Вставил тут Тихомир. – Хоть и веры одной,
А друг друга нисколько они не щадят.
– Их татары смущают, – Макарий сказал. –
Подкупают, хотят посадить своего…
И князья забывают о вере в Христа,
Если деньги и власть затмевают умы…
– Власть сладка… трудно выдержать, – Тихон сказал.
Так они шли и шли, да беседы вели,
Чтобы путь был не скучен. А солнце уже
Стало путаться в кронах, садясь на ночлег.
Тени стали длиннее, темнее, страшней;
Пенье птиц всё редело в высоких ветвях;
Лес как будто сжимался, чернел и смолкал.
6. Отчаянный налёт
Вдруг из тёмных кустов, от высокой сосны,
Отделилась фигура. Один человек
Вышел тихо навстречу и встал на пути.
В светло-серой рубахе на выпуск, в портах;
За широкий кушак был засунут топор;
Сам почти в три аршина, с лохматой башкой,
С бородой, доходящей почти до пупа.
Был он в сумерках страшен. Глядит, словно зверь,
И монахам, что шли впереди, говорит:
– Мир вам, добрые люди! Несёте чего?
– Здравствуй, мил человек, – за монахов сказал
Тихомир. – Для тебя ничего не несём.
Ты ступал бы себе…
– Ты, я вижу, храбрец. –
Отвечал борода. – Только храбрость – не всё!
Да и я не один, чтоб на вас нападать.
Эй, ребятки! – сказал он, – пора уж и вам
Показать себя путникам добрым, чтоб им
Было ясно, что Ворон не любит шутить. –
Показались тут трое лихих молодцов
Из укрытий своих и к тропе подошли.
Топоры, да ножи, да дубины в руках.
– Нет у нас ничего, – Тихон мирно сказал. –
Лишь немного еды, да немного воды,
Да иконы с Писанием. Что с нас возьмёшь?
Мы – монахи. А он – нам подмога в пути…
– С вас-то, может быть, мы ничего не возьмём,
А за вас-то нам, может, чего и дадут.
Да ещё молодец, вон в доспехе каком.
Чай не дёшево стоит. Сам снимешь, аль как?
– Щас сниму! – отвечал, разозлившись, кузнец.
Он на голову шлем свой блестящий надел,
Потянулся рукой к рукоятке меча.
Но, заметив, разбойник ему отвечал:
– А ведь ты, брат, дурак! Нешто думаешь ты,
Что с тобой будем драться мы в честном бою?
