано предостаточно. Теперь он имел представление о габаритах, физических возможностях и потенциальных жертвах конкурента… Хотя, почему «конкурента»? Разве Танат не облегчал ему задачу, выводя из игры их общих противников? Другой вопрос, как он поступит с Безликим, если столкнется с ним однажды на узкой тропинке… Впрочем, Безликий техникой не пользовался и мог свести вероятность такой встречи к минимуму.
Танат был не первым и даже не самым опасным аномальным существом, с какими Безликий сталкивался в жизни. Но как бы то ни было, искушать судьбу, попадаясь на глаза такому зверю, охотник не собирался. И решил отлежаться в укрытии еще немного, дабы убедиться, что хищник не рыщет вокруг «кляксы» и не метит свою территорию.
Однако, едва за вертолетом улеглась пыль, как возле аномалии появился третий за сегодня после ЦИКа и Таната гость. В какой момент он тут нарисовался, Безликий не заметил. Глянув на крышу, где недавно побывал Танат, он опустил глаза вниз и обнаружил на месте высадки квестеров… Инструктора! Одетый в свой обычный серый комбинезон, он как ни в чем не бывало сидел на земле рядом с «кляксой», обратив скрытое непроницаемой маской лицо точно на позицию Безликого.
Инструктор не подавал никаких знаков, но было очевидно, что для него не секрет, где прячется страж пакалей. Зато для стража визит «серого» стал такой же неожиданностью, как и появление на сегодняшней «вечеринке» Таната. Да, Инструктор предупреждал, что он сам разыщет своего подопечного. И все же профессиональная гордость Безликого была уязвлена тем, что его укрытие оказалось так легко вычислено.
Безликий не стал проверять, когда у Инструктора закончится терпение, и, покинув террасу, спустился вниз. После чего, уже не таясь, вышел к новому гостю, выбравшему, честно говоря, не самое удачное место для встречи.
– Давненько не виделись, Инструктор, – заметил охотник вместо приветствия. – Или мне лучше называть тебя «серым»?
– Называй как угодно, – невозмутимо ответил тот. – Определения – это всего лишь слова. Для меня гораздо важнее то, что за этими словами стоит. Ты неплохо преодолел первый этап работы: изучил расставленные на доске фигуры, отразил сделанные ими первые ходы и выведал цель игры.
Надо признать, я в тебе не разочарован.
– Если ты такой всемогущий, что можешь наблюдать за всеми моими действиями в «прямом эфире», почему бы тебе просто не подключить ваши технические ресурсы для непосредственного наблюдения за противниками? – поинтересовался Безликий. – Тем более что их техническое оснащение и близко не чета вашему. В чем смысл подобного ретроградства: иметь возможность установить вокруг объекта современную охранную систему, но вместо этого привязать к нему на цепь обычного сторожевого пса? Выходит, вы меня обманывали, и на самом деле ценность пакалей не так уж высока?
– О чем ты говоришь – конечно, они для нас очень важны! – запротестовал Инструктор. – Просто тебе нужно научиться мыслить шире. И уразуметь бессмысленность такого понятия, как ретроградство, когда дело касается пространства и времени. Вопрос не в методах как таковых – вопрос в их уместности на определенном этапе или уровне игры. Если ты приобрел себе в хозяйство пистолет для забивания гвоздей, это еще не значит, что нужно выбросить на помойку дедовский молоток. Если в нашем распоряжении есть мощные технологии, это не значит, что мы должны отказаться от примитивных способов достижения своих целей. И только тебе, а не твоему молотку решать, каким способом забивать тот или иной гвоздь.
– Но вы, «серые», могли бы облегчить мне задачу и сразу рассказать о пакалях, о том, что тут замешан некий ЦИК, и о той огромной твари, которая охотится в Дубае за техникой. Или станете утверждать, что вы обо всем этом ничего не знали?
– Знали, конечно, – подтвердил «серый». – Однако не забывай: ты рисуешь чертеж, у которого есть еще одна, дополнительная шкала измерений. И любое, даже малейшее отклонение от нее также недопустимо. Вся информация, какую ты добываешь или получаешь от нас, попадает к тебе в строго определенное время. Ни раньше, ни позже. Таковы условия твоего задания. И раз уж ты согласился с ними, будь добр играть по правилам… Впрочем, я здесь не за тем, чтобы напоминать тебе о них. Ты выжил, а, значит, по итогам первого этапа работы тебе полагается поощрение. Видишь мусорную урну возле той пальмы? Загляни-ка под нее.
– И что я должен там обнаружить?
– О, поверь, тебе это понравится, – уклонился от прямого ответа Инструктор.
Безликий терпеть не мог подобные экивоки, особенно, когда не доверял своему нанимателю. А вдруг тот, добыв с его помощью все необходимые данные, решил устранить более ненужного исполнителя, замаскировав под награду взрывное устройство? Хотя, с другой стороны, к чему такие сложности? Желай Инструктор Безликому смерти, он бы просто материализовался из воздуха за спиной жертвы, всадил ей пулю в затылок и снова исчез, затратив на все про все не больше секунды.
Охотник холодно глянул на скрытое маской, лицо собеседника, затем извлек металлоискатель и проверил собранную им информацию. В радиусе пятидесяти метров обнаружился всего один объект, похожий на пакаль. И находился он – надо же, какое совпадение! – именно там, куда указывал Инструктор.
– Так вот, значит, о чем идет речь, – проворчал Безликий. – Что ж, спасибо за подарок. И впрямь, давно пора взглянуть, из-за чего разыгрался этот ваш пространственно-временной сыр-бор…
Вытащенный из-под урны пакаль был сделан из серебристо-матового металла, больше похожего не на серебро, а на хорошо отшлифованный алюминий. Так что тут Безликий отчасти сказал квестеру правду: один белый пакаль у него теперь есть. А вот с символом он не угадал. На пакале были изображены вовсе не перекрещенные жезлы и не человек с головой собаки, а рука в латной железной перчатке-краге, сжимающая обоюдоострый кинжал.
Или это вовсе не перчатка? Безликий посмотрел на свой протез, на котором в специальном зажиме был также закреплен кинжал. Если его отстегнуть и зажать в протезном кулаке, сходство с картинкой выйдет более чем очевидное.
Любопытно, что это: несущее в себе скрытый смысл послание, ироничная насмешка «серых» или всего-навсего совпадение? Охотник перевел взгляд на Инструктора, но поди определи, что написано на его спрятанном под маской лице. Можно, разумеется, не гадать, а просто спросить, да только ответит ли?
– Это должно что-то для меня значить? – осведомился Безликий, развернув пакаль картинкой к собеседнику.
– Возможно, да. Возможно, нет. Кто знает… – пожав плечами, неопределенно ответил тот. – Впрочем, кроме награды тебе полагается и кое-какой бонус… Дай-ка сюда металлоискатель.
Безликий протянул ему прибор и хотел предупредить, чтобы он случайно не сбил настройку или не стер нужную информацию, как по закону подлости именно это и случилось! Едва металлоискатель оказался в руках Инструктора, по дисплею сразу побежали помехи, и он погас. А когда через несколько секунд вновь заработал, карта на нем была девственно чистой. Отметки, что наносились туда всю последнюю неделю, исчезли! И теперь, чтобы восстановить информацию, Безликому снова придется прочесывать Лагуны вдоль и поперек.
– Вот спасибо, удружил! – заметил он, стараясь не показывать вида, что готов прикончить «серого» на месте. – И впрямь, всем бонусам бонус! Век не забуду твою щедрость!
– Упс! Проклятье, какой же я неловкий! – выругался Инструктор, но вместо испуга или сожаления в его голосе звучали насмешливые нотки. Вот как, значит? Да неужто он, паскуда, нарочно похерил результат многодневных трудов охотника?! – Да ладно, расслабься – все в порядке. Вообще-то, тебе не злиться на меня надо, а, наоборот, спасибо сказать.
– За что?
– За генеральную уборку твоего архива от мусора. И еще вот за это. – Инструктор уменьшил на дисплее масштаб карты и аккуратно, одна за другой, поставил на ней две новые отметки. Одна из них находилась в границах глаза бури, а другая – далеко за его пределами.
– Надо полагать, в этих местах я отыщу остальные пакали? – догадался Безликий.
– Правильно, – подтвердил «серый». – Ты почти угадал их количество в дубайской зоне. Вот за это мы и премируем тебя бонусом – указываем точное месторасположение двух оставшихся артефактов.
– Но один из них слишком далеко отсюда. А я все это время по твоему приказу охранял территорию вокруг «кляксы», – напомнил охотник. – Где гарантии, что этот пакаль еще не найден и не вынесен из Дубая?
– Таких гарантий нет, – развел руками Инструктор. – Я даже не могу гарантировать, что и второй пакаль все еще лежит там, где я указал. Чтобы убедиться в этом, тебе придется проверить каждую из двух точек. И, раз уж ты теперь в курсе, что именно оберегаешь, можешь поступать с найденными пакалями по своему усмотрению. Оставь их на местах, перепрячь, носи с собой… Делай все, что угодно, лишь бы они по-прежнему находились в границах бури.
– Звучит неплохо, – удовлетворенно кивнул Безликий. – Однако что-то подсказывает мне: не все здесь так гладко, как ты расписываешь. В чем подвох?
– Подвох? – «Серый» рассмеялся. – Никакого подвоха! Все по правилам, как в спорте. За два месяца ты хорошо потренировался и вошел в прежнюю форму. Заодно дал понять своим противникам, что им тоже нелишне подкачать мускулы. Так что готовься: со дня на день в городе объявятся действительно крупные хищники.
– Крупнее той хвостатой твари, что охотится за автомобилями? Зачем, скажи на милость, она тебе здесь понадобилась?
– Почему ты думаешь, что я имею отношение к ее появлению?
– А кто же еще? Ты выдернул меня из две тысячи сто девяносто восьмого года, так? Стало быть, тебе также по силам забросить сюда хищника из хрен знает каких доисторических эпох.
– Что ж, логичная теория. Но я пока воздержусь от комментариев, ладно? А тебе советую пойти и заняться теми хищниками, чьи цели и повадки ты знаешь гораздо больше. Можешь быть уверенным: их стая наверняка уже где-то поблизости…
Глава 3
– До сих пор не возьму в толк, почему журналисты окрестили вас Грязным Иродом, босс, – сказал Бледный, не отрываясь от бинокля, в который он разглядывал раскинувшийся перед нами район Лагуны.
– Не понимаю, что именно тебе непонятно, – отозвался я. – Даже церковный Патриарх, помнится, заявил в телепроповеди, что полковника Родиона Грязнова этим позорным прозвищем нарек сам Господь Бог. И что теперь мне носить это несмываемое клеймо до самой смерти. Так что все вопросы не ко мне, а к Всевышнему. Раз это была его идея, то пусть он за нее и отвечает.
Я и Бледный затаились под маскировочными накидками на крыше ангара, что стоял на северном краю глаза циклона. Один край этого вытянутого в длину на добрых полкилометра строения терзала буря. Другой находился уже на безветренной территории – погожем островке посреди ревущего песчаного шторма. Плоская крыша тоже была засыпана долетающим сюда песком. Он успел запорошить и наши накидки, поэтому разглядеть нас здесь было практически невозможно – два мелких песчаных наноса среди множества подобных им кочек…
– Раз так, значит, это не у журналистов, а у Всевышнего проблемы с грамотностью, – рассудил Бледный. – Вообще-то, Грязный Ирод – это ведь, как ее… тавтология. Ну, типа «глупый дурак», «мокрая вода», «лживый политик»… Грязный Ирод! Как будто бывают на свете чистые и непорочные ироды!
– Непорочных не бывает, но один Великий в наши ряды затесался, – заметил я, изучая в бинокль свой наблюдательный сектор. – Тот самый иудейский царь, который потом это имя скомпрометировал. Впрочем, титул Великого у него никто не отнимал, а такое прозвище заслужить гораздо труднее, чем Детоубийца. Я о нем в тюрьме читал – со жратвой там дерьмово было, зато библиотека имелась хорошая… Короче говоря, суровый был царь Ирод Великий, но правильный. Храмов, дворцов, цитаделей, амфитеатров, портов за свою жизнь уйму понастроил. С римлянами знался, всякие цивилизаторские штучки у них перенимал. Однажды, после крупного неурожая, обменял свои личные запасы золота у египтян на хлеб, чем страну от голода спас. Но стоило человеку на почве прогрессирующего старческого маразма придушить парочку своих сыновей и десяток младенцев в придачу – хотя про последних бабушка еще надвое сказала, – и все прошлые заслуги коту под хвост! Такова она, двуличная любовь родного народа. Одной рукой он запихивает в рот подаренный тобой хлеб, а другой швыряет в тебя камни… Внимание: вижу движение на одиннадцать часов. Крыша дома с вышкой сотовой связи!
– Отбой, босс! Это обычная газета. Зацепилась за антенну и ветер ее треплет… Кстати, в новостях также сообщали, будто в тюрьме вы уверовали в Бога, раскаялись в содеянных грехах и днями напролет замаливаете их. Так, якобы, утверждал тюремный священник, отец Пилигрим или как его там?..
– Питирим… И что, ты серьезно поверил в эту чушь?
– Нет, конечно. Я еще не настолько отупел, чтобы доверять священникам. Просто об этом трепались по всем официальным каналам.
– Ну, в стране, где действия военной разведки стали всерьез рассматривать с точки зрения общественной морали и нравственности, порасскажут и не такое… Сам посуди: это с какой силой мне надо было треснуться головой о нары, чтобы начать откровенничать с человеком, который поступил в духовную семинарию и стал моралистом лишь потому, что ему девки не давали? Да если бы этот Питирим выслушал мою исповедь, он потерял бы дар речи еще до того, как я добрался до самых интересных фактов своей биографии. По-моему, это мне стоило бы поучить его жизни, а не наоборот. Хотя, если бы у меня и возникло желание покаяться, то только в одном: тогда, после операции «Зоопарк», я должен был удрать за горизонт вместе с вами, а не возвращаться в штаб, надеясь, что идущий оттуда, тухлый запах мне померещился… Погоди, ты что, считаешь, что мне действительно не помешало бы пройти курс психотерапии и излить кому-нибудь душу?
– С чего бы вдруг, босс?
– Вот и я о том же, майор…
… Все было очень просто. После того, как Грязный Ирод, утратив популярность, сошел с первых полос и телеканалов, журналисты решили «перезагрузить» тему и сделали из меня раскаявшегося злодея. Публика обожает душещипательные повороты скандальных историй, которые можно обсуждать в обеденные перерывы на работе, на перекурах и в сетевых блогах. И кому какая разница, что на самом деле я не признавал свою вину и не намеревался делать этого впредь? На скучной правде рейтинги не поднимешь и денег не заработаешь…
Пересказывать Бледному эту историю не было нужды. Он следил за ней из Берлина, где залег на дно, дабы переждать информационную бурю. Ту самую, что погубила наши служебные карьеры, а меня, вдобавок ко всему, упекла в тюрьму на пожизненный срок.
Весь этот скандал стал фарсом сразу, как только командование допустило утечку видеоданных об операции «Зоопарк» в Интернет и было вынуждено публично от нас откреститься. А дальше от моего мнения уже ничего не зависело. Да его никто и не спрашивал. Разве что на суде мне дали произнести короткое последнее слово, да и его показали затем по телевидению в сильно урезанном и отредактированном варианте.
Весь мир негодовал, просматривая некогда засекреченные видеролики, где палачи в масках сначала душат одного юного араба, а затем пытают другого на глазах его отца – известного сирийского бизнесмена и политика. И никто не распознал бы под платками-шемагами лица оперативников русской разведки, если бы мы не выбивали из пленника сведения о заказчиках предотвращенных накануне в России, крупных терактов.
Что бы сказала о наших зверствах общественность, если бы те взрывы все-таки прогремели, неизвестно. Но не случившиеся теракты и их исполнители ее мало интересовали. Подумаешь, нашла ФСБ три грузовика со взрывчаткой и арестовала два десятка подозреваемых! Вот если бы эта взрывчатка снесла три квартала и пролились реки крови, тогда – другое дело, а так… Не зря же в среде журналистов бытует мнение, что хорошая новость – это плохая новость. А кого могут по-настоящему взволновать репортажи, в которых ничто не взорвалось и никто не умер?..
Короче говоря, стать героями, вершащими праведное возмездие, нам не удалось. К тому же масла в огонь подлило бесследное исчезновение того самого бизнесмена и его сыновей, о чем ближневосточные СМИ сообщили за неделю до появления в Сети ролика, компрометирующего нас. Тут уж нам было подавно не отвертеться. Ну а третий, самый тяжкий удар ожидал нас по возвращении на родину. Отчаянно спасая честь страны и собственную репутацию, Ведомство полностью открестилось от операции «Зоопарк». После чего официально объявило о том, что группа полковника Грязнова давно дезертировала со службы, сбежала из России и подрядилась работать на разведку одной из арабских стран. И что это по ее заданию Грязнов со товарищи устроили провокацию: убили трех сирийцев, записали это на камеру и выложили видео в сеть. За тем, чтобы опозорить свою бывшую родину и ее доблестные спецслужбы, которым, конечно же, всегда было чуждо подобное варварство.
Что за «крот» слил в Интернет видеопротокол допроса высшей категории секретности, нам сегодня уже не узнать. Но сделано это было весьма оперативно. И как раз тогда, когда мы, завершив операцию, отсиживались в горах на сирийско-турецкой границе. В этой глуши у нас был всего один источник информации – ведомственный спутник. Мы могли связаться с ним лишь в определенное время суток – когда он пролетал над Ближним Востоком. Новости по нему тоже передавали, но в сжатом и тщательно отфильтрованном виде.
И тех новостей, которые касались разгорающегося вокруг нас скандала, мы, разумеется, не услышали.
В условленный день и час Ведомство должно было устроить нам «окно» для перехода через границу. Процедура несложная. Мы проделывали ее не впервые, и прежде у нас не возникало здесь проблем. Однако на этот раз нам приказали идти не обычным, а запасным маршрутом. И не поодиночке, удерживая между собой большую дистанцию, а сразу группой.
Последняя деталь меня и смутила. Резервный маршрут был не так надежен, как основной. На нем встречалось меньше укрытий и больше узких, выветренных ущелий, где можно было легко захватить всю группу целиком. У Ведомства могла найтись масса причин заставить нас так рисковать – возможно, на сей раз что-то не склеилось и нам выделили слишком узкое «окно». Но именно в это время над нами должен был висеть наш спутник. А, значит, мы находились под бдительным надзором командования. И оно сразу же пошлет нам сигнал тревоги, если в этом районе начнется подозрительная активность.
У меня не было поводов не доверять штабным координаторам. Однако оперативники со стажем, вроде меня, прежде всего прислушиваются к своему чутью. И только потом – ко всему остальному. Этому нельзя обучиться в разведшколе. Чутье приходит с годами и опытом, а он у каждого свой. И удачный, и неудачный. Оттого и чутье у нас разное. И не факт, что в одной и той же критической ситуации мы поведем себя одинаково.
Что бы там ни говорило Ведомство, чутье подсказывало мне: когда планы радикально меняются, это не к добру. Но когда они безо всяких предпосылок вдруг меняются в самый последний момент, тут явно что-то нечисто. Даже если тебя извещают об этом в официальном приказе.
Распоряжение о смене маршрута и порядке его прохождения исходило из штаба, и я не имел права его проигнорировать. Ведомство ждет от меня отчет об операции, и я должен явиться на доклад как можно скорее. Но если «окном» воспользуется не вся группа, а только ее командир, это не будет грубым нарушением приказа. По крайней мере, я всегда выдумаю вескую причину, по какой мне пришлось оставить своих людей по ту сторону границы. А за их судьбу можно не беспокоиться. Все они обучены подолгу скрываться в тылу противника и группой, и поодиночке, даже не имея связи с командованием. Конечно, меня за это не похвалят, но и к ответственности не привлекут. В полевой обстановке я волен действовать по обстоятельствам, а они могут измениться в любую минуту.
«Вы думаете, это подстава?» – спросил меня Бледный после того, как я велел ему и остальным оставаться на месте и быть на связи.
«Не думаю. С какой стати? – ответил я, поскольку в упор не видел причину, зачем вдруг Ведомству загонять нас в ловушку. – Но что бы там ни было, вам туда лучше пока не ходить. Даже если мы где-то напортачили, отдуваться за это предстоит мне, а не вам. И если вас при этом не будет в штабе, все мы от этого только выиграем, ведь тогда нам не придется свидетельствовать друг против друга. Пускай при разборе полетов штабисты слушают одну историю – мою, – а не пять».
Впервые за свою карьеру я искренне желал, чтобы на сей раз чутье меня подвело. И оно действительно подвело, вот только не так, как мне того хотелось бы. Все оказалось гораздо хуже: я готовился к неприятностям, а угодил в настоящую катастрофу.
Стоило мне пересечь пограничную черту, как меня тут же скрутили оперативники турецкой разведки MIT. Их было не меньше батальона, не считая подразделений технической поддержки. Из чего следовало: они заранее знали, что им придется иметь дело с целой группой профессиональных агентов. Широкомасштабная облава разворачивалась под объективами нашего спутника, но Ведомство хранило молчание. Это прямо указывало на то, кто предупредил MIT о нашем появлении.
Конечно, я впал в отчаяние. Когда твое командование само сдает противнику свою оперативную группу, а также канал нелегального перехода через границу, значит, нас угораздило не просто засветиться. Мы засветились по-крупному! Настолько, что стали для Ведомства чем-то вроде злокачественной раковой опухоли, которую следовало поскорее вырезать, пока она не дала метастазы.
Дабы я не подал сигнал напарникам, турки выстрелили в меня из засады шприцом с мгновенно действующим снотворным. Но они просчитались. На мне были очки со встроенными микрофоном и миникамерой, чей передатчик посылал сигнал на лэптоп Крупье. Он, Бледный и остальные следили из Сирии за каждым моим шагом и сразу же узнали, чем завершился мой переход через границу. Если бы меня встречали агенты Ведомства, им не было бы нужды прибегать к силе, ведь мы продолжали считать их своими. Такое задержание могли произвести только враги. А раз так, значит, засада могла подстерегать нас по обе стороны границы. В связи с чем мои люди, потеряв со мной контакт, должны были рассеяться и прорываться поодиночке из опасной зоны.
Так они и поступили. И когда я был разоружен, обыскан, скован наручниками и разбужен, первое, о чем меня спросили оперативники MIT: «Где ваши люди, полковник Грязнов?»
«Далеко отсюда, – усмехнулся я, определив, что с момента моего пленения прошло около четверти часа. И это была чистая правда. Если Бледного, Гробика, Крупье и Сквозняка до сих пор не задержали, отныне шансы турок поймать их таяли с каждой минутой. Как, впрочем, и шансы Ведомства. И мне, и моим людям стало совершенно очевидно, что нас решили пустить в расход. И теперь, чтобы выжить, им придется разорвать все контакты с Ведомством и залечь на дно.
Возможно, что навсегда.
Объявив нас предателями и дезертирами, Ведомство сдало нас MIT, чтобы сделать свою ложь более правдоподобной. Если бы мы были арестованы своими, возник бы резонный вопрос, почему они, зная о том, где мы находимся, сразу же не схватили нас? А так поимку Грязного Ирода приписывали себе в заслугу турки. Ну а России оставалось лишь попросить у них его экстрадиции. На что Турция, разумеется, согласилась, поскольку обе стороны договорились об этом заранее – еще когда Ведомство передавало MIT информацию о нашем переходе через границу.
Изменник и очернитель России, полковник Грязнов, был возвращен на родину и только там узнал, в чем его обвиняют. Бросив меня на растерзание СМИ и политикам, Ведомство тут же спряталось в тень и даже не участвовало в моих допросах. Тем самым оно брало на себя риск, ведь я мог выболтать дознавателям столько секретов, что их хватило бы на возбуждение уймы новых уголовных дел. Но мое бывшее командование рассудило верно: я буду держать язык за зубами, поскольку иначе мне его живо укоротят. В этом плане с ренегатами, вроде меня, проблем не было. Мы отлично знали, на что способно Ведомство. И трижды думали, прежде чем открыть рот и что-то сказать следователям из прокуратуры.
Вновь отвечая на вопрос, куда подевались люди из моей группы, мне даже не приходилось лгать. Я и вправду этого не знал. С их конспиративным опытом они могли быть где угодно, в том числе в России. Само собой, при желании я мог выйти с ними на контакт. Но даже прознай дознаватели о нашем способе связи, воспользоваться им и выманить беглецов из берлог никому другому, кроме меня, не удастся. Сам я на роль приманки тоже не годился. Во время сеанса связи я мог предупредить их об опасности множеством незаметных способов – просто не вовремя моргнув или бросив мимолетный взгляд не в ту сторону. И все усилия дознавателей окажутся тщетными. Рыбка сорвется с крючка, а я буду лишь разводить руками – кто осудит моих людей за то, что они перестали доверять бывшему командиру?