Книга Анархо-гарем - читать онлайн бесплатно, автор Степан Станиславович Сказин
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Анархо-гарем
Анархо-гарем
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Анархо-гарем

Степан Сказин

Анархо-гарем

1. Пьяный анархист


Я был раздавлен. Опустошен. И не верил, что жизнь мне еще хотя бы раз улыбнется. Я и вообразить не мог: меня ждет поистине сказочный подарок судьбы…

Увеличенным в размерах слизнем растянулся я на диване. И плакал, плакал. Пьяный и несчастный.

На полу стояли и валялись стеклянные бутылки из-под пива и коктейлей. Я явно перебрал с алкоголем. А если учесть, что в течение года перед этим я находился в дисциплинарно-психиатрическом учреждении, где царит «сухой закон» – можете представить, до какой кондиции я дошел.

В дверь позвонили.

Гостей я не ждал. И подумал, что допился до слуховых галлюцинаций.

Нет. Один день злоупотребления спиртным до такого не должен довести. Помянув нечистого – я потащился открывать.

На пороге стоял парень в синей униформе (почтальон?..) – и протягивал мне пластиковый конверт.

– Спасибо, – пробормотал я.

Государственный герб и надпись «от районного суда» на конверте заставили меня пугливо поежиться.

Суд?.. Но когда я успел проштрафиться?.. Я ведь только-только вышел… из заключения.

Вернувшись в комнату – я вскрыл конверт. Пробежал послание глазами. Сразу все стало ясно.

Я получил извещение о том, что моя сеструха и ее муженек накатали против меня иск с «имущественными претензиями». Проще говоря: деятельные супруги решили отжать у меня квартирку.

Ну конечно!.. Этого и следовало ожидать!..

Если ваш бедный родственник – враг государства, отбывший наказание анархист, почему бы не воспользоваться ситуацией и не хапнуть себе квадратные метры, вышвырнув дурака на улицу?..

Новость меня окончательно убила.

У меня еще хватило сил донести из магазинчика в доме напротив очередную порцию горячительного. Заливая в себя коктейль со вкусом вишни – я давил диван и горько рыдал над своей незавидной участью. Над несправедливостью мира вообще.

Уронив недопитую бутылку – я провалился в сон.

Мне приснилось мое не столь давнее прошлое.


2. Неисправимый романтик


Когда мне было восемнадцать лет – я вместе с мамой жил в той самой двухкомнатной квартирке.

Сестра как раз удачно вышла замуж за богатого мужчину – и съехала от нас. Навещать нас, звонить нам – даже не думала. Отчего мамочке было обидно до слез.

А я – честно сказать – вздохнул с облегчением. Слишком уж сестрица была заносчивой и склочной. И звала меня не иначе как «идиотом», «кретином», «больным», «оторванным от реальности».

Основанием для столь ядовитых прозвищ служила моя мечтательность. Да: я с детства был неисправимым романтиком.

О чем я грезил?..

О том, что женюсь на восхитительной восточной девушке. А еще – о счастье для всего мира.

С мечтами о красавице-азиатке – все более или менее понятно. Так получилось, что еще прыщавым подростком я подсел на стихи Алишера Навои и на потрепанную книжицу «Сказки тюркских народов». Я млел и томился, рисуя в воображении агатовые раскосые глазки. Малиновые губки. Свежие смуглые щечки.

Не так ясен вопрос с моим неравнодушием к судьбам общества. Я рос стихийным бунтарем, который скорее чутьем, чем разумом, улавливал: что-то вокруг не так.

Возможно, свою роль тут сыграло то, что нашу семью здорово трепала жизнь. С огромным трудом мама вытянула меня и сестру. Поставила на ноги.

Иногда на меня накатывало глухое отчаяние. Дорогие сердцу мечты выглядели неосуществимыми.

Несправедливые жизненные порядки казались незыблемыми. Не-убиваемыми, как Лернейская гидра. А с девушками я просто не умел знакомиться. Да и национальная политика «родного» государства не способствовала созданию русско-тюркских семей.

Тогда я метался по постели без сна и даже – тайком – рыдал в подушку…

Мне стукнуло девятнадцать.

Меньше кушать я не стал – а индексация маминой пенсии не поспевала за инфляцией. Пришлось помогать родительнице и собственному желудку. Пару месяцев походив по собеседованиям – я нанялся курьером.

Работа была не очень тяжелая для такого молодого человека, как я. Развозя по мегаполису конверты и мелкие грузы – я обязательно пил глазами в транспорте какую-нибудь книгу.

Круг чтения у меня был своеобразный. Никаких детективов и легкомысленной «фэнтезятины»!.. Нет: серьезные остросоциальные романы, исследования по истории религии, политические трактаты.

В книгах я искал ответы на мучившие меня вопросы о человеке и обществе. Я не оставлял пылкой веры в то, что мир таки можно сделать лучше и чище.

Некоторый интерес вызвало у меня учение социалистов, которое как раз это и обещало. Но я сразу же почувствовал в социалистической доктрине какой-то подвох.

Я не мог убедить себя в том, что правительство мудрецов и «эффективные менеджеры» возьмут –

да и осчастливят народ. Построят жизнь на новых – лучших – началах.

Я понимал: нынешние власть имущие тоже свято веруют в свою мудрость и эффективность. Только кому от этого легче?..

Во время своих курьерских путешествий я не только червем вгрызался в книжки. Но и много чего наблюдал. И раз за разом убеждался: современное общество несправедливо. Чудовищно несправедливо.

Я видел грязных прыщавых стариков, просящих подаяние напротив сверкающих витрин роскошных магазинов. Я беседовал с продавцом из киоска с пирожками – выстаивающим по пять тринадцатичасовых смен в неделю. Наконец – я смотрел на собственное начальство, которое явно не бедствовало, пока мы с мамой сидим на гречке и макаронах.

Особенно остро я воспринимал жестокость и подлость, когда от этих жестокости и подлости страдали азиатские красавицы. Таджички. Бурятки. Тюрчанки.

Девушек восточных национальностей немало работало в мегаполисе.

Мигрантки стояли за кассами в супермаркетах. Драили полы в офисных центрах. Раздавали рекламные листовки на улицах.

Не раз в моем присутствии жирная администраторша какого-нибудь магазина орала на хрупкую темноглазую продавщицу. Пассажиры в метро злобно косились на смуглых красавиц. Полицаи на каждом углу проверяли у азиаток документы.

От всего этого меня передергивало. Морально мутило. Выворачивало наизнанку.

Так текли мои дни. Дни романтика. Искателя. Мечтателя.

А потом в моей жизни появилась Аиша.


3. Аиша


Мне повезло, удивительно повезло. Нас с Аишей свел общий знакомый, с которым мы впоследствии потеряли связь.

Аиша была из небогатой интеллигентной семьи осевших в Русской Конфедерации тюрков. Тихая, скромная, застенчивая смуглянка с глазами серны и очаровательной улыбкой.

Вы только вообразите, как заколотилось мое сердце!.. Я встретил свой идеал. Нежную тюрчанку.

Несколько раз мы с Аишей сходили на свидание. Посидели в дешевой кафешке. Посмотрели слонов в зоопарке. Побродили по картинной галерее.

А потом я предложил Аише выйти за меня замуж.

Румянец зажегся на щеках у тюркской красавицы. Потупившись – она еле слышно сказала мне:

– Да.

А уже через пару дней Аиша – прихватив большой чемодан и маленькую сумочку – переехала к нам с мамой.

Хорошо, что квартира была двухкомнатная!.. Мы с женушкой могли заниматься сексом не на глазах у моей матери.

Мама моя радушно приняла Аишу. Называла Аишенькой и дочкой. Аиша с удовольствием помогала моей маме по хозяйству.

Нам с женой было всего по двадцать лет. Мы любили друг друга. И жизнь стала казаться медовым пряником. Я даже начал забывать о своих поисках социальной справедливости.

Но социальная несправедливость скоро напомнила о себе.

Мать моя заболела. Ее пенсии и моей зарплаты с трудом хватало, чтобы выкроить деньги на дорогие лекарства.

– Я тоже пойду работать!.. – смело вызвалась Аиша.

Она начала искать место продавщицы. Секретарши. Официантки.

Но… что бы вы думали?.. Потенциальные работодатели смотрели на мою жену не отражающими интеллект рыбьими глазами – и спрашивали:

– Хм. Девочка… А разрешение на работу у тебя есть?..

Аиша – волнуясь – пробовала объяснить:

– Я гражданка Конфедерации. Разрешение мне не нужно…

Но рыбьи глаза только сильнее выпучивались:

– Ты же азиатка.

Обиженная – чувствительная к любой грубости – Аиша плакала по ночам. Я – как мог – утешал свою бедную женушку.

Аиша таки устроилась на ресепшен в один офис.

Опять же – нашлось свое жирное «но».

Сослуживцы, начальство, даже просто посетители офиса – относились к Аише по-скотски.

Презрительные взгляды. Шушуканье за спиной. Колкие многозначительные улыбочки и гримасы брезгливости.

«Не наша она. Басурманка».

Сначала – несмотря на всю свою ранимость и хрупкость – Аиша закусывала губку и терпела. Очень хотела заработать свекрови на таблетки. Потом – стала плакаться мне по ночам. А дальше – принялась подыскивать новую работу.

Мать моя промучилась два года.

Перед смертью – переписала жилплощадь на нас с женой.

Сказала:

– Теперь эти квадратные метры – ваше совместно нажитое в браке имущество. Я рада, дети.

Мамино решение взбесило сестрицу.

Сеструха впервые за очень долгое время почтила нас своим присутствием. Не для того, чтобы выпить с нами чашку чаю – а чтобы метать громы и молнии.

Но моя мать проявила твердость.

Без тени раздражения сказала:

– Пойми, родненькая. У тебя муж. Он тебя обеспечивает. А мои голубки с хлеба на квас перебиваются.

Сеструха зашипела змеей. Хлопнула дверью – и укатила.

Хоронили мать за муниципальный счет. Сестра на похороны не пришла. Когда я позвонил сообщить о маминой смерти – послала меня чуть ли не матом.

Аиша и я были сломлены. Прежде всего – Аиша. Она и правда трепетно любила мою маму.

Аиша плакала и плакала. Идти на работу – терпеть унижения – у нее уже не было сил.

Сам вытирая слезы – я сказал жене:

– Увольняйся, милая. Отдыхай. Когда придешь в себя – тогда и устроишься на нормальную работу.

Фортуна над нами посмеялась. Едва жена уволилась – как и я остался без места. Фирма, на которую я пахал – закрылась. Налоговая поймала нашего господина-директора на крупном мошенничестве.

Смерть мамы меня подкосила. Я не в состоянии был собраться с духом и ездить по собеседованиям. Мы с Аишей сидели почти безвылазно дома. Проедали последние копейки – и плакали, плакали.

Спустя несколько месяцев после похорон – я таки взялся за поиски работы. Вывесил на сайте три резюме: охранник – курьер – разнорабочий.

Но то ли ситуация на рынке труда изменилась. То ли дело было во мне.

Так или иначе – а я не мог даже пробиться на собеседование. А если дело и доходило до интервью – я с треском проваливался. Мне не перезванивали. Отчего моя уверенность в себе – и без того жалкая – таяла, как рыхлый апрельский снег.

Мне начинало казаться: меня никогда не возьмут ни в сторожа, ни в разносчики пиццы. Мы с женой приканчивали уже не денежные накопления – а мамин продуктовый запас. Рис. Гречку. Макароны. Консервированную фасоль.

Дело шло к тому, что мы будем голодать.

Уже и Аиша – смахнув соленые слезы и стиснув зубы – занялась поисками работы.

Речь надо было вести о выживании. Нам срочно нужно было добыть хоть какие-то деньги.

Точно боги на Олимпе составили против нас заговор. Черная полоса в нашей жизни затянулась.

Несколько раз и со мной, и с женой повторялся такой сценарий.

Ты устраиваешься на работку. Условия хоть и не шикарные – но терпимые. Ты приносишь домой одну, вторую зарплату. Радуешься, как дите малое. А потом…

Потом происходит бяка.

Или обнаглевший начальник принимается навьючивать на тебя обязанности, как тюки на караванного верблюда. Или коллектив избирает тебя мишенью для беспощадной травли.

В конце концов – ты чуть ли не в рыданиях сбегаешь.

Случалось: нас кидали на деньги.

Чему удивляться, если вопросы социальной справедливости снова завладели моими умом и сердцем?..


4. Как я стал анархистом


То лето было самым жарким на моей памяти…

Немало воды утекло с похорон моей мамы. Мне скоро должно было стукнуть двадцать четыре года.

Я опять сидел без работы. Жена за копейки трудилась продавщицей в бутике. Последнее время я почти не видел, как она улыбается. Но как часто глазки Аиши опухали от слез!..

Мы решили позволить себе психологическую разгрузку. Устроить – как мы выразились – «день без проблем». Двадцать четвертого июня мы не будем думать ни о каких наших неприятностях. А – всем чертям назло – проведем время весело. С шутками и смехом.

Тем утром я проснулся первый. Тихонько – чтобы не разбудить Аишу – проскользнул на кухню.

Когда – с двумя чашками распространяющего густой аромат молочного кофе – я вернулся в спальню, жена как раз открыла глаза.

– Ваш утренний кофе, мадам!.. – с фальшивым французским акцентом возгласил я.

Аиша залилась звонким смехом – как будто зазвенел маленький серебряный колокольчик.

Я поставил чашки на столик и поцеловал жену. Сидя на белой – чуть помятой – постели, мы насладились теплым бодрящим напитком.

– Иди ко мне, мой дворецкий!.. – горячо прошептала Аиша, когда с кофе было покончено.

И сама прильнула ко мне.

Уже ощущая возбуждение – я совлек с жены ночную рубашку.

– Милая. Милая моя…

Я покрывал Аишу жадными поцелуями. Зарывался лицо в ее душистые густые волосы – черные, как вороново крыло. Лизал ее вмиг затвердевшие соски.

Аиша отзывалась страстными стонами. Тоже ласкала меня.

С пылом мы занялись сексом – как в медовый месяц.

Уже одетые – держась за руки, мы переместились на кухню. Жена заглянула в полупустой холодильник и критически покачала головой.

Быстренько набросала список покупок – и отправила меня в магазин.

Я принес дешевенькую – но вкусную и жирную колбаску. Разные консервы. Хлеб. Кетчуп. Прихватил даже бутылку апельсинового соку. Из всего этого Аиша состряпала завтрак – калорийности которого позавидовали бы и англичане.

Потом, лежа в обнимку на диване – мы с женой посмотрели с ноутбука пару романтических комедий. Я счастлив был видеть улыбку на малиновых губах Аиши.

Под вечер – когда немного спала жара – мы выбрались из дому. Поехали в центр города – просто погулять по красивым улицам.

Центр – как всегда – был наводнен нарядной толпой.

Золотое солнце еще не кануло за дома. Пылали огни реклам. Пестрели вывески ресторанов и кафе. Блестели витрины сувенирных лавок. Художники продавали картины. Фокусники показывали свое искусство прямо под открытым небом.

Не хватало – разве что – заклинающего кобру факира с дудочкой.

Но меня – сильнее, чем картины художников и «магия» фокусников – притягивали палатки букинистов.

На книжных развалах у потрепанных жизнью, но благообразных, старичков и бабушек можно было найти хоть любовную лирику Видьяпати, хоть увесистый том по религиоведению. Я вспомнил, как откапывал у букинистов настоящие жемчужины.

Аиша – у которой сегодня было прекраснейшее настроение и сияло лицо – сказала:

– Давай купим тебе какую-нибудь книгу.

– Ай, спасибо, милая!..

Я чмокнул любимую женушку в смуглую щечку.

Пустили козла в огород.

Я нырнул в ближайший книжный развал, как в море. Глаза у меня разбегались.

Впрочем, довольно-таки скоро я вынырнул с добычей. На обложке видавшей виды книги значилось: Петро Кропотливый – «Хлеб и солидарность».

О философе Петро Кропотливом я мало что знал. Когда-то я читал у одного социалиста критику идей Кропотливого – из которой трудно было понять, в чем же эти идеи заключаются.

Сам Кропотливый именовал свое учение анархическим коммунизмом, социальным анархизмом. Или просто – анархизмом.

Что же это за рыба такая – анархизм?..

Теперь я мог разобраться.

Усталые, но счастливые – мы с женой возвратились из центра. Уже в своем районе-спальнике – позволили себе сытно закусить в бюджетной кафешке. Бургеры и салат были отменные.

Придя домой – мы первым делом направились в душ. Смыть с себя липкий пот.

При виде голой Аиши – я забыл про анархизм и социализм. Глаза мои затуманились. Я начал азартно щупать жену – к ее явному удовольствию.

После душа мы долго гоняли чаи. Смеялись. Болтали. В постель легли совсем поздно.

Аиша мгновенно заснула. А я не мог сомкнуть глаз. Осторожно вылез из-под тонкого одеяла – и потопал на кухню.

Я взял книгу Кропотливого – раскрыл наугад и погрузился в чтение.

«Главная проблема современного общества – в его иерархичности…

Немногочисленное меньшинство – имеет власть, богатства, привилегии. В то время как подавляющее большинство населения наделено единственной «привилегией»: в поте лица обслуживать это аристократическое меньшинство…

Но так было не всегда.

Более того: эпоха иерархической цивилизации – всего только миг в истории рода людского.

С момента появления хомо сапиенса – на протяжении ста двадцати тысяч лет – человечество жило первобытнообщинным строем.

Так называемые «дикари» не знали ни разделения на верхи и низы, ни частной собственности, ни поставленных над народом судей и правителей. Коллективными усилиями заваливали мамонта – и все вопросы решали сообща, сидя в пещере вокруг костра…

Таков естественный порядок вещей. Тогда как государство, угнетение, привилегии – противоестественны и позорны…».

Я читал, затаив дыхание.

Я находил у Петро Кропотливого свои собственные мысли – которые, правда, никогда не мог так четко и ясно сформулировать.

Проглотив пару десятков страниц – я заставил себя отложить книгу. Вернулся в спальню, лег в постель, обнял свою Аишу – и постарался заснуть.

Через день – когда жена ушла на работу – я снова открыл «Хлеб и солидарность».

Аиша оставила мне жиденький суп. Жареную картошку с зеленью и луком. Но я забыл о еде. Я читал. Читал.

Я с головой зарылся в постижение анархистской доктрины. Про которую все отчетливее понимал: эта доктрина – моя.

Кропотливый не звал: «Назад в пещеры!..»

Нет. Он задавал резонный вопрос: если вольный общинный анархо-коммунистический строй был возможен при первобытной скудости – не возможен ли этот справедливейший строй при современном относительном изобилии?..

И сам же отвечал: возможен, братья и сестры. Возможен. Надо только приложить усилия.

Мы производим достаточно всего, чтобы накормить и обеспечить каждого. Люди давно не грызли бы друг другу глотки за продукты и блага – будь организовано рациональное распределение.

Я осознал, что я – анархист.


5. Анархия и дешевый кофе


Книга Петро Кропотливого изменила мою жизнь.

Я «заболел» анархизмом.

Быть анархистом – значит действовать. Я не мог больше оставаться погруженным в быт, в проблемы – и никак не приближать анархическую революцию.

Я завел блог. Через который транслировал в интернет анархо-коммунистические идеи. Находил в сети и скачивал анархистские книги, статьи и видео.

Как дорвавшийся до воды пересекший пустыню путник жадно пьет прямо из ручья – так и я изучал анархическую социально-политическую философию и историю анархистского движения.

Я узнал: Кропотливый – не единственный и не первый анархистский мыслитель. Было немало других теоретиков и практиков анархии, которые не стеснялись критиковать друг друга.

Идолопоклонство, пиетет перед «властителями дум» и «вождями» вообще никогда не были свойственны анархистам. Ведь – в конце концов – учение анархизма гласит: революцию произведут вовсе не «вожди», не та или другая партия (хотя бы и анархистская) – а сами народные массы, не нуждающиеся в опекунах.

Меня переполняли пламенные чувства. Мысли по поводу того нового, что стало мне известным. Будь у меня талант поэта – я строчил бы стихи.

Сложно было держать рот на замке.

Вечером я встречал Аишу. Целовал ее. Подавал ей нехитрый ужин (вроде гречневой каши с луком и тушенкой). И принимался вещать:

– Милая. Ты представляешь?..

Первые несколько вечеров женушка слушала меня со слабой улыбкой.

Аиша вряд ли меня вполне понимала, когда я, сбиваясь с одной мысли на другую, жонглировал философскими и политическими терминами. Или когда я чуть ли не скандировал, как на митинге: «Собственность – это кража» и «Все государства – концлагеря». Но жена хотя бы пыталась вникнуть: а что это за идеи так захватили муженька?..

А на шестой или седьмой вечер Аиша расплакалась.

– Послушай… Ты так увлечен своей… политической философией… Я не осуждаю тебя. Нет – я даже рада. Но… Но не мог бы ты – помимо ведения блога – заняться еще и поисками… работы?.. Мне тяжело одной нас тащить. Пожалуйста, пойми!..

Я прикусил язык. Меня волной накрыл жгучий стыд.

Вот же я красавчик!..

Легко топить за анархию, пока жена одна горбится на работе.

А холодильник-то вечно полупустой. Сидим на крупах, хлебе и макаронах. Пельмени для нас – сказочное лакомство.

Конечно: Аишу все это напрягает. Не может не напрягать. Она ждет от меня мужских поступков. Я должен сделать все, чтобы исправить ситуацию.

Я больше не лез к жене с разговорами про анархизм. Поклялся себе: я найду работу. Вытащу нас из омута. И я честно попытался выполнить клятву.

Утром, проводив Аишу – я, попивая дешевый кофе, мониторил в интернете вакансии. Даже звонил.

– Алло. Вам требуется охранник на парковку?..

Но…

После третьей или четвертой чашки кофе – я открывал свой блог. Рождалась новая заметка об анархизме.

Природа не терпит пустоты. Раз Аиша не готова была меня слушать – я нашел других собеседников. В сети я познакомился с двумя молодыми анархистами. Петром и Иваном. Оба были из нашего города.

Трое – мы взяли в привычку собираться в маленьком скверике. Оазисе тишины в центре гулкого мегаполиса. Сидя на лавке – мы вели свои бесконечные р-р-революционные разговоры.


6. Анархо-посиделки


Аиша по-прежнему – закусив губку – вкалывала в бутике.

По утрам я упорно и безуспешно искал работу.

От жены я не слышал ни слова упрека. Но воспоминания о том, как она плакала – кислотой жгли мне сердце.

Периодически я пересекался с моими товарищами. Мы не расходились, не поговорив о перспективах социальной революции. Не обсудив – с анархистской точки зрения – последние события на политической арене.

К чему могли привести наши анархо-посиделки?..

Да ни к чему. Мы просто выпускали пар.

Но однажды…

Однажды в СМИ мелькнуло сообщение, оставшееся незамеченным большинством обывателей – но не нами.

Из-под стражи вышел известный неонацист Василий Потный – вождь группировки («общественного движения») «Белые львы». Подонка обвиняли в зверском убийстве малолетней таджикской девочки. Но ушлые адвокаты «доказали»: в деле Потного имеется то, что на юридическом языке называется «неустранимым сомнением». Значит – наказывать нацика нельзя.

Мы были страшно возмущены. Сжимали кулаки и скрипели зубами.

Особенно горячился Петр.

– Слов нет!.. У меня просто слов нет!.. Все знают, весь мир знает: Потный растерзал маленькую девочку!.. И что же?!.. Скользкие адвокатишки поработали языками – и неонацистский урод, чуть ли не увенчанный лавровым римским венком, выходит на свободу!.. Ненавижу!.. Знали бы вы, друзья, как меня воротит и от неонацизма, и от буржуазной судебной системы с ее «принципом состязательности»!..

– Надо что-то предпринимать, – обронил сумрачный Иван.

– А?.. – мы с Петром разом повернули головы к нашему другу.

– Надо что-то предпринимать, – глухо и решительно повторил Иван. – «Белые львы» не должны остаться безнаказанными.


7. Погром


Огонь зажегся в наших сердцах.

Я и Петр с энтузиазмом поддержали Ивана.

Сколько можно впустую трындеть на анархо-темы?.. Толочь воду в ступе и переливать из пустого в порожнее?.. В конце концов: быть анархистом – значит действовать. Если ты не меняешь мир – мир меняет тебя.

Добраться до самого Потного – не представлялось возможным. Мы не знали адрес вонючего нацика. А на людях бритоголовый «фюрер» появлялся всегда только со свитой из дюжины отморозков. Посоветовавшись, мы решили устроить налет на неонацистский офис и учинить там погром.

Офисы пресловутых «львов» (шакалов!..) были разбросаны по всему мегаполису. Адреса легко можно было узнать из интернета.

Уж не помню, что я наплел жене, чтобы поздно вечером тридцать первого августа отлучиться из дома. Я надеялся: Аиша не подумала, что я иду к любовнице.

Мы с Иваном и Петром встретились в том самом сквере. В рюкзаках за нашими спинами было сложено все, необходимое для диверсии: куски арматуры и баллончики с аэрозольной краской.

Черное небо. Трое молодых людей – тоже в черном и с черными рюкзаками. Яростные порывы ветра. Раньше, чем прикатило такси – ударил тяжелый ливень.