Прощай, Америка!

Это не похоже на захват. Совсем не похоже. Станет кто-то вот так подставляться под возможный выстрел, если можно было пройти через лес, в обход? Или рывком на машине преодолеть те несчастные полторы мили, что отделяли домик Форда от офиса шерифа?

Нет, запаниковать Колоухин не должен. Насторожиться – да. Но действовать, тем более суетиться – никогда. Лукаш в этом был почти уверен. Ключевое слово – почти.

– Может, лучше сразу его арестовать? – вполголоса, словно боясь, что Колоухин его услышит, предложил Джонни. – Нет, в самом деле. Тебе-то что? Возьмешь свое интервью у дедушки в наручниках. Шериф, у вас есть наручники?

Шериф мрачно глянул на Джонни и не ответил.

– Какого черта ты в игры играть собрался? – Джонни толкнул Лукаша локтем. – А если что-то не так? Он вдруг сообразит, что его все равно будут задерживать…

– Кто будет задерживать? – не выдержал Лукаш. – Шериф, вы кого-нибудь собираетесь задерживать?

Шериф еле заметно усмехнулся.

– Нет, вы скажите это вслух нашему сумасшедшему приятелю, – попросил Лукаш.

– На основании чего я его должен арестовывать? – спросил шериф, глядя на дом Колоухина, стоявший на вершине небольшого холма. – Корреспондента я еще могу проводить, раз он просил. Проследить, чтобы глупости какой не получилось… А насчет ареста…

– Пятьдесят тысяч евро, – быстро выдохнул Джонни. – Половина из них – ваша.

Шериф шумно выдохнул, остановился, достал из кармана платок и вытер лоб, сдвинув шляпу на затылок.

– Двадцать пять тысяч, – сказал Джонни. – Русские заплатят.

– Понимаешь, сынок… – медленно проговорил шериф, – твои отношения с этими русскими – это твои личные проблемы. Я отвечаю за безопасность и порядок в Бриджтауне…

– Но ведь за ним все равно приедут русские. На вертолете прилетят.

– И что? – повернувшись лицом к Джонни, спросил шериф. – Что значит – русские прилетят? Это что – их гребаная Россия? Это Соединенные, так их, Штаты долбаной Америки, между прочим.

Джонни пренебрежительно дернул щекой, быстро, но шериф гримасу заметил и нахмурился.

– Даже если в Вашингтоне кто-то считает иначе – здесь, в Бриджтауне, люди все еще помнят, как называется эта земля. И готовы надрать пару задниц тем, кто забыл…

– По русским стрелять будете? – уже откровенно ухмыльнулся Джонни. – По вертолету? Вы знаете, что, согласно Соглашению, миротворцы из Международного контингента могут сотворить в ответ на прямое нападение? Да если они весь ваш городок в блин раскатают, то им ничего не будет! Вы это знаете?

– Знаю.

– И что?

Шериф оглянулся через плечо на домик Форда, потом посмотрел на ярко-голубое, чуть выгоревшее небо, затем перевел взгляд на лицо Джонни.

– Понимаешь, парень, – вздохнул шериф, – меня ведь люди выбрали. Для того чтобы здесь, в городе, был порядок и закон. Даже если федеральные законы сгниют и рассыплются, то наши местные – будут действовать. И по нашим законам, каждый житель Бриджтауна имеет право на защиту.

– С «Кольтом Питон Комбат» против автоматической пушки?

Шериф посмотрел на свой револьвер и кивнул.

– Дурак ты, шериф, – сказал Джонни.

– Дурак, – снова кивнул шериф, – и что из этого?

– Поговорили? – уточнил Лукаш, стоявший в стороне, опершись на заборчик. – Можем дальше идти?

– Если федерал все понял, то можем идти.

– Федерал понял? – спросил Лукаш у Джонни.

– Федерал – понял, – угрюмо ответил Джонни. – Ну почему мне всегда попадаются чистоплюи и законники?..

– Может, это неплохо, что все еще встречаются чистоплюи и законники? – вопросом на вопрос ответил Лукаш. – Может, не все так плохо на этой территории?

– Пошел ты! – отмахнулся Джонни. – На территории, видите ли… В Соединенных Штатах, тогда, будь любезен. В Соединенных Штатах Америки, мать их… А вот когда это место превратится в территорию боевых действий…

– Значит, аборигены будут воевать, – закончил фразу Лукаш. – Так ведь, шериф?

Шериф не ответил, глядя задумчиво себе под ноги.

Ему сейчас не позавидуешь. Он честно отслужил в военной полиции лет двадцать, потом еще лет пятнадцать-двадцать проработал шерифом, всех знал, обо всех все ведал, искренне полагал, что так будет продолжаться всегда, а тут… То, что грабители стали наведываться в небольшие города, и полиция штата не собирается реагировать на просьбы и требования – понимаешь, Бредли, ты уж как-то сам разбирайся, у нас горючки для машин нет… и для вертолета… думаешь, у нас тут спокойно? Сам разбирайся, Бредли! – это все ерунда.

Почти совсем ерунда.

Хуже, когда начинают приезжать мальчики из Вашингтона и рассказывать, что все, закончилась Великая Америка, что сейчас главное – не обидеть добрых парней-миротворцев. А потом приедут и сами миротворцы, неплохие, в общем, ребята, если каждый в отдельности. Но группой, в бронежилетах, шлемах, на бронеавтомобилях да со стволами, окрыленные поставленной задачей и собственной значимостью… Вот это – плохо. Это – по-настоящему плохо! Во всяком случае, так кажется шерифу. Кажется.

Ключевое слово, мать его, кажется.

Может быть еще хуже.

Лукаш в своей жизни видел, как зараза распада и разложения докатывается до каждого дома, до каждой семьи, и вот такие вот аккуратные заборчики превращаются в границы, в полыхающие огнем границы… Да и шериф наверняка такое видел, судя по фоткам в его офисе. Видел, но пока еще не готов признать, что теперь его страна подвергается… как там говорил недавно толстый старый англичанин Джон Смит? Балканизации подвергается?

Вот сейчас в голове шерифа появляется мысль просто послать русского журналиста и сопровождающего его федерала подальше. Чего они, в конце концов, тут потеряли? Русский генерал или не русский генерал, а гражданин Бриджтауна. Если Штаты своих граждан не защищают, то Бриджтаун… Мысль эта пока еще бледная и робкая, начинает набирать вес, краски и скоро превратится в уверенность, в действие скоро превратится. Это против вертолета с автоматической пушкой «Кольт Питон Комбат» шерифа не потянет, а против Лукаша и Джонни…

Лукаш краем глаза заметил, что метрах в двадцати от них по улице маячит помощник шерифа. Будто покурить вышел, а винтовку с оптикой вроде как просто забыл оставить в офисе шерифа, держит под мышкой и медленно, глядя только себе под ноги, бредет по улице. Так, деталь пейзажа.

Дурацкая ситуация. Прогнозируемая, тут Петрович был прав, когда расписывал варианты развития событий, но от того не менее дурацкая.

«На месте примешь решение, – сказал Петрович вчера вечером. – Не маленький, придумаешь. Ведь если я тебе сейчас рецепт дам, ты ведь там не думать будешь, а вспоминать, подгонять домашние заготовки под изменчивую реальность. И схлопочешь пулю, не дай бог. Сам придумаешь, Мишенька!»

– Придумывай, Мишенька, – пробормотал Лукаш. – Придумывай!

– А не позвоните ли вы Джеймсу Форду? – спросил Лукаш неожиданно для себя.

– Как позвонить? – на лице шерифа появилось удивление. – Ты же хотел неожиданно прийти?

– Я? – Лукаш надеялся, что его талант выглядеть искренним в любой ситуации все еще работает. – Я такого не говорил и даже в мыслях не имел. Мне нужно интервью взять – и все. Поболтать за жизнь. Может, его и дома нет. Ушел по грибы.

– Не собирался, – покачал головой шериф. – Дома должен быть.

– Ну так вы ему и позвоните, спросите. И про меня, как бы между прочим, скажите, что, мол, журналист… – Лукаш оглянулся на Джонни. – Что русский – необязательно. Два журналиста приехали с жизнью глубинки знакомиться. Ходят по городу, по сторонам глазеют… С мэром уже поболтали…

– Про мэра – не нужно, – сказал шериф. – Мэр неделю назад погиб. На охоте. В воскресенье у нас выборы нового.

– Хорошо… В смысле – про мэра не нужно, – согласился Лукаш. – Значит, ходят журналисты, с местными жителями болтают. Вы позвоните, а я пока тут поснимаю вокруг. У вас еще по журналистам не стреляют?

Шериф молча достал из кармана мобильник и отошел в сторону.

– Я тебе удивляюсь, – быстро, вполголоса сказал Джонни. И в полуголосе его было обиды на целый крик. Истерика даже почудилась Лукашу в тоне федерала. – Тут же верняк! Взяли бы твоего генерала, упаковали, не даст шериф наручники – справились бы веревкой. Знаешь, какие классные узлы меня в Аннаполисе учили вязать?

– А думать тебя не учили? – поинтересовался Лукаш. – Прикинуть, чем такое мероприятие может обернуться? Нас свободно могли бы не выпустить из города. Еще кстати, не факт, что выпустят. Да и на фиг мне такие приключения? Интервью – это круто. Это значит, что я в Сети так прозвучу, что мама не горюй! И пятьдесят тысяч евро на троих… или на двоих – это ерунда по сравнению с перспективами. Ты уж мне поверь.

– Да я тебе верю, – печально шмыгнул носом Джонни, – но такая возможность… Пока мы вернемся домой, пока я сообщу… Тут же по мобильнику нельзя, нужно лично, иначе скажут, что не было звонка, что сами нашли… А генерал ваш сбежит. У него наверняка еще есть документы и тайники с деньгами…

Джонни замолчал, задумавшись.

– Он дома, – сказал шериф. – Сказал, что не любит общаться журналистами, но если это нужно городу…

– А это нужно городу? – с восхищением в голосе спросил Лукаш.

Шериф не ответил, повернулся и молча пошел по улице к дому Форда.

– Минутку, шериф! – окликнул его Лукаш, доставая инфоблок. – Посмотрите на меня.

Шериф остановился, подождал, пока Лукаш сделает снимок, даже не попытался улыбнуться. Губы крепко сжаты, глаза прищурены. Запрещать съемки, спасибо, тоже не стал.

– Вот так, – кивнул Лукаш, – спасибо!

Теперь можно замотивированно просмотреть кадр, в который, помимо шерифа, попал еще и дом шпиона. Увеличить. Так и есть – одно окно приоткрыто. Немного, но для винтовочного ствола хватит.

Самой винтовки не видно – опытный человек не станет высовывать ее наружу, опытный стрелок расположится в глубине комнаты и стрелять будет из тени. А бывший генерал – человек именно опытный, бывалый, старой школы. Он мог уже срисовать лица приближающихся, прогнать снимки через Сеть и обнаружить, что один из них – русский журналист Лукаш, постоянно демонстрирующий свою физиономию в репортажах из Вашингтона, а второй – мелкая сошка из администрации, тоже неоднократно мелькавший на официальных и не очень мероприятиях в Зеленой Зоне Вашингтона.

И обнаружив эту информацию, Колоухин призадумается. Обязательно призадумается. Есть шанс, что это не по его душу. Просто случайное совпадение. Шериф ничего такого ему не сказал, Лукаш краем уха слышал телефонный разговор. Значит, если сейчас стрелять – это испортить отношения с шерифом. Наглухо испортить, он не простит такого свинства в своем городе.

Значит, разговор, так или иначе, состоится.

А это – здорово! Просто прекрасно! Братья-журналисты просто обзавидуются, выть будут и скулить. Они сейчас бьются в стену молчания по поводу инцидента с «рапторами», а Лукаш, сволочь везучая, снимает сливки на информационном поле…

К домику они подошли без проблем. Без стрельбы и смертоубийства.

Только Лукаш собрался вслед за шерифом подняться на крыльцо, как дверь открылась, и на пороге появился виновник торжества. Неплохо выглядит, не мог не отметить Лукаш. Высокий, сухощавый, седые волосы аккуратно подстрижены ежиком. Не военным, а таким добропорядочным, стариковским. Лицо загорелое, белые лучики в уголках глаз – часто улыбается Джеймс Форд. Или щурится. Или целится.

И одет хозяин дома вполне демократично. Джинсы, выгоревшие почти до белизны, легкая клетчатая рубаха, рукава закатаны до локтя и открывают крепкие, перевитые жилами, руки.

– Добрый день! – сказал Форд.

– Вот журналист! – шериф указал большим пальцем правой руки через плечо на Лукаша и отступил в сторону. – И с ним – федерал.

– Михаил Лукаш, Информационный канал России, – представился Лукаш и достал из кармана карточку, но хозяин дома махнул рукой и улыбнулся. Широко так улыбнулся, заразительно. – А это…

Лукаш посмотрел на Джонни.

– Это Джонни. Он…

– Джон Стокер, сэр, администрация Зеленой Зоны… – официальным тоном сообщил Джонни. – Сопровождаю.

– Очень приятно, – снова улыбнулся Форд.

А улыбочка у него того… Когда он первый раз улыбнулся – вышло искренне и достоверно. Но когда он второй, а потом третий раз продемонстрировал одну и ту же улыбку, абсолютно идентичную, словно отлитую в одной той же форме, вот тут и стало понятно, что дедушка напряжен, однообразно выдает свои старые наработки из способов невербального воздействия на собеседника.

Хорошо работает, но именно – работает. «Ладно, – мысленно протянул Лукаш. – Ладно».

– Я готовлю цикл репортажей «Одноэтажная Америка», – сказал он.

Во взгляде Форда что-то изменилось. Всего на долю секунды. Словно тень промелькнула. Бедняга задумался – реагировать на такой плагиат у классиков или не нужно. Успел, удержался, но допустил неуверенность. Откуда американскому дедушке знать о старой книге Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка»? Нет, вероятность, конечно, есть, но…

– И вот мы заехали в ваш город, познакомились с шерифом, – Лукаш еле сдержался, чтобы не оглянуться еще и на помощника шерифа, стоявшего у соседнего дома и о чем-то болтающего через забор с хозяйкой. – Теперь вот гуляем.

– Ну… – в очередной раз Форд продемонстрировал свою искреннюю штампованную улыбку. – Проходите. У меня есть лимонад…

– Я здесь постою, – сказал шериф. – Вот с господином Стокером постою, поболтаю. Есть у меня пара вопросов к федералам.

– Да? – Форд с сомнением посмотрел на официальную физиономию Джонни. – Ладно, тогда вы проходите, господин… э-э…

– Лукаш. Но можно просто – Майкл.

– Майкл, – сказал Форд и открыл дверь. – Проходите.

В доме было чисто. Без особых изысков, но чисто и аккуратно, как бывает в жилищах у одиноких стариков и отставных военных. Мебель он, наверное, купил вместе с домом, была она не новая, но вполне приличная. Добротная.

В общем – типичное жилье провинциального американца. Лукаш остановился на пороге, пытаясь понять, что в доме не так. Диван посреди комнаты перед телевизором, на окнах – жалюзи. Окна закрыты, дверь в соседнюю комнату – тоже закрыта. Там, наверное, находится и «ремингтон». А дробовик вполне может стоять в шкафу возле входной двери. Самое для него место. Подошел к двери, глянул, кто пришел, протянул руку, взял дробовик и – бац! – можно прямо сквозь дверь. А можно немного ее приоткрыть. Вот, на длину цепочки.

Дверь, кстати, крепкая. Не бронированная, но вроде из дуба. Массивная. Пару секунд может продержаться в случае нападения.

– Присаживайтесь, – сказал хозяин дома. – Не знаю, чем я мог привлечь внимание прессы… тем более – русской прессы…

Форд развел руками, словно извиняясь за свою простоту и неинтересность.

– Вот, на диван, пожалуйста.

– Спасибо, – Лукаш опустился на диван.

Мягкая подушка, Лукаш в нее словно провалился. Спинка – тоже мягкая, как и подлокотники. Быстро вскочить не получится – не на что опереться. А хозяин дома скромно присел на краешек массивного стула с высокой спинкой. И еще один плюс в пользу Джеймса Форда. И все так ненавязчиво, вроде бы случайно… И спиной к окну генерал сел вроде бы случайно, ясное дело. Превратился в темный силуэт на фоне светлого прямоугольника – в комнате свет был выключен.

На стенах висели фотографии в простых деревянных рамках. Много, как это принято в Америке. Но… Лукаш пригляделся. Чтобы рассмотреть снимки в полумраке комнаты, пришлось напрячь глаза. Значит, на снимках – хозяин дома, в одиночку, с другими людьми, с шерифом, опять же, на фоне леса, гор, с ружьями и удочками. Похоже, что все эти фотки появились за последние пару лет. А более ранний период жизни Джеймса Форда не освещен вовсе. С другой стороны…

«И какого это черта ты проводишь анализ интерьера, – поинтересовался сам у себя Лукаш. – Кого-то хочешь разоблачить? Так незачем. Все и так понятно. Абсолютно ясно и прозрачно. Мы имеем перед собой бывшего генерала. А генерал видит – туповатого, но пробивного журналиста, который попытается разинуть рот, чтобы проглотить кусок намного больше своей глотки.

Во всяком случае, этот журналист сейчас поставит генерала в ситуацию, когда тому нужно будет быстро принимать решение. Для этого, собственно, и ехал».

Лукаш вздохнул.

– Жарко, – сказал хозяин дома. – Так, может, все-таки налить лимонаду?..

«Выпить яду», – в рифму мысленно проговорил Лукаш. Вспомнил, что читал в досье на генерала о том, как тот ловко убрал человека. Входил в группу, похитившую в Австрии перебежчика. Еще при Советском Союзе. Беднягу нужно было усыпить, чтобы не помешал вывозить его через границу на Родину. Но дома перебежчик мог сдать Колоухина, который к тому моменту уже вовсю работал на американцев. Вот и получился передоз. «Чисто случайно. И сердце вроде у перебежчика барахлило…» В общем, привезли в Москву остывшую тушку. И выкрутился тогда гад, что показательно.

Так что пить или есть что-нибудь из предложенного Олегом свет Данилычем – себе дороже, сказал вчера Петрович.

…– И руку не подавай ни в коем случае. Не подставляйся, короче, не помогай ему, пусть сам старается, придумывает.

У него наверняка что-то такое имеется, не тот человек, чтобы совсем уж без спецсредств. Если американцы не снабдили – сам приготовит. Но не будет же он все время держать эти средства наготове. Ну, там, иголку в кресле или в диване… Так что, если он тебя соберется срочно отправлять на тот свет, Миша, то будет это или отрава в пойле, или что-то совсем простое – пуля, нож, молоток… резинка от трусов. Драться он с тобой не станет, если ты его к стене не прижмешь. Но ты же его не будешь к стене прижимать? Тебя ведь не этому учили?..

«Меня многому учили, – подумал тогда Лукаш, – сильно оно пригодилось мне, когда посадили на стул и принялись расстреливать? Пригодилось, как же», – но вслух возражать не стал. Петрович не любил, когда ему возражали во время инструктажа.

– Лимонаду? – повторил генерал.

– Нет, спасибо, – улыбнулся Лукаш, поправляя на коленях свой инфоблок. – Я не люблю пить по жаре. Еще когда на Востоке работал, понял, что чем больше пьешь, тем больше…

– На Востоке? В Штатах?

– Да нет, что вы! – махнул левой рукой Лукаш. – Я сегодня, считайте, первый раз из Вашингтона выбрался. Я тут вообще недавно… Три с половиной месяца, если точно. А на Востоке – в смысле, на Ближнем. И в Средней Азии…

– Понятно, – кивнул генерал.

– Я из больницы в Штаты попал, шеф сказал, что вроде как в долгу у меня… – Лукаш покачал головой, снова взмахнул левой рукой – собеседника нужно приучать к неумеренной жестикуляции. Вон Квалья когда говорит – можно вентилятор выключать. И разве заподозришь такого искренне жестикулирующего человека в какой-нибудь замысленной пакости? Лукаш, пока сам досье на Каналью не посмотрел, до конца так и не поверил, что тот имеет за душой минимум трех покойников. Минимум-миниморум, как сказал Петрович.

– Какую-то инфекцию подцепили? – участливо спросил Форд.

– Пулю, – сказал Лукаш. – Две. Вот одна по черепу прошла, а вторая – вот сюда…

Лукаш показал пальцем, куда именно попала вторая.

– Там, по случаю, всех иностранцев начали расстреливать, особенно иноверцев, вот я под раздачу и попал…

– Повезло.

– Что подстрелили?

– Что живым остались… – Форд прищелкнул языком. – Насколько я разбираюсь в анатомии, пальчиком вы указывали в район сердца.

– Могу показать шрам, – охотно предложил Лукаш. – Врач сказал, что, во-первых, пуля чуть отклонилась, а, во-вторых, сердце в момент попадания как раз сжалось… И даже не от страха, просто время пришло. Оно ведь обычно расширяется-сжимается, вот и сжалось… Я отлежался, потом реабилитационный период, потом отпуск, а потом шеф мне и говорит – а не поехать ли тебе, Миша, в Америку? Если честно, ехать должен был будущий зять Главного, но в самый последний момент чего-то у него там с невестой не срослось, то ли она его с кем-то застукала, то ли еще что… В общем, меня использовали еще и как орудие мести.

Говорить-говорить-говорить… Это расслабляет пациента. Говорить и с самым непосредственным видом оглядываться, озирая обстановку. Очень искренне и даже почти наивно. Образ, который для Лукаша разрабатывали, как раз и подразумевал именно такое поведение. Чтобы не перестраиваться каждый раз, а то вдруг окажется, что новый собеседник что-то слышал о Лукаше или даже общался с ним когда-то…

Сколько еще генерал вытерпит этого идиотизма? Пять минут? Достаточно и пяти минут.

Вот журналист, совершенно не скрывая своего интереса, приглядывается к фотографиям на стене над телевизором. Интересно же! И нужно что-то узнать о будущем герое интервью… Об одном из героев, конечно. Журналисту предстоит еще много разговоров в Бриджтауне.

Слова-слова-слова… Это, кажется, из «Гамлета»…

…Да, только сегодня выехал из Вашингтона… с конвоем, с гуманитарным конвоем, а потом уже сами… вроде ничего такого в Вашингтоне не случилось… не изменилось… чеки на дорогах… пресс-конференция по поводу чокнутых пилотов… а потом я спал… честно, спал… отсыпался после вчерашнего… после пьянки… уже даже не могу… от одного запаха выпивки подташнивает… конечно, молодой, гулять да гулять, но ведь и спать тоже хочется… я сегодня, считайте, часов пять поспал… не больше… на обратном пути еще посплю, а потом уже в Вашингтоне, в отеле… Вашингтон-палас… тот еще притон, если честно… двадцать восемь… в марте… да нет, не из Москвы, учился в Москве, на журфаке, а родом из Орехово-Зуево… это рядом с Москвой небольшой город… отец на железной дороге работал, мать – бухгалтер… повезло, конечно… в армии отслужил, было дело… водителем в хозвзводе… тоже повезло, никаких горячих точек… это уже потом, после университета наверстал…

Ну и балбес попался Форду журналист, балбес и балаболка. Такого раскрутить на небольшой незаметный допрос – пара пустяков. Особенно такому специалисту, как Колоухин. Ненавязчиво так, легонько подталкивает, вопросы даже не задает, намекает, обозначает… И, что показательно, о себе – ни слова. Но Мишка Лукаш этого не замечает, смотрит радостно по сторонам, руками машет, как только инфоблок не уронил на пол до сих пор? И болтает-болтает-болтает…

А дверей в комнате, кроме входной, две. И обе закрыты. Одна, та, что слева от дивана, похоже, ведет в коридорчик, а вот другая, та, что справа, в комнату. Как бы не в кабинет. В домике с той стороны три окна по стене. Одно окно здесь, за спиной у хозяина дома, а еще два – в комнате там, за дверью. И тень как-то неудачно скользит в щели под дверью. Даже не скользит, а мелькнула. Приблизилась и замерла. Словно кто-то из глубины помещения подошел к двери и застыл возле стены, прислушиваясь к разговору в соседней комнате.

А еще он может быть не один, сказал как бы между прочим Петрович. С помощниками может быть. С одним, двумя, а то и тремя… Если он предусматривал уход на крайний случай, то мог прикормить несколько аборигенов. Местных или живущих неподалеку… Такие, как он, очень пекутся о своей безопасности. Привычка у них такая…

– А у вас собака? – с радостной улыбкой спросил вдруг Лукаш.

– Нет, а что?

– Ну, показалось, что там, за дверью, что-то стукнуло.

– Сквозняк, наверное… – сказал генерал.

– Сквозняк, конечно, – согласился Лукаш. – Значит, вы тут два года живете?

– Два, – коротко кивнул генерал.

– А переехали откуда, простите?

– Из Сиэтла, – ответил генерал. – Я преподавал в университете.

– Правда? А мне показалось, что вы военный. Или вы служили все-таки?

– Показалось. Мне даже в Канаде пришлось пожить, пока война во Вьетнаме закончилась. Я – пацифист, знаете ли… – генерал счел нужным развести руками, демонстрируя, что ему очень жаль, что не смог оправдать ожиданий русского журналиста. – Я всего лишь преподаватель социологии.

– Социологии? – обрадовался Лукаш. – Это же здорово! Это же мне повезло! А я ломал голову – с кем пообщаться на тему нынешнего положения в Америке. Все эти комиссии, ловля военных преступников, возмещение ущерба Японии по поводу Хиросимы и Нагасаки… Вы, кстати, как к этому относитесь? Должны Штаты выплачивать компенсации?

– Ну… – протянул генерал.

– А эта история с индейскими территориями? Нет, историческую справедливость восстанавливать, конечно, нужно, но всему должен быть предел… Так, глядишь, всю землю Штатов вам придется отдать… – журналиста Лукаша охватили неподдельные азарт и восторг. Он искал интервью, а нашел консультанта. – И то, что вы бросили преподавательскую деятельность и уехали в глушь – это просто так или тенденция? Общеамериканская тенденция? Ведь говорят, что крупные города Америки за небольшим исключением обречены на вымирание… Вот, к примеру, что творится в Нью-Йорке! Нет законов, нет порядка, а есть сплошное насилие на какой угодно почве – от религиозной до этнической. Я сам не бывал в Нью-Йорке, но разговаривал со знающими людьми…