Беспощадный, или Искатели смерти

Федоров

Кострома – Москва

Лев Людвигович с детства отличался упорством в достижении цели. В Московский инженерно-физический институт он поступил только с третьего раза, но все-таки добился своего, не изменив ни мечте, ни характеру. Закончив институт, он поступил в аспирантуру, хотя рано оставшаяся без мужа мать Федорова не могла реально помочь сыну деньгами, и ему пришлось учиться и одновременно зарабатывать на жизнь и платить за квартиру, которую он снимал на окраине Москвы.

В двадцать пять лет Лев Людвигович женился на студентке медицинского института, тоже иногородней, как и он сам. Но брак его неожиданно оказался настолько удачным, что вытерпел все жизненные потрясения, неудобства, отсутствие собственного жилья, денежных средств и перспектив. Единственное, с чем никак не мог смириться Лев Людвигович, это отсутствие детей. Лена по каким-то физиологическим причинам никак не могла родить, несмотря на все попытки медиков помочь супругам обзавестись ребенком. Спустя тридцать лет совместной жизни с женщиной, которую он любил, Федоров перестал мечтать о ребенке, всецело отдаваясь работе и своей выстраданной теории.

Конечно, он понимал, что добиться признания в столь консервативной среде, как академическая наука, очень трудно, если вообще возможно, однако упрямо шел вперед, экспериментировал, описывал опыты, писал статьи и книги и продолжал обивать пороги кабинетов академиков, известных ученых и чиновников, отвечающих за развитие науки в стране. Пока безуспешно. Его не пускали на академический Олимп, ибо его теория камня на камня не оставляла от фундамента признанных теорий, таких, как теория относительности или квантовая хромодинамика, хотя Лев Людвигович и не отрицал их важность и значение. Он просто отталкивался от них и шел вперед своим путем. Но главное – он мог доказать правильность своих расчетов не только теоретически, но и практически, так как подобрался к апробации УКС со стороны эксперимента, а не теоретических выкладок и экзерсисов. Будучи инженером с изумительным чутьем и знанием математики, Лев Людвигович сначала строил реально действующие модели – как это делал и его учитель Владимир Семенович Леонов, также мало чего добившийся на поприще признания истинности теории УКС, а уж потом объяснял их действие. Другое дело, что даже эксперименты не производили на ученых и чиновный люд должного впечатления. А на создание полномасштабных моделей антигравитационных «летающих тарелок» и ударно-ядерных реакторов на эффекте Ушеренко у Федорова не хватало денег. Он и так всю свою институтскую зарплату тратил на приобретение аппаратуры и материалов. Жили они с Леной на ее скромную зарплату детского врача-терапевта.

И тем не менее Лев Людвигович не отчаивался, будучи оптимистом по натуре, и продолжал заниматься разработкой новых устройств на базе УКС и хождением по кабинетам в надежде на то, что когда-нибудь ему встретится влиятельный и умный чиновник или олигарх, который проникнется идеей создания мощных источников энергии с почти стопроцентным КПД, не зависящих от нефти и газа, и летательных аппаратов, способных в считаные часы доставить экспедицию землян на Марс или на любую другую планету Солнечной системы.

В Костроме тех, кто бы мог помочь Федорову создать научно-экспериментальный центр, не оказалось. Не нашлось энтузиастов, готовых рискнуть состоянием, и в Брянске, на родине Лены. Белорусы могли принять инженера, но в Минске уже работал Леонов, а расширять базу и увеличивать расходы на содержание ученых они не могли. Сам же Лев Людвигович не хотел стеснять учителя, справедливо полагая, что должен выйти из положения самостоятельно.

В принципе, он мог бы уехать за границу. Американцы предлагали ему место в Йеллоустоунском научном центре, работающем на Пентагон. Но, во-первых, по условиям предлагаемого контракта Федоров не должен был покидать территорию научного городка ни под каким предлогом. Мало того, он не имел права не только посещать родину, но и писать научные статьи и публиковать их в журналах. Во-вторых, Лев Людвигович не мыслил себя без России, так как был ее патриотом не на словах, а на деле.

Встреча с Андреем Данилиным, к которому он питал искренние дружеские чувства, взбодрила Льва Людвиговича, заставила его посмотреть на мир другими глазами и преодолеть апатию, владевшую душой последние несколько дней. Снова появилось чувство уверенности в своих силах и убеждение, что он добьется-таки своего вопреки всем проискам недоброжелателей.

Вообще уже не впервые Федоров уверялся, что после встреч с бывшим инструктором по рукопашному бою у него всегда повышается настроение, уходит усталость и тоска, «растут крылья», образно говоря. И он пришел к выводу, что Данилин не просто мастер воинских искусств, но мастер жизни, прекрасный психолог, способный работать целителем, восстанавливать у людей тонус и утраченное душевное равновесие. Лев Людвигович наутро после встречи даже хотел позвонить Андрею и поблагодарить его за «лечение», но передумал. Приеду с результатами и позвоню, решил он. Надеюсь, мне удастся в конце концов свернуть горы.

В тот же день он уехал в Москву, где ему пообещали устроить встречу с одним из бизнесменов, интересующихся, по слухам, наукой, чье имя уже вошло в первую двадцатку олигархов России. Звали этого бизнесмена Иван Кежеватович Шарипов, он был одним из директоров концерна «Ямалгаз».

Приятели из числа приближенных к властным структурам не подвели.

Утром первого декабря за Федоровым к гостинице «Академическая» подъехал сверкающий лаком джип «Лексус», и Лев Людвигович впервые почувствовал себя важной персоной. Правда, ненадолго, буквально до ворот подмосковной виллы, принадлежащей Ивану Шарипову.

Он даже улыбнулся, вдруг припомнив свой визит к одному из королей российского бизнеса Олегу Дерифаксу. Ситуация повторилась даже в мелочах: у Дерифакса была точно такая же вилла – с виду, и за Федоровым он тоже прислал джип, только не «Лексус», а «Лендкрузер».

Льва Людвиговича провели через металлоискатель на входе в один из корпусов виллы, двухэтажный, из белого и бордового кирпича, с коричневой металлокерамической крышей в форме скопления конусов разных размеров, и когда он «зазвенел», велели открыть портфель. Пришлось показать охране «демонстрационный набор» и заверить, что к бомбе предметы в портфеле не имеют никакого отношения, и что он не камикадзе. Однако пропустили его в здание только после того, как портфель обнюхала собака – на предмет наличия взрывчатых веществ.

Владелец виллы Иван Кежеватович Шарипов ждал гостя в огромном холле, в котором он устроил самый настоящий японский сад камней.

– Точная копия сада Рёандзи, – сказал Шарипов, оценив взгляд гостя; подошел, пожал руку. – На меня он производит изумительный успокаивающий эффект. Не удержался, сделал себе такой же.

Федоров бывал в Японии и видел сад камней храма Рёандзи в Киото. Зрелище действительно впечатляло. Одни созерцатели видели в скоплении камней образы тигрицы с маленькими тигрятами, другие – горы, окутанные облаками, третьи – китайский иероглиф сердца на фоне моря, сам же Лев Людвигович представлял сад в виде полевых взаимодействий квантонов – мельчайших «кирпичиков» пространства, заполняющих, точнее, образующих вакуум. Некоторые группы камней почти идеально соответствовали наглядным изображениям поляризации и деформации вакуума, ответственным за электромагнитные и гравитационные свойства Вселенной.

– Я гляжу, вас заинтересовало мое невинное увлечение? – улыбнулся Шарипов.

– Как иллюстрация моих идей, – очнулся Лев Людвигович.

– На композицию лучше всего смотреть именно с той точки, где вы сейчас стоите. А вообще по словам ученых, анализирующих влияние таких садов на психику человека, пространство между камнями образует как бы ствол дерева с ветвями, что подсознательно улавливает человек. При созерцании этого «дерева» человек расслабляется, отдыхает.

Шарипов бросил задумчивый взгляд на свой сад, повел рукой.

– Пойдемте наверх, в гостиную. Не хотите оставить портфель здесь?

– Нет, он мне понадобится для беседы, – сказал Федоров.

– Как пожелаете.

Хозяин повел гостя на второй этаж виллы.

Был он молод, высок, строен, черноволос, хотя в резковатых чертах лица проглядывали славянские «мотивы»: нос луковкой, широкие скулы, серые глаза.

Гостиная Льва Людвиговича привела в состояние ступора. Ее интерьер был выполнен в стиле «нью-мобайл», и разобраться в переплетениях и пересечениях труб, крученых решеток, лент, стоек и плоскостей было трудно. Казалось, вся комната представляет собой гротескно увеличенную кристаллическую решетку какого-то минерала, едва оставляющую место для небольшого стеклянного столика, дивана и пары кресел.

– Присаживайтесь, – кивнул Шарипов на одно из бесформенных с виду зеленоватых кресел. – Шампанское, вино, ром, коньяк?

– Сок, – ответил Федоров, осторожно устраиваясь в кресле. – Вишневый, если можно.

Тотчас же одна из «молекулярных панелей» интерьера отошла в сторону, и молодой человек в белом костюме вкатил в гостиную столик с напитками. Налил гостю в широкий фужер вишневого сока, бесшумно исчез.

– Слушаю вас, – проговорил Шарипов, изучая лицо инженера. – Я навел о вас справки, Лев Людвигович, на всякий случай, вы уж не обижайтесь. Все говорят о вас как о человеке дела.

– Понимаю, – кивнул Федоров. – Шарлатанов вокруг масса, и у всех «гениальные» идеи, требующие вложения больших сумм денег.

По губам директора «Ямалгаза» скользнула улыбка.

– Рад, что вы понимаете ситуацию. Говорят, вы недавно посещали Америку.

– Да, в составе научной делегации, на симпозиуме по проблемам высшего образования.

– Какое отношение вы имеете к образованию?

– Я читаю лекции в МИФИ по основам торсионной механики.

– И что же вы привезли из Америки?

Лев Людвигович скривил губы.

– Убеждение, что уровень русской школы преподавания, особенно в области математики и физики, намного выше американского и западноевропейского.

– Никто в этом не сомневается, – улыбнулся в ответ Шарипов. – Я иногда заседаю в ученом совете при президенте и знаю проблему. Кстати, как вы относитесь к очередной попытке реформаторов от науки ввести некий «стандарт знаний»?

– Отрицательно! – качнул головой Федоров. – Обсуждаемый проект предусматривает беспрецедентное снижение уровня образования в стране! Я абсолютно согласен с академиком Арнольдом: вслед за неизбежным снижением интеллектуального уровня населения реализация этого плана повлечет за собой и снижение индустриального и оборонного уровней. «Реформаторов» надо не просто остановить и лишить всех постов, их надо посадить за решетку!

Шарипов засмеялся.

– Не слишком ли вы драматизируете ситуацию?

– Нисколько! Франция увеличила затраты на науку и образование с пяти процентов национального валового дохода до семи, а мы, наоборот, снизили в десять раз! Куда же дальше? «Реформаторы» как раз и хотят добиться очередного снижения расходов, хотя суть их «благих намерений» в другом: их планы сводятся к снижению нашего образовательного уровня до американских стандартов. Я был в Калифорнии и встречался с членами комитета по подготовке студентов и школьников, возглавляемого известным физиком Гленом Сиборгом, так вот этот комитет стал требовать от абитуриентов при поступлении в вузы следующего стандарта знаний: поступающие должны уметь делить число сто одиннадцать на три без помощи компьютера.

Шарипов с недоверием посмотрел на гостя.

– Вы серьезно?

– Более чем, – кивнул Лев Людвигович. – Но и этот уровень для американских школьников оказался непосильным, поэтому вашингтонские федеральные власти потребовали отменить эти «антиконституционные и расистские» стандарты. Есть примеры и похлеще. По статистике Американского математического общества, в нынешних Штатах разделить число «одиннадцать вторых» на число «одна четвертая» могут от силы два процента школьных учителей математики. Представляете? И вот теперь нам предлагают стать такими же «образованными», как американцы! Впрочем, и европейцы недалеко ушли от этого уровня. Один студент-математик четвертого курса Второго парижского университета спросил меня на экзамене по теории динамических систем: «Скажите, пожалуйста, дробь четыре седьмых больше или меньше единицы»?

Иван Кежеватович снова засмеялся.

– Не может быть!

– Может, к сожалению. Так что я готов подписаться под любым письмом президенту, чтобы образумить наших мракобесов из Минобразования. Это не что иное, как диверсия, попытка направить Россию по пути уничтожения образования, науки и культуры. Принятие идиотских «стандартов» нанесет огромный ущерб государству. Наверное, даже больший, чем «утечка мозгов» за границу.

– Да, это в нынешние времена тоже большая проблема. Хотя мы пытаемся ее решить.

– Каким образом?

– Летом я у себя в Ямало-Ненецком округе выдал наиболее одаренным выпускникам школ вместе с аттестатами еще и специальные сертификаты. Те из них, кто останется в округе, а не уедет за рубеж, через пять лет получат по две тысячи долларов.

– Я слышал о подобном эксперименте в Нижнем Новгороде. – Лев Людвигович с интересом посмотрел на собеседника. – Но не очень верю, что идея сработает.

– Тем не менее что-то в этом направлении делать надо, раз государство ничего делать не желает.

– Согласен.

– А вы, оказывается, патриот России, – сказал Шарипов с некоторым удивлением.

– Это плохо?

– Почему же плохо, это хорошо. Слава богу, в этом плане в стране начали появляться носители национальной идеи. По крови я наполовину мордвин, наполовину украинец, но по духу – русский, так что хорошо понимаю ваши чувства. Но к делу. О чем вы хотели поговорить со мной?

– О будущем.

Шарипов с сомнением приподнял бровь.

– О моем? Или о вашем?

– О будущем всего человечества.

– Тогда вы обратились не по адресу. Хотя если это шутка…

– Я редко шучу на деловых встречах. Здесь – расчеты и описание проектов. – Лев Людвигович достал из портфеля красную папку. – Не хотите взглянуть?

– Расчеты чего?

– Расчеты У-реактора с практическим выходом энергии до тысячи мегаватт и летательного аппарата на базе УКС.

– Что такое УКС?

– Теория упругой квантованной среды, разработанная моим учителем Владимиром Семеновичем Леоновым.

Шарипов снова шевельнул бровью, но папку взял. Открыв, начал рассматривать схемы и рисунки, нашел текст.

– Читайте только резюме, – посоветовал Федоров. – Этого пока достаточно. Я тоже наводил о вас справки, прежде чем идти к вам на прием, и мне понравился ваш деловой подход. Если вы рискнете вложить в эти проекты не такие уж и большие средства, отдача будет во сто крат больше. Это я вам гарантирую. У-реакторы могут быть какой угодно мощности и размеров. Их можно ставить хоть на автомобили, хоть на корабли, хоть на самолеты. А моя «летающая тарелка» способна долететь до Марса за сорок два часа.

Шарипов дочитал пояснительную записку, вскинул на гостя глаза, в которых сквозь сомнения и колебания просверкивал огонек заинтересованности.

– Вы серьезно предлагаете мне вложить капиталы в эти проекты?

– Абсолютно, – кивнул Лев Людвигович. – Для начала хватит ста тысяч «зеленых» – для создания лаборатории и проведения полномасштабных экспериментов. Хотя я спокойно приму любое ваше решение. Отфутболивали меня много раз и на разных уровнях, так что я уже привык. Тем не менее хотел бы, чтобы ко мне не относились как к сумасшедшему.

– Это будет нелегко, – улыбнулся Иван Кежеватович. – Особенно после заявления о полете на Марс за сорок часов.

– Сорок два часа – не предел, этот срок просто отражает нынешнее состояние техники и материаловедения. В будущем длительность полета можно будет сократить вдвое.

– Тем более.

– Я понимаю, – усмехнулся Лев Людвигович. – Наверняка вам уже приходилось сталкиваться с разного рода фанатиками и псевдоучеными, обещающими грандиозную прибыль. Теоретическую. Я же – практик. У-реактор в действии я вам показать не могу, первая модель сейчас находится в Минске, а вторую я недоделал из-за отсутствия финансирования. Но модель «летающей тарелки» могу продемонстрировать.

– Она у вас с собой?

– Естественно. – Лев Людвигович вытащил из портфеля коробку из-под электроутюга. – Это уже второй образец. Первый я подарил генеральному директору концерна «Энергия». Все надеялся, что его заинтересует мой проект.

– Не заинтересовал?

– Увы. Ракетные технологии для наших космофирм гораздо привычнее и надежнее, да и поддерживаются на государственном уровне. Мои технологии для ракетчиков – темный лес, а конкурентов они не любят.

– Конкурентов никто не любит.

Лев Людвигович открыл коробку и достал оттуда обычную детскую юлу, только без центрального стержня.

– Вот мое творение.

– Юла?!

– Энлоид – летательный аппарат на базе сферической деформации вакуумного поля. Внутри – гироскоп, батарейка «Крона», чип и устройство возбуждения поперечных квантовых осцилляций. То есть, по сути, генератор гравитации. Очень маломощный, конечно.

– И это – летает?

Вместо ответа Лев Людвигович установил юлу на специальной подставке с конической выемкой, вытащил из портфеля пульт дистанционного управления и нажал кнопку включения аппарата.

Тонко свистнул гироскоп, разгоняясь до нужной скорости.

Подождав минуту, Лев Людвигович нажал другую кнопку.

Генератор изменил вакуумную плотность над юлой, и она вспорхнула в воздух как пушинка, словно внезапно потеряла вес. Поднялась к потолку гостиной, где сходились косые решетки и плоскости, образуя своеобразный шатер.

Лев Людвигович слегка уменьшил скорость вращения гироскопа, и юла начала плавать в воздухе, стукаясь иногда о металлические детали интерьера.

– Неплохой фокус, – хмыкнул Шарипов.

– Это не фокус, – возразил Федоров. – Конечно, в модели нельзя реализовать полную антигравитацию, для этого нужны другие мощности и сдвоенные торсионы, однако принцип тот же. Генератор изменяет квантовую плотность вакуумного поля, возникает градиент силы, и объект начинает двигаться в сторону отрицательного градиента. В пояснительной записке есть схема…

– Я видел. Значит, вы утверждаете, что открыли антигравитацию?

– Антигравитация – иллюзия, я создал летательный аппарат, использующий базовые эффекты УКС – деформацию и поляризацию вакуума. Но выглядит энлоид как описанный сотни раз в фантастических романах антиграв.

– Как долго он будет летать? – полюбопытствовал Шарипов, наблюдая за эволюциями юлы.

– Пока не кончится заряд батарейки. В этой модели я не стал монтировать управляющий контур, для демонстрации эффекта достаточно и просто подъема, но в принципе нет никаких препятствий для создания управляемого аппарата. У себя в деревне я строю «тарелку», способную поднять человека. Скоро она полетит.

– На какую высоту?

– На любую. Хоть за пределы атмосферы.

Иван Кежеватович покачал головой, налил себе соку.

– Неужели наши вояки отказались от этой штуки? Ведь антигравитационные двигатели – мечта всех транспортников, это переворот в технике, тем более – военной. Если только и в самом деле – не фокус.

– Можете не сомневаться. Хотя военных можно понять: с фантазией у них всегда были проблемы, а рисковать креслом не хочет ни один генерал.

– Идиотизм!

– Полностью с вами согласен. – Лев Людвигович выключил игрушку, юла тихо спланировала на пол. Он упаковал ее в коробку, выжидательно посмотрел на директора «Ямалгаза». – Вас это не заинтересовало?

– Как раз наоборот, – не согласился Шарипов. – Это революция в технике, колоссальный прорыв…

– И вы будете первым, кто оседлает этого коня.

– Допустим, я рискну… – Иван Кежеватович почесал горбинку носа, оттянул губу. – С чего начать? Меня же могут запросто придавить коллеги по бизнесу, получающие прибыль с продажи традиционных энергоносителей…

– Это уже детали.

– Для вас, может быть, и детали, для меня – вопрос безопасности, – слабо улыбнулся Иван Кежеватович. – Пожалуй, начну я с поддержки на правительственном уровне, позвоню Лойману…

– Кто это?

– Замминистра энергетики. Потом встречусь с… ладно, не буду вас больше задерживать. – Шарипов встал. – Это мои проблемы. – Он достал мобильный телефон, набрал номер, подождал ответа. – Куда он подевался, хотел бы я знать?

– Кто?

– Борис Абрамович… – Шарипов поймал взгляд гостя, добавил: – Я имею в виду Лоймана. – Позвал: – Саша, зайди.

В гостиной объявился давешний молодой человек в белом.

– Найди мне Бориса Абрамовича.

– Слушаюсь, Иван Кежеватович.

Шарипов кивнул на портфель Федорова:

– Вы оставите ваши доказательства?

– Конечно, у меня есть несколько копий на дискетах и комплект записки.

– А юлу… э-э, то есть энлоид?

Лев Людвигович посмотрел на коробку с моделью «летающей тарелки», поколебался немного, потом махнул рукой.

– Пусть остается. Но через пару дней я ее заберу.

– Двух дней мне будет достаточно для консультаций. Просто мне хочется произвести впечатление на господ чиновников. Как она управляется?

Федоров показал собеседнику нужные кнопки на пульте управления, и Шарипов проводил гостя к выходу.

– Куда вас отвезти, Лев Людвигович?

– Обратно к гостинице, если вас не затруднит.

– Ответ я вам дам завтра после обеда.

– Спасибо, буду ждать.

Охранники усадили инженера в джип, и он уехал.

Шарипов проводил машину задумчивым взглядом, передернул плечами – на улице было довольно холодно – и вернулся в здание. Несколько минут забавлялся новой игрушкой, запуская юлу. Пробормотал:

– Чем черт не шутит? Вдруг это и в самом деле великое открытие? Почему бы не стать первым, кто начнет его эксплуатировать?..

Зазвонил мобильный телефон.

– Слушаю, – поднес трубку к уху Шарипов.

– Ты меня искал, Иван?

Это был Лойман.

– Появилась интересная идея, Борис Абрамович. У меня только что побывал один творческий чудак, оставил проект и действующую модель летательного аппарата. Не хочешь взглянуть?

– Кто был?

– Лев Людвигович Федоров, инженер, кандидат технических наук, слышал о таком?

– Еще бы, он нам все пороги пооббивал, пытаясь доказать, что он гений, и требуя открыть финансирование для создания холодно-ядерного реактора нового поколения.

– А мне он показался вполне адекватным человеком.

– Наплюй и забудь! Это псих.

– Значит, не приедешь?

– У меня нет времени заниматься псевдонаучной галиматьей. И тебе не советую. Не суй нос в это дело, прищемят. Все, пока, я на совещании в главке, времени нет. Забегай как-нибудь, побеседуем.

В трубке засвиристели сигналы отбоя.

Шарипов выключил телефон, полюбовался плавающей по комнате юлой, покачал головой.

– Что-то ты больно категоричен, Абрамыч. Да и проговорился, напомнив о чьих-то интересах. Как еще понимать твое: «не суй нос в это дело, прищемят»? Выходит, дело-то существует? Иначе за что будут мне нос прищемлять? Нет, тут разобраться надо. Уж не хочешь ли ты сам снять сливки, начав раскрутку проекта? Или наоборот – закрыть его наглухо…