Сначала Лева не знал, как расценивать происходящее. Как приступ ярости, сцену раскаяния при виде потенциального представителя расы, ставшей объектом геноцида, или что-либо еще. Только чуть позже он понял, что это истерика.
– Ну, во-первых, – сказал Кэп, подобрав пульт и выключив телевизор, очевидно посчитав, что, коли уж история рассказана, пришла пора переходить к практическим вопросам. – Молодой человек, вы заблуждаетесь. Мы не считаем себя вправе уничтожить целую расу, даже вашу. Во-вторых, наш спасательный корабль не располагает столь мощными средствами нападения и обороны. В-третьих, даже если бы он ими и обладал, практически невозможно уничтожить многомиллиардное население планеты без ущерба для экосистемы, в которой мы нуждаемся, так что в любом случае военные действия с нашей стороны приравнивались бы к акту суицида. А в-четвертых… Объясните вы, Юнга.
– Лучше пусть уж Проф.
– Извольте, – сказал Проф. – По сравнению с человечеством наша раса не столь многочисленна, и для ее нормального существования нам потребуется минимальное количество принадлежащей вам суши, при условии, что мы урежем свои необходимые личностные потребности. Но народ Гип-то готов понести любые лишения ради сохранения своей цивилизации.
– Э, – сказал Лева. – Так что вам нужно?
– Ну, – сказал Проф. – Учитывая, что за требующуюся нам сушу мы готовы заплатить нашими технологиями, на порядок превосходящими ваши собственные, мы просим не так уж много.
– Так что же?
– Отдайте нам Африку.
Гиптианская логика
Настала Левина очередь закатывать истерику.
Он гомерически хохотал. Он идиотски хихикал. Он катался по полу и сучил ногами. Из глаз у него текли слезы. Он бил кулаками в стену. Он стучал головой о тумбочку. Он тискал Юнгу за жировые складки на боках. Он поцеловал Кэпа в нос. Он поиграл в «велосипедный звоночек» с правой псевдомолочной псевдожелезой Марины. Под конец он чуть не свалился к Профу в джакузи.
Потом он успокоился и сел на пуфик.
– Бред, – сказал он.
– Культурный шок, – поправил Проф. – Несколько запоздалая, но вполне естественная реакция.
Но культурным шоком тут и не пахло. Лева прожил на этом свете достаточно долго, чтобы успеть понять, что жизнь абсурдна, непонятна и непредсказуема. Это в голливудских фантастических боевиках и футурологических изысках российских фантастов пришельцы из космоса никоим образом не могут оказаться обычными бегемотами, валяющимися в джакузи и курящими сигары. В реальной жизни это вполне возможно.
Не гигантские жуки-убийцы, которые способны, пукая, сшибать с орбит боевые звездолеты. Не загадочные чужие, лишенные души, обладающие другой этикой и использующие землян в каких-то своих, никому не понятных целях. Ни сверхразумные гуманоиды, проводящие по отношению к землянам политику прогрессорства, которая неминуема ведет к всепланетным катаклизмам и личному катарсису главного героя произведения. А обычные, заурядные бегемоты, которым не чуждо насладиться земными плотскими радостями.
А бегемоты просто обязаны жить в Африке.
Все это Лева и попытался изложить гиптианам.
Гиптиане выслушали. Гиптиане кивнули. Гиптиане сделали вид, что поняли.
– Но почему, ха, хр, х… – продолжал Лева, пытаясь преодолеть пароксизмы душащего его хохота. – Ради всего святого, почему вы выбрали меня? И почему Россию? Разве не было бы логичнее просить Африку у самих африканцев?
– Нет, – отрезал Кэп. – Мы успели изучить ваше государственное устройство и поняли, что это бесполезно. В целом Африка является самым отсталым и захолустным континентом на планете. На ее территории образовано множество государств, и у нас нет времени Договариваться с каждым по отдельности. Кроме того, если африканцы отдадут нам Африку сами, где они будут жить?
– Капитан хочет сказать, – вмешался Юнга, – что, если Африку нам отдаст третья сторона, позаботиться о проживании коренных жителей станет уже ее проблемой.
– Третья сторона? – изумился Лева. – Уж не Россию ли вы имеете в виду?
– Какая догадливость, – сказал Юнга. Понятие сарказма существовало и у гиптиан.
– Но как? Каким образом Россия может отдать кому бы то ни было целый континент? Вы преувеличиваете значение нашей страны на международной арене. Вам следовало бы обратиться к США.
– Мы рассматривали такую возможность, – признал Кэп. – И сочли ее недостаточно эффективной.
– Но они же теперь единственная сверхдержава, – возразил Лева. – Что хотят, то и делают. Хотят Боснию бомбят, хотят – Ирак утюжат. Захотят вам Африку отдать, так вообще ни у кого спрашивать не будут.
– Вот именно, – сказал Юнга. – ЕСЛИ они захотят, они не БУДУТ спрашивать. Любят ли американцев во всем мире?
– Не думаю, – признал Лева. Он сам не любил американцев, потому что завидовал. Завидовал простой и понятной Американской Мечте, являвшейся полной противоположностью загадочному российскому менталитету, их уровню и образу жизни, насаждаемому, без особого, впрочем, успеха, по всей планете, их рьяному и оголтелому патриотизму и их способности диктовать свои условия почти половине земного шара.
– А если мы высадимся под протекторатом американцев, тогда не полюбят и нас, – сказал Юнга. – Поверь мне, существовать на планете с шестимиллиардным недружелюбным соседом, вооруженным ядерными боеголовками, не самое приятное занятие во Вселенной.
– Но русских тоже не очень-то любят, – сказал Лева.
– Это верно, – сказал Проф. – Однако у нас есть два с половиной года, чтобы эту ситуацию изменить.
– Кроме того, – сказал Юнга, – американцы слишком консервативны, закоснели в своих убеждениях и свято верят в свою бюрократию. Пройдет слишком много времени, прежде чем мы сумеем достучаться до их разума, потом еще столько же, пока они будут оценивать ситуацию на предмет получения для себя максимальной выгоды и искать прецеденты.
– А Россия?
– Россия… – задумчиво потянул Проф, вытирая махровой простыней передние лапы и закуривая новую сигару взамен утонувшей. – Россия является самой непредсказуемой и нелогичной страной. Россия редко когда ищет выгоду для себя. Россия готова подписаться под любым, пусть самым безумным, прожектом, если тот придется ей по ее русской душе. И Россия, как бы плачевно ни было ее состояние сейчас, является второй по политической значимости страной в мире.
– По количеству ядерных боеголовок, например, – вставил Юнга.
– Ну, эти аргументы мне понятны, – сказал Лева. – Значит, вы хотите, чтобы мы убедили африканцев потесниться и отдать вам свой родной дом. А куда они денутся?
– Проблема перенаселения перед Землей пока еще не стоит, – сказал Проф. – А с нашими технологиями не встанет еще много-много веков. К тому же мы готовы выплатить каждому вынужденному переселенцу из Африки приличную компенсацию в драгоценных металлах.
– Об этом молчите, – сказал Лева. – Иначе к послезавтрашнему дню Африка будет самым населенным континентом Земли.
– Разумеется, – кивнул Проф. – Мы достаточно долго изучали человеческую психологию и не будем совершать поспешных и необдуманных поступков.
– Замечательно, – сказал Лева. – Но почему я? Почему вы не пришли к президенту, к правительству, в Думу, наконец. Я – всего лишь студент. Я ничего не решаю, и от меня ничего не зависит.
– Мы придем и к президенту, и в Думу, в свое время, – сказал Кэп. – Однако сейчас это еще преждевременно. Люди у власти – люди немолодые, им сложно будет воспринять наш визит так же, как вам. И они выполняют волю народа, а народ вряд ли готов к таким переменам.
– Вы – оптимисты, ребята, – сказал Лева.
– Мы – реалисты, – поправил его Кэп. – Людей вашей страны и всего мира необходимо подготовить к нашему появлению. Этим вы и займетесь.
– Но почему именно я?
– Вы молоды, ваш ум гибок, а глаза еще не зашорены. Вы достаточно разумны и предприимчивы.
– Но молодых людей с такими характеристиками пруд пруди.
– Верно, – сказал Проф. – Поэтому, определившись с кругом лиц, конкретно вас мы выбрали путем исследования вероятностной закономерности модератора принятия решений.
– Говоря русским языком, – сказал Юнга, заметив выражение лица Левы и правильно его истолковав, – монетку кинули.
Имидж – все!
