Решившись, скатилась вниз, при этом кого-то сильно задев ногой. Но не извинилась и вообще ничего не сказала, молча направилась к кабине. Хотя снаружи уже светало, здесь все еще сумрачно, почти ничего не видно, и, может, это к лучшему, ведь я не хочу разглядеть то, что на весь отсек источает запах крови.
Старшая воспитательница сидела на своем месте, держась неестественно ровно и продолжая сжимать руль. Но даже не пыталась его крутить, а ведь мы уже влетели на бездорожье всеми колесами.
– Госпожа Альбина! Аля! Ворона! Карга глухая! Да не молчи ты! – на все лады прокричала я, паникуя из-за безответности все больше и больше, а затем догадалась встряхнуть ее за плечо.
Воспитательница застонала так жалобно, что у меня сердце сжалось. А затем, склонив безвольно раскачивающуюся голову, как-то странно всхлипнула и, наконец, начала выкручивать руль влево.
Увы – слишком поздно, сквозь смотровые щели я разглядела неумолимо приближавшуюся тростниковую стену. Только и успела, что отшатнулась назад, вылетела из прохода в кабину, припала к полу, ухватилась за основание ближайшего кресла и сжалась в ожидании неминуемого удара.
Но это не очень-то помогло, когда машина, не замедляясь, всей своей тяжеленной тушей влетела в воду. Меня оторвало от опоры и приложило боком так жестко, что не удержалась от крика.
Звуков при этом было много. Громкий всплеск, звон стекла, дикий скрежет и жуткий хруст, отдавшийся во всем теле.
Остается надеяться, что это захрустели не мои кости.
Глава 4
Озеро
Каким образом я оказалась на траве, в двух шагах от зарывшегося кабиной в воду грузовика, – не представляю. Будто само собой получилось, ведь сознание при этом явно отключилось. Только что куда-то карабкалась в переполненном хоровым визгом чреве Цветомобиля, и вдруг – раз, и уже стою на подозрительно короткой травке, очень похоже на небрежно подстриженный газон.
Нет, это не может быть газоном – вообще на лужайку не похоже. Просто дикий берег грязноватого озерца, вокруг только кусты и деревья, к которым никогда не прикасался секатор садовника, ни одного дома ни поблизости, ни вдали не видно.
Ну кому взбредет в голову стричь траву в безлюдной местности?
Машина не утонула, не хватило скорости, чтобы настолько далеко заехать, да и не выглядит этот водоем глубоким. С тормозами у Цветомобиля что-то приключилось, но, наверное, Ворона пыталась замедлиться другими способами, в том числе заглушив двигатель. Хотя не знаю, может, он сам заглох при ударе. Но, так или иначе, грузовик остановился, кабина погрузилась настолько, что нижние части дверок оказались под водой, но в пассажирский отсек она если и проникла, то в небольших количествах. По крайней мере, я выбралась сухой.
Хотя…
На левом рукаве водолазки приличное влажное пятно, и от него остро несет кровью. Причем она не моя, я не ранена, разве что бок ушибла, но не сильно, ребра вряд ли пострадали до трещин.
Грузовик всего лишь машина, он не может истекать кровью. Значит…
Начала пересчитывать девочек, растерянно стоявших и сидевших на берегу. В гудящей голове цифры путались, к тому же очень хотелось все бросить, лечь и уснуть. В общем, воспитанниц почему-то получалось слишком много. Наконец, собравшись с силами, догадалась просто пробежаться по лицам и требовательно спросила:
– Где Рианна?
– Ее ранило, – ответила Кира.
– И почему вы ее не вытащили?!
– Но… Но Лиска, не надо на нас кричать. Ее ведь сильно ранило, зачем ее вытаскивать.
– Не слушай ты эту дуру, – заявила Миа, со страдальческим видом потирая плечо, где на платье виднелась неряшливая прореха. – Шоколадки больше нет, она умерла.
– Да что ты такое говоришь?! – возмущенно вскинулась Кира.
– А что мне еще говорить, если пуля разбила ей голову?! Вон, посмотри на Лолу, она даже слова сказать не может, на ней лица нет, потому что прямо в нее отлетел глаз Рианны. Дура ты недоделанная, неужели и правда думаешь, что ее всего лишь ранило?!
– Заткнитесь обе, – устало проронила я. – На ваши вопли со всего Улья мертвяки сбегутся.
Не знаю, наврала Миа насчет глаза или нет, но Лола, панически пугавшаяся всего, что связано с тварями, тут же нарушила приписанное ей гробовое молчание и чуть ли не взвыла:
– Лиска, здесь есть зараженные?!
– Боже ты мой, да мы тут точно умрем с такими тупыми вопросами! – простонала Миа, продолжая потирать плечо.
Это я уже боком слушала, забираясь в машину. Несмотря на распахнутую настежь заднюю дверь и разгорающийся рассвет, внутри все еще слишком сумрачно, мне пришлось немножко подождать, чтобы зрение приспособилось к слабому освещению.
Вроде бы ничего всерьез не сломало, все кресла остались на своих местах. Даже непонятно, что же так могло скрипеть, трещать и хрустеть при попаданиях пуль. Подбираясь к любимому месту Рианны, почти не сомневалась, что меня вот-вот стошнит. В той стороне слишком много крови, абсолютно все ею залито. Однако я ошиблась, меня при виде такого зрелища даже чуть-чуть не замутило – такая вот странность.
Рианна так и осталась пристегнутой к креслу. Тело ее обмякло, сложилось почти вдвое, и это очень хорошо, потому что я сейчас не смогла разглядеть лицо Шоколадки. Ее пышная копна курчавых волос неряшливо скукожилась, отвратительно слиплась, сбоку, в районе виска, все перепачкано и бугрится какая-то омерзительная масса, о происхождении которой не хочется задумываться.
Стараясь не смотреть на этот кошмар, осторожно ухватилась за ладонь, попыталась нащупать пульс, прекрасно понимая, что в этом нет ни малейшего смысла. Запястье уже успело заметно остыть, сразу это почувствовала, к тому же вокруг столько крови, что в Рианне, наверное, не осталось ни капли.
Не может человек выжить после такой кровопотери.
Я глаз не сводила с Шоколадки, но все же краешком поля зрения заметила какую-то несообразность и, обернувшись, едва не вскрикнула от неожиданности. Рианна здесь не одинока, за не сплошной перегородкой, условно разделявшей пассажирский отсек на две части, сидела еще одна девочка. И нет ни желания, ни смысла прикасаться к ее запястью, потому что состояние раненой очевидно скверное – вместо правого плеча уродливое месиво, из которого свисает почти оторванная рука. Кровь, хлеставшая из поврежденных сосудов, полностью залила лицо, превратив его в жуткую маску, приоткрытый рот казался зияющей раной.
Вот тут меня наконец замутило. Резко отвернувшись, я совершила ошибку – уставилась на Рианну. Не знаю, как после этого не вывернуло наизнанку, но титаническим усилием сумела удержать живот от нехорошего поступка. Обернулась на выход, почти закрыв глаза и часто дыша. И только теперь увидела, что задняя часть грузовика выглядит странно – похожее зрелище можно увидеть ночью, когда смотришь на небеса. Но вместо звезд или того, что в Улье их заменяет, мерцали пробоины от пуль, пропуская свет только-только оторвавшегося от горизонта солнца.
Оценив количество этих «звезд», я поразилась тому, что здесь погибли не все. Стрелок Черного Братства или очень хорош, или я ужасна плоха, но прекрасно видно, что он попал не меньше пятнадцати раз, причем оружие его явно посерьезнее нашего пулемета. Одна такая пуля – и ты в лучшем случае калека, обреченный на недели или даже месяцы мучительного восстановления. Но это, если очень повезет. Обычный результат: оторванные конечности, раздробленные кости, попадание в туловище или голову – гарантированная и быстрая смерть.
Неудивительно, что никто из выбравшихся девочек не жалуется на раны. У воспитанниц Цветника нет лишнего веса, мы худые и обычно не чересчур высокие. В нас не так просто попасть, как в большинство обычных людей, но если уж попадут, да тем более большущей пулей – это приводит к крайне нехорошим последствиям.
Странно, но я понятия не имела – кто вторая. Такие светлые волосы среди наших только у Дании, но у этой они идеально-прямые, а не слегка вьющиеся локоны, и к тому же заметно длиннее. Она вообще ни на кого из моих одногруппниц не похожа.
Хотя разве можно такое говорить о той, чье лицо ты не можешь разглядеть?
Скосив взгляд на движение в раскрытой двери, увидела еще одну девочку, которую не знаю. Ну, то есть знаю, но только она не из первой группы и вообще не из орхидей.
Рыженькая, но не такая, как Мишель, а нереально-рыжая, огненная, у нее не голова, а кусочек отборной морковки, и прическа по нашим меркам скромная, волосы всего-то до плеч. Из аккуратного каре на меня уставилась удивленная мордашка, причем понятно, что это у нее постоянное, так уж соединились черты лица, застыв в выражении вечного изумления, что ничуть ее не портило, а наоборот – шло.
Я не раз видела эту девочку в Цветнике, не заметить такую яркую невозможно, но она из фиалок, мы с ними практически не пересекались.
– Ты кто?
Рыженькая, пристальным взглядом обводя внутренности Цветомобиля, ответила, даже не покосившись в мою сторону:
– Я Ханна. А тебя я знаю, ты Элли. Я почти всех вас знаю по имени.
– Ты же фиалка?
– Ага, не доросла еще до старшей группы.
– Откуда ты здесь взялась?
– Откуда и все – приехала.
– Я не заметила, чтобы фиалки забирались в Цветомобиль.
– Нас только трое, остальные побоялись ехать, Соня нам разными гадостями грозила, зря ты ей рот не прикрыла.
После этих слов я вспомнила о второй убитой девочке и спросила:
– А среди ваших не было светленькой, волосы ровные, высокая, в зеленом платье?
Ханна, ничего не ответив, легко забралась в отсек, подошла ко мне, не обращая внимания на Рианну, взглянула за перегородку и таким же спокойным негромким голоском произнесла:
– Нет, это не наша, это Ким. Она из второй группы орхидей, ты ее лучше должна знать. Наша Инесса, она возле кабины осталась.
– Возле кабины осталась?.. Это получается… Ханна, что, Инессу тоже убили?
– Ага. Пуля прошла через нее и разорвала ремень. Представляешь, прямо в защелку попала. Вот поэтому ее и нет в кресле – она упала и к стенке закатилась.
– Инесса точно мертвая?
– Ну да, в нас ведь из крупнокалиберного лупили, а это почти без шансов, наповал убивает. Я кричала, чтобы все легли на пол, но почти никто не послушался. Вон, смотри, видишь это кресло? Здесь я сидела. Почти посредине попали, а меня здесь уже не было.
– Это ты хорошо придумала.
– Ага, хорошо. Ким не послушалась, вот ей и досталось, пуля плечо разворотила. Видишь пробоины? Прошла через заднюю стенку и через перегородку. Наверное, сплющилась из-за этого, но все равно быстро летела. Ким даже не закричала, ей кости переломало, после такого обычно мгновенный обморок, а потом быстро кровью истекают.
– Я бы обошлась без подробностей, – произнесла это торопливо, стараясь смотреть строго наверх, желудок вновь начал нехорошо напрягаться.
– Элли, тебя что, мутит? Головой ушиблась? Сотрясение?
– Вряд ли. День был тяжелым, да и не могу на это смотреть.
– Я думала, что ты не такая.
– А какая?
– Ну… Ну ты точно не такая, как все остальные, я о тебе много чего слышала. Может, ты и правда сильно ударилась?
– Может, и так.
– Вон у тебя ссадина на лице. То есть царапина.
– Большая?!
– Нет, не бойся, быстро пройдет.
– Это меня осколком от пули или щитка ударило.
– Повезло, что вскользь, вытаскивать не придется. Нужно помазать, быстрее пройдет.
– Чем помазать?
– Не знаю, надо аптечку посмотреть. А где твой пистолет?
– Пистолет?
– Ну да. Тот, которым ты в Цветнике размахивала.
– Он… Ханна, я не знаю, где он. За поясом был. Наверное, вывалился, когда грузовик сюда скатился. О! А граната осталась.
Я осторожно сняла с ремня увесистую металлическую сферу с выпирающим пластиковым бугорком запала, протянула фиалке:
– У тебя, я смотрю, карманы на жилетке большие, сможешь у себя подержать?
Взяв гранату, Ханна повертела ее перед лицом и, состроив уморительную гримасу, спросила:
– Никогда такую не видела, странная какая-то.
– Мне сказали, что она из развитого мира.
– Не похоже на оружие нолдов.
– Не обязательно нолдов, просто мир чуть развитее, чем обычно. Там три положения запала, в одном она срабатывает…
– Я уже поняла, – перебила Ханна. – Поищу пистолет, а ты пока покопайся в аптечке.
Фиалка развернулась и с самым безмятежным видом начала заглядывать под кресла, не обращая внимания на кровавые потеки. Даже наступила на один из них, отчего меня передернуло.
Аптечка нашлась на обычном месте, в жестяном ящичке, закрепленном на центральной переборке. За всю историю своего пребывания в Цветнике я не припомню случая, чтобы ее доставали, но нам почти каждый раз при посадке в машину напоминали, где она хранится, – воспитывали чувство ответственности и напоминали об опасностях мира, в котором мы живем.
Присев как можно дальше от убитых девочек, я начала копаться в содержимом. И тут же Ханна с довольным видом произнесла:
– Нашла. Еще бы чуть-чуть – и он в воду бы скатился.
– В воду?
– Там, в самом конце, вода из озера натекла, Инесса в ней лежит.
Ну да, кабина прилично зарылась, с наклоном, пробившись через густую тростниковую поросль. Неудивительно, что передняя часть машины оказалась подтопленной.
Ханна, подойдя, разрядила пистолет, осмотрела, затем зачем-то взвела, щелкнула вхолостую, личико у нее стало чуть удивленнее обычного, после чего спросила:
– Еще патроны есть?
– Только те, которые в магазине.
– Ты шутишь? – поразилась фиалка.
– Что-то не так?
– Но в этом пистолете всего лишь один патрон. Ты стреляла в кого-то из него? Потратила остальные?
– Я взяла пистолет с тела западника, а он точно не стрелял, не успел. Потом пистолет у меня забрали и, когда вернули, сказали, что он в том же состоянии, – ответила я, мысленно проклиная полковника Лазаря (и заодно себя за то, что забыла проверить оружие, полученное из его рук).
Ему ведь ни в чем нельзя доверять. Вообще ни в чем. Да, с учетом моего состояния можно многое простить, но все равно обидно и зло берет.
– Смешно, – сказала Ханна. – Получается, тот западник ездил с одним патроном?
– Или так, или кое-кто меня обманул.
– Наверное, тяжело такие находить, – протянула фиалка, задумчиво осматривая оружие.
– Ты о чем?
– Это какой-то странный пистолет, и патрон к нему странный. Не помню, чтобы когда-нибудь такие видела. Элли, возьми его и постарайся больше не терять.
– Можешь оставить себе, похоже, ты в них лучше, чем я, разбираешься. Да и зачем он кому-то нужен с одним патроном.
– Нельзя его отдавать, Элли, это статусная вещь, поэтому он должен быть у тебя. И один патрон – это все-таки больше, чем ни одного, так что может пригодиться. Давай, я помажу твою царапину. Вот, это поможет, она быстро подсохнет.
– У тебя зеркальца нет?
– Не-а. А зачем оно тебе?
– Посмотреть на себя.
– Элли, говорю же, там смешная ранка, крови почти нет, не нужно так волноваться.
– А я и не волнуюсь, просто хочется посмотреть.
– Если честно, ты плохо выглядишь, и дело не в царапине. У тебя синяки под глазами и какой-то совсем уж худой кажешься.
Ну да, ничего удивительного, если вспомнить, через что мне пришлось пройти в последние дни. А уж вчерашнее даже вспоминать не хочется. Сама не понимаю, почему держусь на ногах, мне давно пора свалиться.
Но сказала другое:
– Я быстро приду в норму.
– Ага, я слышала, что ты быстро восстанавливаешься, ты крутая.
– А почему ты назвала пистолет статусной вещью?
– Ну ты же сама его использовала, чтобы в Цветнике все тебя слушались. Он хорошо помог, они и впрямь слушались. Там ты была самой крутой, ни одна воспитательница не привыкла смотреть в дуло, они все шарахались, когда ты в них целилась. Сейчас тоже надо вести себя так, чтобы все слушались беспрекословно, ведь здесь очень опасно, ты сама это знаешь. Если все начнут заниматься тем, что им в головы придет, ничем хорошим это не закончится. Да тут достаточно одной завизжать со всей дури, чтобы набежали зараженные, женские крики они почему-то издали слышат.
– Местность вокруг основных стабов очищена от мертвяков. Те, которых мы видели ночью, вырвались из клеток, но мы от них далеко уехали.
– Элли, всех зараженных убить невозможно. Здесь опасно, здесь очень опасно, командовать лучше тебе, потому что другие так и сидят на травке с выпученными глазами и не известно, сколько будут так сидеть. Они к такому не готовы, кто-то должен их вывести из ступора, и лучше всего это получится у тебя.
– Это почему же?
– Потому что у тебя есть хоть какой-то опыт и тебя слушаются, а с пистолетом еще лучше слушаться будут. О тебе все хоть что-то слышали, у тебя репутация как раз для такого случая, и ты вооружена, ты почти офицер гвардии, это вызывает особое отношение.
На мой взгляд, фиалка слишком уж зациклилась на значимости роли оружия, к тому же я не представляла ситуацию, в которой мне придется направлять его на кого-либо из девочек. Ночью я так поступала с воспитательницами, и мне при этом было как-то не по себе, поэтому о повторении не мечтаю. Однако спорить не стала, направилась к двери, проговорив уже на ходу:
– Надо выбираться отсюда.
– Правильно, – согласилась Ханна. – Мы пропитаемся запахом крови, это опасно. Но не спеши, надо посмотреть инструменты.
– Какие инструменты?
– Возле кабины ящик, всегда хотела узнать, что в нем хранят. И еще надо проверить, что там с Альбиной, она ведь так и не вышла.
– Она в кабине?!
– Ну, наверное. Где же ей еще быть?
Похоже, я и правда крепко приложилась головой, раз только сейчас вспомнила о нашей водительнице. Настроение мое, и без того пребывающее на ничтожной отметке, еще сильнее испортилось. Я уже насмотрелась на двух мертвых девочек и не хочу в придачу к этому увидеть мертвую воспитательницу. Пусть она иногда и придиралась ко мне больше, чем к другим, но я не желаю ей смерти.
Ну и что же тогда делать? Ведь нельзя уйти, даже не проверив, умерла она или нет.
Мысленно вздохнув, развернулась и, стараясь не коситься на ужасные вещи и не наступать на потеки крови, направилась в сторону кабины.
К великому сожалению, без ужасных вещей не обошлось. И дело не в том, что краешком глаза видела и Рианну, и Ким. Совсем забыла про Инессу – убитую фиалку, которую тяжелой пулей вышвырнуло из кресла. Она так и лежала, некрасиво уткнувшись головой в переборку, отделяющую кабину от пассажирского отсека. Здесь и правда натекла озерная вода, причем выглядела она очень темной и оттого походила на кровь.
На невообразимое количество крови.
Ступать в такую лужу мне хотелось меньше всего на свете – но каким образом этого избежать, если проход в кабину затоплен? Блин, ну никак не обойти, я ведь не муха, чтобы по стенам карабкаться.
Ханна, пройдя мимо, невозмутимо прошлепала пару шагов по воде, заглянула в кабину, с неизменным спокойствием произнесла:
– Из госпожи Альбины, наверное, вся кровь вытекла.
– Она мертвая?
– Не знаю, непохоже.
– Почему непохоже?
– Потому что она ровно сидит на кресле, только голова склонилась. Мертвые так не сидят, мертвые заваливаются и повисают на ремнях. А… вот в чем дело.
– В чем?
– Ты прикинь – пуля пролетела через всю машину и выломала из решетки за переборкой прут. Он насквозь пробил спинку кресла и воткнулся в Альбину. Она не падает, потому что он не дает.
– Как такое могло получиться? – не подумав, спросила я, на самом деле стараясь не представлять картину случившегося.
– Элли, это был тяжелый пулемет, а арматура тут тонкая, прутики держатся еле-еле. Я вообще не понимаю, зачем ими все обшили, от них ведь вообще никакого толку, только лишние осколки, если из чего-то крутого попадут. Но ты права, не повезло госпоже Альбине, нехорошее стечение обстоятельств. Она, наверное, старалась не шевелиться, но как тут не шевелиться, когда едешь по ужасной дороге. Прут все время расшатывался в ране, кровь текла и текла, вот и умерла. Ой!
– Что за – ой?! – насторожилась я.
Последний звук крайне диссонировал с обычной невозмутимостью рыженькой.
– Элли, я опростоволосилась.
– В каком смысле?
– Я пульс нащупала, госпожа Альбина жива.
– Но ты же сказала, что из нее вся кровь вытекла!
– Ну, значит, не вся.
– Уверена, что у нее есть пульс?
– Ага. Но ты знаешь, она все равно умрет.
– Ты что, знахарка?
– В том-то и дело, что нет. Я просто не понимаю, как ей помочь.
– Надо что-то придумать, – сказала я, не представляя, о чем тут вообще можно думать.
– Надо, – согласилась фиалка. – Иди сюда, чего ты там стоишь, отсюда лучше видно.
Ханна перебралась на пассажирское сиденье, усевшись там на коленки и упершись рукой в растрескавшееся стекло. А мне пришлось шлепать по воде, стараясь собраться с силами и не позеленеть при виде того, что может открыться в кабине.
Ожидания оказались куда мрачнее реальности. Ну да, крови тут хватает, вот только в кабине нет ни одной светлой поверхности, чтобы запачкать ее совсем уж кошмарно. Черное платье воспитательницы местами выглядело не совсем чистым, но и не ужасным – просто вещью, срочно нуждающейся в стирке.
Но не хочу даже думать, что у нее со спиной, ведь все лилось как раз туда.
Осторожно взявшись за руку Вороны, я не ощутила того же пугающего холода, как это было у Рианны. Но и пульс не прощупывался, о чем и сообщила Ханне:
– Ничего не чувствую.
– Сдвинь палец, вот сюда дави. Или вот сюда. Ну? Чувствуешь?
– Это какой-то ненормальный пульс.
– Почему?
– Слабый очень.
– Она потеряла много крови, это нормально.
– И что делать теперь?
Ханна пожала плечами:
– Если сдвинем ее с места, она, скорее всего, сразу умрет. Если так и оставим, тоже умрет. Странно, что вообще жива. Посмотри, у нее кровь на губах.
– И что? – спросила я, стараясь не смотреть.
В таких случаях предпочитаю верить на слово.
– Наверное, у нее в легком кровь. Это плохая рана, даже старые иммунные от такой могут умереть очень быстро. Но у нее шансы есть, может, и выживет, прут тонкий, наверное, задел только одно легкое, второе чистое. Плохо, что она потеряла много крови, вон какая бледная. Не знаю, сколько в ней ее осталось, но она уже перестала течь, то есть больше не теряется. Но если вытащим прут, рана откроется, кровь опять потечет, и это может быстро ее убить. А ведь нам так и так придется его вытаскивать.
– Зачем? – не подумав, я задала глупейший вопрос.
– Ну как это – зачем? А что еще делать? Оставить ее вот так?
– Нет, ты права, сама не знаю, что несу, вторую ночь уже не спала, если не считать… если… – отгоняя от себя крайне неприятные воспоминания, я продолжила: – Ладно, не будем обо мне, давай об Альбине. Я не понимаю, что нужно делать.
– Ну… Можно попробовать расстегнуть ремень и опустить спинку кресла, тогда Альбина сама сползет с прута. Только придержать ее надо, а то стукнется об руль. Руль нам мешать будет, жутко неудобный, и лучше ее потом тащить через дверь. Хотя нет, давай назад, в проход как-нибудь, ведь за дверью озеро, может, там и не глубоко, но, думаю, дно топкое, тяжело будет по нему идти с такой тяжестью. И еще надо сразу постараться остановить наружное кровотечение. Жгут на спину наложить не получится, так что останется только бинтовать. Сперва по-быстрому обработаем перекисью водорода, затем нужно будет наложить тампон и бинтовать, не жалея бинтов. Если она не умрет, поставим капельницу, в аптечке есть два пакета кровезамещающего раствора. Он улучшает свертываемость крови, и это, наверное, хорошо, она может перестать вытекать в легкое. Сзади у нас есть раскладные носилки, мы сможем вынести госпожу Альбину на них, дверь там широкая. Но до пассажирского отсека придется тащить ее на руках, тут не развернуться.
Слушая, как спокойно и методично Ханна описывает методику спасения человека, потерявшего чуть ли не всю кровь и пришпиленного к спинке сиденья, я начала впадать в состояние, близкое к ступору. Эту милую фиалку с удивленной мордашкой по виду можно отнести к тишайшим образцам аккуратности и миролюбия, она выглядит бесконечно оторванной от мрачных реалий Стикса. Себя я считала приближенной к ним куда больше других, но только что убедилась в обратном.
Ханна не должна знать такие вещи. И уж тем более она не могла предлагать мне этим заняться со столь вопиющим спокойствием – у нее слишком легкомысленный вид, чтобы пачкаться в крови, хладнокровно возясь с умирающими.
Не замечая моего недоумения, девочка продолжала методично расписывать действия, которые нам вскоре предстоит совершить:
– Нужно сейчас же приготовить бинты и все остальное, потом нельзя будет терять время на возню с аптечкой. В верхнем багажнике есть одеяла, парочку надо расстелить в проходе за центральной переборкой, там больше места. И еще нужен живчик, хорошо бы залить в госпожу Альбину хоть немного. Есть небольшой шанс, что, когда мы начнем с ней возиться, она придет в себя. Пусть даже ненадолго очнется, это хорошо, ведь она сможет пить самостоятельно. Зальем сколько получится, это очень ей поможет. Элли, ну как тебе моя идея?