Вивификант
Понимая, что в этом случае криками требованиями от собаки добиться ничего не удастся, подросток, звали его Элис, замолчал и постарался просто подождать, а не дергать пса. Тем более что выгуливать его все равно было необходимо. У Элиса уже сильно замерзли руки, и ему очень хотелось засунуть их в карманы. Мешал лишь поводок, который упустить было никак нельзя. Немного подумав, Элис прочно накрутил поводок на руку и завязал его на запястье. Карат – очень послушный и спокойный пес, но совсем не хотелось еще и искать его в темноте, если вдруг поводок выскользнет из порядком замерзшей и мокрой руки. Сжав руки в кулаки, Элис засунул их в карманы. Голову ему пришлось сильно втянуть в плечи, чтобы капли дождя, скатываясь по шапке, не попадали за шиворот. «Ну, вот так вроде весьма неплохо, – промелькнуло в голове подростка, – уже можно, хотя и весьма сносно, но мириться с погодой».
Элис поднял глаза и посмотрел на Карата. Несмотря ни на что он очень любил этого пса, жившего у них дома уже несколько лет. Хотя пес формально принадлежал не ему, слушался Карат беспрекословно только Элиса. Между ним и собакой всегда была какая-то до конца не понятная и неосознаваемая связь. Вот и сейчас Элис смотрел на собаку, стоящую в темноте, и ему казалось, что Карат смотрит прямо ему в глаза. Две яркие точки, не двигаясь, горели в темноте.
То, что произошло далее, Элис потом так и не сможет очень долго себе объяснить.
Две яркие точки в мгновение исчезли в темноте. Пес рванул в сторону с такой силой, как будто пытался сдвинуть мир, «разорвать время, изменить судьбу», как потом скажет Элис. От такого рывка Элис, хотя и был рослым мальчиком далеко не робкого десятка и мог удержать Карата всегда, взмыл в воздух, пролетев около двух-трех метров, упал в темноте на землю. Еще пару метров он прокатился уже в жидкой, липкой и холодной грязи, пока поводок, привязанный к его руке, наконец не ослаб.
Придя через несколько секунд в себя и подняв голову из грязной жижи, первое, что увидел Элис, – это довольную морду Карата, который стоял рядом и весело вилял хвостом, явно показывая, что заслуживает похвалы.
«ПРИБЬЮ…» – первое, что мелькнуло сквозь пелену злости в голове у подростка. Элис сел в луже и обернулся. Свет из окон хорошо освещал в грязи на дороге два отпечатка его ног метрах в пяти от него.
И вдруг злость, раздражение, озноб, холод, ветер куда-то исчезли. Капли дождя прекратили свое падение и зависли в воздухе. Сверху из темноты что-то огромное со свистом и ревом ударилось о землю прямо в том месте, где минуту назад стоял мальчик. Элис сидел и смотрел на кривой и страшный след, оставленный на асфальте предметом, который сейчас должен был забрать его жизнь…
Постепенно все вернулось – ветер, дождь, холод, время. Поднявшись из лужи и подойдя поближе, он увидел жуткую картину. Элис стоял и смотрел, вцепившись левой рукой в холку пса так, что рука побелела от напряжения. Он просто боялся пошевелиться или произнести хоть слово. Элис смотрел на кривой разлом между следами в грязи, на вырванные куски асфальта, пытаясь понять, что произошло. Карат же, не сопротивляясь, спокойно, покорно стоял рядом и ждал своего хозяина, всем видом показывая, что это событие его больше не интересует.
Упавшим предметом был железный кусок кровли размером в несколько метров. Упав ребром, он более чем на десяток сантиметров в глубину разрубил асфальт прямо между двух отпечатков ног. Если бы там стоял человек, он, несомненно, был бы рассечен пополам и погиб.
«Случайность? Хм… Может, пес увидел угрозу и испугался? Может». Однако лист упал спустя почти минуту после его действий.
«Значит, это просто подарок, и, выходит, это Жизнь».
Глава 3
Каждый из нас знает, что любой человек на нашей планете по-своему уникален. И это касается не только внешности. Существует невообразимое множество различных черт и признаков, которые как разъединяют нас на индивидуумы, делая людей порой очень одинокими, так и объединяют в общие группы, создавая фактически «коллективный» разум.
Но порой один и тот же признак может разобщать и объединять людей одновременно. И только от нас самих зависит его назначение, от нашего понимания сути вещей.
Самой наглядной объединяющей и в своем многообразии одновременно разобщающей людей силой можно назвать их мировоззрение или религию. Самое важное в том, что религия сама по себе уникальна. Порой, разобщая людей, религия бесконечно их объединяет. Например, разделяя нас различными учениями и верованиями, она все равно именно этим объединяет нас как людей верующих.
Однако есть немало людей, которые стараются исключить из своей жизни все необъяснимое. Они предпочитают доверять только сухим цифрам и фактам, иначе говоря, только науке. Это атеисты, материалисты, все люди, которые не веруют. Они всегда повторяют, «что не верят ни во что и ни в кого, кроме себя», часто называя себя исключительно «светскими» людьми. Теперь выходит, что религия все-таки разъединяет. И опять в итоге нет.
Казалось бы, что общего между человеком верующим и человеком, отделяющим себя от религии так или иначе? На первый взгляд вроде бы ничего. Но стоит внимательно посмотреть, как любой человек, будь то «светский» либо «религиозный», пожилой либо подросток, а порой и ребенок, мужчина либо женщина, придя в храм, мечеть, синагогу, иными словами, в место «общения» людей с Богом, смотрит на все, что его окружает. Как он смотрит на убранство, архитектуру, красоту и величие и какие чувства при этом испытывает. Совсем при этом не важно, действующий это храм или памятник древности. Неважно также, к какой конфессии он относится. Человек, находясь в таком месте, всегда испытывает трепет и благоговение перед увиденным. Душа каждого, как верующего, так и просто туриста, наполняется внутренним покоем и гармонией. Видя перед собой величие человеческой веры, каждый из нас невольно, как человек, живущий в этом мире, являясь частью этого мира, считает себя частью этого величия.
Удивительно, но выходит, что порой то, что нас разобщает, на самом деле является самым сильным объединяющим фактором, который фактически и создает само человечество.
Конечно, в голове подростка, стоящего и сейчас во все глаза разглядывающего величественный и весьма древний христианский храм, проносились совсем другие мысли и выражал он их значительно проще. Но, может, это и правильно? Не зря же говорят, что устами детей глаголет истина.
– Я, конечно, не очень понимаю, нафига всё это нужно, но это капец какая крутая штука. Она такая… – он слегка запнулся, подбирая слово. Наконец, перебрав свой словарный запас и не найдя ничего яркого, просто сказал: – Огромная и такая красивая. Крутяяяк, – проговорил мальчик вслух. Он просто не мог оторвать взгляд от золотых, переливающихся на солнце куполов храма, а когда вдруг неожиданно зазвонил колокол, мальчишка аж подпрыгнул от восхищения.
Храм на самом деле действительно был очень красивым и величественным. Справа и слева белые красивейшие фасады, похожие друг на друга как две капли воды. Наверху величественно красовалось мощное пятиглавие с большим центральным куполом. В куполах поменьше расположились звонницы со множеством колоколов, создающих свой уникальный перезвон.
Мальчик смотрел на все это и явно любовался. Нет, он, конечно, и раньше видел этот храм, но никогда так близко. Вот и сейчас, если бы родители не привели его на крещение, вряд ли он бы попал сюда. Но одно было точно: близость к такому величию меняла все его восприятие.
– Блин, что ж тогда там внутри? – никак не унимался его ум, отчего он произносил все вслух и разговаривал сам с собой. – Ну, хоть одним глазком бы посмотреть, а? Интересно, а пустят ли меня туда? Вот этого бы очень хотелось. Эт точно.
Мальчик все еще стоял и разглядывал здание, как вдруг услышал, как кто-то позвал:
– Ричард?! – затем снова, но уже настойчивее: – Ричард! Ну где ты наконец? – голос явно был женский.
В первые секунды, видимо, от неожиданности и не сознавая, кто его зовёт, а Ричард был именно он, мальчик заметно съежился, как бы ожидая чего-то плохого. Ребенок словно ощетинился, «как щенок», когда ее собираются ударить палкой. Затем спустя долю секунды, видимо, наконец узнав голос, в мгновение снова преобразился. Он развернул плечи и выпрямился, даже, показалось, став немного выше, и ответил:
– Иду, мам!
Мальчик еще раз взглянул на здание и побежал к месту, где неподалеку стояли его родители и разговаривали со священником. «Правильно, наверно, сказать «настоятель храма»? А может, и нет», – почему-то подумал мальчик. Где и когда он слышал это выражение, он не помнил. «А впрочем, какая разница?»
Он подбежал к матери и сказал:
– Да? Я тут.
– Ричард, ну где же ты опять ходишь? Я же говорила: никуда далеко не уходить.
– Но я же совсем рядом, мам, – оправдывался мальчик.
– Так. Все. Хватит. Сейчас это уже неважно, – одернула его женщина.
– Церемония скоро начнётся. Но до этого мы должны выбрать тебе имя.
– Имя? – не понял мальчик. – Какое имя? У меня уже есть имя. Зачем? – мальчик удивленно смотрел на мать.
– Нам сказали, что тебя нельзя крестить под твоим именем, поскольку имя Ричард является католическим. В православии такого имени нет, – попыталась ему объяснить мать. – И поэтому для крещения, как нам объяснили, нужно выбрать другое, христианское имя.
– Что значит нет имени? – не унимался мальчик. – Я же есть. И меня так зовут. Так почему это меня вдруг нет? Зачем вообще мне нужно новое имя? – недоуменно говорил ребенок. Хотя в чем-то он, конечно, лукавил. Он честно совсем не понимал, зачем ему другое имя и возможно ли такое, но сама идея ему явно нравилась.
Священник, стоящий рядом, внимательно слушал их «перепалку» и слегка улыбался.
– Простите, – обратился он к матери мальчика. – Позвольте, я попробую ему объяснить?
Женщина повернулась к нему и ответила:
– Да, пожалуйста. У этого ребенка на все и всегда свое мнение и свой взгляд, ему нужно объяснять абсолютно все. Это наш вечный поиск истины. Он не унимается никогда.
Священник повернулся к мальчику и спокойно произнес:
– Конечно, ты есть. У тебя очень красивое и звучное имя. Я бы даже сказал, оно редкое и вместе с тем очень известное. Многие великие люди носили это имя с гордостью. Но как ты смотришь на то, что у тебя будет ещё одно имя? «Тайное имя».
– «Тайное имя»? – переспросил мальчик. – А так бывает? Разве так можно?
– Конечно, бывает и, конечно, так можно, – серьезно ответил ему священник. – У тебя просто будет два имени. Одно – это имя, которым тебя нарекли родители при рождении. С этим именем ты жил до этого момента и будешь жить еще очень долго. И второе – «тайное», или церковное, имя с которым ты теперь сможешь обращаться к Богу. Иметь такое имя – это благодать, это твоя сила, которая будет влиять на всю твою жизнь и будет напрямую формировать твою судьбу. Она создаст и закалит твой характер. И это имя будет только твоим выбором, и ничьим другим. Этот выбор будет зависеть только от тебя самого. Более того, ты сможешь говорить своё «тайное имя» только тем, кому захочешь, только дорогим и близким для тебя людям.
Мальчик задумался, потом вдруг повернулся сначала к матери, потом к священнику и спросил:
– А можно я задам Вам вопрос наедине, чтобы никто не слышал? Всего один.
Священник перевел взгляд с мальчика и посмотрел на женщину. Та с недоумением повернулась и взглянула на мужа, который спокойно стоял рядом и не вмешивался. Мужчина, поняв, что решение в таком неожиданном вопросе принимать придется ему, просто пожал плечами, после чего сказал:
– А почему нет? Мы же твердим, что это его день, его выбор. Так пусть спрашивает то, что хочет и как хочет. Нельзя давать свободу наполовину. Сынок, мы с мамой подождем здесь.
Женщина вздохнула и, вновь повернувшись к священнику, утвердительно кивнула.
Священник вместе с мальчиком отошли на несколько шагов в сторону. Мальчик махнул священнику рукой, предлагая наклониться к нему. Священник немного наклонил голову. После чего мальчик очень тихо что-то спросил у него. В ответ тот улыбнулся, но, несмотря на это, очень серьезно ответил:
– Конечно, можно. Ведь это лишь твой выбор и твоя жизнь, а в ней все зависит только от твоего желания, она станет такой, какой ты сам её создашь, с божьей помощью, конечно.
Мальчик на секунду задумался, потом вежливо ответил:
– Спасибо.
После чего они оба вернулись к родителям мальчика.
– Ну что, теперь мы можем приступить? Все вопросы решил? Или есть еще что? – спросила Ричарда мать.
– Да, можно, – серьёзно ответил мальчик. – А когда я могу выбрать себе имя? Где у вас список? Или как там эта штука называется? – серьёзно спросил подросток.
– Сынок, может, мы с папой все-таки тебе поможем с выбором? Что скажешь? – спросила на всякий случай мать мальчика.
– Нет, я сам. Это будет мой выбор. Одно имя вы мне уже дали, теперь моя очередь. Ну и когда приступать? – последний вопрос он адресовал священнику, посмотрев прямо на него.
– Да прямо сейчас, – ответил тот. – Список имен у нас, конечно же, есть, и очень большой. Но позволь, раз уж мы с тобой так откровенно разговариваем, я сначала предложу тебе одно очень красивое имя, которое, на мой взгляд, подходит тебе больше всего. Это имя очень редкое, но очень важное и сильное. Имя человека, который своей жизнью может изменить сам мир. Если оно тебе понравится, можешь выбрать его, если же нет, ну что ж, мы посмотрим наш большой список. Там уж точно найдется такое имя, которое придётся тебе по вкусу.
– И что это за имя? – с интересом спросил подросток.
– Это имя – Элизбар. Это одно из старейших и самых сильных имен. Некогда его носил один бесстрашный человек. Что скажешь?
Мальчик слегка нахмурился, после чего попробовал повторить:
– Элизе… Эльба. Блин, я уже забыл, как его правильно говорить, какое-то оно сложное. У вас нет версий слегка попроще?
Священник снова улыбнулся и сказал:
– Ну, иначе оно звучит просто Элис.
– О, Элис – это уже круто. Это мне нравится, – сказал мальчик, но по его лицу было видно, что он все еще колеблется в своем решении.
– Если тебе интересно, это имя одного великого князя, жившего несколько столетий назад на Кавказе. А также оно означает…
– Хорошо, я согласен, – перебил его мальчик. – Пусть будет Элис. Мне это имя нравится.
Священник не стал договаривать начатую фразу, вместо этого он сказал:
– Помимо того, что оно тебе нравится, и это твой выбор, знай, что это имя сильно изменит твою жизнь. Для тебя и всех окружающих его влияние точно не останется незамеченным.
– Я на это надеюсь, – тихо, себе под нос сказал Ричард.
Дело в том, что имя Ричард ему совсем не нравилось. Нет, неправильно, само имя ему, конечно, нравилось, но вот жить с ним подростку было весьма сложно. В школе достаточно быстро его имя стало и его прозвищем, и, как считал он сам, его проклятием.
Рич – богатенький. Его постоянно дразнили и задевали другие ребята, а порой даже и девчонки. Но вот если с первыми можно было хотя бы подраться, отстаивая свою правоту, то от последних приходилось всё терпеть. Девочек бить нельзя, это закон. Так его учил отец.
Вот только версий, интерпретаций и сочетаний с его именем он услышал столько, что не счесть. «Смотрите, вот идет наш богатенький», – частенько слышал он позади себя. «Ну что, богатенький, как дела у миллионеров?» «Что, богатенький, как жизнь буржуя?» Все бы ничего, но вот только так говорили специально. Семья у Ричарда хоть и не особо бедствовала, но вот средним классом ее можно было назвать лишь с очень большой натяжкой.
У Рича довольно часто не было модных вещей, новых игрушек, да и много чего, что было у его друзей. Его самого это абсолютно не смущало, он был далеко не глупым ребенком и все понимал. Рич давно усвоил, что в жизни бывает всякое, то белая полоса, то черная. Так вот, в их семье черная полоса явно почему-то затянулась. Ричард не жаловался, он был вполне доволен своей жизнью, но слышать постоянно эти дразнилки было просто невыносимо. У любого человека первая же ассоциация к слову Рич – это богатый. Все просто великолепно, когда это на самом деле так, но когда дела обстоят иначе, тебе непременно об этом напомнят, и много раз, будь уверен.
Дети всегда очень жестокие, поскольку не знают границ, а порой и меры. В своем поведении они зачастую не безумно жестоки – они уничтожают, просто превращают в пыль других личность других детей, разрушая их характер, уничтожая зарождающиеся крупицы собственного достоинства. Издевки вызывают ненависть к окружающему миру, и в первую очередь ненависть к предмету или признаку, из-за которого их дразнят. Так и случилось с Ричем, со временем он стал ненавидеть свое имя, считая именно его причиной всех своих бед.
– Ну что ж, если мы, о, простите, Вы, – женщина обратилась к сыну, – все решили, можно теперь уже начинать церемонию? На этот раз, надеюсь, никто не против? – она снова посмотрела на сына, стараясь слегка поддеть его словами.
– Нет, я не против, – спокойно и уверенно ответил мальчик. – Пошли.
Все вместе они посмотрели на священника, ожидая от него разрешение сделать следующий шаг. Священник одобрительно кивнул, и они все вместе направились в храм.
Сама церемония, как показалось Элису, была не очень долгой и сложной. Однако кое-что в ней он так и не понял. Например, то, зачем его головой, да еще несколько раз, окунули в воду. Но в остальном было прикольно и весьма интересно.
А вот сам храм внутри оказался действительно невероятно красивым. Поэтому часть церемонии мальчик просто откровенно глазел по сторонам и в мелочах разглядывал все, что видит вокруг. Особенно ему понравился сам алтарь. «Офигенское сооружение и невероятно красивое», – думал он про себя. А когда вдруг выяснилось, что внутрь можно заходить только мальчикам, он вообще был просто в восторге от этого. «Вот это идеальное решение», – сразу решил он.
Когда обряд крещения был закончен, все они снова вышли во двор храма. Ричард, как обычно, убежал куда-то далеко вперед. Мать мальчика остановилась у входа и, улучив момент, когда рядом с ней и священником никого не было, спросила его:
– Извините, я не знаю, можно это спрашивать или нет, но если это не тайна, конечно, скажите, о чем Вас спросил мой сын, когда вы отходили в сторону?
Священник, абсолютно не удивившись её вопросу, спокойно ответил:
– Нет, это вовсе не тайна. Он спросил, можно ли ему использовать только новое имя и в церкви, и в обычной жизни. Как я понял, сказал он это отдельно вовсе не потому, что это была тайна, а лишь потому, что очень не хотел вас случайно обидеть. У Вас уникальный ребенок, в жизни ему предстоит еще огромная масса свершений.
– Спасибо, – ответила женщина. – Я все же надеюсь, что уж не такая огромная. Лишь бы он был счастлив и здоров.
Она сделала шаг вперед к сыну и вновь позвала его:
– Сынок, не убегай далеко. Ты меня слышишь, Ричар… – вдруг она почему-то осеклась на полуслове, а потом повторила фразу, только уже совсем по-другому:
– Элис, не убегай далеко. Слышишь меня?
Услышав ее, мальчик остановился, обернулся и с улыбкой посмотрел на мать. После чего крикнул в ответ:
– Хорошо, мам, – ему очень понравилось, как она его назвала. – Хм, Элис, – сказал он сам себе и через пару секунд уже бежал дальше, к своим невероятно «важным делам».
Священник же тихо, скорее для себя, чем для женщины, которая уже на несколько шагов ушла вперед, произнёс:
– Он будет не только здоров и очень счастлив. Он вырастит великим. Он станет нести жизнь другим, возрождая и спасая всё вокруг себя. Находясь рядом, он будет всегда помогать людям, спасать их, – затем, замолчав на какое-то мгновение, он закончил фразу, которую хотел произнести еще до начала крещения: – Элизбар значит «Божья помощь».
Глава 4
Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус.
Михаил Булгаков. «Мастер и Маргарита»
«Какое оно всё-таки бесконечно голубое», – внезапно промелькнуло в голове. Элис стоял абсолютно неподвижно у окна и, не отрываясь, смотрел в голубую даль неба. Апрельское солнце нежно своими лучами ласкало его обращённое к свету лицо. И действительно, голубая синь неба была сегодня удивительно чистой и глубокой. Взгляд простирался вперед и ввысь, насколько хватало сил и воображения, утопая и теряясь где-то далеко в пространстве бесконечности.
Комната, в которой стоял Элис, выглядела небольшой, но очень уютной. Это была гостиная. Убранство комнаты было явно подобрано со вкусом, хотя сейчас оно абсолютно не привлекало к себе внимания, оставаясь в стороне. Солнечный свет, проходя сквозь огромное окно, заливал собой всю комнату, отражаясь от любых, даже немного блестящих поверхностей. Он рассыпался всюду миллионом солнечных зайчиков, наполняя комнату, в которой стоял человек, забавной и причудливой игрой света. Благодаря этому все вокруг было таким теплым и спокойным – умиротворенным. Глядя на вокруг, казалось, что сама красота жизни представала перед ним во всем своем великолепии.
Жизнь… Это все, что сейчас на самом деле крутилось у него в голове. За его невозмутимым внешним спокойствием скрывалось страшное и единственно возможное решение, которое может только родиться у человека в голове. У человека, который попал в ситуацию, когда, сделав абсолютно все, начинаешь надеяться на чудо, от кого бы оно ни исходило. Когда ты готов заплатить любую плату за помощь, лишь бы хоть как-то спасти жизнь.
Элис понимал, что именно он, и только он, сейчас может это чудо сотворить. Он был абсолютно собран и спокоен. «Пип… Пип…» – эхом проносилось в его голове. Находясь достаточно далеко, он отчетливо и громко слышал у себя в голове всё. Все звуки «Пип… Пип…», которые издавал аппарат жизнеобеспечения в реанимации одной из больниц города. Слышал их так, как будто стоял с ним рядом.
В реанимации одной из детских больниц, в палате, где сейчас уже пятые сутки, больше ста двадцати часов, четырехсот тридцати двух тысяч секунд, врачи боролись за жизнь маленького человечка, делая все мыслимо-возможное и невозможное, используя любой шанс, все знания и силы. Несмотря на все это трехлетний человечек умирал. Жизнь постепенно покидала это маленькое, хрупкое и абсолютно беззащитное тело. Ребенок не мог уже сам даже дышать, находясь в коме. Казалось, что он просто спит, но уже никогда не проснется.
«Страшная болезнь».
«Очень редкая ее разновидность».
«С высоким порогом смертности».
«Один случай на миллион».
«Больше ничего сделать нельзя».
«Остается только молиться и надеяться на чудо».
Все эти слова, врезавшись каленым железом, шипели и жгли в голове у Элиса. Там умирал ребенок, там умирала его дочь.
«Пип… Пип…» – раздавалось снова где-то внутри, выворачивая все естество словно наизнанку.
«Пип…» – звук молнией проходил через все тело. Больше ждать было просто нельзя, да и невозможно. Ребенок сам не справится. Теперь это уже ясно. Только чудо, только жизнь его может спасти, его жизнь, Элиса.
Уверен, каждый родитель, который хотя бы однажды сидел у кровати своего больного ребенка, думал: «Все, что угодно, только бы не болел, только бы выздоровел, сам готов переболеть за него сто раз. Жизнь свою бы отдал, только бы с ним все было хорошо». Так внутри себя, в своих мыслях не раз говорил любой любящий отец или мать, однако понимая, что такой жертвы от него никто никогда не потребует и не возьмет.
Жертвенность – это первое, чему нас учит любовь, тем более любовь к близким, любовь к детям. Это одна из непреложных истин нашей жизни.
Именно мысль «я вместо неё» сейчас и главенствовала в голове Элиса. «Я вместо неё, только живи».
«И что же, – может сказать кто-то, – чем это может помочь сейчас, как спасти?» Согласен, у обычного человека – практически никак. Вот только Элис не был обычным человеком – он был Вивификантом.
Вивификант, или «Дарящий жизнь», – человек с уникальной и удивительной способностью накапливать в себе энергию жизни и при необходимости передавать её тем, кто стоит на пороге смерти, даря человеку шанс на новую жизнь.
Элис был одним из самых сильных Вивификантов. Он спас очень большое количество людей, всегда находя ещё одну часть энергии – частицу души, чтобы возродить в них жизнь. И вот сейчас, стоя у окна, он понимал, что для спасения самого важного человека в его жизни энергии в нем нет. Вся она была растрачена ввиду последних событий, а накопить новую он ещё не успел, просто не успел… Случись эта беда на месяц раньше или позже, он мгновенно бы решил всё. Как всегда, создал чудо, спокойно наблюдая со стороны. Однако сейчас он оказался не готов. Он не ожидал такого поворота событий. Это предвидеть было просто невозможно.
Всё это сто раз промелькнуло у него в голове. Все возможности, все варианты, но ни один из них не подходил. В них во всех было коварное и ненавистное ему «если бы…». Несмотря на свой уникальный дар, Элис был всего лишь человек. Людям же не дано предвидеть будущее и свойственно ошибаться. Вот только цена ошибки порой очень и очень высока, даже непомерно высока.