Но Мамай не сражался, с кургана глядел,
Как воюет его многолюдная рать.
Страшной сеча была. Так отец говорил:
Он стоял вдалеке, там, где был Тул, кузнец,
Но и там было страшно стоять и смотреть,
Как рубились на поле две рати больших.
Звон мечей, звон щитов, крик свирепый бойцов!
Кони били копытами трупы людей
В тесной давке сражения. Даже и Смерть
Растерялась от пира такого сперва,
И не знала, кто жив ещё, кто уж погиб,
Кого можно забрать, а кого подождать.
Потому что и мёртвые бились ещё,
Пока силы и пыл остывали в груди;
И не знали они, что убиты уже,
Но разили врага, смертью смерть победив.
Так Ефим Боровня, что из наших же мест,
Что пришёл вместе с дедом сражаться за Русь,
В этом страшном бою многим головы с плеч
Посрубал, но и сам был лишён головы.
Но какое-то время рубился ещё
В самой гуще, и трёх взял с собой на тот свет,
Пока сила его не остыла в груди,
И пока не упал он на трупы татар,
Весь изрублен в куски. Так рубились в тот день.
Бились долго. До вечера. Крови земля
Напилась так, что больше и пить не могла.
Только люди и кони в безумстве войны
Мясо, кости погибших вминали в траву.
Ржанье, крики и звон; копий сломанных треск;
Кони падали под седоками в бою
От усталости, а не от стрел и мечей.
И уже подсекали татары не раз
Стяги князя великого, но вновь и вновь
Поднимала их твёрдая чья-то рука.
Много русских князей полегло в том бою.
Ещё больше – простых и безвестных людей,
Русских богатырей, что сражались за Русь.
Вдруг увидел мой дед, что лихая стрела
Князю Дмитрию в ногу вонзилась осой
Над попоной коня, у седла. Но её
Не заметил князь Дмитрий в пылу, но потом
И вторая стрела угодила в него,
Под доспех в правый бок, там, где в жарком бою
Разрубили ему у кольчуги звено.
Повалился князь Дмитрий с лихого коня.
И вскричали победно татары тогда,
И на князя рвались. Но к нему подоспел
Дед Макар и ещё из охраны бойцы,
Обступили вокруг, и, щитами прикрыв,
