– Ваши полномочия не подтверждены, – сухо ответил ИскИн, но пауза, после которой он выдал свой вердикт, длилась слишком долго для такого мощного вычислительного интеллекта, что во мне закралось сомнение в его работоспособности.
– Бруз, слушай приказ, диагностика собственных систем и систем корабля с полным отчётом по градации критичности.
Через десять минут ожидания, за которые я успел осмотреть тело убитого мной, как оказалось, не гуманоида, ожил ИскИн:
«Доклад диагностики собственных систем: оперативная память – некритично; основная база данных – повреждения критичные, отсутствует доступ к восьмидесяти процентам данных; дополнительная база данных – некритично; визуальный контроль – некритично, но половина помещений не контролируется; внутренняя голосовая связь – некритично… Доклад работоспособности корабля: система жизнеобеспечения – некритично, но система регенерации, фильтрации работает на пределе, срок без вмешательства не более суток; внешняя связь дальняя связь – повреждения критичные, нерабочее состояние; ректор – состояние стабильное, потеря мощности на сорок три процента; аварийные системы спасения – некритично…».
ИскИн продолжал по пунктам доклад о своём состоянии, и состоянии корабля, а передо мной вырисовывалась нерадостная картина. Корабль повреждён. Ресурс, если не вмешаться, не более суток, двое. Если облачиться в скафандр, то протяну и дольше, но есть ли необходимость в этом? Через два часа, точнее уже меньше чем через полтора, корабль выйдет из нуль-пространства и окажется в обитаемом космосе, где можно сесть в спасательную капсулу, подать сигнал бедствия и ждать,… но, сколько ждать и чего?
– ИскИн, какова конечная точка выхода из нуль-пространства?
– Пространство возле стационарной космической базы «Доганара».
– Данные по станции! – обрадовался я, ожидая получить ответ.
– Данные по станции «Доганара» отсутствуют.
«Понятно. Основные базы повреждены, может, от замыкания что-то у него перегорело, может, кристалл памяти повреждён механически, вот он и не помнит ничего».
– Бруз, включи стандартное освещение.
– Недостаточно ресурсов.
– Приказ, диагностика спасательных капсул и их комплектность, – скомандовал, когда до выхода из нуль-пространства оставалось меньше получаса. Всё это время я пытался наладить контакт с ИскИном, но ограниченный его функционал и непризнание меня капитаном, или хотя бы членом экипажа, не давала возможности добиться результата. Сначала хотел снять главный вычислительный кристалл, чтоб подтвердить появление себя любимого и, как достойный трофей, но побоялся, что выведу и без того ограниченные вычислительные способности Бруза на закритичный уровень.
«Как же я забыл! У меня ж есть пленный, придавленный гравиплатформой! Он мне поможет, куда ему деваться?»
Сверился со схемой корабля любезно предоставленной Брузом, отдал приказ разблокировать двери и, понёсся в пыточную каюту. Нужно торопиться, времени осталось мало, если не получится убедить пленника, то ничего не остаётся, как опрометью бежать на палубу к спасательным капсулам, а лифты отключены. Хорошо, что бокс с капсулами находится в том же крыле, но палубой ниже, а ниже, это не выше, не подниматься по тёмной лестнице, а спускаться, что всяко легче.
Добежал до знакомой каюты. Дверь услужливо открылась, но в живых внутри никого. Как понял, когда пьяный Сержант, которого для себя обозвал сумасшедшим, пробил третий корпус корабля, скакануло напряжение, вырвался электромагнитный импульс и некоторые системы корабля пришли в негодность, в том числе блок управления гравиплатформой, которая всем своим весом раздавила бедолагу.
«М-да. Ладно, совесть моя чиста, думаю на корабле больше никого, кроме меня в живых нет и пора убираться, пока есть время».
Облачился в скафандр и уселся в ложемент спасательной капсулы.
«Теперь можно и перекусить», – расслабился я, когда питательная жидкость побежала сначала по трубопроводу скафандра, а потом приятным теплом разнеслась по моему телу. От напряжения и усталости, задремал и не заметил, как корабль вернулся в обычное пространство, а спаскапсулу отстрелило перед разрушением корабля…
«Внимание! Спасательная капсула РН87К3 включите опознавательный сигнал. Внимание! Спасательная капсула РН87К3 включите опознавательный сигнал, или будете уничтожены», – вздрогнул от резкого повторяющегося звука, доносящегося из динамиков скафандра.
Глава 3
– Не хотите отвечать, не надо, – хмуро произнёс человек в форме с неизвестными знаками различия.
– Я вам уже третий раз повторяю, я – военнослужащий Альянса капитан Павел Кенгирский, командир специального батальона, кавалер…
– Кавалер орденов, герой и прочее, и прочее, и прочее, – перебил меня неизвестный.
Третий день меня держат в закрытом помещении на какой-то орбитальной станции, куда меня еле живого доставил патрульный корабль, подобравший спасательную капсулу. Хорошо хоть не уничтожили, когда опознавательный сигнал спаскапсулы идентифицировали как принадлежащий кораблю, включённому в базу данных находящихся в розыске. И ладно бы, просто в розыске, но нет, спасательная капсула относилась к кораблю, который по базам проходит как пиратский и подлежит приоритетному уничтожению без проведения переговоров. Хорошо, что командир патруля оказался вменяемым человеком, и я уговорил его поднять меня на борт, а чтоб не разочаровывать совсем молоденького командира, уверил его, что у меня ценная информация, которую необходимо передать командованию, и только потом предать суду. Возможно, моя ложь и мой непрезентабельный внешний вид сыграл недобрую шутку. Который день меня допрашивают разные люди, которым неоднократно повторяю одно и то же, но мне не верят. Не дают связаться с теми, кто подтвердит мою личность.
– Павел, если вы уж так себя называете, у вас остаётся последний шанс облегчить свою участь, сознайтесь в подготовке диверсии…
– Мне не в чем сознаваться, – закричал я, – никакую диверсию я не готовил. Запросите Генеральный Штаб Альянса, запросите идентификационные данные на Павла Кенгирского, сравните с моими!
– Не кричите! – резко оборвал дознаватель, – идентификационные данные собраны, и образцы отправлены, куда следует. И это ваш последний шанс облегчить свою участь. Как только придёт ответ, к вам применят иные методы допроса, – на его лице промелькнула зловещая ухмылка. Дознаватель продолжал что-то говорить, но я уже не слушал. Необходимо потерпеть, подождать ещё немного, а потом, надеюсь, что всё встанет на свои места. Видя моё отрешённое безразличие, дознаватель прекратил допрос и приказал отвести меня обратно в камеру, а я с облегчением на сердце поверил, что мои мучения скоро закончатся.
– Что произошло за время моего отсутствия? – думал, оставшись в камере. – И вообще, сколько я отсутствовал, может, меня опять закинуло туда, неизвестно куда, но, нет. Когда представился бандитам на корабле и здесь, уже в ходе допроса, моя речь произвела ожидаемое впечатление. Об Альянсе, Планетарном Союзе, Кенгирах, войне, здесь слышали. Но почему у дознавателя форма без знакомых знаков различия и язык, хоть и схожий, я понимаю, меня понимают, но отдельные фразы, слова, всё-таки выпадают из контекста, как не вполне знакомые, или прошло слишком много времени, или…» – тут дверь моей камеры плавно отъехала в сторону. В дверном проёме увидел невысокий силуэт, облачённый в свободные, ниспадающие одежды. Он стоял, не проходя внутрь. Разобрать его черты лица не смог. Яркий свет из коридора, попадая в плохо освещённую камеру, слепит, не позволяя рассмотреть очередного незнакомца. Я стоял, не двигался с места, ожидая первого хода со стороны неизвестного, но незнакомец сделал шаг назад, и дверь затворилась, оставив меня в полумраке.
«И, что это было?» – недоумевал я, усаживаясь обратно на жёсткую кровать, заправленную тощим одеялом.
«Как будто мне больше делать нечего, как выступать в роли экспоната музея или ещё лучше животного в зоопарке. Что показывали меня неизвестно кому, это точно, но кому? Им что, лень, или нет технической возможности переслать моё изображение, записи допросов или, не знаю, отчёт с видеокамер, которыми напичканы не только коридоры, но и, считай все помещения, где я только успел побывать».
Желудок непривычно заурчал, требуя пищи. Я успел привыкнуть, что хоть и нахожусь в заключении, но кормят тут строго по часам. Один раз, когда допрос затянулся, так обед доставили, прям в допросную, где я, не скрывая своих умений ловко пользуясь столовыми приборами, а они, знаете ли, несколько отличаются от привычных земных, поразил своим знанием этикета одного из дознавателей, который, видимо, ожидал, что я, как дикарь, накинусь на еду, но не тут-то было. Знай наших! У него челюсть так и отвисла. Ещё бы, в скафандр я облачился, не снимая своего одеяния. Возможно, это и вводит в заблуждение представителей спецслужб по поводу моих слов, что я – гражданин Альянса. В том, что мной занимаются именно спецслужбы, я не сомневаюсь, только остаётся открытым один вопрос, что это за спецслужбы, какой страны, объединения, альянса или союза. С тех пор, чтоб не смущать офицеров знанием этикета и умением пользоваться столовыми приборами, в допросе делали перерыв на приём пищи, а сейчас, привыкнув к распорядку дня, мой желудок неосознанно требовал еду в привычное для него время.
– В качестве экспоната побывал, может, не устроил мой внешний вид и теперь меня что, голодом морить станут? – возмущался я, измеряя шагами камеру. – Десять шагов вперёд. Остановка. Четыре шага влево, десять шагов назад, – проговаривал вслух свой моцион. Я знал, что за мной наблюдают, просто иного и быть не могло, и старался не производить неадекватных неоднозначных действий, которые могут интерпретироваться не в мою пользу. Ожидание становилось томительным, измерив камеру своими шагами полторы сотни раз, подошёл к двери с намерением добиться объяснений, когда меня будут кормить. Всё-таки голод не тётка, если уж не верят, что я гражданин Альянса, герой войны, пусть хоть моральные законы приличия соблюдают, но не успел нажать на вызов переговорного устройства, как створки двери распахнулись.
***
«Опять допрос? Так поздно?» – идя по коридору в сопровождении двух бойцов мучал себя вопросами. Как ни странно, но распорядок дня на стационарной станции, куда меня доставил патруль, соблюдался строго. Я это заметил не только в строгом следовании установленного распорядка дня, будь то приём пищи, но и допросы, забор образцов, различные тесты, которые за эти дни со мной провели бесчисленное количество раз, проводились в строгом соответствии с рабочим днём, установленным на станции. А сейчас, по моим подсчётам, по времени станции глубокий вечер, рабочий день закончен, но меня, вместо того, чтобы покормить и предоставить самому себе ведут неизвестно куда.
– Офицер, куда меня ведут? – не удержался, заговорил с конвоем, что раньше никогда не делал, предполагая тщетность этой затеи.
– В сектор «Б» двенадцать, – ответил один из конвоиров.
Произнесённая аббревиатура не внесла ясности. Схему станции, расположение секторов, особенности конструкции и названий я не знаю, но мне осталось только удивиться. За время нахождения под надзором я посещал всего лишь один сектор и это сектор «Н», а из прежнего опыта знаю, чем ближе буквенное обозначение к началу алфавита, тем выше уровень допуска необходимо иметь, чтобы проникнуть в этот сектор. И, надо отдать должное конвоирам, видя, что я не выдерживаю темп передвижения, который они задали, как-никак мой почтенный возраст и откровенно плохое физическое состояние не давали мне возможности успевать за ними, конвоиры подстроились под мой шаг, чем вызвали моё глубокое уважение.
– Проходите, вас ждут, – мы остановились напротив гермодвери, возле которой стояли часовые. Гермодверь с шипением отъехала в сторону, я отстранился в сторону, пропуская вперёд конвой, но они стояли, не сдвинувшись с места. Один из них кивком дал понять, чтобы я прошёл внутрь один.
– Присаживайтесь, – услышал приглушённый голос, стоя возле богато уставленного яствами стола, накрытого на две персоны.
– Хоть не забыли покормить, – тихо под нос буркнул я, усаживаясь в удобное кресло. Напротив меня в противоположной части стола сидел пожилой мужчина из расы кенгиры. Устроившись поудобнее, уставился на своего визави, пытаясь его рассмотреть, но приглушённый свет, да и слабое зрение мешали мне это сделать. Пауза затянулась, кенгир смотрел на меня, изучая, а я на него, не смея нарушать принятый у них этикет, когда пригласивший первым обязан вкусить предложенную пищу, показывая, что она безопасна. Не знаю, откуда пошёл этот обычай, вероятно с давних времён, когда разделить пищу с гостем считалось не столько признаком гостеприимства, сколько дань уважения традиций при проведении переговоров руководителей противоборствующих сторон.
– Меня зовут Каратакис, мне поручено передать вам вот это… – из полумрака возник боец и положил на стол рядом со мной плоский лист.
– Что это? – спросил, не обращая внимания на исчезнувшего бойца. Что наша встреча проходит под присмотром охраны я уже понял, но зачем такие сложности?
– Это я хотел у вас спросить, – ответил Каратакис.
Недоумевая взял в руки лист, повертел в руках, но ничего не увидел. На ощупь на бумагу не похоже, скорее всего какой-то плотный полимер зеленовато-синего цвета размером с обычный лист бумаги, чуть больше формата А4. Посмотрел с обратной стороны, ещё раз повертел в руках, ничего. Только небольшое обрамление в нижнем углу. Как-то случайно, или по неосторожности провёл по этому знаку указательным пальцем. Лист завибрировал, и на нём проявилось изображение.
«Во, как, это такой планшет, как понимаю. Очень тонкий», – обрадовался своей сообразительности. На экране появилось трёхмерное изображение. «До чего техника дошла», – ухмыльнулся, помня, что в бытность мою о таких технических устройствах и не мечтали, по крайне мере я уж точно. Носимые планшеты не могли воспроизвести трёхмерное изображение, наверно, не хватало мощности. Приборы, воспроизводящие трёхмерное, были настолько громоздкими, что использовались только как стационарные на кораблях, в штабах или в специально оборудованных помещениях.
Видеоряд сменял друг друга, но что плохо – звук отсутствовал. Я увидел и капитана Ускуса, и церемонию своего награждения, и некоторые моменты из бытности командиром подразделения. У меня прям слёзы навернулись на глазах от нагрянувших воспоминаний. Изображение дрогнуло. Экран планшета потемнел, но через несколько секунд видеоряд возобновился. Камера, пролетая над поверхностью планеты, медленно опускалась. По специфическим признакам ландшафта, цветовой гамме, понял, что съёмка сделана на центральной планете Кенгирской Федерации. Снижающийся полёт замедлился, камера зависла над большой группой кенгиров, которые стоят полукругом напротив уходящей ввысь стелы. Картинка с общего плана сменилась на ближний, выхватывая по отдельности лица, от мала до велика, на которых я распознал скорбь, отчаяние, горечь утраты. Камера вновь взмыла вверх до шпиля стелы и медленно, словно давая возможность зрителю рассмотреть каждую крупинку массивного каменного памятника, начала спуск вниз. Я смотрел заворожённый, было такое ощущение, что нахожусь среди тех, кто стоит перед памятником и молча скорбит об утрате. Камера спустилась к подножию. Видеоряд застыл, давая возможность прочесть надпись на массивной плите: «Здесь покоится уроженец далёкой планеты, ставший истинным сыном Кенгирского народа. Кавалер Ордена Основателя, герой Альянса – капитан Павел Кенгирский. Вечная память».
Я выронил из рук планшет и откинулся на спинку кресла.
– Что скажете, – нарушил тишину Каратакис.
– Кто там похоронен? – только и смог выдавить из себя вопрос.
