Только наоборот

– Великолепно, – кисло улыбнулся Сигизмунд. – Ничем не примечательная компания. А вопрос юного промальпиниста уже тебя не волнует? Выветрился напрочь за последние пять минут из белокурой головы?

Я вздохнула:

– Ты предлагаешь отказаться от первоначального плана и, вместо того чтобы ехать к эльфам, идти туда, не знаю куда, и искать этого неизвестного?

– Нет.

– Ага. То есть на самом деле ты предлагаешь всего лишь поволноваться лишний раз по этому поводу и потратить на это душевную энергию? – Я посмотрела на фею, которая выглядела очень уставшей. Измученной минералкой. И на Карла, который все еще не отошел от своего перформанса. – Это неконструктивно. Давай волноваться по расписанию. Уж слишком много у нас для этого поводов.

И как оказалось чуть позже, еще не все поводы для волнения мы учли.

– И почему мы не можем остаться в этом чудесном месте, раз уж оно оплачено на сутки вперед? – расстроенно спросила фея. – Ну или вы с Сигизмундом идите по делам… а мы с Карлом тут посидим.

– Ка!

– Поедим. И поспим.

Звучало это разумно. Точнее, звучало БЫ, если бы не сочетание «фея абсента в печали плюс шкодная чайка».

– Простите, но нет, – твердо ответила я. – Не хочу вернуться к развалинам гостиницы и платить за разрушения. Мне и стола с головой хватит.

– Мы, честно, будем тихо-тихо…

– Знаю я ваше «тихо», – пробормотал Сигизмунд. – Так что пожалуйте на выход.

Подождав для верности полчаса и надеясь, что хотя бы выйти из отеля у этой гоп-компании получилось без дополнительных эксцессов, я вздохнула и отправилась на ресепшен. Там новости о развалившемся столе приняли стоически. Видимо, потому что подкрепила я их готовностью все оплатить и словами о том, что не буду подавать претензию на выплату морального и материального ущерба («я так испугалась, ужасно испугалась! и еще ноготь сломала на ноге, представляете?»).

А потом вышла на улицу, посмотрела в небо и вздохнула. Интересно, будет ли у нас хотя бы минутка для отдыха в следующие две недели? Я никогда не страдала избытком оптимизма и понимала, что поиски будут долгими и сложными, в процессе мы, скорее всего, совершим пару-тройку подвигов, неоднократно поругаемся и отпустим друг другу столько шпилек, что места живого на самомнении не останется, короче… Вряд ли у меня будет время просто полюбоваться на природу и на город. И главное – побыть одной. Наедине с собой. Погрузиться в то самое состояние, в котором мне максимально хорошо. А не в тот кошмар, который ожидает…

– Алла! – позвал меня Сигизмунд, и я поморщилась. Вот оно. Вот. Ни минутки покоя у меня не будет.

Я махнула рукой в ответ – мол, слышу, – еще раз вздохнула и направилась к скамейке, на которую Сигизмунд сел сам и усадил рядом Карла с феей. И, надо сказать, тут же обрел небывалую популярность и успех. Каждый, просто каждый проходящий мимо ребенок тут же начинал показывать пальцем, восхищаясь ручной птичкой и «мама-какая-же-она-крутая-и-зелененькая!» куклой. Да уж. Вот как Сигизмунд понимал пожелание «тебе стоит быть незаметным». К моменту, когда я добралась до скамейки, вокруг уже собралось несколько маленьких зрителей.

– Пошли? – сказала я, подхватила фею под мышку и сурово уставилась на Карла, который решил, видимо, что вот он – его звездный час, и вовсю демонстрировал лунную походку.

– Пошли, – кивнул Сигизмунд, закинул Карла на плечо и, не обращая внимания на возмущенные и обиженные детские вопли, отправился за мной. – А куда, кстати?

– Мне надо подумать, – сказала я. – Что безопаснее, ездить на такси или на метро. Такси быстрее сожрет наши – то есть мои – деньги, зато меньше пересечений… с благодарными зрителями.

– Думай, – милостиво разрешил Сигизмунд, и мне тут же захотелось треснуть его чем-нибудь тяжелым по наглой морде… то есть скучающему лицу. Делегировал мне ответственность, угу. Сразу видно, кто тут командовать привык, а кто умная.

Мы шли по Невскому в сторону Гостиного двора. Солнце жарило изо всех сил. Я рассеянно смотрела по сторонам, пытаясь определить, как мы будем добираться в Шуваловский парк. На тротуарах были толпы, впереди кто-то пел, потом показывал фокусы, потом зазывал на экскурсию, потом декламировал стихи, потом раздавал рекламные листовки, потом…

И тут кто-то крикнул мне в спину.

– Алла!

Я дернула плечом, но не обернулась. Мало ли девушек именуются Аллами? Много. И чисто статистически звать меня человеческим именем тут было некому, так что оглядываться было бесполезно.

– Алла! Ты все-таки пришла!

И через секунду крик:

– Ой! Эй! Вы чего?

Я медленно обернулась и увидела Сигизмунда. Протянув руку, он держал за шиворот над тротуаром некую личность мужского пола. Личность имела стройное телосложение, чисто выбритое лицо с острыми скулами, была черноволоса, обряжена в старомодную рубашку и отглаженные брюки – это в августе в плюс тридцать градусов! – и забавно дрыгала ногами.

– Алла! – вновь возопила жертва Сигизмунда. Кстати, довольно приятным голосом. – Это же я! Евгений!

– Тот самый Евгений? – прищурившись, уточнила я. Чисто для проформы. Потому что у меня отличная память на голоса.

– Да! – энергично кивнул он. Вот уж кто не сомневался в том, что один во всем мире носит это имя.

– Который разбудил меня сегодня утром звонком по телефону? – нежно пропела я, понимая, что судьба послала редкую удачу. Возможность абсолютно легально и оправданно сорвать злость на первом встречном. Например, сказать Сигизмунду, чтобы дотащил его до очередного моста через канал и швырнул в воду. Размахнувшись. Как княжну. В набежавшую волну. Наверно, мысли о сладкой мести столь явно проявились у меня во взгляде, что Евгений тут же перестал лучиться энтузиазмом и очень, очень вежливым тихим голосом спросил у Сигизмунда:

– Не соизволите ли вы поставить меня обратно на землю?

Видимо, обалдев от такого возвышенного оборота речи, Сигизмунд соизволил.

– Спасибо, – поблагодарил Евгений, поводя плечами и поправляя воротник. – Алла, я на самом деле очень рад, что ты пришла, думал, ты забудешь, и звонил, чтобы напомнить…

– О чем забуду?

– О том, что я пригласил тебя на декламацию стихов. Я позавчера об этом писал, и вчера, чтобы уточнить место и время. Правда, ты не ответила.

Я потерла виски. О, небо! Мы ведь просто проходили мимо. И ждали, пока светофор загорится зеленым, и я смотрела на выступающих поэтов, даже не слушая их голоса, а этот возвышенный Евгений решил… О-о-о. Как там говорил Сигизмунд? Как все запущено.

– А этот… внушительный мужчина, – Евгений покосился на Сигизмунда. – Он тебе кто?

– Он мой друг, – коротко ответила я. – А почему ты вообще решил, что вправе задавать такие вопросы? И почему мы, кстати, на «ты»?

– Так на форуме же вроде на «ты» общались… – стушевался Евгений. – А спрашиваю в надежде, что твое сердце не занято.

– Мое сердце? – я не выдержала и расхохоталась. Вот теперь абсурд сегодняшнего дня стал полным. Нет, не то чтобы за мной раньше не пытались ухаживать человеческие мужчины. Иногда это бывало даже забавно. И приятно, м-м-м. Местами. Но, обладая магией, я в любой момент могла заставить их себя забыть или хотя бы отвести глаза, чем успешно пользовалась – когда мне надоедали людские реверансы, эмоции и чувства. Но надо же было случиться так, что именно сейчас, когда магии не стало, появился очередной обожатель.

Евгений закусил губу:

– О да, я понимаю, что это звучит смешно. Мы ведь ни разу не виделись раньше…

– И позже тоже не увидимся…

– Но сегодня судьба нас свела, – твердо проговорил он. – Прочитав твои стихи, я почувствовал… – вот сейчас по всем правилам повествования он должен был сказать «родственную душу». Но нет. – Почувствовал, что у нас могут быть схожие интересы.

Ладно. По крайней мере, не совсем романтик-без-крыши. А то знаю я таких. На первый взгляд нормальные, а потом и оглянуться не успеешь, как тебе уже посвятили роман в пяти частях с прологом и эпилогом и настоятельно приглашают знакомиться с родителями.

– И какие же стихи навели тебя на эту мысль? – я подняла бровь и приняла показательно скептический вид. Признаюсь, имелось у меня несколько аккаунтов, с которых я выкладывала в Сеть собственное творчество. Даже у ши бывают невинные человеческие хобби. Хотя, признаться, авторы и критики за последние пару веков измельчали. То ли дело поэтические салоны девятнадцатого века, посещая которые можно было разжиться не только листком с проникновенными строками, написанными в твою честь, но также смертельной дозой стрихнина, отравленной иголкой в спину или даже стилетом под ребро. О, эти бледные юноши со взором горящим и вдохновенные девы! Они давали сто очков вперед современным «беззубым» сетевым троллям.

Евгений улыбнулся:

– Те самые, которыми ты играла на рэп-конкурсе. Про битые стекла, что режут небо, и про парня, гуляющего по водосточным трубам и ребрам домов.

– И что же в них такого прекрасного?

– Всё. Еще я нашел спрятанный в паузах бит, – и он фальшиво насвистел нездешний мотивчик, который я и вправду вплела в текст. И который человек без чувства ритма, наслушанности и литературного образования вряд ли заметил бы.

Оу. О’кей. В этот момент Евгений заработал пару очков. Потому что большинство комплиментов я традиционно получала за искусственные красивые поделки, а вот хулиганские песни и речитативы с рваными «краями» и нечеловеческой логикой обычно ругали. Как-то даже расхотелось бросать Евгения с моста. Пожалуй, воспользуюсь подарком судьбы по-другому.

– Скажи, – протянула я задумчиво. – Ты на машине? Или…

– Нет, – качнул головой Евгений.

– Жаль.

– Но есть же каршеринг. – Он вытащил из кармана телефон. Тот самый, который должен был из-за моего проклятия упасть и разбиться. И сейчас наглядно демонстрировал, что ши без магии – это все равно что нормальная ши. Но не совсем. Потому что без магии. – Как раз за углом есть машина.

– Подвезешь тогда на Парнас? – проговорила я, рассеянно глядя на стремительно темнеющего лицом Сигизмунда. И чайку, которая вцепилась в его шею и что-то беззвучно орала. – Раз уж речь зашла о поэзии.

– Конечно, – засиял Евгений. – Рад помочь прекрасной даме и ее… – тут он ревниво покосился на Сигизмунда. – …Кхм, спутнику.

– Руки только к ней больше не тяни, – рыкнул его котейшество и демонстративно поиграл мускулами.

– Это вам, в первую очередь не мешало бы научиться держать себя в руках в приличном обществе, – Евгений вздернул подбородок и наставительно погрозил пальцем. – И не тянуть эти самые РУКИ к чужим воротникам. Там же… хм, ручная вышивка!

В этот момент Карл допрыгался и шлепнулся на тротуар с плеча буквально окаменевшего Сигизмунда, а я поняла, что поездка будет просто незабываемой.

– Ты зачем вообще этого поэта приваживаешь? – прошипел мне на ухо Сигизмунд, пока мы шли к машине.

– Затем, – ответила я.

– А подробнее?

– Затем, что он всю дорогу будет смотреть на меня, слушать меня и думать обо мне. Поэтому вам можно расслабиться. Отвлечение внимания – идеальная маскировка.

– Хм, – Сигизмунд сощурился и посмотрел на меня взглядом бабули, которая думает, отпускать ли любимую внученьку в ночной клуб.

Я не выдержала и хихикнула.

За что получила еще более строгий взгляд.

Тем временем Евгений с победным возгласом ринулся к круглоглазому «Дэу Матизу». Обтер рукавом зеркала и гостеприимно распахнул двери.

– Прошу! Карета подана!

Тут Карл, которого Сигизмунд минутой ранее поднял с асфальта и теперь заботливо нес на руках, встрепенулся и вновь заверещал.

– У него что, клаустрофобия? – хмуро спросила я.

– Не знаю, – поморщился Сигизмунд и потер ухо. – Да прекрати ты!

– А можно погладить птичку? Такая милая! – Евгений потянулся к Карлу, тот взбрыкнул ногами, вылетел из объятий Сигизмунда и снова грохнулся на тротуар. Я тут же автоматически сделала шаг назад, ибо чайка в истерике – это бомба ускоренного действия. И от этого урагана бьющих крыльев, пинающихся ног и хаотично дергающегося во все стороны клюва лучше держаться подальше. Сигизмунд повторил мой маневр, а вот господин поэт, очевидно, этой жизненной мудростью не обладал. Потому что присел на корточки и потянулся к Карлу с умильным:

– Тю-тю-тю!

Еще бы «ми-ми-ми» сказал, в самом деле. Интересно, сколькими царапинами дело кончится? И способна ли вот эта поэтическая личность стойко терпеть боль?

Однако вместо того, чтобы трепыхаться и наносить Евгению телесные повреждения разной степени тяжести, Карл прочистил горло, издал скорбный вопль и замер неподвижно.

– Это он сознание потерял? – Евгений виновато обернулся на Сигизмунда. – Простите, я не думал, что ваша птица такая чувствительная и до потери сознания боится чужих.

Сигизмунд смерил его уничижительным взглядом, поднял Карла и полез в машину. Понаблюдав за его попытками устроиться на переднем кресле, я задумчиво сказала:

– Кажется, авто не твоего размера. Может, назад переберешься?

– Чтобы ты с незнакомым мужчиной рядом сидела? – возмутился Сигизмунд. – Ну уж нет.

– С каким это незнакомым? – тут же встрепенулся Евгений, который тоже все никак не мог уместить длинные ноги так, чтобы не запутаться в педалях. – Мы же только что познакомились. Это лично. А в Сети мы уже давно знакомы! Я даже по имени представлялся.

– Может, поищем другую машину? – вздохнула я. – Эта явно нам… э-э-э, не по росту.

– Она была единственной в центре, – сказал Евгений, растерянно глядя, как Сигизмунд пристраивает бесчувственного Карла на приборную панель. – Можно подождать, когда появится следующая, конечно…

– Ладно, едем так. – Я полезла на заднее сиденье. – В конце концов, нам же не на край света надо.

– С тобой, о прекрасная, хоть на край! – торжественно проговорил Евгений, запуская мотор. – Кстати, ты знаешь, что в жизни ты гораздо красивее, чем на аватарке?

– Кстати, ты знаешь, что за неоригинальные комплименты к незадачливым влюбленным ночью является злая фея метафор и сравнений и ворует слова из головы?

– Ни разу ее не встречал, – покачал головой Евгений. Очень серьезно. – Возможно, это просто городская легенда. Ну, типа как про домовых. Или волшебный народец.

– Наверняка, – кивнула я и наклонилась, устраивая фею у себя под ногами. Пусть там не слишком чисто, зато она сможет размяться. Ведь поэт все равно не увидит. – Ну, что, поехали?

И мы сначала поехали.

А потом чуть не поехали. Крышей.

За следующие полчаса мы собрали почти все мелкие неприятности, которые могут случиться с легковым автомобилем в городе.

Пробки. Почти на каждом светофоре пробки. Донельзя унылые пробки.

Проверку документов (хорошо, что не наших, а Евгения!).

Ремонт дороги.

Объезд по маршруту «добро пожаловать в наши дальние опыля».

Сломавшийся навигатор.

Старушенцию, которая по сугубо собственному желанию переходила дорогу в неположенном месте, а клюкой по кузову в итоге почему-то досталось нам.

Неожиданно выпавшую из кузова грузовика трубу, огромную трубу – прямо «Матизу» в лобовое. Точнее, почти в лобовое. Вырулить Евгений успел в последний момент и врезался в поребрик.

Все это время мне было дико жарко и слишком солнечно, очнувшийся Карл то и дело икал и представлял собой самую вялую и несчастную чайку на свете, Сигизмунд нудел, а Евгений порывался читать стихи вслух. И даже читал. В перерывах между дорожными эксцессами. Условия, что и говорить, королевские. «Карета подана», о да.

Но в тот самый момент, когда Евгений перестал ругаться под нос на летающие стальные трубы и вылез наружу, чтобы посмотреть на нос машины и оценить повреждения, я внезапно поймала себя на мысли, что… Это ведь неспроста, да? Привычно закрыла глаза и попыталась ухватить за хвост ниточку предвидения, но в голове было… пустовато. Вот, значит, как живут обычные люди. И как теперь ориентироваться в вероятностях? Положиться на интуицию, которой у меня нет, потому что я всегда знаю будущее на пару шагов вперед? Точнее, знала… Нет, это натурально какой-то кинокомикс, только наоборот! По условиям задачи, несколько человек получают суперсилы, собираются в дружную команду и отправляются спасать мир. А у нас необычные существа потеряли суперсилы и отправились спасать себя, а мир им ставит палки в колеса. Точнее, трубы в стекло.

Или не мир.

Не жизнь.

И не судьба.

А враг. Даже враги, если их несколько.

Тут я поерзала на сиденье, невежливо заткнула уши, потому что уже не могла слушать возмущения Сигизмунда «напокупают прав, а потом за руль туда же», и мысленно проанализировала последние полтора часа нашей дивной поездки.

Чем ближе мы были к Шуваловскому парку, тем больше помех нам встречалось. Они как будто самозарождались на карте города, лишь бы не пустить нас к эльфийским высочествам. Мешали. Нам. Как будто специально. Хотя почему «как будто»? Совпадение было слишком уж нарочитым, чтобы в него верить. И вот тут я почувствовала, что смертельно устала быть милой, доброй, понимающей Аллой. Если б могла, то прямо на месте перетекла бы от избытка злости в истинную форму, но пришлось довольствоваться прокушенной губой и соленым вкусом на языке.

Через мгновение я вылетела из машины, громко хлопнув дверью – так, что Евгений аж подпрыгнул на месте. И удивленно уставился на меня. Игнорируя его взгляд, я прищурилась и медленно пошла вокруг, направляясь к водительскому месту.

Не хотите по-хорошему пускать нас к эльфам?

Значит, придется по-плохому.

– Алла, ты…

– Завершай поездку. Дальше я поведу.

– Но… – Евгений беспомощно всплеснул руками. – Тут же повреждения. Надо все отфоткать, описать, отправить в офис компании, потом ждать…

Я повертела головой из стороны в сторону.

– Что-то я моря поблизости не вижу.

– В смысле?

– Чтобы ждать у него погоды.

– А, ты шутишь, – улыбнулся он. – Тебе идет…

Наверно, это было последней каплей.

– Не хочешь – просто оставайся здесь. И превентивно испытывай ужас.

– Зачем ужас?

– Ты уверен в том, что я умею водить? – я распахнула дверь, влезла на водительское сиденье и зашипела на Сигизмунда, который вздумал удивляться. – Я вот – не уверена. Но, по некоему приятному совпадению, сейчас машина записана на тебя. Удобно, правда?

Не знаю, чего я ожидала от экзальтированного романтика Евгения. Что он грудью падет на капот машины, прижмет ладони к горячему металлу и возопит: «О нет, Алла, не уезжай, я сам должен управлять каретой»? Или что он срочно сочинит и тут же продекламирует приличествующее случаю стихотворение?

Вместо этого он вздохнул, возвел глаза к небу, а потом устремился к задней двери. Проворно ее распахнул и полез на сиденье.

Тогда я тоже вздохнула. За последний час гражданин поэт меня изрядно утомил.

Или меня, скорее, утомил Сигизмунд, который пользовался любой возможностью, чтобы отпустить шпильку в адрес никудышных романтиков?..

– Серьезно, – сказала я. – У меня кончилось сентиментальное настроение.

– Ты прекрасна в любом настроении, – ответствовал Евгений.

– Я не хочу никого видеть. Кроме Сигизмунда.

– Я могу наклониться так, что пропаду из зеркала заднего вида. Ой! Тут зеленая куколка на полу лежит. Твоя?

Бедная, бедная фея абсента.

Ладно. Последний, бронебойный аргумент.

– Я не умею водить машину.

– У каждого свои недостатки!

Вот тут мы с Сигизмундом переглянулись, не выдержали и стали ржать.

А просиявший Евгений, вопреки собственным заверениям, тут же возник в зеркале заднего вида.

– Дурдом на выезде, – подытожил происходящее Сигизмунд.

Я молча кивнула, потому что сама не сумела бы сформулировать лучше. Потом обернулась и внимательно посмотрела в глаза влюбленному поэту.

– А если серьезно, то зачем ты полез в машину?

– Хочу убедиться, что ты нормально доедешь… ну, на Парнас. И это… за каршеринг плачу я. Иначе было бы не по-мужски.

– Ладно. Только давай договоримся. Никаких стихов больше.

– Почему? – искренне удивился он.

– Чтобы не сбивать мне прозаический настрой, – отрезала я, повернулась, взялась за руль и выжала сцепление.

Нет, водить я, конечно, умела. Научилась еще в середине двадцатого века, когда машин на дорогах было совсем мало (надо сказать, ездить тогда было гораздо приятнее!). И с тех пор регулярно обновляла навыки, чтобы не отставать от технического прогресса. Да, с холодным железом было довольно мерзко взаимодействовать, но я исходила из логики: надо владеть всем арсеналом средств, предлагаемых миром. Вдруг придется куда-то быстро добираться, а магический резерв будет исчерпан? И вот. Наконец такой момент настал. Как в воду глядела.

Выехав на проезжую часть, я замерла на секунду, прикрыв глаза, и вызвала в памяти карту Петербурга. Я знала его от и до. Сумела бы с закрытыми глазами пройти по катакомбам и подземным ходам с севера на юг, по волшебным тропам – с запада на восток… правда, не сейчас. Сейчас я могла пользоваться только знаниями верхнего, физического плана Петербурга. Но и этого хватало.

Потому что когда любишь город и бродишь по нему не первую сотню лет, то помнишь все тайные проезды, повороты, подворотни, отсутствующие секции в заборах, лестницы, по которым проберется машина… Этим знанием еще владели некоторые старые таксисты. Которые начали работать до эпохи навигаторов и буквально нутром чуяли, где можно срезать, где сократить дорогу, а где не стоит. Раз у них – без всякой магии – это получалось, то и я была уверена… почти уверена, что у меня тоже получится.

Надо только забыть про весь этот нелепый зоопарк с влюбленным рыцарем – пожалуй, королем нелепости – в комплекте. Выбросить их из головы. Но не тут-то было.

– Какой же русский не любит быстрой езды?! – продекламировали с заднего сиденья. И ведь не придерешься же, проза, как есть, чистая проза, хоть и поэма. Я скрипнула зубами и так резко рванула с места, что Карл слетел с приборной панели на колени Сигизмунду и возмущенно заголосил.

Выкинешь их из головы. Как же.

Следующие километров десять я пролетела на злости с интуицией напополам. Идеальное топливо для того, чтобы ехать в неидеальных обстоятельствах. Хотя это слишком мягко сказано. Обстоятельства были ужасны и пытались стать непреодолимыми.

Примерно через минуту за рулем я мысленно сняла с Евгения табличку «не самый лучший в мире водитель». Потому что тут и гранд-мастер «Формулы-1» не смог бы противостоять злонамеренной судьбе. Даже лишившись магии, я чувствовала, что нам портит жизнь злой рок. А поэты, как известно, хороши в творчестве на эту тему, а вот в практических делах требовать от них поэтических высот… хм, нелогично.

Во-первых, вокруг начали случаться аварии. От самых банальных, типа «один автомобиль сбил другому зеркало, теперь водители ругаются, а пробка растет в геометрической прогрессии». До максимально нелепых, вроде «на вашей улице сегодня перевернулся грузовик с пряниками, и теперь все их собирают и едят». Я уходила от них переулками, проездами, тротуарами и даже мужественно не остановилась перед теми самыми пряниками. Хотя издали узнала по упаковке свои любимые, имбирные со сливовым повидлом.

Во-вторых, город вел себя, как удав в линьке. Стоило мне притормозить возле какого-нибудь здания, чтобы свериться с картой в голове, как табличка с номером тут же падала на землю. И выходить из машины, чтобы поднять ее, категорически не стоило – потому что первый раз, когда я это сделала по недомыслию, нас тут же чуть не запер в узком дворе гигантский мусоровоз. Который – вот совпадение! – сломался.

Сигизмунд тоже явно что-то чувствовал. Он держался за край приборной панели и сжимал пальцы так сильно, что я всерьез опасалась. За панель, конечно же. Интересно, какой штраф за ущерб нам выкатит каршеринг, если машина не только снаружи будет помята, но и изнутри? Время от времени Сигизмунд щурился и зло шипел:

– Вправо. Нет, прямо держи. Теперь налево.

Короче, помогал как мог.

А вот Карл, наоборот, мешал. Он то и дело пихал меня в бок или в бедро, заполошно махал крыльями и дергал клювом. Доброты и спокойствия мне это отнюдь не добавляло. Наоборот: если бы градус бешенства внутри меня измерялся чайками, то его тычки подошли бы идеально. На пятый-четвертый раз я уже просто кипела. А после второго десятка всерьез подумывала, не вышвырнуть ли пернатого господина в окно. Пусть по воздуху нас догоняет, этот победитель конкурса «самая надоедливая птица в этой машине».

Евгений же просто декламировал отрывки из классической, неклассической и вовсе не известной мне литературы. Это, кстати, больно било по самолюбию. Но не стихи, и на том спасибо.

Как себя чувствовала фея абсента, я не знала и не хотела знать. Наверно, пучила глаза с устрашающим видом, потому что в какой-то момент Евгений задумчиво предположил:

– Слушай, а давно у тебя этот зеленый сувенир? Может, он проклят?