По разные стороны экватора

Ушел? Не знаю. Его не разберешь. Босой, бородатый, недобрый, обоюдный, великий, ничтожный, гордый и завистливый. Привязался двусмысленный как «Респект и жесть». Интересно, кто кому не дает покоя? Я ему или он мне? Никогда не страдая скромностью в самооценке, на этот раз, однако самокритично-объективно решаю, что однозначно он мне. Безупречный стиль, доведенный до совершенства абсолютной доделанности, энциклопедически-подробные знания света и его многочисленных, поголовно-штучных представителей, во всех бесконечно-бессчетных комбинациях тонкостей, большею частью закрытых для понимания неизживаемо-разночинным сознанием писателя позапрошлого, прошлого и нынешнего веков. Не дает покоя чудесная, подаренная происхождением, неограниченная временем и средствами возможность бесконечно переписывать громадные книги, добиваясь эталонного качества текста, по определению недоступного большинству писателей, материально зависящих от печати и издательств. Все эти подарки феи не отменяют, однако, сугубо личных выдающихся качеств нарочито-босоногого маэстро-долгожителя: богатырски-немерянных силы и воли, незапущенного никогда во всю жизнь таланта – способность доступная лишь истинно великим не позволять ослабеть упругости регулярно тренируемой мышцы главного богатства широкоформатного, как карьер, и глубокого, как колодец, ума. Неуклонная последовательность в постоянном оформлении, обновлении, поддержании и расширении итак необъятно-обширной добросовестно-полно выработанной исключительно-собственной системы взглядов и мировоззрения. Что там еще? А то надоел, сбил с курса. Далее, конечно, родовой, всегда, как хозяин, в оптимальной форме, аристократический бойцовский дух, главный тягловый механизм в арсенале писателя, позволявший доводить до удовлетворяющего мастера результата мифологически-чудовищные по тяжести, объему и не транспортируемой громоздкости замыслы. И напоследок уж – очаровательно-откровенная черта полной самоуверенности в личном величии гения, заслужившего сказочными литературными подвигами принципиально-одиночное право противостоять имперскому государству и церкви, единственной жене и миру. Вызывает, спору нет, вызывает Сиятельная Анафема многия уважения, а то и восхищенное изумление, но не любит его автор и не читает. Не люблю не в смысле равнодушен, а в смысле программно. Заявлять подробности негативных взглядов на энциклопедически-старшего коллегу-сотоварища не позволяет цеховая этика. Для наглядности, к примеру, это вроде как подать заявление в милицию за дебош на дружественного соседа или хорошего знакомого. В общем-то, и на недружественного или нехорошего не стоит. Не по понятиям. Да и не дело писателя обсуждать публично другого с сомнительной целью отказа тому в праве на читателя и с позиций субъективно трактуемой ответственности одаренного перед доверяющей ему умы и сердца аудиторией. На том и порешим, но, однако, личный мой читатель обладает всеми правами на полное знание предпосылочных основ.