Интервью сквозь замочную скважину

Глава 1

Меня разбудил голос Пласидо Доминго. Он пел «Застольную» из «Травиаты». Глаза я открывать не стала, лежала не шевелясь и наслаждалась. Если ничто не помешает, то потом будет ария Хосе. Увы, до «Кармен» дело, как всегда, не дошло, рядом завозился Володя.

– Иринка, я разобью эту бандуру, – хриплым со сна голосом пригрозил он. – Почему я должен с утра слушать кошачий концерт?

Я дотянулась до пульта, сделала потише, но грозный муж уже сел на кровати и с упреком посмотрел на меня:

– Мне сегодня к третьей паре! Я мог бы спать еще…

– Ничего подобного. На столе лежит целая пачка контрольных, Белоусов принес. Так что сейчас ты в любом случае встаешь и начинаешь зарабатывать деньги.

– Хоть умыться-то можно? – обреченно спросил Володя.

– Можешь даже позавтракать. Но Белоусов сказал, что все контрольные ты должен сделать сегодня, вечером он заберет. Тогда будет доплата за срочность.

– Доплата – это хорошо, – муж сбросил одеяло и потянулся. – Хорошо, что есть балбесы, хоть какой-то заработок…

«Да, хорошо, что есть балбесы, – думала я, разбивая яйца на сковородку, – и хорошо, что есть Виталька Белоусов, который умеет с ними договариваться и брать деньги за решенные контрольные».

Увы, у моего супруга эта полезная способность отсутствует начисто. Он тихо дожидается, когда государство выплатит ему положенное и.о. доцента мизерное жалованье, и даже не в состоянии сам найти дополнительный заработок. К счастью, гораздо более энергичный Виталька, с которым Володя в свое время учился на химфаке в одной группе, завел себе клиентуру среди студентов-двоечников, столь обширную, что перестал справляться сам. Тогда он и пришел к нам с деловым предложением. К нам, потому что с одним Володей говорить на эту тему было бесполезно, потребовался мой нажим, чтобы он согласился.

Зато теперь механизм отлажен, как часы. Виталька регулярно подтаскивает контрольные, курсовые, а в сезон – и дипломные работы, сделанные забирает и, отстегнув себе божеский процент комиссионных, передает Володе заработанные деньги. Как он там договаривается со студентами, какие цены назначает и каким образом происходит обмен сделанных работ на дензнаки, Володька не знает и знать не хочет. Ну что ж, хоть таким образом муж вносит свой вклад в семейный бюджет. Хотя все равно, надо признать, вклад довольно скромный. По крайней мере музыкальный центр «Панасоник» на три диска, который будит нас теперь по утрам, я покупала на свои заработки.

– Я посмотрел, там первый курс, ерунда, – Володя присоединился ко мне на кухне. – За утро сделаю. Ты сегодня как планируешь управиться?

– Понятия не имею, – пробурчала я с набитым ртом. – Сначала поедем в цирк, поснимаем, потом посмотреть надо будет, прикинуть, что возьмем.

– Это ты за семейку фокусников взялась наконец?

– Ага. Только они себя называют не фокусниками, а иллюзионистами. А что, ты хочешь посмотреть?

– Не-а. Не люблю фокусников, даже если они, как ты говоришь, иллюзионисты. Знаешь, что тебя обманывают, а вынужден сидеть дурак дураком, да еще удовольствие получать. По мне, лучше воздушные гимнасты и всякие акробаты, там хоть без жульничества.

– Интересная постановка вопроса. Может, придешь на передачу, выскажешься?

– Это еще зачем? Думаешь, смогу убедить фокусника пойти в акробаты?

Я фыркнула, представив себе, как Володя, обстоятельно и серьезно, внушает народному артисту России Рудольфу Маранелли, что дурить доверчивых зрителей – дело неблагородное и не достойное приличного артиста.

– Ладно, мне пора бежать, – сделав последний глоток кофе, я встала из-за стола. Поставила грязную тарелку и чашку в раковину, чмокнула мужа в макушку. – Посуду помоешь?

– А куда я денусь? – меланхолично отозвался он.

Я пошла через парк. Рабочий день у меня, можно сказать, начался. Потому что, привычно шагая по тенистым аллеям и рассеянно наблюдая за кружащимися в воздухе желтыми листьями, я думала про семью Маранелли. Забавные они люди, циркачи. Фамилии себе придумывают почуднее, имена… И что ни номер, то семья. Выкатывает на арену полтора десятка человек на велосипедах – нормально, семья. Впрочем, эти фокусники действительно родственники. Две семейные пары – сам мэтр, иллюзионист Рудольф, и техник женаты на ассистентках номера – сестрах Маргите и Камилле. А имя нормальное только у техника, Николай. Когда мы разговаривали, он объяснил весело:

– Мне и Николаем можно быть, я же на арену вовсе не выхожу. Мое дело техническую сторону обеспечить.

Собственно, героинями передачи должны стать как раз сестры, все-таки программа моя называется «Женское счастье», а уж Рудольф с Николаем пойдут как бесплатное приложение. Как атрибут счастья цирковых артисток Маргиты и Камиллы Маранелли. Интересно, какова реальная роль этих сестричек в номере? Просто «девочки в блестящих юбочках», чтобы отвлечь зрителя? Или от их работы действительно что-то зависит? Кстати, на передаче наверняка кто-нибудь задаст вопрос, не мечтали ли они сделать собственный номер, к этому их тоже надо подготовить…

Без десяти девять я была на проходной. Вытащила пропуск, продемонстрировала его как положено, в развернутом виде, хмурому пареньку в камуфляже. Вот она я, по-прежнему Ирина Анатольевна Лебедева, двадцати семи лет, старший редактор Тарасовской студии телевидения. То, что я – та самая Лебедева, ведущая суперпопулярной в нашей губернии программы, в пропуске, конечно, не написано, но мог бы и сам знать. Охранник, похоже, не знал. Он сверил фотографию с физиономией, которую я ему добросовестно продемонстрировала, и молча кивнул, никак не реагируя на мою доброжелательную улыбку. Может, у него зуб болит?

Ладно, не хочет меня узнавать и не надо. За это не дам ему автограф. Я быстро миновала ухоженный дворик – технические службы работают у нас прекрасно, – асфальт с утра выметен, только что политый газон искрится мокрой травой, на мелких клумбочках ни одного сорняка, только цветочки, пусть и незатейливые, по случаю осени уже отцветающие, но все равно очень милые, – и вошла в здание собственно телецентра.

Обменялась утренними любезностями с Натальей Михайловной, она у нас при ключах. Глянула на пустой гвоздик под номером нашего кабинета – естественно, Лера уже пришла. Она работает у нас второй год и ни разу не то что не опоздала, не пришла меньше чем за пятнадцать минут до начала рабочего дня.

Уникальное создание. Помощник режиссера Лера Казаринова – самая молодая в группе, недавно ей исполнилось двадцать. Она учится заочно в университете на каком-то экзотическом факультете – не то социальной политологии, не то политической социологии, – но будущее свое связывает исключительно с телевидением. Мечтает, мне кажется, о собственной программе: «Что-нибудь эдакое, позаковыристее, с Валерией Казариновой!» Красавицей, в классическом смысле слова, ее назвать нельзя, но статная фигура и симпатичная мордашка, с румяными, еще не утратившими детской пухлости щеками, и огромные серые глазищи производят на всех студийных мужиков потрясающее впечатление. Между прочим, я тоже неплохо котируюсь и вообще человек с некоторым весом в обществе, но то, что для меня сделают из уважения и с намеком на ожидание ответной любезности, Лера получит только за один взмах ресниц.

Я поднялась на второй этаж. Кабинет был открыт, но, к моему недоумению, Казариновой там не было. Еще больше я удивилась, обнаружив развалившегося в кресле, мирно дремлющего Павлика.

Павлик – это оператор, прекрасный, но фантастически ленивый. Заставить его работать можно только пинками. Никто не знает, сколько ему лет – возраст свой он скрывает, словно красна девица, – но не больше двадцати четырех. Наверное, чтобы скрыть свою несомненную молодость, он отпустил бороду, густую и неухоженную, скрывающую почти все его лицо. Впрочем, у Леры свое объяснение. Она утверждает, что Павлику просто лень бриться. Вполне возможно.

– Ты что здесь делаешь? – Пожалуй, тон мой был не слишком любезным.

– Сижу, – он даже не соизволил открыть глаза. – Опытным путем я выяснил, что это кресло как минимум второе по удобству на студии.

– А первое где? – не удержалась я.

– У председателя в приемной. Но оттуда Анастасия Дмитриевна выгоняет.

Да, нрав у секретарши председателя нашей телекомпании был вполне… секретарский. Она бы ни за что не позволила Павлику обосноваться вот так в своих владениях.

– А куда Лера подевалась?

– Пошла чернослив мыть.

– А-а. Понятно.

Лера очень заботилась о своем здоровье. Она постоянно занималась какими-то особенными целебными гимнастиками, категорически отказывалась принимать алкоголь, даже в малых дозах, и питалась по определенной системе. Правда, системы со временем менялись. Этап раздельного питания закончился примерно полгода назад, и теперь Казаринова была сторонницей вегетарианства и сыроедения. Она почти все время грызла какие-то орешки, жевала курагу, изюм и чернослив, а на обед приносила себе в баночке мед, смешанный с лимоном, который запивала минеральной водой без газа. Павлик беззастенчиво воровал у нее все эти лакомства, декламируя при этом детский стишок: «Если от многого взять немножко, то это не грабеж, а просто дележка…» Лера бесилась и устраивала ему скандалы, а мы с Галиной Сергеевной вынужденно развлекались.

Галина Сергеевна – четвертый член группы, работающей над программой «Женское счастье», режиссер. Вот угадать ее возраст еще сложнее, чем Павлика. Правда, несколько лет назад, когда я уже работала на студии, а Леры с Павликом еще не было, общественность раскрутила ее на празднование юбилея. Тогда Галина Сергеевна согласилась считать, что ей сорок. С тех пор сорок ей так и осталось. Хотя время от времени она вспоминала о каких-нибудь событиях и людях, с которыми работала на студии больше тридцати лет назад, но никого настолько неделикатного, чтобы ловить Галину Сергеевну на этих маленьких неточностях, в ее окружении не было.

Собственно я, Галина Сергеевна, Лера и Павлик – вот и все. Разумеется, в конечном итоге над передачей работает гораздо больше народу, но основной костяк «Женского счастья» – это мы, четверо.

У Павлика как у оператора имеется, впрочем, свое начальство, которому иногда удается отправить его на съемки с другим редактором и другим режиссером. Но сам он искренне считает себя членом нашей группы и каждую свободную минуту проводит здесь, в двадцать четвертой комнате. Похоже, правда, что влечет его сюда не преданность работе, а мягкое кресло.

Вернулась Лера, вся такая деловая и собранная. Прямые светлые волосы собраны в хвостик и удерживаются большой заколкой, отделанной бисерными розочками. Забавно, одевается она всегда очень просто, я ее, кроме как в джинсах и водолазке, вообще больше ни в чем не видела, а вот заколки меняет каждый день. И всегда это что-нибудь крупное, монументальное. Особенно мне, помню, понравилась тайваньская, из фальшивого розового жемчуга. И еще одна, украшенная крохотными зеркалами. Стоило Лере пошевелиться, как по всему кабинету начинали скакать солнечные зайчики. Очень милая была вещица.

Лера поздоровалась, присела на край стола, болтая ногой, поставила рядом блюдечко с черносливом. Павлик приоткрыл один глаз, оценил расстояние, понял, что не дотянется, и снова сделал вид, что задремал.

– Выжидает, – кивнула она в его сторону. – А вот фиг ему! Знаете, Ирина, это не человек, это ходячий желудок какой-то!

Ага, сегодня я «Ирина», нормально, рабочее состояние. Настроение Леры я определяла элементарно просто. Если она называла меня «Ирина Анатольевна» и сопровождала это холодным блеском серых глаз, то лучше всего было держаться от нее подальше, поскольку это означало, что помощник режиссера в крайнем раздражении. Просто «Ирина» и на «вы», как уже было сказано, все в порядке. И только несколько раз за время нашей совместной работы Лера называла меня Ирочкой и говорила «ты». Обычно это было после особенно удачных передач.

Самое интересное, что индикатором могла служить только я. Манера обращения к остальным сослуживцам, насколько я могла заметить, от настроения у нее не зависела.

– Шеф в курсе, что мы Маранелли приглашаем, и очень доволен, – сообщила Лера. Шефом за глаза, естественно, мы называли заместителя председателя по телевидению, Евгения Ивановича Кошелева, наше начальство. – Он внуков в цирк водил, видел их выступление. С цирковыми я договорилась, они нам сегодня на репетиции свой номер покажут, можно будет записать все аккуратненько. Какие нужно моменты, повторят, с удовольствием. Зрителей потом подмонтируем, я уже проверила, этого добра у нас полно.

– Когда едем?

– К двенадцати. Можно было раньше, но я побоялась, Галина Сергеевна опоздать может, – она выразительно посмотрела на часы.

– Может, – согласилась я. Галина Сергеевна опаздывала всегда и везде. С ее особенностью никто уже не пытался бороться, просто все учитывали ее в своих планах.

– Машину еле выбила, – продолжала докладывать Лера. – То есть Андрей Юрьич давал, но Ганеева. А с ним разве можно дело иметь? Я Шилова выпросила, он и подождет, если нужно, и поможет всегда. Андрей Юрьич не соглашался, говорил, что уже в район ему путевку выписал, но Костя, как только услышал, что Лебедевой машина нужна, сразу все как-то устроил.

Я вздохнула. Костя Шилов, здоровенный парень с лицом и фигурой Дольфа Лундгрена, после службы в армии устроился к нам на студию шофером. По натуре молчаливый, он никому не рассказывал о своих армейских подвигах, но слухи ходили самые невероятные – про какие-то суперэлитные спецназовские войска, про горячие точки, про два ордена «За личное мужество»… Ходили по студии и другие слухи, вовсе меня не радовавшие. Смысл их в том, что, увидев однажды Ирочку Лебедеву, Костя с первого взгляда безнадежно влюбился и ради одного ее взгляда теперь готов… ну, на что там обычно готовы безнадежно влюбленные?

Не знаю, я лично ничего такого не замечала – Костя никогда не навязывался и чувств своих не демонстрировал. Хотя вру, конечно, что значит не замечала? В конце концов, я женщина, к тому же живая и вовсе не безмозглая. Просто я замужем, у меня хорошая крепкая семья, и зачем мне эти осложнения в личной жизни? Вот и предпочитала держаться так, словно ничего не происходит. Тем более что Костю это, похоже, вполне устраивало.

Лера, как всегда, когда речь заходила о Шилове, выразительно таращилась на меня, а я, как всегда, безразлично кивнула:

– Хорошо.

В коридоре раздался дробный стук каблучков, и в комнату влетела Галина Сергеевна.

– Я не опоздала?

Я невольно залюбовалась ею. До чего же красивые люди работают у нас на студии! Лера, я… и Галина Сергеевна просто восхитительна при всей неопределенности своего возраста. Эффектная короткая стрижка, помада идеально подходит по тону к блузке, быстрые, уверенные движения. А то, что фигура уже не отличается девичьей стройностью и морщинки собрались у глаз, так это делает ее только еще более обаятельной.

– Нормально, – отозвался Павлик. – Раньше половины двенадцатого нет смысла ехать.

– Прекрасно! Лерочка, брысь со стола, когда я тебя только к порядку приучу? Так, давайте еще раз планчик прикинем. Ирина, ты с кем будешь разговаривать?

– Думаю, со всеми понемножку надо. А заготовок наделаем, кто знает, как потом в студии разговор пойдет.

– Может, поймать кого-то из тех, кто там будет крутиться? – предложила Лера. – Спросить про впечатления?

– На месте посмотрим, как пойдет.

Мы еще немного пообсуждали, потом Лера скомандовала:

– Пора!

Павлика вытряхнули из кресла, и вся наша группа бодро выкатилась во двор, где уже ждал Костя Шилов с машиной. До чего же он все-таки здоровый! Даже высокий Павлик смотрится рядом с ним словно хилый подросток. Галину Сергеевну Костя галантно усадил на переднее сиденье, мы втроем втиснулись на заднее.

Когда подъехали к цирку, Шилов неуверенно – хотя эта сцена повторялась настолько часто, что стала традиционной, – спросил у меня:

– Ирина Анатольевна, может, мне с вами? Мало ли что понадобится…

– Конечно, – кивнула я, проигнорировав слишком уж всепонимающую улыбку Галины Сергеевны, и пошла вперед. Она задержалась, размахивая руками и объясняя Павлику, с какой точки надо будет снять потом площадь перед цирком и вход. Оператор кивал, слушая ее, а Костя терпеливо стоял рядом, он всегда шел замыкающим.

Лера топала за моей спиной и тихо, так, чтобы слышала только я, монотонно бормотала:

– Конечно, мало ли что в цирке может случиться, вдруг тигры из клетки вырвутся, тогда доблестный Шилов Ирину Анатольевну спасет от гибели неминучей…

– Язва, – шепнула я, не оборачиваясь.

Она захихикала:

– Это я от зависти. Павлик, паразит такой, комара от меня не отгонит в случае чего.

– Можно подумать, он тебе так нужен, этот Павлик. Он и от себя комара отгонять не станет.

– Это точно…

Мне показалось, или она действительно вздохнула?

Галина Сергеевна с Павликом и Костя нагнали нас уже около арены. Странно, я думала, в цирке даже днем полно народа, а здесь… Нет, совсем пустым его назвать было нельзя – по фойе и среди кресел в зале бродили люди, одетые самым непредсказуемым образом: от строгого костюма-тройки до усыпанных блестками плавок или, как промежуточный вариант, в затертый махровый халат без пояса; носилась с воплями какая-то цирковая мелюзга. Арена тоже не простаивала, акробаты в линялых трико крутили сальто, а чуть в стороне от них трудился чудо-силач со своими гирями. Но и все они вместе не могли создать впечатления толпы в огромном помещении цирка, терялись в сумраке, даже звуки, доносящиеся до меня, были неестественно глухими.

Впрочем, рычание тигра или льва – не так хорошо я в них разбираюсь, чтобы на слух отличить, – но что-то явно крупнее кошки прозвучало довольно убедительно. Я даже оглянулась машинально по сторонам: где там Костя, который в случае чего готов меня спасти из лап хищников?

Шилова я не увидела, но обратила внимание на забавную пару, устроившуюся левее меня, у первого ряда кресел. Пожилой мужчина, присев на корточки, очень серьезно что-то втолковывал маленькой мохнатой собачке. Собачка слушала его, приподняв одно ухо, потом коротко тявкнула и встала на задние лапы. Мордочка у зверюги была хитрющая. Я подавила неуместное желание зааплодировать.

Лера тем временем умчалась куда-то и через минуту вернулась с сестрами Маранелли. Почти одного роста, с одинаковыми белокурыми кудряшками и в одинаковых же костюмах – что-то вроде купальников, но с воротничками, пышными юбочками и газовыми рукавами, все нежно-розовое и в блестках, – сестры выглядели очень мило. Маргита поздоровалась со всеми общим кивком, а Камилла рассыпала целый каскад улыбок и воздушных поцелуев. Павлик опустил камеру и посмотрел на нее с некоторой заинтересованностью. Любопытно, а как отреагировал Шилов? Я снова оглянулась, но его рядом не было. Ну и ладно, в конце концов, он не ребенок, чтобы я о нем беспокоилась. Не заблудится.

Павлик неожиданно вскрикнул. Оказывается, Лера, пропуская Галину Сергеевну, неудачно шагнула в сторону и наступила ему на ногу.

– Ой, извини! – сделала она большие глаза. – Но знаешь, ты держись пока там, в сторонке, а то меня что-то качает сегодня. – И снова отвернулась, слушая, что говорит нам с режиссером Маргита.

– Манеж нам дают в двенадцать десять, – объясняла она тем временем. – Рудик с Колей скоро подойдут, у них там с механикой что-то, уронили, что ли. Но зато вы сможете снять, как все устанавливается, а потом уже и сам номер.

– Прекрасно! – Галина Сергеевна даром времени терять не любила. – Лера, ты иди, посмотри, что там у них, может, им помощь какая нужна, разберись. Если что, Костю позовешь. Ирина, вы разговаривайте пока, а Павлик поснимает, просто лица. И не только их, – она уже обернулась к оператору, – вообще немножко дневной работы взять. А потом дашь медленную панораму, от занавеса и потихонечку-потихонечку вверх, под купол, в самый центр. И там зафиксируй.

– А о чем нам разговаривать? – спросила младшая Маранелли.

– Вообще-то нам надо готовиться к передаче, – улыбнулась я.

Камилла была заметно моложе и симпатичнее старшей сестры, хотя черты ее и нельзя было назвать безупречными. Немного кукольное, с заостренным подбородком личико, с выражением хитрой лисички, было настолько по-детски непосредственным, что вызывало умиление даже у меня. Маргита заметила это и привычно поморщилась. Отношения между сестрами явно были далеки от идеальных.

– Мы привыкли выступать перед публикой, – напомнила она.

– Это очень хорошо. Но вам ведь придется отвечать на вопросы зрителей.

То, что сестры Маранелли привыкли к публике, здорово облегчит жизнь мне. Уже сколько раз я наблюдала, как приглашенная героиня, прекрасный собеседник, умница, великолепно держится, ну, кажется, не передача будет, а сплошной восторг… Но едва войдет в студию, увидит людей, которые на нее таращатся, как на чудо-юдо заморское, и все, нет человека. Одна оболочка, как от воздушного шарика. И тащу я эту оболочку через всю передачу, сама вопросы задаю, сама отвечаю, а героиня моя только блеет – ни да, ни нет толкового не добьешься!

– А если я не захочу отвечать на какой-то вопрос? Если вопрос будет глупым или неприличным? – поинтересовалась Маргита.

– Ну-у, тут разные варианты… Например, вы можете мило улыбнуться и промолчать. А я тут же перехвачу инициативу: «Очень интересный вопрос, но сейчас у нас рекламная пауза!» А после рекламы разговор пойдет уже о чем-нибудь другом. Главное, я должна знать, какие вопросы для вас нежелательны.

Маргита напряглась, а Камилла, наоборот, захихикала. Судя по всему, для нее, в отличие от старшей сестры, нежелательных вопросов не существовало вовсе.

– А какие вопросы задают обычно?

– Обязательно спросят, сколько вы зарабатываете. Как вы представляете себе женское счастье и счастливы ли вы. Как вы относитесь к Высоцкому. Могут спросить про свободное время, как проводите. Увлечения… Что читаете, какие фильмы смотрите. Где родились, где учились, много ли ездили по свету. Кем были ваши родители. Это, конечно, примерный список.

– По-моему, ничего страшного, а, Милочка? – Маргита повернулась к сестре. – Вопросы как вопросы.

– Нормально, – согласилась та. – Где ответим, где соврем… кто будет проверять, какие книжки я читаю?

– Комиксы! – Маргита подмигнула мне. – Она читает исключительно комиксы!

– Ну и что? – Камилла сделала забавную гримаску. – А всем скажу, что читаю Достоевского. И все подумают, что я умная!

– А почему именно Достоевского?

– Так все говорят, что читают Достоевского, вы разве не замечали? Просто суперпопулярность! А я думаю, врут. Вот вы сами его читали? По собственному желанию, а не по школьной программе?

– Вообще-то было дело, давно, правда, – осторожно ответила я. – Честно говоря, не могу сказать, что он мой самый любимый писатель… но давайте о литературе как-нибудь в другой раз, а сейчас вернемся к нашей теме. Естественно, вас будут спрашивать о вещах, связанных с вашей профессией. Мне, например, очень интересно: Маранелли – это действительно ваша фамилия?

– Нет, конечно, – расхохоталась Маргита. Краем глаза я заметила, как Галина Сергеевна указала на нее Павлику и оператор развернул камеру в ее сторону. Я кивнула. Правильно, смеющаяся Маргита сразу удивительно похорошела. – Мироновы мы, я и Рудик. Милочка с Колей и вовсе Сабанеевы. А Маранелли – это так, псевдоним, дань цирковым традициям.

– А под своей фамилией выступать никогда не хотелось?

– Да мы как-то не задумывались над этим… Мила, ты что скажешь?

Камилла дернула плечиком:

– А какая разница? Знакомым все равно, они и так нас знают; незнакомым тем более все равно. Зато фамилия Маранелли на афише смотрится эффектнее. Особенно самыми крупными буквами.

– А знакомые, это кто?

– Да в основном цирковые. – Маргита улыбнулась. – При нашем образе жизни заводить знакомства в других кругах довольно сложно.

– Пожалуй, – согласилась я. – А люди в цирке, они какие? Есть ведь, наверное, что-то особенное, какая-то общая черта?

– А как же! – встрепенулась Камилла. – Цирковые – это удивительный народ! Вы не поверите, если я скажу, что мы все как одна семья, но это так! Мы всю жизнь в цирке, и ни от кого ничего, кроме добра!

– Что вы говорите? – я действительно не поверила. – И ни интриг, ни зависти, ни козней? Творческие же люди?

– О чем вы, какие козни! Помощь, взаимовыручка, поддержка…

Маргита обняла сестру правой рукой за плечо и притянула к себе, а левой – зажала ей рот. Камилла выразительно хлопала глазами, но вырваться не пыталась. Очевидно, такой способ заставить ее замолчать был давно отработан и привычен.

– Разные люди, как везде, – спокойно сказала Маргита. – И интриги есть, и зависть, и прочие неприятные вещи. Не потому, что творческие люди, а потому, что живые.