Сказки для души
Нужно было либо пресечь последнюю поставку, крупнейшую в истории Австралии, либо взять торговцев с товаром…
– И? Вы нашли товар? – спросила ДинДон, холодея от ужаса, хотя в комнате было жарко, но понимая, что ей нужно, чтобы Арон продолжал говорить.
– Почему ты спрашиваешь об этом меня? – спросил он, глядя на девочку с подозрением. – Когда мы приехали, было уже поздно что либо искать, там всё сожгли…
– Зачем ты врёшь теперь, когда так или иначе ты не планируешь оставлять нас с инспектором в живых? Я прекрасно помню, что именно ты пытал моего отца, помню, как кричала мама, а потом ты приказал двоим в форме притащить в комнату детей, а я спряталась в шкафу… Моим трем братьям и сестренке не повезло, их нашли, и ты стал стрелять в них на глазах отца. Он молил тебя о пощаде, а ты… приказал своему помощнику изнасиловать мою мать…
Тогда я вылезла из шкафа и побежала на улицу. Я хотела позвать на помощь, но от увиденного на улице даже голос пропал…
Другие люди выгнали всех жителей деревни на улицу, у них было оружие, они всех связали, в том числе детей, и… начали стрелять…
Инспектор в ужасе посмотрел на ДинДон, а потом перевел взгляд на Арона.
– Скажи, что это неправда.
Арон лишь улыбнулся и достал табельное оружие из кобуры.
– Отчего же, правда! И теперь придется мне убить обоих, а ведь я предоставлял малявке шанс…
И в тот же миг окно неожиданно открылось, и росток плюща вполз в комнату, в мгновение ока оплетя руки и торс Арона так, что тот даже не мог пошевелиться.
В ту же минуту в комнату вошли Яр и Зеев. Зеев бросился к ДинДон, обнял, взял на руки и шептал, что она совершила настоящий подвиг.
А Яр взяла стул, села рядом с плененным врагом и сказала:
– Вот теперь мы поговорим по душам. Итак, говори, имена всех, кто участвовал в казни, и назови заказчика. И лучше не молчи, ведь этот плющ ядовит.
Арон смотрит на Яр словно загипнотизированный, но в ответ лишь шипит:
– Мне же хуже будет, если я заговорю, так что уж лучше ядовитый плющ.
И тут ДинДон тихонечко слезает с рук Зеева, подходит в плотную к Арону, которого накрепко держит плющ, и говорит, глядя прямо в глаза коррумпированного копа:
– Ты пойми, они приказали убить даже детей, а мы оружием не торговали, мы в песочницах играли и на качелях качались. Мы маленькие еще были совсем, а вы не пожалели даже новорожденных. Ну ты же человек! Представь, что это были бы твои дети…
– А я и думаю о своих детях, которых убьют, если я заговорю, и наоборот, буду молчать, и их никто не тронет. Убейте меня если хотите, но…
И в ту же минуту Арон завопил аки свинья. Одна из веток плюща стегнула его по ягодицам, неожиданно оказавшимся совсем ничем не защищенными. Ветка изогнулась снова, но тут же Арон взмолился:
– Ладно, ладно, я назову имя заказчика. И да, дело не только в оружии…
– А в чём еще? – тихо спросила Яр.
– Заказчик… у него есть семья. Но он ходил от жены налево, и как раз в этой деревне было семь его незаконнорожденных. Он же собирался всё оставить законным детям. Поэтому приказал убить всех и сжечь трупы, чтобы генетическую экспертизу провести было невозможно.
– Кто он? – спросила ДинДон. – Назови мне его имя.
– Это крупный австралийский монополист, он владеет сотнями голов баранов и овец, его за глаза прозвали…
– Овцевод! – громко и ясно произнес инспектор. – Так это всё устроил Овцевод! Настоящее чудовище!
В этот же миг зазвонил мобильник инспектора.
– Слушаю. Что? Овцевод переводит капиталы, продает стада и собирается с семьей на Сейшелы? На ПМЖ?
– НЕТ!
В больших темных глазах ДинДон полыхнуло пламя.
Она обратилась к Яр и Зееву:
– Мама, папа, разве зло, бывает, остаётся безнаказанным?
– Так случается, – тихо ответил ей Зеев, – но только не в этом случае.
И на глазах изумленного инспектора и потрясённого Арона, он обратился волком, ДинДон мгновенно забралась к нему на спину и обхватила тонкими ручками его за шею, а Яр раскинула руки как крылья, и мгновенно обратившись журавлём, вылетела в окно, а за нею тут же выпрыгнул гигантский волк.
Овцевод спокойно завершал свои дела в Мельбурне, будучи уверен, что достать его скоро не сможет уже никто. Да и что сделала бы ему эта девчонка?!? Арон обещал решить эту проблему, а значит, она будет решена. Да и даже если бы она как-то разговорила Арона и он назвал бы ей его имя, его, Овцевода, то ни в одном австралийском суде их не стали бы слушать. Ну убили торговцев оружием с дитями, эка невидаль.
– Загружай чемоданы в багажник, и можешь быть свободен. Дальше я сам, – кивнул Овцевод своему шоферу, которого порекомендовал одному богатому меценату, и тот кивнул, и мгновенно ретировался. Жена и дети ждали в машине, Овцевод в последний раз взглянул на свою виллу (ничего, на Сейшелах он купит им всем что-нибудь еще более грандиозное), и хотел уже сесть за руль, но внезапно прямо перед ним приземлился – журавль, и… тут же обратился в женщину какой-то неземной красоты.
Но не успел Овцевод осознать произошедшее, сзади него раздалось волчье рычание.
Только не этот угрожающий звук по-настоящему напугал его, а звонкий детский голосок:
– Ну здравствуй, папа!
– Ну здравствуй, папа! – повторила ДинДон, всё также обнимая Зеева в обличье волка, и сидя у него на спине. Какой бы смелой девочкой она ни была, сейчас ей было страшно в одиночку встретиться лицом к лицу с монстром, способным приказать вырезать целую деревню, чтобы избавить себя от лишних претендентов на его капитал. – Знаешь, а ведь ты приходил к маме незадолго до того, что натворили нанятые тобой… люди.
ДинДон вынуждена была назвать их «люди», ведь не называть же их «звери», учитывая что звери на такие зверства не способны в принципе.
Сделав небольшую паузу, девочка продолжила говорить:
– Я слышала, как ты предлагал ей денег, советовал сбежать, со мной и с деньгами… Ты сначала хотел дать нам шанс… но мама отказалась принять деньги и бросить папу. Того, кто был мне отцом с самого рождения.
Ведь недостаточно просто провести с женщиной одну ночь, в результате которой она родит. Нужно хотеть ребенка, любить его, когда он родится, заботиться, воспитывать, быть рядом каждый день, а не однажды заявившись с пачкой денег и фальшивым милосердием.
С этого момента я не желаю иметь с тобой ничего общего, и теперь я хочу одного, чтобы ты ответил за совершенное тобой преступление, хоть ты и совершил его чужими руками.
Арон сдал всех, с кем участвовал в казни. И заказчика в том числе.
Пока до Овцевода дошел смысл сказанных слов, прошла минута. В ужасе, словно змея на заклинателя, смотрел он не отрываясь на маленькую девочку, сидящую на спине у громадного волка, и зная, что за спиной стоит журавль, если нужно, готовый забить его мощными крыльями.
– Отпусти мою семью, – еле ворочая языком в пересохшем рту, попросил Овцевод, и его слов почти не было слышно. А в это время из машины вышла его жена, держа на руках малыша, а рядом стояли двое старших детей. Сходство их с ДинДон было очевидно.
Женщина плакала, а потом сказала мужу:
– Разве можно почти десять лет быть чьей-то женой и такой слепой?!? Знать тебя не хочу больше… никогда, слышишь?
И обратилась к ДинДон:
– Я ничего не знала о том, с кем живу на самом деле. Умоляю, позвольте нам уйти.
И девочка ответила на эту просьбу кивком, а слезы из ее глаз мочили волчью шерсть.
Посадив детей обратно в машину, женщина села за руль, дала задний ход, и скоро машины и след простыл.
– Вы теперь меня убьете? – еле выговорил Овцевод.
И тут огонь загорелся в глазах девочки.
– Заставлю ли я маму Яр крылья об тебя марать? Или папу Зеева загрызть тебя? Нет, я не допущу, чтобы из-за тебя они стали убийцами, даже такого монстра, как ты! Хочешь, беги от правосудия, скрывайся, и трясись за свою свободу. Или сдайся и признай свою вину, по закону ответь за то, что сделал. Сядь в тюрьму. Мне всё равно теперь, что ты сделаешь со своей жизнью. Главное, что кошмары сниться мне больше не будут никогда.
Родные, я хочу домой, в Избушку, – добавила она, обращаясь к Яр и к Зееву.
И все трое мгновенно исчезли, стоило журавлю раскинуть крылья.
А Овцевод постоял немного один, достал мобильник, надиктовал на него своё признание, после чего позвонил в полицию и сдался.
Газеты потом писали, что, еще до вынесения приговора в зале суда, Овцевод убил себя в камере предварительного задержания. На стене он нацарапал слова, «дочь, спасибо, что простила мне то, что не прощают никому. И за семью мою спасибо».
А в Избушке в это время спала ДинДон. Кошмары ее больше не будили.
По ком звонит колокол
В деревне Гадюкино никогда не водились гадюки, а в соседней деревне, Ангелово, еще ни разу не встречали ангелов, и местные жители давно уже забыли, почему их деревни назывались именно так.
И вообще, в этих деревнях давно уже не происходило ничего интересного, захватывающего, необычного.
Скучный деревенский пейзаж разбавляла чёрная мельница (стены мельницы выкрашены в черный цвет, но опять же ничего зловещего в этом не было вовсе, просто у хозяина мельницы не было краски другого цвета), и церковь, тоже вполне обычное небольшое строение, украшенное позолоченным куполом и большим, тяжелым колоколом, который оживал лишь по утрам, до рассвета, когда начинали кричать петухи, и перед самым заходом солнца.
Оживал он благодаря местному звонарю, Деду Ильичу, которого уже много лет иначе и не называли. Он сам уже и не вспоминал, как его полностью звали, и представлялся редким приезжим так, «Дед Ильич».
На самом деле Дед Ильич был не звонарем, а водилой старого трактора. Этому трактору было никак не меньше лет, чем самому Деду Ильичу.
Баранку этого самого трактора Дед Ильич крутил весь световой день, а начинался и заканчивался его день рядом с колоколом, и требовалась недюжинная сила, чтобы колокол начал звонить.
Конечно, бывали в жизни обитателей Гадюкино и Ангелово особые дни, когда колокол оживал снова. Либо венчание знаменовал звон, либо похороны, либо рождение ребенка.
Если повод был радостный, Дед Ильич надевал белый костюм, а если печальный – чёрный.
Никогда колокол не звонил просто так, но из всякого правила бывают исключения. Дед Ильич никогда суеверным не был, но чего он категорически не любил, это пятницу, тринадцатое любого месяца. В такие дни он всё время крестился, и сидел весь день, с полуночи до полуночи, в церкви и читал псалмы.
Так было и в ту пятницу, тринадцатого, пришедшуюся на август месяц. Все жители Гадюкино и Ангелово видели, как Дед Ильич шёл без десяти двенадцать ночи двенадцатого числа в церковь, и закрылся там.
Накануне же того дня случилось в деревнях несчастье, одно, так сказать, на двоих.
Одиннадцатого августа, в среду, первый парень на деревне из Гадюкино сватался к первой красавице Ангелово, и все жители деревень готовились с нетерпением гулять на свадьбе.
Да только не суждено им было погулять и попировать за счёт семей брачующихся.
Все видели, как Андрей с родителями шёл к дому Варвары свататься, и никто не сомневался в том, что Варвара скажет ему «да». Но Варвара, по словам матери ее, вдовы, местной ткачихи, заперлась за час до того у себя в комнате и велела ее не трогать.
Только, услыхав голос Андрея, выбежала Варя из комнаты и как накинется на него с кулаками. Все растерялись, а она давай кричать:
– Ах ты подлый змей, гадюка ты из Гадюкино, ползи назад к себе в логово, изменник!
Андрей крепче девушки, перехватил ее кулачки, и давай допытываться, что случилось.
– Да не изменял я тебе, какая муха тебя укусила?
– Ах ты подлец! Муха меня не кусала! Вчера светила полная Луна, я взяла зеркало, зажгла свечу, и кольцо, что ты подарил, уловила зеркалом лунный луч, положила кольцо в воду…
В воде своё отражение увидеть была должна, на твою верность гадала я. А увидела не себя…
Тут все окружающие замерли в ожидании, хотели узнать, кого же видела Варвара.
– А там на глади водной лицо… ее, твоей зазнобы, Наташки…
– Не смей! – прошипел смертельно побледневший Андрей. – Не смей поминать ее имя всуе, сама знаешь, о мёртвых или хорошо, или ничего, а тем более об утопленнице нельзя…
– А чего ее лицо тогда у меня в воде отразилось? Думаешь о ней до сих пор, да? А ты же просто ей правду сказал, что меня выбрал. Тварь же эта жизнь мою погубить решила, взяла и утопилась…
– Так не твою, а свою жизнь погубила она. И не поминай ты утопленницу лихом, не то потом мне и тебя… хоронить придётся. За тобой ее душа придет, и всё… поминай как звали. Не греши, Варвара, замолчи!
– Тебя спрашиваю, любишь её ещё? – не унималась Варвара.
Андрей взял ее за плечи и тряхнул:
– Перестань, тебя люблю, кто я, извращенец какой, чтоб любить утопленницу… Будешь моей женой?
– Не буду!
Так и ушёл Андрей с родителями ни с чем, сорвалась помолвка. А ровно в полночь в пятницу зазвонил колокол прежде времени.
Громко, заунывно, мерно звонил, а в свете полной Луны все вышедшие на улицу жители деревень видели, что звонарь то, Дед Ильич, прямо перед церквой стоит и в высь глядит, белый весь, даже поседевший, постаревший лет на десять точно, будто видит там, под куполом, беса…
Между собой люди переговаривались, вопрошали друг друга, по ком звонит колокол, а в это время из своего дома выскользнула Варвара и к реке пошла, к тому месту, где год назад утопилась Наталья. Эта Наталья сиротой росла, Дед Ильич ее и вырастил. Всем она была хороша, но с Варварой соперничать не могла, хоть и с детства Андрея любила, а он и не замечал ее.
Тем более, стоило ему увидать Варвару, и вовсе он про Наташу забыл.
Варю он звал не иначе как «ангел мой», а Наташу шугал, смеялся над ней и говорил, «кто ты по сравнению с моей Варварой!»
В деревне поговаривали, что мать Наташи ведьмой была, но никто доподлинно этого не знал. А, узнав, что Андрей и правда Варваре в любви признался, повязала Наташа себе на руку красную нить, и утопилась. Ни записки не оставила, ничего. Похоронили ее за забором, не на кладбище, так самоубийц хоронят.
Год с тех пор прошел, про Наташу только Дед Ильич вспоминал, а тут такое, скандал. Невиданное происшествие для тихих деревень.
Варвару же будто загипнотизировали, она шла к реке, не в силах не идти, хоть и всё тело ее покрывалось липким потом, ее бросало то в жар, то в холод, хотя ночь была теплая, ласковая, совсем еще летняя была.
Дошла Варвара до реки, прислушалась, и слышит… непотребные звуки совсем слышит.
Стоны, ахи, вздохи, будто кто-то с кем-то страстно совокупляется.
Подошла девушка поближе и видит: на траве у самой воды на спине голый лежит Андрей, а на нем голая сидит Наташа и ухмыляется:
– Говорила я, что мой ты, и только моим можешь быть. Давай, покажи всё, на что ты способен, докажи, что ты мужчина! Сказала тебе, отпущу, коли ребеночка мне сегодня сделаешь. Что с того, что мёртвая я. Царь Реки мне слово дал, что забеременею и рожу, и ребенок мой новым Царем станет. Но согласился, чтоб я от тебя зачала, по любви, таково было моё условие. Как от тебя понесу, его женою стану.
– Ах ты ведьма, прислужница Сатаны! – кричал Андрей, на что Наташа рассмеялась и сказала, – Слабак ты, импотент, даже разок трахнуть меня не можешь!
Тут гнев застил разум Андрея, схватил он Наташу, бросил ее на землю на спину, лег на нее, и стал брать ее силою, а она смеется, его подначивает.
– Давай-давай, покажи, что ты мужчина, трахай меня сильнее, насладись своей властью надо мной!
– Молчи, ведьма, молчи!
– А ты мне рот закрой.
И стал Андрей ее целовать, лизать, аж кусать, по волосам гладить, к запаху ее принюхиваться, и уже никак было ни остановиться ему, а колокол как начал звонить, так и звонил не переставая.
Варвара смотрела на любовников и плакала, а потом как кинется к ним, как завопит:
– Зачем он тебе, утопленница! Мой Андрей, у тебя же есть твой Царь Речной!
– Меня поминаешь, смертная? Звала меня, что ли?
– Не звала…, – пролепетала перепуганная Варвара, но было поздно. Царь Речной рассмотрел ее и возжелал с неистовой силою.
Кинулся на нее как зверь лесной, сорвал тонкое платье с юного тела ее, и начал так ублажать, что лес и река оглашались ее стонами.
И долго в свете полной Луны овладевал он ею, пока Наташа развлекалась с отдавшимся ей Андреем. И все время колокол звонил, громко и печально.
На утро недосчитались деревенские ни Варвары, ни Андрея, и так их больше в тех местах не видели. Но Дед Ильич клялся и божился, что видел на исходе пятницы тринадцатого четыре обнаженные фигуры, двух мужчин и двух женщин, веселящихся и резвящихся в воде, пока Луна омывала своим светом их тела.
И до сих пор, говорят, если прийти летом в пятницу тринадцатого, когда светит Луна, на то место у реки, между Гадюкино и Ангелово, сесть тихонько и молчать, то можно услышать девичий смех, а потом стоны, двух женщин, и двух мужчин. А еще говорят, что по ним в такую ночь колокол церковный без воли звонаря звонить будет.
Мечта
У всякого человека есть мечта. Что стоит за этим, сомнительным, утверждением? Мысль о том, что даже у самого богатого и знаменитого есть что-то, чего у него нет. Запутанно? Конечно. А если так: у одного миллиардера денег было куры не клюют, а еще была мечта, научиться летать аки птица, без помощи технических средств. Проще говоря, он хотел быть птицей и парить в небесах, охотиться по ночам, и иметь такое зрение, чтобы во тьме даже мышь полевую, и ту разглядеть. Он мечтал родиться птицей, а родился человеком. Успешным, да, богатым, таким богатым, что однажды купил себе самолет.
А сам так и не полетел. Не птица же, а человек, и мечта осталась его – мечтою.
А одна девушка мечтала хоть один раз в жизни попасть на бал. На настоящий Новогодний Бал.
Напоминает сказку о Золушке? Конечно. Только в отличие от Золушки у девушки был замечательный дом, любящие и небедные родители, и даже прислуга, только феи-крестной не было, но и нужды в ней не было тоже.
И несведущим казалось, что исполнить свою мечту этой девушке было бы очень и очень просто, куда проще, чем миллиардеру, всю жизнь мечтающего быть хищной птицей. Но дело то в том, что им только могло казаться.
В стране, где жила наша героиня, на Бал можно было попасть, получив приглашение. А приглашение всегда присылали на двоих. Для дамы и ее кавалера. Или для кавалера и его дамы. Но у Заиры не было кавалера, и ей строго-настрого было запрещено самой знакомиться с мужчинами. В дом ее родителей ходили свахи, но никто из сватающихся к ней, был Заире не люб.
А Заира представляла себя в белоснежном платье, в вуали, с длинной фатой, в тонких ажурных перчатках, с букетом белых роз в руках, а рядом она представляла себе его, мужчину, с которым проживет всю жизнь, и вот с ним она пойдет на Бал, и они будут танцевать, танцевать всю ночь, и все будут говорить, «Какая прекрасная пара, как он ее любит!»
Бал был ее мечтой, а мужа Заира просто ждала. Год за годом шло время, девушку уже начали называть «молодая женщина», и каждое утро Заира стала просыпаться в своей постели с комом в горле, шаря вокруг, как слепая, пытаясь ухватиться за мужа… которого у нее всё ещё не было. Липкий страх одиночества и страшных слов «Старая дева», которые подруги скоро начнут шептать у нее за спиной, стал преследовать ее ежедневно.
Родителей тоже начала угнетать складывающаяся ситуация, ведь, пока не замужем старшая дочь, нельзя позволить женихам свататься к младшим. И из-за Заиры в девицах сидели шесть ее младших сестер.
Однажды дверь опочивальни девушки открылась с противным скрипом, возместившим, что в ее палату вошёл отец (мать вообще никогда не входила к старшей дочери). Заира в этот момент заплетала цветы в свои косы, готовясь выйти на прогулку.
Повернувшись к отцу, Заира тут же побледнела, ноги ее стали ватными, по спине пробежал противный холодок ужасного предчувствия дурной вести.
– Отец…
– Молчи. Я пришёл объявить тебе своё решение. Первый же, кто станет свататься к тебе сегодня, станет твоим мужем. И твоя мечта сбудется, завтра ты пойдешь на Новогодний Бал. Возрадуйся, дочь моя! Сегодня ты наденешь свое белое платье девственницы и не забудь вуаль.
– А свадьба…
– Свадьба будет утром, завтра, а вечером вы отправитесь на бал…
Глядя на дочь, отец только теперь заметил ее залитое слезами лицо.
– Ты не рада, дочь моя?
– Отец, – простонала Заира, протягивая руки к нему, словно лебединые крылья, – отец, а как же любовь…
– Любовь, девочка, дело наживное. Главное – уважение. Ты должна будешь почитать мужа как главу семьи. С уважением и любовь придет.
Заира сжала руки в кулаки, подняла их к небу, и воскликнула:
– Разве я вещь, чтоб меня продавать?
Казалось, что даже ее волосы начали искриться статическим электричеством.
– Нет, дочь, ты не вещь, но о сестрах и их будущем обязана подумать.
Лицо Заиры исказило мукой, от нее буквально веяло, пахло отчаянием. Солоноватый запах ее слёз наполнил комнату, вытесняя оттуда все иные запахи… и звуки.
– Руки на себя наложу, но так замуж не пойду! – закричала девушка, и бросилась к стеллажу, где на одной из полок лежал кинжал.
Отец вовремя перехватил ее, схватил за руки, толкнул на постель и приказал вбежавшей служанке, – Присмотри за ней.
Раздался звон, в дом вошёл мужчина.
Заира, бившаяся в руках служанки, как попавшая в сети птица, хотела было начать истошно кричать, но в тот момент услышала снизу голос вошедшего. И почему-то в этом голосе узнала Заира свою судьбу: первые же звуки его наполнили душу девушки доселе незнакомой ей радостью, тепло разлилось по ее телу, и на висках заблестела россыпь капелек пота, а губы сами собой приоткрылись, словно жаждали поцелуя. Грудь вздымалась, и всё тело реагировало на этот голос.
Захотелось вырваться из цепких рук служанки и бежать вниз, броситься ему под ноги и держаться за него, как за спасение.
– Заира, – услышала она снова голос отца, – переоденься и спустись к нам, тут мужчина просит твоей руки.
Через полчаса, потупив взор, скрыв лицо вуалью, больше похожая на лебедя, чем на обычную девушку, в платье, неприлично подчеркивающем все достоинства ее фигуры, Заира плыла по лестнице, ощущая на себе взгляд сватающегося мужчины. Платье было легкое, но пот градом тек по ее спине, и хотелось всё сорвать, чтобы предстать перед ним… обнаженной и уязвимой, и у него просить защиты.
– Меня зовут Ассар, я осмелился прийти сюда, и просить Вашей руки, не для своего хозяина, а для себя…
– Так вы – слуга? – возмущенно воскликнул отец Заиры. – Пойдите вон!
– Нет! – закричала девушка. – Нет, ты сам сказал, что отдашь меня первому, кто попросит. Держи своё слово, держи!
– Хорошо, – тихо ответил отец, – так значит так, но знай, на Бал тебе теперь дорога будет закрыта, поняла? Даже твоего мужа не позовут на Новогодний Бал. Твоя мечта заветная не сбудется никогда.
– Моя мечта заветная уже сбылась! – гордо и уверенно ответила Заира.
Лаская Ассара взглядом, она позволила ему сделать тоже самое.
– Я же не о Бале, а о любви мечтала. С любимым мужем я буду завтра танцевать там, где он захочет.
У каждого человека есть мечты. Хоть одна обязательно сбудется. Пусть сбудется так, как у Заиры.
Верные друзья
Алине только исполнилось шесть лет, когда мама сказала ей, что показываться голой перед братом ей больше нельзя. Тогда Алина долго расспрашивала маму, почему то, что еще недавно было можно, теперь строго-настрого запрещено.
Тогда впервые Алина узнала, что ее тело со временем изменится, что тело девушки внешне и внутренне отличается от мужского тела, а также узнала, почему именно…
Мама была осторожна, но запрет нужно было как-то более или менее убедительно объяснить, и в конце концов, Алина смирилась с неизбежным, что теперь в обществе старшего брата придётся думать о том, что можно и что нельзя (до того момента можно было буквально всё).
Олегу тоже запретили делать то, что раньше было допустимо. Например, мыться одновременно с сестрой, или спать в одной постели.
А после одного случая родители приняли волевое решение: отослать Олега из дома, учиться в закрытой элитной школе. Когда Олег приезжал на каникулы, Алину отсылали к бабушке, во Францию, в Ниццу, хотя со стороны случай мог показаться самым что ни на есть невинным: Олег уже учился в школе и сам забирал сестру из детского садика. Однажды Алина выбежала из садика вся в слезах, и пожаловалась старшему брату на одногруппника, больно дернувшего ее за косичку. Олег разобрался с обидчиком сестры, объяснив ему по-пацански, почему нельзя обижать его сестру, после чего обнял Алину, она его, и оба пошли домой. И тут мальчишка, обидевший Алину, стал кричать им в спину: «Тили-тили-теста, жених и невеста». Свидетелями происходящего стали родители Олега и Алины, и сначала оба только посмеялись над ситуацией, а потом услышали, что Олег шепчет сестре: «Я всегда буду рядом с тобой», а Алина отвечает на это: «Хочу, чтобы, когда мы вырастем, ты на мне женился». Отец, услышав перешептывание детей, посмеялся, а вот мать почему-то отреагировала очень остро, сказав вечером мужу, что лучше было бы, если бы можно было разделить детей.