Бриллиант Махараджи

Глава 1

«Нет ничего противнее грязно-снежной мартовской каши под ногами», – думал Миша, прыгая в промокших ботинках с одного относительно сухого пятачка асфальта на другой. Горло невыносимо саднило, глотать без боли не получалось с самого утра. А теперь еще и ноги промочил! Но все бы ничего, если бы было к кому идти, и был бы смысл оставаться дальше в столице. Вчера вечером Мишу выставила из дома жена. Они не просто поссорились, а привели убедительные аргументы бессмысленности дальнейшего совместного существования. Особенно старалась супруга.

– Ты помнишь, когда последний раз мне что-нибудь дарил? Я помню! – сама себе отвечала Ольга, – год назад на свадьбу! И это был дешевый пуховик!

– Ты в нем до сих пор ходишь… – неудачно попробовал защитить себя Миша.

– Вот именно! – все больше распалялась Оленька. – Именно! Живешь тут на нашей жилплощади, ни за что не платишь, ешь-пьешь…

– Я так и знал, что ты меня упрекнешь! Время не резиновое: или роман писать, или деньги зарабатывать. Я и так сократил свои расходы до минимума.

– И что? Что толку, я тебя спрашиваю?! В издательствах твои творения не берут…

– Я не могу писать вещи стандартных объемов, мои романы или больше, чем им нужно, или меньше…

– Тебе не кажется, что дело не только в объеме? – ехидно усмехнулась жена.

– Да, жанр у меня своеобразный. Не подходит под их определения. У меня свое видение, своя композиция. Тебе раньше нравились мои эксперименты и с формой, и с содержанием…

– Все, я больше не могу обслуживать непризнанного гения! Я на трех работах пашу, в кредиты влезла…

– Лучше бы ребеночка родила, как мы мечтали…

– Ты в своем уме? Разве ты нас прокормишь? Да будет тебе известно, что мои мама с папой через неделю приедут в Москву.

– Что это им не живется в Воронеже?

– Это их квартира! Отец ее заработал на военной службе, теперь уходит в отставку. Они продают дом в Воронеже и будут жить здесь, в Москве.

– Вот как, пусть продают и приезжают!

– Разрешил… – горько усмехнулась, – а твоего согласия и не требуется, ты у себя в общаге прописан.

– Все предусмотрела…

В общежитие Литинститута Миша и брел по ковровой дорожке из грязного снега. Интересно, занято ли его место в двухместной комнатушке, в которой он прожил пять долгих лет учебы на писателя? Да и не на писателя вовсе, а на преподавателя русского языка и литературы, как было написано у него в дипломе. Миша поступил в московский вуз не по знакомству. У него были публикации в литературных журналах. Были рекомендации от СМИ родного Междуреченска, а так как он был детдомовцем, да еще и в армии отслужил, то был зачислен по квоте и, недолго думая, продав жалкую жилплощадь в своем городке, зажил новой жизнью студента. Свою будущую супругу встретил на студенческой пирушке, год подружили, перед защитой Мишиного диплома расписались. Ольга, москвичка воронежского "разлива", поначалу с удовольствием примеряла на себя роль музы начинающего литератора. С виду ей Миша понравился сразу: очень напоминал поэта Есенина. Вот еще бы такого же яркого дарования, да еще удачи ее Мише! Мечталось поначалу о славе, о достатке, о ребеночке, но… "Любовная лодка разбилась о быт". Как правы бывают поэты! "Да пропади они все пропадом со своей правдой!" – зло подумал сейчас Миша, открывая знакомую дверь общежития.

Глава 2

Теперь в его бывшей комнате жили индийцы, но в соседней удалось-таки устроиться: за очень и очень приличную мзду знакомая комендантша распорядилась втащить в комнатенку к двум первокурсникам третью кровать. Деревенские пареньки, еще не испорченные столичной эгоистичной круговертью, угостили нежданного постояльца малиновым вареньем, напоили горячим чаем, пытались поговорить по душам. Но, видя вконец разболевшегося новичка, сунули ему свои одеяла и удалились. Миша, как в детстве, когда ему было холодно и голодно у рано скончавшихся пьяниц-родителей, свернулся в комочек под тремя одеялами с головой, сначала замерз, потом вспотел и заснул.

Утром он не узнал себя в мутном зеркале ванной комнаты. На него смотрел всклокоченный, с нездоровым цветом лица тип со впалыми щетинистыми щеками, заострившимся носом и огромными, немного приподнятыми к переносице глазами, переполненными темно-серой свинцовой тоской. Да что, собственно, произошло?! Поругался с женой, можно сказать, сам ушел из дому… Но он осознавал, что захлопнулась дверь в прошлое, его подтолкнули ее захлопнуть. На эмоциональные встряски его тонкая натура (и откуда такое деликатное наследство взялось?!) часто реагировала и физическими недугами. Болел всегда всерьез, пока в душе не затихала буря и не восстанавливалось равновесие и в духовном, и в телесном состоянии. Быстро же его можно выбить из колеи! Что тут поделаешь, литератор… Горько усмехнулся и побрел на кровать, предаваться самоедству.

Зазвонил, как только зарядился, мобильник… Не хотелось разговаривать с Ольгой ни сейчас, ни вообще когда-либо в жизни.

– Слушаю тебя… – он просто ненавидел себя за эту автоматическую реакцию.

– Миша, ты где? Я уже не знаю, что и думать. А что у тебя с голосом? С тобой все в порядке?

– У меня все БУДЕТ в порядке, – прохрипел в трубку. – Завтра заеду за вещами, отдам ключи…

– Может, не надо? – ему послышалась растерянность в интонации.

– Надо, Оля, надо! Все кончено…

Глава 3

У Миши созрел план: заберет вещи, заедет в издательство "Шанс", – а вдруг приняли его новую книгу… Конечно, можно было бы позвонить, но он решил уточнить судьбу рукописи лично, так ему казалось вернее, тем более что можно будет попробовать упросить-уломать капризного редактора, смотря ему прямо в глаза, опубликовать его шедевр. А если не опубликуют, то дальше что? А дальше поедет в родной Междуреченск, снимет уголок… Слава его и там найдет! Будет литературу преподавать или устроится в районную газету корреспондентом, не беда, если заработки будут отличаться от сказочных. В любом случае себя прокормит, и, конечно, продолжит писать. Намерения оставаться в столице у Миши теперь не было. Огромный город жил своей, недружественной ему жизнью. В свои двадцать шесть он решил, что будет писателем. Что писать и, главное, для кого писать не думал. Хотелось уйти от проблем действительности в вымышленный мир. Поначалу это удавалось. Наконец-то бывший старательный отличник междуреченской школы-интерната, далее исполнительный солдат-срочник, затем "заучка", как дразнили его в вузе, делал то, что хотел. Олин муж воспринимался всеми как подающий надежды литератор. Но надо было ему на всякий случай "соломку подстелить": на работу какую-нибудь после вуза устроиться, а не сидеть сутками дома за компьютером, о чем теперь сожалел Миша. Но что сделано, то сделано. Его творения пока в издательствах не оценили (последняя надежда "Шанс"), а Оля уже веру в него потеряла. Показала свое истинное лицо, мещанка и эгоистка. Как он ошибся со второй половиной!

Глава 4

– Hello, we`re leaving for New Delhi next week. You may occupy the room… (– Привет, мы уезжаем в Нью-Дели на следующей неделе. Вы можете занять комнату…).

– Sorry, I didn`t catch. Shall I ask the receptionist for the key? (– Простите, не понял. Можно ли будет попросить у администратора ключ?) – "пятерка" по- английскому вмиг пригодилась.

– Definitely! (– Определенно!), – индиец широко улыбался и протягивал ему руку для знакомства. У Пурчуна Ами и его коллеги из Делийского университета заканчивалась трехмесячная стажировка. По-русски они, как оказалось, достаточно хорошо изъяснялись, просто приняли его за англичанина, который должен был занять их комнату. Ошибка скоро выяснилась, но молодые люди уже познакомились и отправились вместе ужинать. Они нашли общий язык и подружились.

Миша не считал себя авантюристом. Однако Миша снял все деньги со своего НЗ (неприкосновенного запаса) и просто летел в Индию. Так сложились обстоятельства: никто его, по сути, не ждал ни в Москве, ни в Междуреченске. Книгу "Солдат будущего", являющуюся то ли фантастическим романом, то ли психологическим триллером, то ли философской притчей, забраковали категорически и в "Шансе", лично указав бедолаге-автору на недопустимые промахи. Аспиранты из Дели помешали ему утопиться, отравиться, наконец, просто сгинуть в равнодушном огромном городе. Они посоветовали ему посмотреть мир, получить новый жизненный опыт, накопить впечатления. Миша знал, что в аэропорту экзотической страны новые друзья, прилетевшие двумя неделями раньше, его встретят. Они же снимут для него комнату, помогут с рабочей визой.

Выбрав другую жизнь, Миша не представлял, как жарко и скученно в заморском городе. Густой, наполненный подчас неприятными запахами, воздух просто не хотелось вдыхать. Острая пряная пища отталкивала. Хотелось только пить, но пить то, что текло из крана, нельзя было, по крайней мере, ему с его слабым желудком ни в коем случае. Приходилось тратить деньги еще и на воду в бутылочках. Пурчун заезжал в его жилище каждый день, пытался показать ему город, достопримечательности, хотел познакомить с коллегами в университете. Лобсан Рорчак, другой, стажировавшийся в России аспирант, вскоре уехал на Гоа к своей невесте.

Миша все никак не мог адаптироваться. Лежал без сна в душной, несмотря на жужжание вентилятора, комнате. Теперь он уже приходил в ужас от своей затеи. Деньги стремительно таяли, здоровье тоже. Можно бы попытаться не обращать внимание на непрекращающуюся головную боль, на постоянную лихорадку, но что делать, если не можешь и часа прожить без унитаза?! Российские лекарства пришлось все оставить на таможне, а то, что привез ему Пурчун, пока не помогало… Одним словом, когда Миша и Пурчун были приглашены в знатный дом родителей Лобсана, возвратившегося с невестой, Миша при всем желании не мог этим приглашением воспользоваться.

Глава 5

На следующий день под окнами Мишиной каморки настойчиво сигналил автомобиль. Он выглянул с балкона. Боже! Это Лобсан с друзьями спешит его навестить. Он заметался по комнате, пытаясь устранить беспорядок, распахнул широко балкон, благо утренний дождь мог подарить немного свежести. Шорты нашлись, когда уже заливался входной звонок. Раздирая руками русые волосы (где у меня расческа?), Миша плелся, а ему казалось, бежал на зов. Распахнув дверь, он отпрянул, оступился, чуть не упал. В убогое жилище царственно вошла неземной красоты молодая женщина. Иссиня-черные распущенные волосы, переливающееся в золотистых и изумрудных тонах сари на изгибах точеной фигуры. А глаза! Мишу вмиг поглотила бездна черных очей богини. Не отрывая глаз от сказочного видения, Миша, запинаясь, бормотал приветствия по-английски. Друзья-индийцы, улыбаясь, пронесли в комнату пакеты с едой.

– Познакомься, Лакшми – моя невеста, – представил гостью хозяину тщедушный и почему-то морщинистый в молодом возрасте жених. – Как дела? Тебе лучше?

Они перешли на английский, чтобы Лакшми их понимала. Миша заверил, что уже все прошло, при этом ощущая предательскую слабость во всем теле.

– Вы можете простыть от сквозняка, – заметила Лакшми, – сегодня не жарко. Лобсан согласно кивнул и прикрыл распахнутый балкон. Пурчун придвинул к наспех заправленной кровати журнальный столик и стал извлекать из пакетов всякую снедь.

– Что вы стоите? – накинулся на остальных. – Мойте фрукты! Открывайте вино! Михаил, у тебя есть фужеры?

Миша лихорадочно соображал, где его рубашка, а насчет фужеров небрежно махнул рукой в сторону кухни. Лакшми усадили в единственное имеющееся в комнате кресло. Она с улыбкой наблюдала, как весело переговариваются друзья. Миша незаметно удалился в ванную. Как мог, привел себя в порядок, благо и рубашка висела рядом с полотенцем. Сердце почему-то билось по-особому. Когда он вышел и опять встретился глазами с индийской красавицей, он почувствовал, что если не прислонится к стене, то упадет. Ни есть, ни пить он не мог. Сославшись на нездоровье, сидел с краю на кровати и делал вид, что слушает разговоры веселой компании.

Когда все ушли, он в изнеможении лег и первый раз за дни на чужбине заснул глубоким сном. Снилась божественная Лакшми. Но не в его жалком жилище, а на фоне невиданного пейзажа. Она неподвижно стояла на вершине высокой горы. Со всех сторон вдалеке высвечивались ярким солнцем голубые далекие вершины. Вдруг она вскинула руки в браслетах, изогнулась вся в такт неведомо откуда зазвучавшей музыки и, разогнувшись грациозным движением, закружилась в дивном танце. Танцовщица как бы парила в воздухе, то приближаясь почти вплотную, то снова застывая статуэткой в эффектных позах на фоне синеющих горных вершин. Временами он даже осязал ее присутствие, чувствовал изысканный цветочный аромат, ясно видел длинные ногти на руках, покрытые кораллово- красным лаком, тилак (специальное пятнышко) на лбу. Звенели браслеты, шуршала материя, замысловатый, наподобие короны, убор на голове танцовщицы вдруг ослепительно сверкнул…

– Бриллиант! – произнес вслух Миша и от этого проснулся. Наконец он улыбался. Ночник освещал неубранные остатки вечеринки. Он встал, сел в кресло, явственно ощутил запах ее духов и снова улыбнулся. Все теперь будет хорошо!

Глава 6

И действительно Миша быстро поправлялся. Созванивался с друзьями насчет работы. Отец Лобсана, крупный чиновник делийской мэрии, предложил русскому другу поработать у них на усадьбе садовником. Миша с радостью согласился. Жилье будет, зарплата будет. А уж газоны подстричь, да цветники полить он сумеет. Мише предоставили маленькое помещение с отдельным входом в двухэтажном особняке Рорчаков. Всю их семью Миша не видел, но со слов Лобсана знал, что в белоснежном доме с огромным садом живут сами супруги и старшая дочь. Зато с прислугой Миша вынужден был познакомиться уже на следующий день. Дворецкий пытался командовать им, а горничная принесла белье и посуду только после подношения ей пакета с фруктами и сладостями. Далее Мишу переодели в своеобразную униформу наподобие одежды российских хирургов бледно-бирюзового цвета. Перед очами владельца особняка Миша предстал уже в новом обличье и при исполнении. Однажды он управлялся с газонокосилкой, когда увидел въезжающий в раздвижные ворота главного входа белый лимузин. Оказалось, что худой горбоносый Лобсан совсем не походил на отца. Из машины величественно вышел статный полноватый господин в кремовом кителе, кремовом тюрбане и в белоснежных остальных предметах одежды, включая туфли. Поместив кисть правой руки за борт кителя, а левую сжав сзади на уровни поясницы, он, раскачиваясь с носка на пятку, нахмурившись, ждал, когда Миша выключит устройство, подбежит к нему и почтительно склонится, сложив руки ладонями вместе по недавно усвоенному индийскому обычаю.

– Надолго в нашу страну, молодой человек? – английский язык господина Рорчака был великолепен.

– Хотелось бы подольше, виза…

– Усердно работайте, а там посмотрим! – оборвав нового слугу на полуслове, хозяин развернулся и быстро пошел к парадному входу.

Миша был несказанно рад и благодарен Лобсану за работу и кров. Дни шли своим чередом, флора вверенного ему сада уже не казалась непостижимой. Он изучил особенности ухода за самыми прихотливыми образцами орхидей и роз, дизайн сада его также искренне интересовал. Переключившись на цветы, уйдя в мир своей новой работы, Миша понемногу адаптировался и уже мечтал накопить на ноутбук, чтобы засесть за очередной роман. Теперь ему хотелось писать о необычной стране, которую он еще мало знал, о ее колдовской природе и… о любви.

Жаркие летние месяцы пролетели в трудах и заботах о саде. Миша таким образом ото всего отгородился и восстанавливал душевные и физические силы. Индийских друзей он совсем не видел: Пурчун все лето жил в Австралии, а Лобсан был то в Тибете, то в Гоа у невесты. Однажды к особняку лихо подкатил бежевый "порше" Лобсана. Услышав нетерпеливые сигналы, Миша выключил газонокосилку и поспешил к открывающимся воротам. Совсем черный от загара и почему-то еще похудевший Лобсан выскочил и по-европейски пожал Мише руку, но Миша вглядывался в силуэт в глубине машины. Лакшми! Он чувствовал, что сердце бешено колотится, во рту пересохло. Для него наступил миг непостижимой тишины. Все вокруг замерло, и появление перед ним улыбающейся лучезарной индийской богини в розовом сари казалось съемками немого кино. Ее огромные черные глаза смотрели ему прямо в сердце. Кто придумал, что надо еще и разговаривать?! Миша был переполнен встречей, ему было как-то особенно хорошо, но он вдруг осознал, что так не должно быть. Лакшми невеста его друга! Он попытался взять себя в руки, сказать какие-то дежурные слова. Но все же заметил сначала недоумение, затем беспокойство на лице жениха. Лобсан взял Лакшми за локоть и повел навстречу вышедшим на террасу родителям. Михаила в дом никто не позвал.

Глава 7

– Махарад-джа! Махарад-джа! – Кто-то бил его по щекам, причем больно и звонко. Он отпрянул, ударился головой о стену, застонал. Окончательно пришел в себя от громкого смеха, видимо, над ним. В огромном вонючем помещении делийской тюрьмы Миша в полузабытье сидел на полу. Он отказывался принимать пищу, маисовую лепешку и непонятного происхождения бурду со вчерашнего дня. Сознание медленно восстанавливало невеселые картины из недавнего прошлого. Лакшми! Бриллиант! Зачем он тогда погулял с невестой друга по роскошному саду, зачем откликнулся на предложение Лобсана присутствовать на вечеринке в доме, где и увидел роскошный бриллиант в бархатной коробочке – подарок отца на предстоящую свадьбу и, главное, куда исчез этот бриллиант после вечеринки?!

Теперь его постоянно допрашивали, он уже устал повторять, что ничего не брал, что дикая ошибка подозревать его, что он обратится в посольство за адвокатом, что …

Достойно держаться грязному, изнуренному, подавленному узнику становилось все труднее. Кого только не было в огромной камере. Как милтоновы бесы кишмя кишели отребья индийского общества. Уголовники всех мастей, плуты и проходимцы с интересом наблюдали за страданиями белокурого иностранца. А так как он держался отстраненно и с достоинством, кто-то назвал его в шутку – Махараджа. Кличка к нему прилипла. Он, стараясь не стонать, потянулся к поставленной прямо на грязный пол миске. Надо есть! Если он здесь умрет, то никому не докажет, что не брал злополучный бриллиант.

– Махараджа! На допрос! Руки за спину! – и стражник туда же, но пусть уж Махараджа, чем Мошкин. Ему представлялось кощунством звучание в этом гиблом месте своей настоящей фамилии.

Глава 8

Итак, они в тот вечер сидели в кабинете у Лобсана. Жених был навеселе после большого застолья с родителями и родственниками. Лакшми заваривала душистый чай, горничная принесла корзинки с фруктами и поднос с деликатесами. В кабинет с улыбкой заглянула старшая сестра Лобсана Намча. Худенькая, с некрасивым лицом, она не строила иллюзий относительно своего женского счастья и посвятила себя преподаванию древнеиндийских традиций в колледже. Намчу тоже пригласила молодежь на чай. По ее просьбе Лакшми извлекла драгоценность из своего чемодана и показала им всем. А вскоре Лобсану позвонил на сотовый отец и попросил его зайти в гостиную. Он долго не возвращался, и Миша, Лакшми и Намча вышли в сад. Ночь показалась зябкой для Намчи, она побежала за шалью в дом. Когда Лакшми и Миша остались наедине, то сначала смутились, затем одновременно заговорили. Она спрашивала, чем он дальше думает заниматься. Он интересовался, как долго она здесь пробудет. Но вглядываясь друг в друга, они мечтали совсем о других словах, о прикосновениях, о… Миша взял ее руку, и они закружились в водовороте собственных энергий.

А Лобсан, оказывается, стоял в беседке неподалеку и смотрел на них. Не обнаружив отца в гостиной, он тоже вышел в сад. Лобсан давно заподозрил взаимное влечение между Мишей и Лакшми. Завидев жениха, они смутились, разговор прервался, но пробежавший по ним ток запомнили оба. Буквально через несколько минут все разошлись. Лакшми с виноватой улыбкой поспешила присоединиться к стоящему неподвижно жениху, с ним вместе они вернулись в кабинет. А ночью к дому подъехала полиция, началась суматоха, провели обыск, но подаренный на семейном ужине фамильный бриллиант нигде не нашли. Пропажу обнаружили случайно: Лобсан попросил Лакшми отдать ему коробочку с бриллиантом для сохранности. Лакшми послушно расстегнула чемодан, выкинула из него все содержимое, но коробочки не нашла. Вдруг осознала, как небрежно отнеслась к подаренной драгоценности. Ей казалось, что она запихнула бесценную коробочку в чемодан, но само это действие явственно не припоминала, так как была эмоционально отвлечена, точнее, увлечена. Теперь они перевернули весь кабинет. Сказать отцу о пропаже было страшно, но после безуспешных поисков пришлось это сделать. Когда полицейская собака стала громко лаять на брошенную на лужайке газонокосилку, а в отсеке для инструментов обнаружилась попавшая туда непостижимым образом коробочка, пустая коробочка, Мишу схватили и бросили в тюрьму. Он понимал, что его подставили. Неужели это сделал Лобсан, который приревновал его к невесте? Или его отец, которому по неведомым пока Мише причинам тоже решил ему навредить, или вдруг скромница Намча занялась кражей и подлогом? Не хотелось даже думать, что он совсем ничего не знает о Лакшми, кроме того, что Лобсан считает ее достойной быть его невестой.

Теперь в тюрьме он не уставал повторять, что ничего не знает, что на коробочке не могло быть его отпечатков, что в доме есть еще несколько слуг и почему их не арестовали?!

Глава 9

Этот бриллиант являлся семейным оберегом Рорчаков. В Индии особое отношение к алмазам и бриллиантам (так называются алмазы после ювелирной обработки). Первые алмазы были найдены именно в Индии. По мнению древних индусов, алмазы образуются из "пяти начал природы": земли, воды, неба, воздуха и энергии. При этом алмазы, как и люди, разделялись на четыре класса или сословия: "брахманов", "кшатриев", "вайшьев" и "шудр".

Из шестивершинного алмаза "брахмана" был изготовлен камень Рорчаков. Его подарили еще прадеду Лобсана за верную службу на флоте Британской империи. Он не просто блестел, а играл световыми лучами. Разноцветные искры были следствием преломления света в многочисленных гранях кристалла.

И вот на глазах всего благородного семейства Раммини Рорчак передал Лобсану сияющую драгоценность за праздничным столом, которую тот, поблагодарив, отдал Лакшми. Мать Лобсана, мудрая Фатия, как всегда, предчувствовала неприятности. После ужина она зашла в спальню супруга и, опасаясь, его гнева, начала разговор издалека.

– Великолепное торжество! Повариха постаралась, я ей заплатила вдвойне. А какая воспитанная и приятная невеста у нашего сына!

– Фатия, куда ты клонишь? Выкладывай, что у тебя на уме.

– Лобсан передал наш фамильный бриллиант невесте, как благоразумно! Она, конечно же, прибрала его в надежное место…

– Иди отдыхать, Фатия!

Глава 10

Мише было жаль и себя, и приютившее его семейство. Теперь у него имелось время бесконечно продумывать ситуацию, искать виновного, искать выход, наконец! Сейчас он думал: "Лобсан не прятал камень, чтобы его подставить, хотя мотив поступить так у него был". Почему не брал? Да потому, что с неподдельным отчаянием накинулся на Мишу, когда того запихивали в полицейский автомобиль: "Ты вор, ты мне жизнь испортил, отдай чужое!". У Миши сердце разрывалось на части, но он только бормотал в шоке по-русски: "Не брал я, не брал, не брал…". Лакшми во время той страшной суматохи не было видно. Она вся в слезах бесцельно перебирала разбросанные по кабинету Лобсана предметы и одежду, извлеченные из ее чемодана, понимая, что случилось непоправимое. Если не найдется этот злополучный камень, ее будут до конца дней тоже подозревать. "Да и…, да и… – и с Лобсаном теперь все кончено…", – она, рыдая, принялась собирать вещи.

– Что, к дружку своему торопишься? Сговорились вместе сбежать? – злобно кричал, задыхаясь от эмоций, забежавший в кабинет Лобсан.

– Лобсан, я….

– Молчи, женщина! Я давно понял, что тебе нравится этот русский. Иди к нему! Теперь у вас есть на что жить! Бог вас накажет!

– Ты не справедлив ко мне, – вдруг выпрямилась Лакшми. – Я ничего тебе дурного не сделала. Я ухожу.

– Учти, ты подозреваемая и тебе нельзя выезжать из города!

Но Лакшми его не слушала. Она уже бежала навстречу вызванному такси и неизвестности.