Год 1943 – «переломный»

НА КАВКАЗЕ

Здесь, согласно штабной задумке, Северная группа генерала Масленникова наносила главный удар на своем правом фланге силами 44-й армии генерал-майора В.А. Хоменко (271, 347, 51, 416, 414, 320, 409, 223-я дивизии, 43, 356, 157-я стрелковые бригады) и 58-й армии генерал-лейтенанта К.С. Мельника (417, 337, 89, 317-я стрелковые дивизии, 155, 60, 9-я стрелковые бригады) в направлении на Моздок. Одновременно 4-й Кубанский и 5-й Донской гвардейские кавалерийские корпуса, наступая еще правее на Прохладный и Воронцово-Александровское, должны были выйти на неприятельские тылы и захватить переправы через реку Кума. 9-й армии генерал-майора К.А. Коротеева (11-й стрелковый корпус, 276, 389-я дивизии, 8, 9, 10-я гвардейские стрелковые бригады) и 37-й армии генерал-майора П.М. Козлова (2-я гвардейская, 295, 351-я стрелковые дивизии) ставилась задача освободить Нальчик. После уничтожения моздокской группировки должно было последовать всеобщее наступление с целью недопущения отхода врага на новый оборонительный рубеж и окончательного разгрома 1-й танковой армии, в которой, напомним, насчитывалось две танковые и четыре пехотные дивизии.

Немцы не стали ждать, когда кавказская мышеловка захлопнется, и в новогоднюю ночь, прикрывшись арьергардами, начали поэтапный отвод своих войск от Терека в общем направлении на Ворошиловск. Результатом этого маневра должно было стать смыкание флангов 1-й и 4-й танковых армий в Манычской долине и создание сплошной линии фронта.

1 января боевая группа «Юнгшульц» оставила Элисту и присоединилась к отходящим частям 3-й танковой дивизии генерал-майора Вестхофена. На первый промежуточный рубеж, проходивший по линии реки Кумы, армия отступила в полном порядке и совершенно беспрепятственно. За дивизионными колоннами тянулись обозы беженцев-калмыков, казаков и «лиц кавказской национальности». Егеря генерала Конрада оставили Приэльбрусье.

Только на третий день генерал Масленников обнаружил, что основные силы противника покинули занимаемые позиции, и попытался организовать победоносное преследование. Однако, едва сдвинувшись с места, «преследователи» превратились в неорганизованную и неуправляемую вооруженную толпу.

«Преследование отходящего противника началось недостаточно организованно и с опозданием, – сообщает генерал армии С.М. Штеменко, в то время исполнявший обязанности заместителя начальника Оперативного управления Генштаба. – Средства связи оказались не подготовленными к наступательным действиям. В итоге уже в первый день преследования части перемешались. Штабы не знали точного положения и состояния своих войск (естественно, что эти штабы могли знать о положении противника? – В.Б.). 58-я армия отстала от соседей и оказалась как бы во втором эшелоне. 5-й гвардейский Донской корпус и танки не смогли опередить пехоту (!). Командование фронта пыталось навести порядок, но без особого успеха».

Благо немцы и румыны сами торопились смазать салом пятки.

И.И. Масленникова (1900 – 1954) в полководцы выдвинул Л.П. Берия. Ничем крупнее кавалерийской бригады, да и то в годы Гражданской войны, Иван Иванович не командовал. После разгрома белых гадов получил должность командира эскадрона. Всеобщее и военное образование приобрел сразу за один год учебы в Военной академии имени Фрунзе. В 1928 году перешел на службу в ОГПУ – НКВД, где достиг немалых высот. В июне 1941 года генерал-лейтенант Масленников уже был заместителем наркома по пограничным и внутренним войскам. С началом войны получил под свое командование 29-ю, а затем 39-ю армию в составе Калининского фронта. В июле 1942 года в районе города Белый армия была окружена и почти полностью уничтожена немцами. Командарм-39 спасся и буквально через две недели возглавил Северную группу войск Закавказского фронта – оборону Кавказа курировал Лаврентий Павлович. Оперативными талантами генерал Масленников не блистал, неоднократно снимался с должности с понижением, но, имея столь высокого покровителя, вновь всплывал и дослужился до генерала армии. После войны из Вооруженных сил вернулся в родную систему МВД.

В отличие от чекиста Масленникова, И.В. Тюленев (1892 – 1978) был чистокровным рубакой буденновской породы и даже биографию имел схожую: два класса сельской школы, царский вахмистр, четыре Георгиевских креста в Первую мировую, лихие дела в рядах 1-й Конной армии. После Гражданской войны Иван Владимирович командовал различными кавалерийскими соединениями, был заместителем инспектора кавалерии РККА и, будучи на этом посту, издал сочинение под названием «Первая конная в боях за социалистическую родину», а после победы клана первоконников над «бандой тухачевских и гамарников» получил назначение на должность командующего войсками Закавказского военного округа. В 1940 году Тюленев стал генералом армии и командующим войсками Московского округа. Летом 1941 года он довольно неудачно командовал Южным фронтом, впрочем, кто в тот период мог похвастать успехами, затем почти полгода возглавлял резервную 28-ю армию, в мае 1942 года вступил в командование войсками Закавказского фронта. Немецкое наступление через перевалы Главного Кавказского хребта Тюленев, положившись на природную неприступность горных перевалов, по его собственному признанию, бездарно «проспал», хотя в конце концов врага удалось остановить. Воспрянув духом, командующий предложил Ставке сформировать на Кавказе конную армию, объединив в ее составе семь кавалерийских дивизий. Идея заинтересовала самого Сталина, но Генеральный штаб, исходя из опыта боевых действий, дал отрицательное заключение, полагая, что такая громоздкая организация «будет чрезвычайно уязвима с земли и с воздуха и не оправдает возлагаемых на нее надежд. При использовании конницы без средств усиления она несла слишком большие потери, достигая весьма ограниченных результатов своими поистине героическими рейдами. В некоторых случаях ее приходилось просто выручать, вплоть до подачи овса на самолетах в тыл противника, откуда кавалерийские соединения не могли выйти самостоятельно».

3 января Тюленев примчался к Масленникову, «чтобы лично руководить действиями войск». Однако и чекист и кавалерист, оба оказались непригодны к руководству маневренными операциями в современных условиях.

За трое суток «стремительного преследования» войска Северной группы продвинулись на некоторых отдельных участках от 25 до 60 километров, заняли Нальчик, Моздок, Прохладный, но основные силы фон Макензена не настигли. Это несмотря на то, что перед правым флангом группы Масленникова простиралась степь, и там действовали два кавалерийских корпуса и танковая группа генерал-майора Г.П. Лобанова, имевшая в своем составе три танковые бригады, танковый полк, отдельный танковый батальон, два истребительно-противотанковых полка – 106 танков и 24 бронемашины. На левом фланге, в полосе 9-й армии, оперировала танковая группа подполковника В.И. Филиппова – три танковые и одна стрелковая бригады, два танковых батальона и два истребительно-противотанковых полка – 123 танка.

«Штаб группы и штабы армий потеряли с войсками связь и не знали, где они находятся, – пишет маршал А.А. Гречко. – Так, 5 января штаб группы потерял связь с 58-й армией… Привела к путанице в управлении и потеря связи с 44-й армией. Двое суток не было связи штаба группы с 5-м кавалерийским корпусом и с танковой группой генерала Лобанова».

Прямой связи с Москвой тоже не было.

В итоге «танки и кавалерия не смогли опередить пехоту», а 58-я армия в ходе преследования очутилась в собственном тылу. В общем, врага не настигли. Оно, наверное, и к лучшему.

«Командование же Закавказского фронта, – пишет Штеменко, – не вполне точно оценивало обстановку. Главное внимание оно по-прежнему уделяло действиям Северной группы войск, хотя стало уже очевидным, что ее фронтальным преследованием противник только выталкивается. Значительно большие перспективы рисовались в полосе Черноморской группы войск. Но как раз здесь командование фронта ничего существенного не предпринимало». То есть Тюленев не понимал, что главная его задача состоит не в том, чтобы догонять уходящего, сохранившего свои силы и боевую технику противника, гордо рапортуя об освобождении населенных пунктов, а в том, чтобы отрезать ему все пути отступления и превратить предгорья Кавказа в могилу для оккупантов.

4 января в штаб Закавказского фронта позвонил Сталин и лично продиктовал директиву для командующего:

«Противник отходит с Северного Кавказа, сжигая склады и взрывая дороги. Северная группа Масленникова превращается в резервную группу, имеющую задачу легкого преследования противника. Нам невыгодно выталкивать противника с Северного Кавказа. Нам выгоднее задержать его с тем, чтобы ударом со стороны Черноморской группы осуществить его окружение. В силу этого центр тяжести операций Закавказского фронта перемещается в район Черноморской группы, чего не понимают ни Масленников, ни Петров… Первая задача Черноморской группы – выйти на Тихорецкую и помешать таким образом противнику вывезти свою технику на запад.... Вторая и главная задача ваша состоит в том, чтобы выделить мощную колонну войск из состава Черноморской группы, занять Батайск и Азов, влезть в Ростов с востока и закупорить таким образом северокавказскую группу противника с целью взять его в плен или уничтожить…»

В заключение Верховный потребовал, чтобы командующий фронтом немедленно выехал в полосу Черноморской группы, которая должна перейти в наступление не позднее 12 января, «не откладывая этого дела ни на час, не дожидаясь подхода всех резервов».

Что касается Северной группы войск, то Ставка рекомендовала не вытеснять противника, а подвижными соединениями охватывать его фланги и выходить на тыловые коммуникации с целью нанесения поражения врагу и захвата его техники. Штаб Тюленева ответил: «Есть!» – и тут же настрочил стопку бесплодных приказов в лучших традициях довоенных маневров. Что нисколько не помешало немцам продолжать организованный отход.

7 января Генеральный штаб провел анализ действий Северной группы и представленного ею плана «дальнейшего преследования противника». В документе отмечалось, что практика распыления сил кавалерийских корпусов и танковых групп продолжается, а войскам ставятся нереальные задачи: так, Кубанскому кавалерийскому корпусу предлагалось к 9 января овладеть Ворошиловском, удаленным на 200 километров от расположения корпуса; самой отстающей 58-й армии ставилась задача преодолеть за два дня свыше 100 километров. В то же время 9-я армия, имевшая наибольшее продвижение, задерживалась на месте на три дня и выводилась в резерв.

Генштаб со своей стороны предложил: продолжать наступление 9-й армии на Георгиевск, Минеральные Воды; основные силы подвижных войск использовать на правом фланге на путях отхода противника в районе Невинномысска, «а возможно, и глубже». На левом фланге иметь минимальные силы, чтобы они только сковывали, а не выталкивали противника из предгорий Главного Кавказского хребта. В тот же день два кавалерийских корпуса, обе танковые группы и 62-я стрелковая бригада были объединены в конно-механизированную группу под командованием генерал-лейтенанта Н.Я. Кириченко. Правда, неизвестно, когда эту новость получил сам генерал, поскольку командование Северной группы в очередной раз утратило связь со своим правым флангом. Впрочем, и Кириченко вряд ли знал, где находятся его дивизии, поскольку сей генерал-сказитель никогда не приближался к линии фронта ближе чем на 40 километров и радиосвязи с подчиненными штабами не имел.

Бывший унтер-офицер царской армии Н.Я. Кириченко в Гражданскую войну командовал карательным полком ВЧК. В 1924 году был назначен командиром бригады, в 1937-м – командиром кавалерийской дивизии, в марте 1941 года – командиром 26-го механизированного корпуса в Северо-Кавказском военном округе. В июле, в боях под Витебском, корпус прекратил свое существование. 17 мая 1942 года генерал-майор Кириченко принял под свое командование остатки разбитой в Крыму и эвакуированной на Тамань 51-й армии. В начале июня армию перегруппировали на Дон, но уже с новым командующим. Николай Яковлевич, побыв командармом 24 дня, стал командиром 17-го казачьего кавалерийского корпуса. Первоначально корпус создавался как добровольческое формирование, основной его контингент составляли казаки непризывного возраста. Задачей корпуса, в состав которого вошли 12-я и 13-я Кубанские, 15-я и 116-я Донские кавалерийские дивизии «легкого типа», являлось стеречь восточное побережье Азовского моря и Таганрогского залива. Пока противник отсутствовал, генерал Кириченко с этой задачей легко справлялся.

Однако 25 июля немцы приступили к реализации плана «Эдельвейс» по завоеванию Кавказа. Мощными ударами с плацдармов в нижнем течении Дона они взломали оборону Южного фронта и повели наступление на Ворошиловск и Краснодар. 28 июля корпус Кириченко вошел в состав Приморской группы Северо-Кавказского фронта, прикрывавшей Краснодарское направление и Таманский полуостров. В этот же день командовавший фронтом маршал С.М. Буденный приказал всем подведомственным войскам немедленно перейти в контрнаступление, повсеместно разгромить врага и восстановить положение, в частности 17-й кавалерийский корпус вместе с войсками 18-й армии должен был отбить у противника Батайск. Затея провалилась, но на рубеже реки Ея состоялось боевое крещение казаков, атаковавших станицу Кущевская.

Об этом бое писал в ЦК ВКП(б) заместитель командира корпуса полковник Бардадин: «Атака в 8 часов утра 29 июля не состоялась, так как опоздали два полка 13-й кавдивизии, и с выходом их в исходное положение атака началась в 11 часов 30 минут. С началом атаки противник обрушился артиллерийским, минометным и пулеметным огнем на атакующие группы конницы, вследствие чего полки понесли большие потери в людском и конском составе, атака захлебнулась и конница повернула назад. Пешие части 15-й кавдивизии подошли к южной окраине Кущевки и дальше продвинуться не смогли. 24-й полк участия в рубке не принимал, неся потери от огня противника, вернулся обратно. 33-й полк 13-й кавдивизии участия в рубке не принимал, понеся большие потери, чем 24-й полк. Полк, действующий на вспомогательном направлении, участия в атаке не принимал, так как с ним не было связи, и только в 15 часов командир полка по личной инициативе решил выполнить поставленную задачу, напоролся на огонь противника, понес потери и отошел в исходное положение.

В результате атаки наши части станицу Кущевку не заняли, противник остался на занятых им позициях. Потери с нашей стороны – 400 человек убитых и раненых, около 200 лошадей. Со стороны противника – максимум 100 – 150 зарубленных и покалеченных, 3 человека пленных. Трофеи – 6 мулов, 5 автоматов».

В этих труднейших условиях в полной мере начал проявляться истинный талант генерала Кириченко – литературный. Штабу фронта он доложил, что казаками изрублено 5000 человек (!), 300 человек взято в плен, уничтожено 50 танков (!!), захвачены богатые трофеи. Откуда в 198-й пехотной дивизии оказалось столько танков – тайна сия велика есть. Наши военно-патриотические историки не задумываясь перепевают баллады, то есть боевые донесения, Кириченко: «Под станицей Кущевская конники на галопе подлетали к танкам, спрыгивали на броню и бутылками с горючей смесью поджигали машины (!)». Поскольку сразу после свершения этих героических дел корпус, потерявший свыше 40% личного состава, резво отступил за реку Кубань, повторно пересчитать «зарубленных» немцев и «сгоревшие» танки не удалось. 10 августа 17-й кавалерийский корпус и 18-я армия получили новую задачу: закрыть дорогу на Туапсе. Но уже через два дня догнавший-таки конников противник форсировал реку на участке кубанцев и прорвался в район Хадыженской. Военный совет фронта отмечал:

«1. Прорыв противника в районе Хадыженская произошел исключительно по вине командования 17-го кавалерийского корпуса генерал-майора Кириченко и полкового комиссара Очкина…

2. В течение 12 – 16.8.42 г. командование 17-го кавалерийского корпуса не выполнило ряд задач: а) допустило прорыв противника на участке Ханское – Великое; б) не уничтожило противника в районе Гурийское – Кабардинская, несмотря на полученные указания дважды; в) на протяжении двух дней 17-й кавалерийский корпус топтался на месте и не вел решительных действий по уничтожению противника в районе Тверская – Хадыженская; в) командование корпуса неоднократно меняло место расположения своего штаба без разрешения штаба фронта, отрываясь от войск до 50 километров, что приводило к потере управления и связи со штабом фронта…»

12-я и 13-я кавалерийские дивизии начали отход на станицу Апшеронскую, но «так как противник, упредив их, автоматчиками занял Апшеронскую и распространился на Хадыженскую, командование обеих дивизий сделало вывод, что они якобы попали в окружение, не приняв решительных мер с малочисленными группами противника, начали в беспорядке, не имея связи с корпусом, выходить из «окружения». 12-я кавдивизия горными тропами «выходила» в направлении Сочи, не имея боев с противником, и была остановлена от дальнейшего «выхода» штабом фронта в районе Красно-Александровский. 13-я кавдивизия «выходила» в район Черниговская – Рожет и была остановлена командующим 18-й армией, который временно подчинил ее себе».

В результате дивизии потеряли (не в бою, а «закопали» и «испортили», то есть попросту бросили) 15 орудий, 2 минометные батареи, 2700 винтовок, радиостанцию, 11 автомобилей, 14 пулеметных тачанок, выкинули «людские и конские противогазы» и все «трофеи». Части корпуса оказались в составе 18-й и 12-й армий. Где находился в это время Кириченко и чем он руководил, установить не удалось, зато известно, чем он занимался – описывал свои подвиги и сочинял наградные представления. Победные реляции, регулярно отправляемые в Москву, сделали свое дело. 27 августа 1942 года «за стойкость и дисциплину, героизм и организованность» корпус приказом НКО ССССР был преобразовали в 4-й гвардейский, Николая Яковлевича наградили орденом Ленина и присвоили воинское звание генерал-лейтенанта.

Заодно орден Ленина вручили 19-летней фельдшерице Ольге Бражник. Если верить представлению штакора, она, числясь в полевом госпитале, на хрупких девичьих плечах вынесла с поля боя 131 раненого с оружием. Правда, согласно материалам расследования, проведенного инспекцией кавалерии три месяца спустя, в госпиталь Оленька являлась только за жалованьем, а прописалась «в одной комнате с генерал-лейтенантом Кириченко и занимается его обслуживанием». Начальник штаба корпуса генерал-майор Дуткин свою пассию тоже не забыл и выбил ей медаль «За боевые заслуги»: скромная машинистка оперативного отдела лично убила трех немцев, «напавших на штаб корпуса».

Мне глубоко безразличны подробности интимной жизни Кириченко, но, по определению, орден Ленина – высшая награда Советского Союза «за особые заслуги в социалистическом строительстве и обороне страны». Невозможно себе представить Клейста или Эйзенхауэра, проводящих вечера в компании связисточек или медсестричек, награждающих их Железными крестами и медалями Конгресса. А Кириченко, Хозина или Жукова – запросто – рядовое в Красной Армии явление. На груди жуковской Лидочки уместились орден Боевого Красного Знамени, Красной Звезды и еще семь «боевых» наград. Высоко ценили советские генералы беззаветную храбрость на постельном фронте. Ну, так не из своего же кармана платили «за обслуживание».

Можно вспомнить известную докладную записку на имя члена ГКО Маленкова «О морально-бытовом разложении комполсостава частей и соединений 59-й армии» Волховского фронта, герои которой – старшие командиры и комиссары – чуть ли не поголовно «пьянствуют и в половом отношении развратничают», не забывая, однако, скармливать дезинформацию своему командованию: «Характерно отметить, что командование 59-й армии, зная о том, что 377, 372, 374 и 378-я стрелковые дивизии активных действий не ведут и фактически занимают оборону, в оперативных сводках штаба действия этих дивизий отмечаются «активным сковыванием противника» и «ведением боевой разведки». Бездеятельность этих дивизий в оперсводках также называется «отражением контратак противника», не стыдясь сообщать, что дивизии отбивают контратаку одного взвода противника».

На этом фоне почти невинной шуткой смотрится история, рассказанная генералом армии П.И. Батовым, командовавшим армией в составе Донского фронта. Генерал К.К. Рокоссовский приказал Павлу Ивановичу провести частную операцию и очистить от противника высоту с названием Пять курганов. Командарм поручил это дело лихому командиру 173-й стрелковой дивизии, знатному мордобойцу полковнику В.С. Аскалепову, и стал ждать результата: «Под вечер Аскалепов донес: «Взят один курган». Иван Семенович с чувством удовлетворения направил об этом донесение в штаб фронта. На второй день Аскалепов доложил: «Взят второй курган». Очень хорошо!.. На третий день меня вызвал к телефону Рокоссовский и с ледяной вежливостью, слегка вибрирующим голосом спросил:

– Павел Иванович! Прошу вас сообщить мне, сколько курганов вы собираетесь еще взять на отметке сто тридцать пять ноль?

Начальник штаба глядел на меня сочувственно:

– Кажется, попали в историю!

Одним словом, никаких курганов обнаружено не было. Они существовали только в названии высотки. К счастью, началось наступление и охотничьи рассказы комдива 173-й закончились благополучно, без взыскания».

Очковтирательство в Красной Армии существовало всегда, как в мирное, так и в военное время, ибо ничто так не радует взор начальника, как со вкусом выполненная залепуха.

«Без туфты не обойдешься – тогда у тебя харч будет весомее».

С 13 сентября 1942 года генерал Кириченко ровно одну неделю командовал 12-й армией. Потому ничего выдающегося совершить не успел. Армию расформировали, а кавалерийский корпус (без донских дивизий, на их базе чуть позже сформируют 5-й гвардейский кавкорпус) через Грузию и Азербайджан перебросили с туапсинского направления в район Гудермес – Шелковская, на правый фланг Северной группы войск Закавказского фронта. Предполагалось, что там кавалеристам будет где развернуться. Они должны были вести набеговые операции по тылам 1-й танковой армии в обход ее открытого фланга. 2 октября 4-й гвардейский корпус, в состав которого влились 30-я и 63-я кавдивизии, оригинально пополненный выпуском авиационной школы, двинулся по Прикумской степи в направлении на Ачикулак. С самого начала «дерзкий рейд» в тыл врага превратился в конвоирование каравана с продовольствием и фуражом, от которого кавалерия старалась не удаляться. Темп продвижения диктовали груженые верблюды. Не встречая противника, не особо торопясь, казаки за двенадцать дней преодолели 150 километров (то есть со средней скоростью чуть больше 10 верст в сутки), пока неожиданно для себя не были остановлены моторизованными батальонами особого корпуса «Ф» и крепко побиты: лобовые конные атаки на опорные пункты – не самая лучшая тактика. 7 ноября Кириченко решил свернуть операцию и без разрешения командования начал отводить дивизии в направлении Черного Рынка, к Каспийскому морю. Вслед неслись телеграммы генерала Тюленева: «Поставленная вам задача набеговых операций во фланг и тыл противника наилучшим образом обеспечивает прикрытие железной дороги Кизляр – Астрахань и совершенно несовместима с вашим отходом на восток. Немедленно примите меры к установлению соприкосновения с противником своими передовыми частями и обеспечению за собой ранее захваченной полосы…»

Бесполезно. Николай Яковлевич давно ответил себе на чапаевский вопрос: «Где должен быть командир?» – будь то наступление или ретирада: «Произведенным расследованием установлено, что в боевой обстановке управление дивизиями со стороны штаба корпуса было недостаточным. Штаб корпуса во время боевых действий находился от дивизий, ведущих бой, на удалении от 40 до 60 километров, а в донесениях штабу фронта имели место преувеличенные данные о противнике и его потерях». Выяснилось также, что за все время командир корпуса всего лишь один раз побывал в одной из четырех своих дивизий, и то не по своей воле, а сопровождая нагрянувшее начальство.

Меллентин следующим образом описывал летнее наступление 4-й танковой армии: «Все старшие офицеры, в том числе и командиры корпусов, находились в боевых порядках передовых частей. Даже генерал Гот чаще бывал в передовых танковых частях, чем в своем штабе, хотя штаб армии всегда находился близко к фронту. Командиры дивизий двигались с передовыми отрядами в сопровождении бронированных подвижных средств связи, с помощью которых они управляли сложными передвижениями своих войск. Они видели, как развертывается бой, и могли быстро использовать всякий благоприятный момент. Многие офицеры 4-й танковой армии служили раньше в кавалерии и сохранили смелость и порыв, присущие кавалеристам».