– А я что – не местный? – Денис поднялся, подхватывая «Сайгу». Щёлкнул прикладом, примкнул пустой магазин, сбросил предохранитель, небрежно-ловко дёрнул затвор, спустил курок, поставил оружие на предохранитель… Нагнулся. Коробки с патронами – тут же, в специальных отсеках – были маркированы пулями «блондо» и шестимиллиметровой картечью. – Я, Кенесары Ержанович, очень даже местный… – Он положил ружьё на ящик и поинтересовался: – Когда забрать можно?
– Мои привезут сами, – тут же ответил Кенесбаев и вздохнул тяжело: – М-да. Самое интересное у нас, я думаю, ещё впереди.
И не стал ничего объяснять в ответ на вопросительный взгляд Дениса.
* * *Тренировка по СБС, проводившаяся три раза в неделю, была единственным занятием, на которое являлись все пионеры, без различия прочих интересов. Не-пионеров на неё не то что не брали, но и просто не пускали в зал, из-за чего по всему посёлку ходили будоражащие слухи: де Третьяков-младший там учит пионеров бегать по отвесной стене, проламывать головой по два кирпича сразу и одним словом обездвиживать противника. В доказательство последнего приводили победоносно тот случай, когда мать Дениса несколькими словами остановила разъярённую толпу – помните?!
Денис этих слухов не опровергал – зачем? Их любители очень удивились бы, увидев такую тренировку – пятнадцать минут общей разминки, сорок минут разучивания приёмов, двадцать минут спаррингов, пятнадцать минут заминки. Полтора часа выпаривания на майке соли – с пыхтением и безостановочного. Иных способов чего-то достичь Денис не знал и вообще не верил, что они есть в природе. Тренировать ему было трудно – младшим девять лет, старшим пятнадцать, вместе занимаются мальчишки и девчонки – но он не отчаивался и, критично оценивая свои действия, убеждался радостно: результаты есть! Мальчишка читал кое-какие статьи, в которых высказывалось опасение, что в условиях, которые сложились в местах, подобных посёлку, у человека возникают необратимые регрессивные процессы – замедленная реакция и так далее. Но Денис с удовольствием убедился, что эти процессы – а они и правда были – обратимы, достаточно улучшить питание и условия жизни человека. Ведь и негранёный алмаз – не бриллиант, а просто мутный тусклый камешек, и всё. А уж человек-то!..
От этих мыслей отвлёк Дениса победный крик – Витька Шацких поймал Аркашку Раймонда, увлёкшегося ударами, на приём и швырнул на маты, а теперь выражал свою радость самым древним и доступным способом. Аркашка вставать не спешил, лежал и задумчиво смотрел на победителя.
– Сколько раз можно говорить. – Денис сделал «разножку». – Победив в спарринге, не орите и не визжите. Вы не дикари, а русские рукопашники; надо быть выдержанными в любом случае. Противник не должен по вашей реакции понять, что его удар достиг цели. И вы не должны показывать чувства, в случае победы – это не по-мужски. Только сдержанность.
– Будешь тут сдержанным. – Витька провёл рукой под носом, хмыкнул недоверчиво. – Лихо. Тебя в морду, а ты сдержанный будешь.
– Будешь, – усмехнулся Денис. – Это важная штука – сдержанность в бою. Противник теряется в любом случае – мол, чего это он, будто каменный?.. Да, кстати! Радуйтесь все, со следующего занятия вами… то есть нами, мне тоже невредно… займётся Денис Михайлович.
– Матерщинник?! – изумился Санька Бряндин и даже глаза выпучил. – Наш Денис Михайлович? Да ну! А он разве может?!
– У него, между прочим, КМС по СБС, – значительно произнёс Денис. Ответом было уважительное молчание, потом Милка Раух задумчиво-торжественно проронила:
– Каэмэс по эсбээс, – и все дружно грохнули хохотом. Аркашка под шумок встал и отвесил Витьке пинка, после чего они сцепились в шуточной свалке уже без всяких приёмов…
…Домой Денис и Олег шли вместе. Уже темнело, они сильно задержались на бурном обсуждении мероприятий по поводу предстоящего Дня Солнца, очень устали и проголодались. Олег зевал и строил планы насчёт того, что готовит дома мама. Денис еле волокся и мечтал поспать подольше, хоть и на голодный желудок. Поэтому сам от себя не ожидал вопроса, даже почудилось в первый миг, что это ещё кто-то произносит:
– Олег, а ты на нас больше не злишься?
Он задал этот вопрос – и проснулся, испугался, что друг обидится, вопрос был тупой. Но Олег словно бы и не удивился даже…
– Не злюсь, – ответил он. – Мне бы ещё с кем-нибудь из ваших дворян, ну, из пацанов, познакомиться.
– Зачем? – удивился Денис. Олег вздохнул:
– Ты их так расписываешь, что оторопь берёт. Совершенство прямо. А куда дальше-то? – Олег сказал это и смутился, а Денис удивлённо вякнул:
– Это в каком смысле?.. – и почти завопил: – Кто совершенство-то, от которого это, дальше некуда?! Ты про меня, что ли?! Да я по ночам храплю!
Он заявил это – и осекся, тем более что и Олег смотрел изумлённо, явно готовый спросить: «А это тут при чём?!» Но вместо вопроса Олег неожиданно фыркнул… и расхохотался. А через секунду Денис, огрев друга по спине школьным рюкзачком, присоединился к этому смеху…
…Презик ждал у калитки. За короткое время он солидно вымахал, стал меньше спать и есть (относительно прежнего) и посерьёзнел. Его никто не дрессировал, но у пса появилась интересная манера провожать каждого гостя от калитки и до дверей – не бежать рядом, радостно тявкая, не пытаться укусить, а именно идти рядом, глядя перед собой. Это производило немного жутковатое впечатление, особенно если Презик считал гостя неприятным (почти никогда не ошибаясь) и по временам поднимал морду, смотрел на него.
– Привет, привет… – Олег потрепал пса за уши. – А что-то Никитка к нам давно не заползал? – Он посмотрел в сторону забора.
– У отца его неприятности большие, он в «энергичных» делах по уши замазан, – нехотя ответил Денис и вздохнул. Олег присвистнул:
– Мать не пускает, что ли?
– Мать… – Денис покривился. – Она за квартал добрые пожелания кричит, такая сладенькая – на хлеб вместо варенья мажь… Нет, Олег. Он сам не приходит. Маленький он, конечно, а не дурак… – Денис остановился и пнул крыльцо досадливо. Олег, уже было поднявшийся на ступеньку, остановился, толкнул друга плечом:
– Ты чего?
– Да того, – Денис угрюмо посмотрел на него. – У врагов есть дети. Никитка ведь хороший. Добрый. Умный. А отец его – нам вредитель, а ему? Ему-то он отец… Понятно, когда и сынок такой же, как папаша – вон, Пинаевы, тут всё ясно. А здесь, как?
– Не знаю, – откровенно сказал Олег. И немного удивлённо добавил: – Чёрт, мне это и в голову как-то не приходило.
– А должно приходить, – сердито отрезал Денис, разуваясь. – Должны мы про это думать, должны знать, что с этим делать… пока не поздно!..
…У отца были гости. Шульце и какой-то невысокий мужик с угрюмыми глазами. Они сидели на кухне, мирно пили чай и беседовали – Дениса даже передёрнуло, когда он заглянул туда поздороваться: как отец вообще может сидеть за одним столом с этим кровососом? Однако – сидел, и беседовали они вполне мирно. А вот угрюмоглазый явно кипятился и на Шульце смотрел волком.
– Мальчишки, – Борис Игоревич махнул рукой вошедшим в коридор сыну и Олегу, – садитесь есть, Ольга Ивановна вам оставила.
– Добрый вечер, – корректно кивнул Денис. Шульце одарил его улыбкой, невысокий мужик буркнул: «Вечер добрый…» – Мы сейчас, в порядок себя приведём… – и, толкнув Олега, спросил: – Ты чего?
– Не пойду я туда есть. Видишь, и мама поставила всё и ушла, а обычно она всегда глядит, как Борис Игоревич ест… – процедил тот. – Моррррррда подлючая… Не, я всё понимаю, надо. Но есть туда…
– Пойдёшь. – Денис наполовину поднялся по лестнице. – Пойдёшь, сядешь, будешь есть и вести себя как хозяин в этом доме. И в этом мире. Понял, пионер?
Олег задумался. Потом улыбнулся – недобро и весело:
– Понял.
– Готов? – уточнил Денис.
– Всегда готов! – отсалютовал Олег…
…Мальчишки устроились с краю стола – оба босиком, в домашних шортах, лёгких майках – и с галстуками на шеях. Ольга Ивановна приготовила на ужин тушённую с картошкой, луком и морковкой рыбу, как всегда, отлично. Денис просто ел, поглядывал и слушал. А вот во взгляде Олега – в каждом взгляде, брошенном на Шульце, – была ненависть. Ничего он с нею не мог поделать, как видно.
Впрочем, Шульце был совершенно спокоен. Поздоровавшись, он уже просто не обращал на мальчишек внимания. И сейчас говорил с Третьяковым-старшим:
– Таким образом, на двух шахтах идёт переоборудование, они, конечно же, не работают. Три шахты по-прежнему затоплены, осушение движется, но тоже не очень-то быстро… Остальные дают выработку на четверть меньше, чем в прошлом сентябре. Это следствие новых правил безопасности и найма на работу, и способов поднять выработку я не вижу. Возможно, когда будет начата и закончена реконструкция и на них… – В его голосе прозвучала совершенно отчётливая ирония.
Но Шульце перебил его сосед:
– Арнольд Оттович, – проронил он хрипло, – вы вот тут уже битый час говорите, говорите, говорите… Вон и чай простыл, так вас заслушались. Правильные вещи говорите, что и возразить. Такое впечатление, что я в бане лежу, а меня ласково – да по спине – да с прибаутками – да веничком – из колючей проволоки.
– Ну, я эти венички не заготавливал. – Шульце был непробиваем. – Как я понимаю, Борис Игоревич, – лёгкий поклон Третьякову-старшему, – и господин Макарычев были сюда назначены затем, чтобы наладить работу на шахтах для пользы государства. И пока я вижу, что эта польза в общих цифрах упала за последние двенадцать месяцев на тридцать два процента.
– Господин Шульце, вы всё-таки неверно поняли наши цели, – с неожиданным сожалением заявил Борис Игоревич. – Вы, по-моему, искренне считаете, что я – не стану говорить за Виктора – прибыл сюда исключительно затем, чтобы прервать ваше воровство, освящённое вами же принятыми разбойничьими правилами – не законами… – Кряжистый мужик довольно хрякнул и повозился на стуле. – Должен сказать, что я это сделал. Сделал, Арнольд Оттович?
– Сделали, – кивнул Шульце. – Вы обрезали прибыли «Энергии» под корень. Но прибыли вашего любимого государства от этого не поднялись. Они тоже упали, хотя и не на тридцать два процента. Но значительно.
– А вот и ваша ошибка. – Третьяков-старший долил себе кипятку из чайника. – Не посёлок для шахт. Шахты для посёлка. Мне не так интересны деньги, которые я не дал вам своровать – или которые недополучила Республика, – как интересны люди, чья жизнь стала веселей, чище, разнообразней… да просто побогаче. Парадокс: прибыли «Энергии» упали, государство тоже получает меньше… а люди стали жить лучше. По-моему, это неплохой результат.
Денис перестал есть. Он видел, что Шульце – наверное, впервые за всё время знакомства с Третьяковыми! – растерян. Очевидно и зримо. Он старался понять сказанное. Честно – и тщетно. Борис Игоревич с интересом наблюдал за гостем – как за змеёй, прижатой рогатинкой змеелова.
– Не понимаю, – наконец признался Шульце. – Я готов услышать эти слова от уважаемой Валерии Вадимовны, она – врач. Но вы?! Вы – офицер организации, которая ставит целью возвращение денег государству!
– Во вторую очередь, – с удовольствием ответил штабс-капитан Третьяков. – В первую любой из нас – людей Империи – ставит своей целью возвращение людей Жизни. Именно Жизни. С большой буквы. Всё остальное – средства для этой цели.
– Вот так, – подытожил жадно слушавший второй гость. И, отвернувшись от Шульце, нагнулся к Третьякову-старшему. – А про выработку, Борис Игоревич, вы вот что послушайте. Ребятки тут меня к вам послали зачем? А вот зачем. Есть такая сметка – как выработку поднять, не против новых правил – а поднять. Сметка давно есть, просто раньше мы её и не подавали – кому, «Энергии», что ли?! – Он хмыкнул гневно. – Ну и, само собой, работать будем, как сможем. Я чего пришёл – вот этот разговор послушать. Послушал – понял, надо!
– Приходите завтра на приём к Макарычеву, – улыбнулся Борис Игоревич, – изложите ему вашу сметку и вообще все планы.
– Дело! – Собеседник гулко, сильно пристукнул кулаком по столу и смутился: – Извините…
Борис Игоревич засмеялся. Шульце между тем встал, хотел, видимо, откланяться, но Борис Игоревич повернулся к нему:
– Всего хорошего, Арнольд Оттович. И кстати, передайте господину Пахомову, что на днях я буду на Совете Латифундистов – настал и их черёд быть ограбленными.
– Непременно передам. – Шульце вновь был спокоен и корректен. – Завтра же. А пока – всего хорошего, разрешите откланяться.
Общий поклон. Улыбка. Взгляд.
– Борис Игоревич, давили б вы его, – негромко произнёс кряжистый, когда за окнами процокало – Шульце приезжал в экипаже. – Гнида. Сколько крови из всей округи выпил – вам и не представить.
– Почему, как раз представляю… – Третьяков-старший посмотрел на мальчишек. – Так, поели? Мыть посуду и бегом марш отсюда.
Олег, смотревший на Бориса Игоревича с восторгом, бросился собирать тарелки, едва ли не отпихнув засмеявшегося Дениса…
…Мама работала. Перед нею лежал большой список, весь в пометках, и на сына она обратила внимание, только когда он добрался до неё, обнял сзади и, грустно вздохнув, ткнулся носом в шею.
– Ну? – сердито спросила Валерия Вадимовна, но Денис только шумно выдохнул, и она рассмеялась: – Лис, не щекотись, не смей! – и сама фыркнула ойкнувшему Денису в ухо: – Добрый вечер.
– Добрая ночь. – Денис выпрямился. – А что ты пишешь?
– Список на курсы фельдшеров и медсестёр, – сообщила женщина, и мальчишка оживился:
– О! А ты помнишь, что ты в школу фельдшера обещала?
– Сразу после Нового года, слово твоей мамы, – торжественно пообещала Валерия Вадимовна. – Теперь ещё помещение у этой жирной твари Семской отжать… ну да куда она денется, отдаст.
– Ма, – вспомнил Денис, – что там с холерой?
Валерия Вадимовна нахмурилась:
– Искусственное заражение, – коротко ответила она. Денис резко выдохнул. Помолчал и зло сказал:
– Я ж говорил сегодня Кенесары Ержановичу…
– Он ещё не знал, я только к вечеру закончила обследование. – Валерия Вадимовна потянулась и встала. – Ладно… А ну!
Денис не успел и охнуть, как оказался партнёром в гимнастическом этюде. А женщина, выполнив номер, изумлённо приземлилась на ноги и сказала:
– Ой. Я раньше эту поддержку тебе не давала… ты что, меня удержал?!
– Извини, расту. – Денис показал матери язык, гибко и твёрдо вскинул руки над головой, «колесом» вышел из комнаты, врезавшись на лестнице в поднимавшегося снизу Олега – слышно было, как оба с грохотом обрушились на пол.
– Бестолочи, – усмехнулась Валерия Вадимовна, садясь к столу и прочищая перо промокашкой. – Так. Номер тридцать два…
…Перед сном Денис всё-таки не удержался – прокравшись к телефонному аппарату, снял трубку и, прижмурившись, с наслаждением набрал номер – на ощупь. Сдерживая дыхание, подождал длинные гудки – раз… два… три… че…
– Алё, Мелеховы, – отозвалась Настя. Денис затаился, держа трубку у самого уха. Ему доставляло удовольствие представлять себе, как сигнал идёт по проводам и выскакивает (он именно так и представлял себе – выскакивает) из трубки возле розового аккуратного ушка (Денис даже пальцы на ногах поджал от почти мучительного наслаждения) казачьей девчонки – чмок!
– Денис, не сопи в трубку. – В голосе Насти послышался отчётливый смешок. – Я всё равно знаю, что это ты.
– Откуда? – не выдержал Денис и засмеялся от удовольствия и радости.
– Так сопишь только ты, – безапелляционно ответила девчонка. Денис опять представил её себе и задержал дыхание, чтобы привести в порядок голос. – Ты приедешь на День Солнца?
– Я… – Денис замялся.
Собраться с духом и сказать хоть что-то связное о том, что не может оставить отряд во время праздника, он не успел.
Связь оборвалась. Воцарилось молчание – как при обрыве на линии.
Денис разочарованно посмотрел в трубку, словно ожидал там на самом деле что-то увидеть. Вздохнул. Повесил её на рычаги. И поплёлся в ванную.
Когда он вернулся в спальню, Олег уже дрыхнул совершенно беззастенчиво. Усмехнувшись, Денис подошёл к окну – закрывать его не было нужды, закончив с резьбой по дому, он своими руками вделал в раму раздвижную мелкую сетку, позволявшую и не страдать от жары, и не пускать внутрь мошкару…
…И снова кто-то смотрел из уличной темноты – сюда, в комнату, на Дениса.
* * *Утром оказалось, что опустился плотный густой туман. Когда Денис проснулся, Олег как раз стоял у окна и созерцал белёсое молоко, лежавшее вплотную к подоконнику, хоть протягивай руку и черпай. Денис сперва даже не понял, что это такое, и какое-то время сонно созерцал комнату, а когда понял, то сел и спросил:
– Туман?
– Осень настала. – Олег отвернулся от окна. – Всё. Скоро дожди польют…
– Главное, чтобы на День Солнца погода была хорошая, – озаботился Денис, потягиваясь. – Связь-то вчера, похоже, оборвало. Ветра вроде бы не было?
– Связь и без нас починят, если что. – Олег чуть прищурился и с отчётливым лживым равнодушием поинтересовался: – Ружья кому будешь давать? Не думал?
– Ружья давать буду всем. – Денис поднялся, начал разминаться. Судя по тому, что Олег к нему не присоединился, вопрос его и правда интересовал очень. – А за кем закреплю… точно не за девчонками.
– Не боисьси? – уточнил Олег. Денис серьёзно задумался, одновременно закладывая по очереди то левую, то правую прямую ногу за затылок, и решил:
– Авось не съедят… – после чего добавил: – И ты тоже не бойся, тебе точно достанется.
– Двусмысленно как-то, – вздохнул Олег.
– Не отлынивай от разминки, – напомнил Денис. – Ты как-никак командир первого звена и моя правая рука…
– Пашке не надо, у него своего оружия – завались, – внёс предложение Олег, начиная отжиматься и сопровождая каждый жим резким отчётливым хлопком ладоней под грудью.
– Да уймись ты! – засмеялся Денис. – Я ещё и сам ни на что претендовать не буду. Так что на восемь человек точно хватит.
В дверь постучали, и привычный голос Ольги Ивановны позвал:
– Вставайте уже, завтрак.
– А мы встали, ма! – отозвался Олег весело…
– А-ло! – Борис Игоревич с недовольным лицом – и, видимо, уже не в первый раз – подул в трубку. – А-ло!
– А связи ещё вчера вечером не было, – сообщил Денис, вытирая голову полотенцем. Отец оглянулся через плечо, посмотрел невидящим взглядом и вернулся к разговору с телефоном. – Ну, как знаешь, – вздохнул Денис. – Тёть Оль! А мама ушла уже?
– Убежала и не поела, – осуждающе проворчала Ольга Ивановна, выставляя на стол огромный поднос с оладьями, – туман следом завихрился, даже машину не подождала. Холера, сами ж знаете, объявилась… Я бы этим дуракам по рукам, по головам, да по задницам настучала, чтобы не гадили, где живут, – вот уж нечего было о них заботиться… Ешьте, пока горячее.
– Холера от диверсии, – прошептал Денис Олегу, выбрав момент. Тот округлил глаза. – Мама вчера сказала… Сегодня будем про это с нашими говорить, после репетиции.
– Вот ведь… – Олег явно удержался от ругательства и сунул в рот оладью, чтобы не дать вырваться непионерским словам. Но глаза у него были очень выразительные.
В столовую заглянул Борис Игоревич, ничего не сказал, лишь кивнул, словно только что увидел мальчишек, а через минуту стало слышно, как от дома отъезжает автомобиль…
…Туман разошёлся ещё до начала занятий в школе, и про него забыли. Но солнце скрылось за плотными низкими тучами, и Денису сообщили, что теперь оно будет еле-еле показываться до весны. Всё. Даже не осень – зима. Местная зима, можно сказать, наступила.
Как и у всех людей своего времени, у Дениса отсутствие солнца вызывало нервный мандраж и раздражение. Поэтому он порадовался тому, что предстоит канитель с оружием – все отвлекутся, вот и хорошо.
Пионеры решительно и прочно отвоевали себе здоровенный кусок школы – под самые разные необходимые нужды. Место нашлось практически для всего – в том числе для новорожденного музея, его заведующим стал Генка. Собственно, Денис подавал эту идею – с музеем – уже давно, но она не встретила понимания, а потом как-то выпала и у него из памяти, слишком много вокруг было дел и без того. И вдруг Генка, вернувшийся с Чёрного моря, поднял тот разговор вновь и, не обращая внимания на всё то же непонимание, занялся этим делом совершенно самостоятельно, собирая экспонаты, где только было можно, и ориентируясь на выданную Олегом из библиотеки новенькую «Пионерскую памятку по созданию краеведческих музеев». Вот и сейчас он копошился у стендов, что-то там перекладывал, возился с недавно подаренным какой-то бабулей довоенным фотоаппаратом или чем-то вроде него, при этом вполне мелодично мурлыча:
– Нэсэ Галя воду – коромисло гнэться,
За нэю Иванко як барвынок въется… – песенку, привезённую всё оттуда же, из Империи. Денис подозревал, что Генка, понимая, что ему оружия не достанется, просто-напросто нарочито демонстрирует равнодушие. И даже усомнился: а правильно ли он делает, раздавая «Сайги» тем, кто старше? Чем вот Генка не заслужил? Но вовремя понял: с таким подходом ему придётся пилить ружья на части, чтобы каждому досталось по кусочку, а кусочки потом взвешивать – чтобы никого не обделить. «Первое решение – самое верное!» – учили его, и Денис уже не раз убеждался, что правильно учили. Пашка же на отрядное оружие откровенно не претендовал, Олег был прав – с арсеналом Бойцовых это было бы смешно…
Репетиция, естественно, сорвалась – Денис не утерпел, рассказал об оружии и вынужден был прибегнуть к командирской власти. Легко можно было предсказать, что иметь записанное оружие захотят все, начиная от девчонок и кончая младшими. В результате «Сайги» получили Олег Ветлугин, Мишка Гуляев, Санька Бряндин, Петька Минаев, Генка Раймонд, Тимка Ланц, Витька Шацких и Алексей Гордеев. Сейчас они все под завистливыми взглядами остальных готовились к первому выходу на пристрелку. Денис решил проверить оружие за посёлком, но не там, где они когда-то стреляли с Мишкой, на прудах, а в другой стороне, где начиналась степь и было немало удобных ложков. Весь небольшой отряд надел форму и сейчас получал от Дениса патроны – по десять пулевых и по пять с картечью, а Надюшка Минаева заполняла расходную ведомость с таким видом, как будто сама собирается стрелять. Олег старательно вносил данные об оружии в новенькие пионерские книжки счастливцев – под роспись и печать. Разрешения полиции в книжки уже были внесены и заверены, причём для всех пионеров, из чего Денис заключил, что – если это только не ошибка впопыхах – оружие пришлют и ещё.
– Когда-нибудь вся эта чушь станет ненужной, – сердито сказал он, швырнув в мусорный ящик ещё одну распотрошённую упаковку из-под патронов. – Дали, взял, ушёл – и пользуйся.
– Ага, только сейчас лучше всё-таки под роспись и печать, – солидно заметила Надюшка. Денис скептически хмыкнул и, выдав патроны Лёшке Гордееву, с облегчённым выдохом выдернул из-под погона и ловко нахлобучил на голову берет, а потом поправил на поясе кобуру «Байкала» – он впервые открыто надел пистолет:
– Ну а сейчас выдвигаемся на пострелушки!..
…У Дениса создалось твёрдое ощущение, что мальчишки были бы совершенно не против, если бы до предполагаемого стрельбища надо было три раза пройти весь посёлок. Идея идти строем – в колонну по два, что сперва не предполагалось, – оказалась очень к месту. Он, признаться, и сам удивился – хотел, если честно, просто посмотреть, к чему привели строевые тренировки, а вместо этого, сам того не желая, оказался во главе настоящего военного отряда. Мальчишки в форме, с «Сайгами» за плечом, выглядели внушительно и сами это отчётливо осознавали, косили по сторонам важно и гордо. На взгляд Дениса, впрочем – ещё и смешно, однако он понимал, что смешно это для него, привычного к подобному.
Попадавшиеся навстречу взрослые люди смотрели в основном изумлённо-обрадованно, а мальчишки – робко и завистливо. Настолько завистливо, что даже не осмеливались пристроиться в хвост идущим, а только застывали на месте и провожали взглядами вроде бы хорошо знакомых и в то же время таких недосягаемых соседей и приятелей.
В некоторых же – немногочисленных, но явственных – взглядах Денис заметил ненависть…
…За посёлком строй распался, и ребята сошли на обочину. Кто-то попробовал на ходу поиграть прикладом – Денис немедленно цыкнул. Разговор зашёл о предстоящем празднике, о разных семейных делах и – конечно – об Империи. А за такими разговорами дорога кажется короче, и вскоре отряд незаметно отмахал всё расстояние до намеченных Денисом балок. Одна подходила идеально – есть некрутые спуски, почти двести метров длиной, с ровным, ничем не заросшим дном.
– Отдыхаем, – скомандовал Третьяков-младший, снимая с пояса сумку.
В сумках у всех лежали припасённые из недавно созданного отрядного НЗ галеты и по среднего размера банке колбасного фарша с зеленью. Были там же и фляжки с водой, но в балке выбивался из-под выступающих из глинистого откоса двух чёрно-серых базальтовых глыб родничок. Мальчишки развалились – кто полулёжа, кто сидя со спущенными с края ногами – над самым родником и не спешили приниматься за еду. Они смотрели по сторонам, вверх – и взгляды у всех были удивлёнными и довольными. Словно у законных хозяев, озирающих своё поместье.