– Вот что, страдалец, – не выдержала Галина Сергеевна. – Я все равно на диете, так что смело можешь взять один гамбургер из моей доли. Мне одного хватит.
– Галина Сергеевна! – радостно возопил Павлик, быстренько сграбастав со стола еще одну булку. – Вы мой ангел-хранитель! Благодарное человечество в моем лице вас не забудет!
– Ладно тебе, – отмахнулась она. – Я, между прочим, о всех забочусь, потому что без четко функционирующего оператора наша группа перестанет быть настолько эффективной.
– Слышала, Лера? – победно посмотрел Павлик на девушку. – А ты меня не ценишь и курагой не делишься.
– Скажите пожалуйста! – передернула плечами Лера. – Тоже мне, ценнейший специалист всех времен и народов!
Я смотрела на своих коллег как на горячо любимых детей, которыми, кстати, обзавестись еще не успела, и умилялась. Ну до чего дружный и сплоченный коллектив!
– Вот что, орлы мои и орлицы, – покончив с трапезой, призвала я всех к вниманию. – Шутки шутками, но нам с вами еще и работать полагается. Поднимайтесь, собирайтесь – и по коням, поедем к Анне. Кстати, Галина Сергеевна, а как ее отчество? Лена-то молоденькая, можно и по имени, а к вашей протеже как обращаться прикажете?
– Так и обращайся, – пожала она плечами. – Анна. Как я успела понять, она к светским условностям не тяготеет.
– Ну и ладно. Отправляемся, братцы. Надеюсь, больше нас сегодня никаких происшествий не ждет.
– Это верно, – поддержала меня Лера. – А то дважды за день – это как-то чересчур.
Глава 2
Анна жила на третьем этаже девятиэтажного дома в районе набережной, в однокомнатной квартире. Когда наша группа ввалилась в это не предназначенное для столь многолюдных сборищ помещение, то сразу стало тесно. Хозяйка встретила нас со сдержанной любезностью, а мне практически с первого взгляда стало понятно, чем она так очаровала нашу Галину Сергеевну.
Анна выглядела очень молодо, но ее серого цвета глаза выдавали, что, скорее всего, этой женщине уже основательно за тридцать. Красавицей в полном смысле этого слова Анну назвать было нельзя, если рассматривать черты лица по отдельности: губы слишком тонкие, нос длинноват, густые темные волосы собраны на затылке в пучок, а такую прическу многие сочли бы старомодной. Но в целом лицо женщины действительно потрясало и сразу запоминалось. Скорее всего, именно из-за глаз, которые, если их хозяйка смотрела прямо на собеседника, казалось, заглядывали прямо в душу, при этом вовсе не раздражая и не вызывая желания отвести взгляд. Это было очень ласковое и какое-то успокаивающее внимание, словно поглаживание теплой мягкой рукой.
Мы с трудом разделись, нагромоздили свою одежду на вешалку в прихожей и прошли следом за Анной в комнату. Она предложила угостить нас кофе, чтобы сделать атмосферу беседы более непринужденной. Естественно, возражений не последовало ни у кого, кроме Леры, зато она вызвалась помочь хозяйке.
Пока обе удалились на кухню, мы с Павликом принялись рассматривать комнату с профессиональным интересом.
Честно говоря, жилище Анны вызвало у меня странные чувства: разочарование, смешанное с заинтересованностью. Квартира была обставлена с удивительной лаконичностью, ничего лишнего или нарочито украшательского я в ней не увидела.
– И это жилье колдуньи? – деликатным шепотом возмутился Павлик. – А где же всякий ведьминский антураж? Ни тебе засушенных змей, ни черепа, ни африканских масок… Даже завалящего черного кота не наблюдается.
Действительно, подумала я, ничего такого нет, обстановка и отделка в бело-черно-серых тонах, дорогая, но не вычурная. Низкая софа, два кресла, стеклянный столик на колесиках, стена с окном целиком затянута портьерами, еще одна стена занята выполненным явно на заказ гибридом книжного стеллажа и мини-стенки, причем книги в большинстве; там же хороший телевизор и музыкальный центр. Какой-то японский стиль с уклоном в буддизм, право слово!
Нечто занимательное было только на противоположной от окна стене. Там помещалось огромное, от пола до потолка зеркало примерно метровой ширины, но без рамы и вделанное в стену заподлицо. А рядом висели ставшие в последнее время чрезвычайно модными восточные колокольчики. Впрочем, эта вещь явно не была купленной в дешевом магазинчике и имела довольно внушительный размер.
Я не смогла удержаться, встала со своего места, подошла к ветро – кажется, эта штуковина именно так называется – и качнула подвешенную на нити в центре гладкую прямоугольную деревяшку с вырезанным на ней иероглифом. Уж очень мне хотелось послушать, как звучит этот колоколище. Звуки, разнесшиеся по комнате, оказались низкими, как и ожидалось, и приятно будоражащими. Я бы не отказалась завести у себя дома такую вещь. Она очень пригодилась бы утром, когда из сонной апатичности меня не могут извлечь даже звуки голоса обожаемого мной Пласидо Доминго.
С нагруженным подносом вернулась из кухни Анна, следом за ней семенила Лера с потрясенным видом. Я кинула на нее вопросительный взгляд, но она показала глазами, что расскажет потом, и стала помогать хозяйке расставлять чашки и прочие причиндалы для кофепития.
Я взяла в руки черную керамическую чашку, отпила глоток и блаженно улыбнулась. Нет, что ни говори, а кофе я люблю гораздо больше чая, даже того, который заваривает Лера. Особенно если этот кофе так хорош. Я уже собиралась спросить Анну, какой сорт она покупает и каким способом варит, но она меня опередила.
– Вижу, вам нравится кофе, – улыбнулась женщина. – А как вы оценили звучание ветро?
– Прекрасно, – честно ответила я.
Анна перевела взгляд на нашего оператора, который все еще не согнал с лица удивленно-разочарованного выражения, усмехнулась уголками губ и спросила:
– А вы, кажется, Павел? – Тот утвердительно кивнул. – Вас что-то не устраивает?
– Да нет, – смутился Павлик. – Просто я все это как-то не так себе представлял, да и вас, если честно, тоже.
Он оглядел с ног до головы непринужденно сидевшую в кресле женщину в узких черных джинсах и черной рубашке свободного покроя с расстегнутым воротом, из-за которого виднелась серебряная цепочка с медальоном. Форму его рассмотреть пока не представлялось возможным. Ну абсолютно ничего мистического в ее облике не было! Ни каких-нибудь затейливых колец или браслетов, вообще никаких украшений!
Я внимательней пригляделась к лицу Анны и сделала вывод, что если она и пользуется косметикой, то настолько умело, что без самого пристального всматривания заметить это было невозможно. Хотя, может быть, это ее природа так щедро наградила. Но Павлика я понимала, как никто: эффектных кадров тут не наснимаешь. Ясна мне стала и реакция Галины Сергеевны на ипподроме – Леночка с лошадками представлялась мне теперь гораздо выигрышнее Анны, несмотря на неординарную внешность последней. Но уж раз приехали, то будем общаться, как повелевает профессия тележурналистки.
– Анна, – попросила я, поставив на стол наполовину пустую чашку, – расскажите немного о себе.
– Пожалуйста, – легко согласилась она. – Мне сорок один год, я не замужем и не была никогда, детей нет. В свое время закончила механико-математический факультет Тарасовского университета…
– Постойте, – перебила ее Галина Сергеевна. – Как же вы могли с таким образованием вдруг увлечься э… столь нестандартным делом?
– Очень просто, – снова улыбнулась Анна. – Это ведь расхожее заблуждение, что математики – это прагматичные сухари. Знаете, есть такая достаточно известная фраза одного ученого, сказанная им об одном из своих учеников: «Он стал поэтом, так как ему не хватило воображения, чтобы быть математиком». К тому же все началось далеко не вдруг. Я с детства ощущала в себе некий дар, сущности которого до конца не понимала. А пристально изучить его меня подвигнула именно математика, вернее, теория вероятностей. Существуют определенные закономерности, которые вполне поддаются анализу…
Я слегка поморщилась, так как еще со школьных лет всякие заумные математические термины повергали меня в состояние скучающего отупения. Видимо, Анна это заметила.
– Впрочем, – продолжила она, – я не буду углубляться в такие подробности. Скажу только, что многие явления, огульно причисленные к мистическим, на самом деле совершенно естественны и вполне поддаются научному объяснению.
– Ну да, ну да, – встрял Павлик. – Биоэнергетика, экстрасенсорика… Слышали мы все это.
Я неодобрительно покосилась на него, но Анна ничуть не обиделась.
– Понимаю ваше пренебрежительное отношение к подобным вещам. В последнее время вокруг столько информации на эту тему, большая часть которой является заведомой чушью. И совсем непросто выловить крупицы чего-либо по-настоящему ценного. К тому же все газеты пестрят объявлениями так называемых народных целителей, которые за пару сотен и часов берутся излечить вас от любых недугов и перенаправить жизнь в самое благое русло. – Женщина презрительно усмехнулась. – Бессовестные шарлатаны, обирающие доверчивых простаков, или чернушники!
– А вы себя к таковым, разумеется, не причисляете? – не удержалась я от довольно ехидного вопроса.
– Нет, не причисляю и берусь вам легко доказать, почему. Во-первых, я не зарабатываю на помощи людям деньги.
– А почему? – слегка растерявшись, брякнула я.
– Потому что этого просто нельзя делать. Вспомните, слышал ли хоть кто-нибудь из вас, что реально существующие старушки, действительно помогающие людям, озаботились вывесить у входа прейскурант на свои услуги? Они никогда не берут денег, только продукты или вещи, которые им предлагают от чистого сердца, и живут далеко не богато. А все потому, что эти бабушки прекрасно знают, что можно делать, а что нельзя.
Мы все несколько смущенно молчали, пока Анна обводила нас пристальным взглядом. Ведь в самом деле, о добрых бабульках все мы были наслышаны и знали, что дело обстоит именно так, как нам только что сказала Анна.
– Во-вторых, – продолжала она, – я никогда не стану вредить людям, даже если мне убедительно докажут, что они этого заслужили.
– То есть порчу, сглаз, проклятье вы насылать не станете? – уточнила я.
– Никогда. Более того, не стану делать и приворот, хотя прекрасно умею, так как приворот – зло гораздо худшее, чем все остальное.
– Разве? – Я снова удивилась, заодно подумав, как бы я стала себя вести, если бы мой Владимир вдруг увлекся какой-нибудь другой женщиной. Кто знает, может, мне этот самый приворот показался бы вполне приемлемым.
– Привнесенное извне вмешательство в чувственную сферу является самым грубым и жестоким насилием над человеком, – назидательно проговорила Анна. – Представьте себе, что одним прекрасным утром вы просыпаетесь с мыслями о каком-то другом человеке вместо горячо любимого мужа. Ваше существо мучительно раздваивается, вы ничего не можете понять, впадаете в депрессию, в семье начинаются скандалы, дело доходит до развода… Затем вы сходитесь с тем самым другим человеком, но ни покоя, ни счастья не обретаете, так как, кроме насильно навязанной тяги к нему, никаких других чувств не испытываете. Ему тоже не светит счастье, так как подобным обладанием может удовлетвориться только садист.
Я всегда отличалась богатым воображением, так что прочувствованная речь Анны произвела на меня очень сильное впечатление. К тому же и за кандидатом в «другого человека» далеко ходить было не надо. Вон он, под окном в машине сидит. Я внутренне содрогнулась, представив Костю, заказавшего на меня приворот, и расписанные Анной последствия всего этого мистического безобразия. От этих терзаний меня спасла Галина Сергеевна, которая воспользовалась паузой в словах Анны и задала мучивший ее вопрос:
– Извините, а на что вы живете, если не зарабатываете денег подобно, с позволения сказать, вашим менее щепетильным коллегам?
– Занимаюсь репетиторством с детьми и иногда по договору с литагентством редактирую книги по магии, чтобы не печатали совсем уж никудышные вещи, к тому же способные принести вред.
Я опять страшно заинтересовалась этим и чуть было не задала очередной вопрос, но вовремя прикусила язык, понимая, что так можно болтать до бесконечности, а нам ведь надо работать. Для себя я все-таки решила, что имеет смысл составить сценарный план для передачи под старый Новый год, в чем и Анна примет участие. Все-таки она действительно серьезный человек и весьма, надо признать, интересный. Вот только проявления ее способностей я пока еще не видела.
– Анна, – обратилась я к ней, – как я понимаю, вы согласны принять участие в нашей передаче? – Она утвердительно кивнула, и я продолжила: – Тогда нам с вами имеет смысл выработать совместный подход, так как, честно признаюсь, я слегка растеряна. Чувствую, что может получиться нечто неординарное, но пока плохо представляю, с какого места начать танцевать. Вы согласны?
– Разумеется. Давайте определимся для начала со временем нашей следующей встречи, потому что сегодня мы уже не успеем все обсудить – ко мне через час должны прийти.
– Тогда не будем вас больше задерживать. Галина Сергеевна с вами свяжется и договорится. Только, – я слегка замялась, – передачу с вами мы будем делать уже в следующем году.
– Ничего страшного, – развеяла Анна мою неловкость. – Это даже лучше, так как от праздничной передачи люди будут ждать немного не того, что может получиться у нас с вами.
Я облегченно вздохнула и уже собралась прощаться, но тут заговорила Лера:
– Анна, а вы не могли бы мне погадать? Галина Сергеевна так восторженно о вас рассказывала, а мы ничего такого и не видели.
Павлик тоже энергично закивал головой, поддерживая Леру.
– Могу, но только по руке. Для других способов ни у кого из вас сейчас нет никакого повода. Давайте обе ваши ладони, – скомандовала Анна девушке. – И распрямите их как следует.
Лера решительно, словно прыгая с моста в холодную воду, протянула Анне свои ладошки. Несколько секунд та их внимательно разглядывала, перебегая взглядом с одной на другую, потом отпустила правую ладонь и сосредоточилась исключительно на левой, посмотрела на Лерины ногти, затем попросила Леру сжать кулачок и изучила сгиб ладони со стороны мизинца. Затем подняла голову и, улыбаясь, заговорила:
– Вы, Лерочка, просто обречены на счастье. Вам очень много дано от рождения, и богатства свои вы не расточаете, а приумножаете. Замуж вы выйдете по любви и только один раз, но не скоро, лет через пять-шесть, женой будете верной и преданной. Детей сможете родить двоих: сначала мальчика, потом девочку. У вас трезвый и ясный ум, вы обо всем на свете имеете свое мнение, и переубедить вас можно только железными аргументами. Однако вы излишне вспыльчивы, что пройдет с возрастом, так как вы поймете, что это вам мешает. Ваша карьера может двигаться в двух направлениях, и каждое из них приведет к успеху. Вы можете быть очень хорошим руководителем, однако вам будет мешать гипертрофированная ответственность и желание все проконтролировать лично. Ваше финансовое положение окончательно стабилизируется примерно к тридцати годам и будет неизменно высоким. В тридцать пять лет у вас возможен нервный срыв или сердечная болезнь, но вы с этим справитесь и проживете еще около тридцати лет без особых проблем. Счастье неразрывно связано со всеми аспектами вашей личности, что гарантирует гармоничную жизнь. Со временем у вас разовьется очень неплохая интуиция, которая будет оберегать вас от опрометчивых поступков в любой сфере вашей деятельности. Трагические случайности вам не грозят. Вот, пожалуй, и все. Еще что-то смотреть имеет смысл, только когда вам исполнится двадцать шесть лет, – закончила Анна.
Лера просто сияла и с видом явного превосходства посматривала на Павлика. Но меня все эти предсказания как-то не очень впечатлили. Довольно стандартный набор благостных банальностей, и только. Впрочем, Лера была так молода и беспроблемна, что глупо было ожидать чего-то другого. Однако Лерин взгляд задел Павлика за живое.
– А можно мне тоже? – попросил он и протянул Анне свои ладони.
Его руки она рассматривала несколько дольше. Потом сказала:
– Павел, вы уверены, что хотите выслушать все, что я скажу не наедине?
Оператор слегка заколебался, но все-таки кивнул.
– Ну ладно, – пожала плечами Анна. – Итак: от рождения вам была дана долгая и беспечальная жизнь среднестатистического гражданина. Но вы не обладаете ярко выраженной заданностью судьбы, поэтому сумели изменить предначертанное. Вы с детства хотели восторгов от окружающих вас людей и обожания женщин, но не старались особо прикладывать для этого собственные усилия. Хотелось всего сразу и даром. К сожалению, так не бывает. Поэтому теперь вас ценят, но только за талант, через год это положение может измениться, учтите. Да и жизнь вы свою укоротили изрядно, осталось еще не более двадцати пяти лет, причем последние десять будут осложнены болезнями. Далее, женщины. Их в вашей жизни будет достаточно много, но каждая будет ненадолго, семью вы вряд ли создадите. А шанс обзавестись ребенком вы уже упустили…
Павлик слушал и медленно наливался краской. Анна прервала свою речь, внимательно на него посмотрела и спросила: – Мне сказать, каким образом это произошло, или не стоит ворошить неприятное прошлое?
– Не стоит, – буркнул Павлик. – Лучше скажите, в моей жизни будет что-то хорошее?
– Вам не нравится? Так это все и есть плата за отсутствие личных усилий. Но вы не обратили внимания на то, что я сказала – ваша судьба лишена четкой заданности. Поэтому у вас есть еще около года, чтобы решить, хотите ли вы что-то изменить в ней и ли нет. Махнете на себя рукой – все будет именно так, как я сказала. Задумаетесь всерьез – сумеете многое поменять. А через год мы снова посмотрим изменения на вашей руке, если захотите.
Вот теперь впечатление у меня было очень сильным: чтобы наш Павлик так краснел и смущался, да такого я ни разу не видела! Что же он такого натворил по молодости и по глупости, а? Хоть я и не сплетница, но непременно постараюсь выяснить. Может, и мне попробовать погадать? Время у нас еще есть.
– Анна, а мне вы погадаете? – решилась я.
– Вам? – Анна пристально посмотрела на меня, вернее, как бы вокруг и сквозь меня, так что мне стало слегка неуютно. – Ирина, давайте сделаем это в следующий раз.
– Но почему? – изумилась я отказу и даже почувствовала легкую обиду: другим ведь не отказывала.
– Сейчас мне будет очень сложно сосредоточиться. Вокруг вас словно темная пелена какая-то, – извиняющимся тоном проговорила она, продолжая всматриваться в меня все тем же плывущим взглядом.
– Ничего не понимаю, – растерянно пожала я плечами. – А руки-то тут при чем? Вы же на ладонь мою смотреть будете.
– Ни при чем… Но у вас вот-вот случится что-то очень неприятное… и оно связано с лошадью…
– А, – облегченно махнула рукой Галина Сергеевна. – Это уже случилось.
На вопросительный взгляд Анны Галина Сергеевна принялась рассказывать о происшествии на ипподроме, невольными свидетелями и в какой-то мере участниками которого мы сегодня стали.
– Просто Ирина у нас особа очень впечатлительная, вот до сих пор и думает об этом, – закончила она свой рассказ.
– Нет, – Анна с сомнением покачала головой, еще раз оглядев меня, и уверенно заключила: – Это еще не случилось с Ириной Анатольевной.
От этих слов меня передернуло, и мысли лихорадочно заметались в голове. Господи, неужели еще какая-нибудь пакость случится на ипподроме во время наших дополнительных съемок? Честное слово, я не выдержу этого кошмара, сколько же можно! То одну героиню разорвало у меня на глазах взрывом, то другую ограбили во время передачи… Что же это, неужели я в самом деле приношу людям несчастье? После таких мыслей гадать мне расхотелось. Одно дело подозревать себя в таком мерзком качестве, а другое – знать наверняка. Этак я заработаю себе невроз и решу уйти с телевидения и стать домохозяйкой-затворницей, на радость Володьке. Хотя, если разобраться, какая ему от этого будет радость?
Мы несколько торопливо и скомканно стали прощаться с Анной и через несколько минут уже рассаживались в машине. Когда мы уже отъезжали, я краем глаза заметила, как из припаркованного невдалеке джипа выбирается какой-то знакомый мужчина и направляется к тому же самому подъезду, из которого мы вышли минуту назад. Он скрылся так быстро, что я не успела толком его разглядеть. А впрочем, я была слишком погружена сейчас в свои мысли, чтобы интересоваться еще чем-то, кроме напророченного мне несчастья с лошадью, смысла которого я, хоть убейте, понять не могла.
Настроение у меня окончательно испортилось. Заметив это, Галина Сергеевна сердобольно предложила:
– Знаешь что, Ириша, а поезжай-ка ты домой. До конца рабочего дня осталось всего ничего, полтора часа, так что ничего страшного не случится. А мы с Лерой вместе посидим, подумаем. Может, чего умного и сочиним для сценарных планов.
– Спасибо, Галина Сергеевна, – тепло поблагодарила я ее.
Все-таки она самая лучшая женщина, прямо мама родная, честное слово! Что бы я без нее делала?
– Да-да, – поддержала Галину Сергеевну Лера. – Поезжайте домой, Ира. Ваш муж, наверное, уже дома. Проведете тихий семейный вечер или за покупками сходите, развеетесь… Костя, вы же отвезете Ирину Анатольевну?
А вот этого она могла бы и не говорить. Я, конечно, расстроена, но ведь не парализована! Могу прекрасно добраться домой и сама. Но Костя уже сворачивал в направлении моего дома. Хорошо, что он решил отвезти меня сейчас, а не после того, как доставит моих коллег на телецентр.
Володя действительно был дома и встретил меня в фартуке и с ножом наперевес – это он картошку чистил. Муж очень обрадовался моему внеплановому возвращению и даже не стал интересоваться причиной. Я отобрала у него оба атрибута кухонной повинности, уверяя, что нехитрая домашняя работа благотворно влияет на нервную систему утомленной телеведущей, и, поцеловав, отправила включать стереосистему. На радостях Володька даже не стал разыгрывать привычную и самому ему надоевшую пантомиму на тему «Как меня достала классика». Через несколько секунд квартиру наполнили бархатные переливы голоса Лучано Паваротти. А я принялась ошкуривать очередную картофелину, прикидывая, что бы с ней такое сделать – просто поджарить или соорудить картофельные оладьи? Я совсем недавно узнала их рецепт и еще не испытывала его на супруге, хотя мне золотистые хрустящие лепешечки очень понравились.
От незамысловатых кулинарных раздумий меня отвлек телефонный звонок.
– Володенька! – прокричала я. – Возьми трубку, у меня руки грязные!
– Хорошо, Ириша. Алло? Привет. Ирина, это тебя.
Супруг принес телефон на кухню и прижал трубку к моему правому уху.
– Слушаю, – недовольно откликнулась я, подумав, что звонят с работы. Наверное, шеф обнаружил мое отсутствие и девочкам не удалось отвести от меня его праведный гнев. Но я ошиблась, это была моя старинная приятельница Вероника – не слишком удачливая, но никогда не унывающая дамочка, работавшая сейчас продавцом в «Архипелаге».
– Ирка! – завопила она в трубку. – Привет, подруга! Слушай, мы только что получили партию микроволновок, точно таких, о которых ты мне все уши прожужжала! Бери своего благоверного и дуй сюда немедленно!
– Господи, Вероника, – растерялась я от такого напора. – Что, до выходного все микроволновки разберут, что ли? Ну так придержи для меня одну. Мне ведь еще денег надо будет раздобыть до полной суммы где-то.
– Не надо ничего раздобывать! – снова затараторила Вероника. – Шеф сегодня с дуба рухнул и разрешил каждому из нас приобрести для себя любой товар по закупочной цене, понимаешь? Мне-то пока ничего не надо, а тебе удружу. Только нужно брать прямо сейчас, а то он у нас товарищ непредсказуемый, завтра не с той ноги встанет и от всего откажется: «Какая такая себестоимость? Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, и вообще все покупки для работников на общих основаниях!» Так что беги немедленно!
– Вероничка! – спросила я с замирающим от счастья сердцем – скоро сбудется моя мечта, ля-ля-ля! – А закупочная цена – это сколько?
– Это всего-навсего пять двести, – пропела довольная собой подруга.
Я облегченно перевела дух. У меня было отложено пять с половиной тысяч, так что хватало и на печь, и на празднование этой эпохальной покупки.
– Жди, через двадцать минут будем!
Забыв о грязных руках, я повисла на шее мужа с воплями и подпрыгиваниями:
– Володенька, солнышко, быстро собирайся! Едем за микроволновкой!
Муж почему-то моей радости не оценил и, пытаясь удержать и телефонную трубку, и буйную меня, как-то смущенно спросил:
– Ирочка, к чему такая спешка?
Мне пришлось пересказать ему наш разговор с Вероникой. Рассказывая, я бестолково металась по кухне, не в силах сообразить от нахлынувшего нетерпения поскорее стать гордой обладательницей вожделенной микроволновки, куда деть нож и что делать с недочищенной картошкой. Теперь у меня будет такая вещь, такая вещь!.. С автоматическими режимами, с программой для разных продуктов, с вращающимся подносом, с набором посуды, с грилем и конвекцией! Чего я только не наготовлю с ее помощью на Новый год!