Дневник maccolit'a. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Сегодня

3 января

Сидим до сих пор с stepfather, который сейчас побежал за сигаретами для моей жены. Типа рыцарь и настоящий мужчина, хотя полвторого ночи.

Такие дела (с) Воннегут-Вербицкий.

Неожиданная развязка

3 января

Леник ака stepfather побежал за сигаретами, хотя я его отговаривал. Через 10 минут звонок: меня забрали в ментовку. Бегу к Павелецкому вокзалу. В магазине ничего не знают, в линейном отделении милиции тоже. Возвращаюсь, звоню по мобильному. Отвечает: типа да, в обезьяннике. Успел я тебе 300 баксов отдать? Я говорю: успел. Это он дал мне на сохранение, на всякий случай.

Ну тогда все ОК, я здесь посижу, говорит.

Я говорю: приехать за тобой? Ты где?

Не знаю, говорит Леник. Да и не отдадут. Я сейчас им буду стихи читать.

Это у него такой метод борьбы с ментами.

Героический человек.

Кровожадность

9 января

Что ж, перейдем к репрессиям.

Буду удалять из френдов барышень, которые вместо женского лица (своего или чужого – не столь важно), вешают хер знает что.

Свое лицо надо любить, иначе его никто любить не будет.

Очень большое сорри.

Исключение сделаю для некоторых лично знакомых барышень, хотя им тоже следовало бы призадуматься – у них такие вдохновенные лица!

Новая филология

10 января

maryl пишет:

«И в архивации культуры состоит наша прямая задача. Получить грант и скупать винчестеры у писателей…»

Не лучше ли купить один винчестер и перестрелять из него всех писателей?

Граждане с гражданки

13 января

И что теперь с ними делать? С гражданами, имеется в виду.

Надо продолжать всем миром.

Иначе они не отстанут.

Отвязались граждане с гражданки

13 января

При участии r_l (2-я строфа)

Четверостишие abracadabra в сюжет не легло.

А ведь бессонницу заработал на этом размере. Вот прицепился.

Полку прибыло

15 января

Юзер dimkin принят сегодня в Союз писателей Санкт-Петербурга.

Не без трудностей, вызванных любовью юзера к ненормативной лексике.

Акция была предпринята в основном для того, чтобы придать юзеру хоть какой-то социальный статус. А то он у нас непрописанный и беспаспортный.

Информация к собственному размышлению

20 января

Уже 3 дня (с тех пор, как до меня это дошло) размышляю над поздравлением Саши (Самуила Ароновича) Лурье.

Оно лестное, конечно.

Саша Лурье мне ничем не обязан. За язык его никто не тянул. Критик он – один из самых умных и тонких в Питере (да и в России).

И все же меня колбасит.

«Газета Дело № 1 (212)

от 14 января 2002

Александра Житинского поздравляет писатель Самуил Лурье.

Дорогой Александр Николаевич!

Я отметил надвигающийся день Вашего рождения так: перечитал ночью роман «Потерянный дом, или Разговоры с милордом» и перелистал повести «Лестница» и «Снюсь». Тут наступило утро, и стало вполне ясно, что Вы – самый сильный писатель нашего поколения, что в современной русской литературе мало кто выдержал бы сравнение с Вами.

Потому, наверное, и не сравнивают.

И еще потому, что Вы – человек и автор хотя и стремительный, но не суетливый, и совеститесь и брезгаете жить по законам стаи; ну и, по-видимому, в Вашей жизни есть такие вещи, которыми Вы дорожите больше, чем литературной шумихой.

Все это означает, во-первых, что Вы – счастливый человек, а во-вторых, – что необходимый. Берегите себя, живите долго, сочиняйте побольше!»

Я никогда не приму эпитета «сильный». Я всегда считал себя «особым». И этого вполне достаточно.

С другой стороны, свистопляска вокруг некоторых имен в современной литературе всегда меня удивляла, поскольку все, что они делали и делают, элементарно, Ватсон.

Что случилось в 1972 году?

20 января

Тут у некоторых лжеюзеров появились вопросы, почему в графике рождения дочерей (один раз в 10 лет) был пропущен 1972 год?

Отвечаю.

Моя первая жена Марина Константиновна каким-то образом усекла эту периодичность и родила в 1968 году – мальчика!

За что ей навсегда благодарен.

Иные жены не смогли уловить закономерность и продолжали поставлять мне дочек в 1982 и 92-м годах.

Старые пленки

20 января

Смотрели вчера с детьми старую домашнюю хронику, которую снимал мой отец на 8-мм пленку любительской камерой «Кварц» в 70–75 годах. Эта камера была подарена ему на 60-летие. Не так давно я перевел весь киноархив на видео, хорошо бы смонтировать и подложить звук, но руки не доходят. Посему смотрели немое кино.

Дети лжеюзера olchik очень смеялись, увидав свою маму в десятилетнем возрасте. Я был попросту анекдотичен на экране – худой, с идиотскими бачками, носатый – то ли еврей, то ли лицо кавказской национальности. Но анекдот не в национальности, а в манере двигаться.

Моя вторая жена, Елена Викторовна Маркова, специалист по пантомиме и сценическому движению, автор двух книг («Марсель Марсо» и «Современная зарубежная пантомима»), всегда утверждала, что я неправильно выбрал профессию и мне следовало бы стать клоуном. Вчера я в этом убедился. Видя себя на экране, я всегда поражаюсь, как окружающие могут относиться серьезно к этому нелепому человеку. Ведь клоун комичен именно нелепостью, прежде всего в движениях.

Впрочем, кто сказал, что ко мне относятся серьезно? Иногда делают вид.

После небольшого анализа решил, что комичность моих движений проистекает из-за несоответствия присущей им стремительности с поводом для нее. Взять банку пива, открыть ее и выпить – для этого не нужно стремительности. Я же делаю это стремительно.

После отцовских съемок пошли мои – это уже после его смерти, в конце семидесятых – начале восьмидесятых. Хронику мне было снимать неинтересно, я снял два маленьких игровых фильма с участием Елены Викторовны, ее дочери Маши 1970 г. рожд. и моего сына Сережи, которому завтра исполнится 34 года. У меня тогда была проблема – не потерять сына духовно – и каждые выходные я брал Сережку к себе в новую семью и там что-то придумывали. Благодарен за это обеим женам – и первой, и второй.:)

Первый ч/б фильм «Шпионская коробочка» – детектив, в котором я играю шпиона, Е. В. – связную, Маша – пионерку, а Серый – мента. В конце мент и пионерка благополучно арестовывают шпиона и препровождают в участок. Сюжет связан с передачей шпионской информации посредством коробочки для пленки и дупла старого дерева. Снимали на Каменном острове.

Вы заметили, что я уже начал мемуары?

О другом фильме в следующий раз.

Ольшанскому

25 января

Митя, неужто Вы не понимаете, как это глупо выглядит?

«Суровые» Высоцкий и Галич. «Слюнтяй» Окуджава.

Суровыми нитки бывают.

Может быть, когда-нибудь Вам будет стыдно за этот глупый максимализм.

Окуджава воевал. Он никогда не писал дешевых советских сценариев. Не снимался в дешевых советских фильмах. Он прожил жизнь достойно.

Ваше право любить его или нет. Но оскорблять зачем?

Ему уже все равно, а Вам еще нет. Дай Бог Вам сделать хотя бы десятую часть того, что сделал Окуджава.

Я всех названых люблю, потому что талантливые.

А ненавидеть можно соседку, плюнувшую Вам в суп. Надеюсь, Окуджава лично Вам ничего не сделал плохого?

Репетиция записи

29 января

Вчера позвонили с ОРТ и сказали, что хотят записать меня для ночного разговора Диброва с БГ. Типа свидетельства очевидца. Мемуары бывшего друга. Типа никого не осталось, кто помнит ТУ эпоху.

Думал, что же, собственно, я могу сказать о Боре. Он такой ускользающий, что даже 18 лет знакомства, из которых лет 6–7 были годами, когда мы виделись практически ежедневно, если он был в Питере, не дают мне преимущества перед другими. Он всегда ведет себя как человек, владеющий Тайной. При этом иногда ею в действительности владеет. Но не всегда, иногда очень блефует.

Недавно он снова спел на концерте «Серебро Господа». Я полагал, что ему уже никогда не удастся это спеть. Ничего, вытянул сносно. Но в 1986 году это было гораздо Божественнее.

Мы все еще ритуально целуемся при встрече. Однако я ему давно уже не нужен. Впрочем, как и он мне.

Всего этого для Диброва не надо. Нужны анекдоты о великом артисте. Типа как он у меня свидетелем на свадьбе был.

Сон

1 февраля

Непритязательный, как всегда.

Останавливаюсь на Каменноостровском, почти напротив станции метро «Петроградская».

Подходит гаишник.

– Нарушаете.

– Где? – пугаюсь я.

– Вон знак, – кивает назад гаишник. – «Остановка запрещена».

– Там «Стоянка запрещена», – утверждаю я.

– Нет, остановка!

– Спорим? – неожиданно предлагаю я.

– Спорим, – неожиданно соглашается гаишник.

Он садится рядом, и я сдаю назад до столба, чтобы было видно знак.

Там висит «Стоянка запрещена».

– Ну, твоя взяла… – добродушно разводит руками гаишник и уходит.

Грустно, френды…

2 февраля

Щастья-то нет.

ЖЖ есть, а щастья нет.

И все это неизбежно надоедает.

И думаешь уже – кого вычеркнуть из френдов, чего писать, зачем писать…

С КАКОЙ ЦЕЛЬЮ писать?

Игры.

Только игры.

А между тем, время идет, мы стареем, и ничего не происходит в онлайне. Как, впрочем, и в офф.

Оттого и самоубиваются наиболее чувствительные.

Только полное и законченное одиночество плодотворно.

Но мы никак не хотим с этим смириться.

Сорри.

Фантазии старого бонвивана

2 февраля

ФСБ короче.

Под этим фейсом я намерен писать мемуары о любовно-эротическом опыте, как и обещал.

Это очень трудно, но я постараюсь писать правдиво.

Кое-что уже написано в сочинениях, так что я буду ссылаться и добавлять то, что не написано.

В детстве и юности я не занимался онанизмом.

Потом, гораздо позже, я узнал, что это исключение из правила.

Помню, мама входила в спальню, где укладывались на ночь мы с братом, и командовала: «Руки на одеяло!»

И мы послушно выкладывали руки поверх одеяла, совершенно не понимая, зачем это нужно.

Иногда по утрам я обнаруживал на простыне маленькие отвратительные сгустки непонятного происхождения. О слове «поллюции» я узнал лет через 20. А тогда я ломал голову, но спросить ни у кого не решался.

Занятия спортом, мамины приказы и общая неосведомленность в вопросах пола позволили сохранить полную девственность (а как это будет в мужском роде?) до весьма зрелого возраста.

Это привело к тому, что свой первый осознанный оргазм я испытал в 20 лет с моею первою женой, за месяц до свадьбы, и страшно испугался. До этого примерно месяц мы с нею пытались понять – как это все нужно делать, наконец нам удалось что-то куда-то поместить, и буквально через минуту меня взорвало, и вот тут я подумал, что это ненормально. То есть экспериментировать и получать от этого удовольствие было нормально, но результат потряс. Я поразмыслил и повторил эксперимент.

Результат был тот же.

Тогда я понял, что так и надо. Это нормально.

Но не перестаю этому удивляться до сих пор.

ФСБ (2)

2 февраля

Этот эпизод описан в повести «Типичный представитель» (пока в Сети нет).

К нам на дачу приехали гости. Это были друзья отца. Они привезли с собою дочь семнадцати лет. Мне в то лето еще не исполнилось пятнадцати. Дочку звали Вера. Она была уже вполне оформившейся девушкой, как я сейчас понимаю.

Не помню, чем мы занимались днем. Вероятно, Вере было скучно с малышами – мною и моим одиннадцатилетним братом. Вечером нас уложили спать в одной комнате. Вера заняла кровать брата, я спал на своей, а брат устроился на раскладушке. Между мной и Верой был стол.

Я никак не мог заснуть. В комнате было темно. Вера, не шевелясь, лежала в постели. Брат заснул сразу. Я водил языком по пересохшему нёбу. Язык тоже был сухим.

– Принеси воды, – вдруг тихо приказала Вера.

Я встал и на цыпочках направился на кухню. Дом уже спал. Подушечками пальцев я ощущал холодный крашеный пол. Я ни о чем не думал, только боялся, что проснется мама. Сердце стучало в майку. Я зачерпнул кружкой воды из ведра и пошел обратно, не слыша себя.

– Вот, – прошептал я, протянув руку в темноту.

Ее пальцы коснулись моего локтя и, спустившись по руке, нашли кружку. След этих пальцев ослепительно вспыхнул в темноте. Она взяла кружку, а я остался стоять с протянутой рукой. Мне казалось, что рука стала бесконечной и превратилась в ее длинное прикосновение.

Так я стоял, пока холодная кружка не ткнулась мне в ногу выше колена.

– Попей, – сказала Вера.

Я опустил руку и схватил кружку за ободок. Постукивая зубами о край кружки, я глотнул воду. Что мне делать дальше – я не знал.

– Чего ты стоишь? – спросил ее голос.

Я вдруг улегся на стол животом и свесил голову к ее подушке. Рука с кружкой существовала где-то в пространстве. Другой рукой я держался за край стола.

Из темноты выплыло ее лицо. Оно коснулось моей щеки, и мягкие губы поползли по ней к моим губам. Я повернул голову, и ее губы оказались у другой моей щеки. Рука с кружкой вдруг вернулась ко мне. Я почувствовал, что она напряженно застыла в воздухе над раскладушкой брата.

– Поставь кружку, – сказала она.

Легко сказать! Я не знал, куда ее поставить. Тогда Вера снова избавила меня от кружки, поставив ее на пол. У меня появились рука, ладонь и пальцы.

Дальше были прикосновения – без слов и поцелуев. Моя свободная рука нашла ее и тихо-тихо двинулась в путь, ужасаясь происходящему. Рука думала отдельно. Я же не думал совсем, а только касался ее лица неподвижными губами. Рука нашла пуговку на спине и удивилась. Ее пальцы путешествовали по моему затылку к шее. И мои пальцы поехали куда-то по узенькой и гладкой полоске материи. Уши горели. Одним из горячих ушей я ощущал жар ее дыхания. Моя рука пробралась к ее груди, и я почувствовал, что теряю сознание.

Тут проснулся брат и приподнялся на раскладушке.

– Ты чего на стол залез? – спросил он.

Мы с Верой отлетели друг от друга бесшумно, как тени. Я услышал, как противно скрипнуло о пол днище кружки. Кружка полетела по воздуху, и раздался глубокий спасительный звук глотка.

– Жарко… – вздохнула Вера. – Хочешь воды? – спросила она брата.

Сонный брат нехотя выпил воды. Я стал сползать по столу на животе к своей кровати и упал в нее наоборот, оказавшись ногами к подушке. Переворачиваться я не решился, а только перетянул по себе подушку к голове, перевел дух и прислонился щекой к ледяной никелированной спинке кровати. Потом я заснул.

На следующий день Вера вела себя так, будто ничего не произошло. Вообще ничего. Мне даже стало казаться, что все приснилось. Я ощущал досаду. Я был уверен, что наша ночная тайна связала нас на всю жизнь. Но напоминать об этом я не решался.

Оказалось, что близость – а это и было тогда близостью для меня – не имеет решающего значения. Открытие меня ошеломило и продолжает ошеломлять до сих пор, правда, в сильно разбавленном виде. До сих пор я испытываю недоумение, когда обнаруживаю, что ночные страсти, прикосновения, разговоры – наутро исчезают куда-то, затихают, обесцвечиваются и во всяком случае не способны перевернуть жизнь вверх дном.

Мы с Верой пошли на пляж и купались. Потом мы укрылись в душевых кабинках, чтобы смыть соленую морскую воду. Женская и мужская кабинки разделялись деревянной перегородкой, в которой были просверлены дырки. Они не были даже замаскированы.

Я прильнул к одной из них глазом. Холодная вода падала на меня из душа. Я трясся всем телом, зубы у меня стучали. За перегородкой в тонких струйках воды стояла Вера. Плавными движениями рук она омывала тело. Не знаю, приходило ли ей в голову, что перегородка усеяна отверстиями. Во всяком случае, она вела себя совершенно спокойно и артистично.

Я же дрожал, повторяю.

В мою кабинку вошел какой-то мужик, и я отпрянул от дырки. Мужик стукнул меня кулаком по заду, ухмыльнулся и сам припал к отверстию. Я в ужасе выскочил из кабинки, едва успев натянуть трусы.

Пояснение к тексту ФСБ

2 февраля

Как уже говорилось, ФСБ-2 взят из повести «Типичный представитель», входящей в цикл «Записки младшего научного сотрудника». Эти повести и рассказы были написаны в 1968–74 годах, публиковались в «Авроре» и других журналах и альманахах, но полностью как книгу «Дитя эпохи» мне удалось издать их лишь в 1993 году.

За Петю Верлухина (так звали моего героя, от лица которого написаны все эти вещи) мне часто доставалось – в «Правде», в Литгазете, на местном питерском уровне. Помню, в 1974 году, когда только вышла из печати «Сено-солома» и в журнал «Аврора» пошли письма читателей (надо сказать, весьма лестные), случилось собрание Союза писателей (я тогда не был его членом), на котором выступила нынешний вице-премьер, а тогда первый секретарь Обкома комсомола Валентина Ивановна Матвиенко.

Мне рассказывали потом присутствующие, что половина ее выступления была посвящена «Сено-соломе». Это был жесточайший разнос с обильным цитированием. Типа где автор видел такую молодежь? Которая так героически помогает нашему сельскому хозяйству, а там у него пьет и целуется.

Главный редактор «Авроры» Владимир Торопыгин вышел из зала красный, как рак. Он-то думал по письмам читателей, что опубликовал недурную вещь. На какое-то время мне перекрыли кислород.

Так вот, повесть «Типичный представитель» возникла последней в этом цикле, когда я подумал, что неплохо было бы дать биографию моему герою. И я дал ему свою, другой у меня не было. Поэтому все эти эпизоды случились со мной, а не с Петей. Сейчас я возвращаю их себе.

Но в повести биография героя заканчивается его женитьбой. А ФСБ, надеюсь, будут продолжены дальше.

ФСБ (3)

2 февраля

Этот опыт чувственности не повлиял заметно на мою жизнь. В последующие два года ничего похожего не случалось. Были школьные увлечения, которые проносились с пугающей быстротой. Я был тщеславен. Девочки из нашего класса меня не интересовали. Но я совершенно преображался, когда чувствовал внимание посторонних девочек.

В девятом классе я испытал любовь десятиклассницы. Ее звали Таня. Она пела эстрадные песенки на школьных вечерах, то есть была в некотором роде звездой. Я тоже был звездой, но спортивной. Мне передали, что она интересуется мною. Я испытал страшную гордость и возвысился в собственных глазах.

На очередном вечере я пригласил ее танцевать, а потом пошел провожать. Мы молчали. Возможно, что-то зарождалось в наших душах, но зародиться не успело. У подъезда ее дома стояли двое. Когда мы подошли, я узнал в них ее одноклассников. Один из них без лишних слов стукнул меня в грудь. Я покачнулся, но не ответил. Я понимал незаконность своих притязаний.

Таня молча скользнула в подъезд, оставив нас выяснять отношения. Но выяснять было нечего. Второй тоже сунул мне кулаком в грудь, однако не очень сильно. Он явно выполнял формальность. Я вяло ударил его в плечо, и мы тут же разошлись.

Вот так кончилась эта любовь. Пожалуй, она была рекордно короткой.

ФСБ (4)