Господи… раз есть дверь, так ведь должна же она как-нибудь открываться, не может же быть, чтоб вообще никак – иначе зачем вообще здесь дверь? А ведет она… так, судя по всему, в хлев же и ведет, вот ведь здорово! Открыть бы – и поминай, как звали, ищите-свищите!
– Господи, господи… ну, открывайся же! Ну… Может, наговор еще прочитать? Так ведь было «на открывание ворот»… нет, не так – «на отворение врат». Да, так. Именно! Вдруг да поможет… Как там, блин?
«Во семи гласы Стрибожьи да Семаргловым бо внусям…»
Торопливо пробормотав заклятье, девушка грозно ударила в дверь кулаком, прикрикнув:
– Отворись! Отворись! Отворись!
– Надо б подвал проверить, – сказали сверху.
Крышка подполья откинулась, и по глазам Женьки мазнул яркий безжалостный луч!
– Ха! Да вон же чикса-то! У-тю-тю, попалась, птичка!
– Отворись!!!
Девчонка изо всех сил пихнула дверь руками… и та вдруг неожиданно легко поддалась, настолько легко, что Женька не удержалась на ногах, проваливаясь в темноту, падая куда-то с какой-то непонятно как оказавшейся здесь кручи.
Глава 2. Май. Где-то под Крутогорском. Первое потрясение Женьки
Оказавшись в холодной воде, Женька машинально заработала руками, живенько избавившись от рюкзака, вынырнула, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Да-а, хорошо бы – на берег-то, только вот где он… и вообще…
Господи, холодно-то как! Темно… сверху дождь какой-то противный, мелкий… Это куда же она провалилась-то? Ой… бли-и-ин…
От холоднющей воды свело судорогой ноги, Женька еще сильней заработала руками, чувствуя, как ее неудержимо тянет вниз, в глубину…
– Руцы, руцы давай, дева! – закричали откуда-то сверху… с берега?
– Тимота, ныряй! Ныряй, грю, коровья башка. Утопнет!
Кто-то бросился в воду совсем рядом, поплыл… схватил Женьку за волосы, вытащил, отбирая у смертоносного омута, заорал:
– Эй, помогайте, ага!
– Сюды, сюды плыви… Посейчас, посейчас… Путятко! Почто стоишь, пень трухлявый?
Второй тоже нырнул… Нет, скорей, просто вошел в воду, подхватил Женьку на руки, понес…
На берегу – несостоявшаяся утопленница только сейчас заметила – жарко горел костерок, вокруг бегали-суетились какие-то парни числом в полдесятка. Женьку быстро раздели – странно, но она почему-то совсем не стеснялась, наверное, не до девичьего стыда было, да и раздели-то не совсем – трусики да лифчик оставили, что-то изумленно сказав, завернули в какое-то покрывало, усадили к костру, протянули деревянную (!) кружку:
– На-ко, дщерь, сбитню хлебни. Пей, пей… О-от, славно.
Странный оказался напиток – пахучий, горячий, сильно пахнущий медом и травами и довольно приятный на вкус. А как от него тянуло в сон! Прямо снотворное.
– Глянь-ко, совсем скукожилась дева!
– Пущай поспит. Едва ведь не утопла, эх, бедолага. Путятко, в шатер ее отведи.
– Сделаю.
Широкоплечий парень в длинной, почти до колен, рубахе с узким пояском отвел Тяку в большую палатку, разбитую невдалеке, меж двумя березами. Внутри оказалось довольно просторно, сухо и мягко, правда, никакие спальные мешки не обнаружились, «пенок» тоже не было, а были… какие-то шкуры, что ли. А ведь и впрямь – шкуры. Интересно, что это за парни? Да кто бы ни были – уж точно не те, что остались в избе… Что же, выходит, там, под хлевом, ручей, что ли? Похоже, что так и есть…
Впрочем, особенно-то Женька сейчас ни над чем не задумывалась, неохота было, мысли расслабились, да и все тело млело, словно в неге. Еще бы – после холодной-то водицы да в тепло!
Расслабилась Женька, уснула, но спала, как все бывалые туристы, чутко и проснулась от громких криков.
– Хей-гэй! Довмысл со людищи идяху!
– Ох, возвернулся бо!
– Эй, эй, довмысловы! Как у вас? Княжну отыскали?
– Отыскали. В реке едва выловили…
– Хм… и мы выловили…
– Мы – мертвую.
– А мы – живую!
– Чего-чего?
– Родом с роженицами клянусь! И Велесом. Вона дева, в шатре спит, сами гляньте!
– Х-хэ… Надобно дядьке Довмыслу сказать!
Вот такой вот произошел разговор. Частью понятный, частью нет. Княжны какие-то, роженицы… чушь собачья.
– Говорите, живая?!
Услыхав грубый повелительный голос и чьи-то быстро приближающиеся к шатру шаги, Женька притворилась спящей. Не-ет, спешить не надобно, лучше уж полежать… вдруг да еще чего подслушать удастся? Парни они какие-то странноватые, говорят не совсем понятно… Кстати, наговор можно прочесть! Тот самый, «во языцех…»
– Те бо в языцех ведати… – живо зашептала Женька…
Успела. Как раз до того, как кто-то откинул полог. Дернулся рыжий свет – светили, похоже, факелом.
Кто-то осторожно стащил с девушки покрывало… нет, то все же был какой-то старинного покроя плащ.
Секунд пять заглянувшие просто молчали, а потом кто-то громко сказал:
– Х-хо! Не она, тако.
– Да ить, дядько Довмысл, глянь – уж больно похожа. Вот мы и подумали – княжна. Да и кому еще тут тонуть-то? Ведь токмо первая лодья…
– Лодья, лодья… – в голосе «дядьки Довмысла» послышались явные угрожающе-презрительные нотки. – Кто гнал? Кто сказал, мол, по высокой воде славно идти? Вялко все, муж весянский. А я ведь предупреждал – не спешить. Угодили в пороги – вот оно и вышло славно. Сами не все упаслись, а главное – княжну утопили.
Довмысл чуть помолчал и продолжил:
