Мошенник на Поле Чудес
Актер, играющий охотника, обескураженно остановился.
– Ну, давайте еще попробуем, – махнул он снятым картузом и вытер со лба пот.
– Да мы уже сколько дублей запороли! – воскликнул режиссер. – А ведь это даже не крупный план, не главные герои! Обычная бытовая сцена! Я думал, один дубль сделаем – так нате вам, столько времени и пленки угробили. Все по местам!
«Ничего себе, – подумал Ларик. – Оказывается, в кино еще сложнее, чем у папы в театре. Там хотя бы пленка не тратится…»
Ребята не заметили, как обошли киногруппу и оказались в низине. И вдруг они услышали:
– А, черт, кто детей туда пустил?! – рявкнул на весь луг режиссер. – Хотя стойте, стойте, пусть пройдутся к деревьям… Ну-ка, ведите их сюда!
Вилька огляделась. Так и есть, это про них кричат. Надо же, второй раз за короткое время они попадают в неприятную историю!
К друзьям подбежал юркий паренек и, как своих собственных, поволок их за руки вверх по склону. Ребята нехотя упирались.
– Ладно, ладно, на минутку всего, – бормотал провожатый. – Надоело уже все… До чертиков! Быстрей бы обед.
– Вы как сюда попали? – строго спросил режиссер, когда ребята подошли к нему.
– Гуляем, – тихо ответила Вилька.
– Ну и замечательно! – почему-то обрадовался тот. – И гуляйте! Возьмите-ка лукошки и пройдите во-он от той березки к тем кустам. Только не смотрите сюда. Толкайтесь, барахтайтесь – делайте вид, что направляетесь в лес по ягоды. Идет?
Вилька мгновенно раскраснелась от такого предложения. Она сразу поняла, что их будут снимать.
– А… одежда? – спросила она. – Мы же в джинсах.
– Молодец, – похвалил режиссер. – Сразу поняла, что мы снимаем не современную жизнь. Мы вас сначала попробуем в этом эпизоде, а если хорошо получитесь – переоденем. Согласны?
Еще бы! Даже у Петича отвисла челюсть от такого предложения. Он только и смог, что молча кивнуть.
Паренек – Ларик знал, что он называется ассистент, – отвел их на нужное место и легонько подтолкнул:
– Давайте, только не очень спешите.
– Сами понимаем! – как опытная актриса, отмахнулась Вилька.
Паренек усмехнулся.
У них действительно получилось хорошо, к тому же с первого раза. Ни дать ни взять веселая ватага деревенских ребятишек идет к лесу по ягоды! Все вокруг знакомо, все вокруг прекрасно – и, конечно, они смеются, делают друг другу подножки, падают…
Режиссер остался доволен неожиданной пробой.
– Прямо прирожденные артисты, – заметил он. – Ну что, будете у нас сниматься?
Кто бы отказался от такого предложения!
– А какой фильм вы снимаете? – поинтересовался Ларик.
– «Дубровский», – ответил режиссер. – Читал такую книжку, или вы теперь только детективами интересуетесь?
«И почему это взрослые считают, что современные дети глупее, чем они сами были когда-то? – подумал Ларик. – Неужели я похож на человека, который не читал «Дубровского»? Да его же еще в шестом классе проходят!»
Но вслух он возмущаться не стал: боялся, что режиссер передумает.
Договорились о расписании: надо было каждый день приходить в парк к десяти утра.
– А собаку можно брать? – спросил Ларик. – Мне ее не с кем оставить.
– Собаку? – нахмурился режиссер. – А наша как на это отреагирует? Еще начнут тут в свои собачьи игры играть… Возня лишняя.
– Да я ее привяжу в крайнем случае! – воскликнул Ларик.
С одной стороны, ему не хотелось из-за Оськи не попасть в кино, а с другой – не мог он обречь своего друга на сидение дома.
– Ну ладно, тащи свою собаку. На сегодня – все! – зычным голосом скомандовал режиссер. – Обедать!
Киношники с готовностью начали переносить свое снаряжение в стоявший неподалеку автобус.
– Ну и работка у них классная! – восхитился Петич, когда луг опустел. – Раз, два – и готово.
– Это так кажется, – не согласился Ларик. – На самом деле съемки требуют большого труда.
Он считал себя знатоком не только в театральном деле, но и в киношном.
– Любишь ты, Ларион, что-нибудь умное сказать, – махнул рукой Петич.
От плохого настроения у ребят не осталось и следа. Помахав друг другу на прощание, они разошлись по домам.
Дома, когда Ларик кормил Остапа, тот глядел на него укоризненными глазами и так же укоризненно поводил острыми, как у лисы, ушами. Ведь хозяин не взял его сегодня на дневную прогулку. Выскочил на минутку, а сам полдня где-то бродил!
– Завтра, завтра набегаешься ты в своем парке.
Ларик погладил Оську и подумал, что пес должен не любить слово «завтра». Потому что оно отодвигает бурную собачью радость на долгое время.
Нельзя сказать, что Ларик был из тех людей, которые не умеют находить себе занятие. Да и вообще, кто выдумал такую проблему – нахождение занятия? Взрослые, конечно. Ну понятно, сидит на скамейке старый дед ста сорока лет, ищет занятие: почесать голову или ухо. А Ларик даже не успевает подумать, чем ему заняться в следующую минуту, а занятие уже находится само собой.
Раз дело коснулось кино, – конечно, он бросился разыскивать на полках словари и альбомы. Кипа книг выросла солидная! Осталось только соорудить примерно такое же количество бутербродов, залезть с ногами на диван и приступить к знакомству с искусством кино.
Не мог же Ларик прийти завтра на площадку, не понимая, как снимаются фильмы.
Глава III
Так снимается кино
Остап подпрыгивал за бабочками, как вратарь за мячом, показывая свое розовое брюшко. Но все его броски оказывались безуспешными. Тогда он изменил тактику: стал подкрадываться к бабочкам ползком. Но и после этого у него в зубах оставались только травинки, которые он тотчас же выплевывал.
На трубе, перекинутой через речку вместо мостика, Петич подшутил над Оськой, поддев ногой его задние лапы. Пес с визгом свалился в воду и смешно поплыл к берегу.
– Да не надо его в эту «вонючку» бросать! – вступился за своего питомца Ларик. – Тут не вода, а одни промышленные отходы.
– Утки же плавают, – оправдывался Петич.
– Утки привыкли. Я сам видел, как одна какой-то кусок мазута ела. Прямо на части рвала. А мне сегодня точно Остапа купать придется. С шампунем «Лужок».
– Ладно, больше не буду, – понял свою ошибку Петич. – Интересно, нас только сегодня снимут или и дальше будут по съемкам возить? – перевел он разговор на другую тему.
– Видно будет, – сказала Вилька. – Лично мне этот опыт очень важен. Я ведь и сама хотела показаться режиссеру.
– Вот и показалась бы моему папе, – ответил Ларик. – Он бы точно сказал, какие у тебя таланты. Может, в театр бы тебя взял. У него есть детский спектакль про Пеппи Длинныйчулок.
Вилька засияла от удовольствия.
– А ты правда хочешь актрисой быть? – спросил Петич.
– А что? Плохая профессия?
– Всю жизнь кривляться – ужас!
– Так чего же ты сегодня на съемки согласился? – съехидничала Вилька.
– За компанию с вами. И от скуки. Все-таки занятие!
Действительно, сегодня с самого утра им не было скучно. Ребята шли на самую настоящую работу по красивому, парящему утренним туманом лугу – и настроение у них было веселым. Не то что вчера, когда их застукали с ключами.
– Ну а как слепки с ключа? – поинтересовался Ларик. – Не скомкался твой пластилин?
– Не-а, – покачал головой Петич. – Я его сразу в морозилку сунул. А потом одному знакомому слесарю отнес. Сказал, что от гаража на даче. Сделает ключики!
– Не понимаю, зачем вы этим занимаетесь, – покачала головой Вилька. – Как воры какие-то.
– Да неужели ты не понимаешь, что все уметь надо? – удивился Петич. – В жизни все может пригодиться. Вот ведь девчонки! Живут одним днем.
– И ничего не одним днем, – вступился за Вильку Ларик. – Видишь, она мечтает быть актрисой.
– Ну, тогда ей умение делать слепки с ключей ни к чему, – усмехнулся Петич. – Пусть лучше перед зеркалом кривляется. Апорт! – вдруг крикнул он и, размахнувшись, бросил вперед прыгающую лягушку.
Вилька завизжала, а Остап прыгнул за лягушкой и лязгнул зубами. И тотчас же его морду скривила такая гримаса, будто он укусил конфету «Шок». Петичева лягушка оказалась резиновой!
– Опять ты со своими штучками! – закричал Ларик. – Не экспериментируй больше с моей собакой! Сам хватай своих лягушек.
– Да они безвредные, – успокоил его Петич. – Только воздух внутри противный. Это я проверочку устроил. Нападет на нас волкодав какой, а мы ему лягушечку…
– Если волкодав нападет, он ни на кого, кроме тебя, внимания обращать не будет. Хорошо, что не донес ее до съемочной площадки – режиссерского пса угостить, – недовольно пробурчал Ларик.
Ну и Петич! Полны карманы всяких приколов. И хоть бы предупреждал – нет, сразу Оське в пасть всякую гадость сует. Тоже, проверочка называется!
На площадке их уже ждали. Мальчишки переоделись в старинные холщовые штаны и рубахи, а Вилька залезла в автобус и вышла оттуда в сарафанчике и с платочком в руке. Видно было, что наряд ей нравится. Потом за друзей взялись гримеры. Правда, возились с ними недолго – только покрыли их лица розовым кремом и слегка подкрасили глаза и губы.
– А можно мне усы нарисовать? – спросил у пожилой гримерши Петич. – Что-то мало вы на меня грима намазали.
– Что ты, бутерброд, чтобы тебя намазывать? – засмеялась та. – А усы тебе ни к чему, ты ведь крестьянского мальчика будешь изображать. И даже без крупных планов.
– У нас все делается по команде – это раз. Выполнение команд беспрекословное – это два. Поняли? – коротко проинструктировал режиссер.
Ребята закивали. Еще бы! Не в школе – понятно с первого раза. Они были уверены, что на съемочной площадке, как нигде в мире, царит порядок. Но не тут-то было!
С первой минуты начались сюрпризы.
– Где Гена? – орал режиссер. – Почему кабель не подключен? Ружье, ружье забыли в автобусе, что ты ходишь с этой палкой? – набросился он на «охотника».
– Да я же репетирую, – оправдывался тот.
– Некогда репетировать – солнце светит, каждый час дорог!
И пошло, и поехало! То и дело оказывалось, что ничего не готово и никто не готов к работе, то и дело слышались возмущенные возгласы режиссера. Казалось, он один знал, что нужно делать, а остальные только мешали ему.
– Да вы сговорились меня в гроб загнать! – хватался он за сердце при очередном «проколе». – Третий день снимать один несчастный эпизод! Да мы в Книгу рекордов Гиннесса попадем!
Остап сразу подружился с режиссерским пойнтером по имени Кит. Весело лая, собаки принялись носиться под деревьями старинного парка. Правда, Ларик привязал было Оську за кустом, но тот так умильно посмотрел на хозяина, так жалобно заскулил, что Ларик тут же отвязал его. Счастливый Остап умчался за своим новым другом.
После сигнала «Мотор!» побежала, размахивая лукошком, актриса, наперерез ей, балуясь, двинулись «деревенские ребята», следом выпустили охотника с собакой. И уже через несколько минут раздался громкий крик:
– Снято!
Кажется, режиссер даже не ожидал такой удачи. Он подозвал ребят к себе и произнес довольным голосом:
– Похоже, вы мои ангелы-хранители. Даже жалко, что для вас ролей нет. Хотя… – призадумался он. – Раз так все идет… Как у вас со временем?
– Хоть отбавляй! – Петич весело провел по горлу ладонью.
Но режиссер не смотрел на него.
– И девчушка такая славная, – задумчиво продолжал он. – Прямо вылитый крестьянский ребенок.
Вилька заулыбалась от похвалы и гордо взглянула на Петича. Будет знать, как смеяться над ее талантом!
– Придумаем что-нибудь, – решил режиссер. – Сейчас мы во дворец съемки переносим. Вот там что-нибудь для вас и придумаем. Согласны?
Ребята ликовали. Правда, Петич состроил презрительную гримасу – мол, согласен-то я согласен, но не очень от этого в восторге… Но видно было, что он притворяется. Чем бы он занялся, если бы не съемки? Опять слонялся бы целыми днями по парку? Нет уж, лучше с киношниками потусоваться! Тем более что они во дворец перебираются. Кто бы его туда пустил просто так? А вдруг там что-нибудь интересненькое обнаружится?
Вилька, конечно, больше всех радовалась продолжению своей артистической карьеры. Ну а Ларика захватил сам процесс съемки. Не зря же он вчера половину «Словаря кино» прочитал! К тому же интересно было сравнивать киносъемки с репетициями спектаклей, которые Ларик видел в папином театре.
Ребята помогали съемочной группе, как будто сразу стали ее участниками. Они грузили аппаратуру, играли с пойнтером, знакомились с артистами.
Поболтав о чем-то с ассистентом, Петич вдруг засмеялся.
– Знаешь, как режиссера зовут? – сказал он, подойдя к Ларику. – Кит Китыч. Прикинь, как собаку его!
– Кит Китыч? – удивилась Вилька, тоже оказавшаяся рядом. – Разве бывает такое имя?
– Ну, вообще-то Никита Никитыч, – уточнил Петич. – Но все зовут Кит Китыч.
– Это, наверное, пойнтера в честь него назвали, а не наоборот, – рассудил Ларик.
Время в этот день летело стремительно. Как будто часы превратились в минуты, а минуты – в секунды. Увлекшись работой, ребята не сразу обратили внимание на то, что один человек из съемочной группы почему-то невзлюбил их. Как, впрочем, и они его. Взаимная получилась нелюбовь.
Это был толстяк, постоянно вытирающий лысину платком. По своей привычке сравнивать незнакомых людей с какими-нибудь животными Ларик мгновенно определил его в бульдоги. «Бульдог» – звали его Олегом Петровичем – оказался продюсером, то есть вообще-то главным человеком на съемках. Это Ларику попросту объяснил ассистент Гена.
– В кино что главное? – сказал он. – Бабки! В смысле, деньги. Одна пленка, знаешь, сколько стоит? То-то…
– А как же режиссер? – удивился Ларик. – Ведь он же решает, что снимать.
– Он решает, а Олег Петрович деньги дает, – хмыкнул Гена. – Вот и решай, что важнее.
Это был слишком сложный вопрос, чтобы Ларик мог решить его с налету. Одно ему было ясно: толстый продюсер Олег Петрович – не слишком приятный человек…
Он обращался к ребятам отрывисто, как будто лаял: «Не путайтесь под ногами! Не трогайте то! Не берите это!»
Вилька, в силу своего миролюбивого характера, назвала продюсера не Бульдогом, а более ласково – Колобком.
Кроме Колобка, в съемочной группе все казались одинаковыми – милыми, добрыми людьми, с которыми ребятам было интересно. Эти люди и подшучивали друг над другом по-доброму, и притом как-то необычно. Направят, например, на зонтик, под которым скрывается от солнца Кит Китыч, тонюсенькую трубочку, по которой поступает вода. Кап-кап с зонтика, а небо чистое! Кит Китыч один раз высунется из-под зонта, посмотрит с удивлением на небо – ни единого облачка. И тут же опять – кап-кап. Теперь режиссер уже почему-то задумывается и долго сидит, глядя, как медленно стекают с зонта редкие капли.
Оказалось, что это была не просто шутка. Старый помощник режиссера дядя Петя объяснил ребятам, что работает с Никитой Никитычем уже много лет и лучше всех знает, как вызвать у Мастера – он так и сказал: у Мастера – вдохновенное состояние.
– Вот он сейчас и сам не замечает, что под эту капель решает, как выстроить следующую сцену, – говорил дядя Петя. – А то вдруг я увижу, как он от нетерпения руки потирает. Я тогда возьму да и брошу ему в руки обычный бумажный комок. Так он этот комок и сжимает, как снежный мячик, и нервничать перестает. Тут у нас тем еще психологом станешь!
Увлекшись разговором с дядей Петей, Ларик не заметил, что рабочие наконец освободили склон холма от съемочной аппаратуры. Только трава осталась примятой. И Кит Китыч еще продолжал отдыхать – сидел на своем складном стульчике под зонтом.
И вдруг автобус, уже полностью загруженный и стоявший на пологой тропинке, тронулся с места! Завизжала гримерша, сидевшая внутри, все вокруг замерли с искаженными лицами. Ясно было, что сейчас автобус наберет скорость, выскочит на крутой склон луга и понесется, неуправляемый, прямо к речке…
И тут Петич повел себя как-то странно.
«С ума он, что ли, сошел от страха?» – мелькнуло в голове у Ларика.
Стоявший рядом с автобусом Петич вдруг разогнался и изо всех сил толкнул головой в живот Кит Китыча! А когда тот упал, Петич выдернул из спинки его складного стула зонт, мгновенно сложил его и сунул в одно из колес автобуса. Зонт уперся во что-то, крякнул, сложился чуть ли не пополам, но автобус – остановился! Ошарашенный водитель сразу же заскочил в кабину, сильно дернул на себя стояночный тормоз и принялся возиться с какими-то механизмами.
– Уф… – вылез он из кабины, вытирая пот со лба. – Я же и поставил на стояночный, а вот надо же, какой наклон…
– Я тебе покажу наклон! – заорал пришедший в себя Кит Китыч. – Ты водитель, ты и должен думать, где ставить машину! Угробили бы сейчас к чертовой матери всю аппаратуру, автобус, о Марье Петровне и говорить даже страшно!
Перепуганная гримерша выглядывала из автобуса.
– Можно выходить? – дрожащим голосом спросила она.
– Да, приехали! – рявкнул Кит. – Ну сколько можно твердить о технике безопасности? – Он в сердцах махнул рукой и повернулся к Петичу: – А ты молодец! Говорю же, что вы мои сегодняшние ангелы-хранители. Правда, можно было и не так сильно пинаться головой, – потер он ушибленный живот. – Попросил бы меня вежливенько, я бы сам в сторонку отошел.
Ясно, что Китыч был добродушным и отходчивым человеком. Все вокруг засмеялись. Водитель долго доставал из-под колеса покореженный зонтик.
– Чудо! – приговаривал он. – Как он не сломался? Если б чуть побольше автобус разогнался – каюк!
Петич выдернул из спинки его складного стула зонт, мгновенно сложил его и сунул в одно из колес автобуса.
Как только отворились те самые дворцовые двери, за отпиранием которых попались ребята, – стало ясно: здесь оживает прошлая, уснувшая на долгие годы жизнь.
Из середины центрального зала вела куда-то вниз длинная лестница. А над залом был купол, напоминающий фонарь огромного маяка, и под самый этот купол тоже можно было подняться по лестнице. Тотчас же, конечно, застучали по всем этим ступенькам шаги, на все лады зазвенели в гулкой пустоте голоса.
Режиссер довольно посмеивался:
– Ничего, ничего, надо, чтобы пространство было обжитым. Иначе ничего здесь не сыграется.
Он неторопливо прохаживался по длинным бесконечным коридорам, поглаживал двери. Казалось, что он вернулся после долгой разлуки в свой покинутый и запущенный дом.
А вот Колобок вел себя совсем по-другому. Его рыскающие глазки бегали по всем закоулкам, словно обшаривали их. Казалось, его задачей было как можно быстрее изучить все здание, все его укромные места.
Надо сказать, задача это была непростая. Строгановский дворец только снаружи казался небольшим. Построивший его архитектор, наверное, владел секретом пространства. Входишь, например, в маленькую комнату, доходишь до противоположной стены, оглядываешься – и вдруг понимаешь, что пересек большой зал. К тому же дворец оказался очень гулким. Даже самый легкий шепот долетал через несколько комнат.
«Наверное, в этом дворце и в любви признавались шепотом, – подумала Вилька. – Лет сто назад. Тогда вообще все было по-другому… »
Рабочие ставили аппаратуру в большом зале.
– Кто здесь заведует хозяйством? – прогремел Колобок.
Может быть, он произнес эти слова обычным голосом, но звуки мгновенно разнеслись по всем коридорам.
Через минуту явилась Нана.
– Мы заведуем. Арендуем. Как и договорились вчера, оставили все двери открытыми. Вот, смотрите.
– Ключи! – протянул руку Колобок.
– А мы не договаривались ключи вам отдавать! – отвела свою руку за спину Нана.
Видно было, что киносъемки в доме, к которому она привыкла, не очень-то радовали ее.
– Васико! – громко позвала она.
Колобок стал ходить туда-сюда возле той лестницы, которая вела в подвал. На ходу он громко выкрикивал хлесткие фразы. Похоже, ему нравилось, что они звучат так громко и значимо:
– Здание принадлежит Союзу театральных деятелей! Вы – всего лишь арендаторы. И вы обязаны впустить нас сюда. Потому что каждый день нашего пребывания здесь оплачен!
– Э-э, зачем кричать? – развел руками появившийся по Наниному зову Васико. – Разве кто-то кого-то не пустил? Разве кто-то кого-то не кормил? Разве мы поссорились? Нана, что хочет этот человек?
– Ключи.
– Отдай ему ключи! Он как ребенок. Хочет ключи – дай ему ключи. И он сразу успокоится. Только я не понимаю, разве мы сами не можем открыть все, что нужно? Вы укажете дверь – Нана откроет. У нас секретов нету. Это я вам клянусь!
– Я вам не обязан объяснять всю специфику нашей работы, понимаете? – заявил Колобок. – И не должен ходить в сопровождении вашей Наны по дворцу, чтобы выбирать, где снимать, где не снимать.
Тут в разговор вступил Кит Китыч.
– Не горячитесь, Олег Петрович, – примирительно заметил он. – Во-первых, где снимать, где не снимать – это мое дело. И незачем обижать этих гостеприимных людей. Что с того, что они всего лишь арендаторы? Они, в конце концов, несут ответственность. А с ключами разберемся как-нибудь. Действительно, почему бы не обойти вместе с Наной все помещения? Если, конечно, вам это так необходимо… Мне, например, хватит для съемок нескольких залов.
– А реквизит? – воскликнул продюсер. – Да здесь в любом чулане, в любой подсобке можно найти вещь Екатерининской эпохи! Вот что меня волнует!
Китыч махнул рукой:
– Ну, вещи Екатерининской эпохи, как вы сами понимаете, здесь уже давно отсутствуют. Слишком большая ценность, чтобы просто так пылиться по чуланам.
– А я уверен, что… – начал было Колобок, но тут же, словно обрывая себя, решительно заявил: – Одним словом, я требую, чтобы ключи от всех помещений находились при мне. При мне – всегда и неотлучно! И только с моего разрешения…
Для пущей убедительности он взмахнул руками. И вдруг покачнулся, попытался ухватиться за поручень лестницы, ведущей в подвал, не удержался, оступился – и, словно притянутый магнитом, покатился по лестнице вниз!
Ребята невольно прыснули, хотя смешного в этом было мало – человек же с лестницы свалился! Но Колобок был так толст и так смешно катился, что удержаться от смеха было трудновато.
Взрослые бросились к перилам лестницы.
– Олег Петрович! – крикнул вниз режиссер. – Что с вами?!
– Лечу-у! – тихонько вставил Петич, и притихшая было Вилька снова хихикнула.
Режисссер сердито взглянул на ребят.
– Быстро вниз! – скомандовал он рабочим. – Помогите человеку выбраться. И впредь всем не бегать, не шляться где ни попадя. Видите, какое ветхое строение. Каждая ступенька может обвалиться.
Ларик прислушался. Дворец вовсе не казался ему ветхим. Но весь он скрипел – и ступеньки, и паркет, и, кажется, даже стены. Каждая, даже самая мелкая часть дворца издавала какой-нибудь звук. Этот дом был живым и таил в себе загадку.
Ларику почему-то стало не по себе. Мало ли что может произойти в таком загадочном здании!
Глава IV
Загадочный дворец
Васико настаивал на том, чтобы вся группа уселась за стол.
– Нельзя начинать работу на новом месте без застолья! – убеждал он Китыча.
По коридорам плыли такие ароматы, что актеры крутили носами, как будто те отчаянно чесались. Ни о какой работе, конечно же, не могло быть и речи.
– Ладно, – скомандовал режиссер, – легкий такой завтрак. А потом, я вас прошу, Васико, накрывайте столы где-нибудь на веранде. Ну невозможно же работать посреди такого, – он потряс в воздухе сжатыми в щепоть пальцами, – воздушного гурманства.
Васико довольно закивал.
Тем временем Колобок, кряхтя, вылез наверх сам.
– Черт побери эти проклятые ступеньки! – ворчал он. – Хорошо, что я в подвальную дверь мягким местом впечатался.
Это вызвало дружный взрыв смеха.
– А не вышибли ее? – поинтересовался кто-то. – А то бы вам и ключей никаких не надо…
Под яростным взглядом Колобка остряк сразу прикусил язык.
Вскоре ключи уже висели у Олега Петровича на запястье, и он довольно позвякивал ими. Обиженная Нана шмыгнула вон из зала. Раз забрали ключи, пусть сами и разбираются, от чего они! Нана-то знала, что за каждой из многочисленных дверей – лишь гулкая пустота. Никаких картин, никакой екатерининской мебели, никакой старинной посуды нигде и в помине нету.
– Все же я рискну подняться на ту верхнюю площадку, – улыбнувшись, сказал Кит Китыч и стал подниматься по лестнице к стеклянному куполу.
– Красота-то какая! – воскликнул он сверху. – Здесь и будем снимать. Правда, придется кое-что подкрасить, но это займет полдня, не больше. А мы пока отрепетируем. Ах да, нас же ждет легкий перекусончик!
«Перекусончик» оказался пышным кавказским застольем. И если бы не решительность Китыча, сразу отказавшегося от тостов, то, наверное, через полчаса застолье стало бы напоминать богатую свадьбу.
– Все, спасибо! – поднялся из-за стола режиссер. – По местам. Работа не волк, но и в лес ее отпускать не следует.