Посредник

Интерлюдия I

Положив оружие на колени, Вомбат с Димой сидели на пригорке, поросшем короткой колючей травой. Когда прут ядовитые лягушки, только и остается, что курить, пережидая, пока кончится это нашествие. Где-то позади тихо и зло чертыхался Цукоша, пытаясь из ошметков ботинка связать хоть какое-то подобие обуви.

Скользкие лиловато-серые твари шли плотным строем шириной метров шесть – ни перепрыгнуть, ни перешагнуть. Цукоше здорово повезло, что на нем оказались толстенные десантные ботинки. Поэтому его попытка перемахнуть лягушачью процессию закончилась только разъеденной подошвой. Можно не спрашивать, попал ли яд на кожу, – тогда минут двадцать назад все бы уже остались без врача. Собственно, любой член Команды и швец, и жнец, и на дуде игрец, но такого специалиста по местным болезням, как Цукоша, не найти ни в Штабе, ни в Поселке, ни даже в Тоннелях, где, говорят, есть вообще все, что угодно…

– Слушай, ну и какого рожна ты полез? – лениво спросил Дима, даже не оборачиваясь. Сигарета в его пальцах дымилась уже полчаса, не меньше. За это личное достижение Стармеха все курильщики Команды уважали его, словно изобретателя колеса.

– Знаешь, – признался как-то Пурген, – завидую я тебе. Экая головища! А вот у меня с логикой плохо. Я бы, наверное, только и смог бы, что какой-нибудь идиотский табачный ларек посредь леса придумать или там дерево, ну, с пачками «Родопи», значит… А у тебя просто – долгоиграющие сигареты. Здорово…

– Нет, Пургеша, – ласково возразил ему тогда Дима, – если бы у меня действительно было хорошо с логикой, я б придумал, что бросил курить.

Подошел Саня, с завистью – эк, и ловко же он! – поглядел, как вкусно выпускает кольца дыма Стармех, и от нечего делать так же лениво, как и сам Дмитрий, съязвил в сторону Цукоши:

– Да, старый, до Боба Бимона тебе как до той башни…

Трепались, убивая время ничего не значащей болтовней. Обычно же в походе говорили редко. Да и что можно обсуждать с людьми, думающими мысль в мысль с тобой, чье любое движение ощущаешь как собственное?

Ну вот, лягушки, кажется, заканчиваются.

– У-у, блин, твари, – почти ласково проводил квакуш Дима. – Отошли…

Вомбат покосился на Цукошу – кажется, тот уже в порядке. Глянь-ка, соорудил вполне приличную обмотку. Толстая. До Просеки точно дотянет, а там старых автомобильных шин навалом. Новую сделаем.

– Давай-ка, толстый, поднимайся! – Грубовато, конечно, зато по делу. Обычный стиль Вомбата. При случае мог он приложить так, что даже у Стармеха розовели уши. Жестковатые мимолетные клички и постоянные прозвища Командира всегда оказывались настолько меткими и по делу, что мужики никогда не обижались. А иногда – например, после суточного перехода, повалившись без сил на землю в какой-нибудь особенно мерзкой дыре вроде Гнилого Подвала в Усть-Вьюрте, – даже ждали, какими греющими душу словами встретит Вомбат падающих с потолка слизняков.

Встали. Автоматы за спину. Вомбат свой карабин повесил на шею, так чтобы можно было в любой миг пальнуть от бедра. Сегодня идем почти налегке – только самый минимум продуктов. Если все окончится хорошо, назад двинем навьюченные, как целый караван ишаков.

Первым свист уловил Двоечник и, охнув, схватился за затылок. Звук начал быстро нарастать. Удача, ах какая все-таки удача, что лягушки задержали Команду на холмах. Через час мы бы уже топали по равнине, а там… На ровном месте спасения от саунд-волны, как известно, нет. Но первая же возвышенность, принимая волну на себя, гасит колебания практически без отражения. Это все, конечно, теория. А практика проста: если наверху – живо вниз! Дальше действовал уже не мозг. Тренированное тело моментально сложилось в клубок, руки втянуты в рукава, подбородок поплотнее – к груди, падаешь на бок и быстро, кубарем вниз. Голову при спуске поднимать категорически не рекомендуется во избежание расставания с оной.

Все. Доехал нормально. Целую крепко. Ваша репка. Вомбат как следует пропахал колючий склон и теперь лежал лицом в небо, очень хорошо представляя себе ощущения яблока, натертого на мелкой терке. Покосился в сторону – на вершине холма все еще стояло зыбкое марево, совсем как над разогретым асфальтом. Тихо так. Все правильно, слух вернется минуты через три-четыре. Обычное последствие саунд-волны, но каждый раз Вомбат с трудом подавлял желание заправить обратно в уши вывалившиеся мешочки барабанных перепонок. Уж очень живо он себе это представлял.

Командир быстро огляделся, хотя чувствовал – скатиться успели все.

– Почему я не Илья Муромец? – глухо пробурчал рядом Пурген. – Давно пора с этим Соловьем-разбойником разобраться…

Шутка была дежурная, но заржали все. Далее должен был следовать отзыв. Обычно первым откликался Азмун, но сейчас он чего-то молчал, видно, треснулся при падении сильно. Вомбат немного подождал, приподнял голову и, дабы не нарушать традиции, отозвался:

– Да из тебя, Леня, Илья Муромец, как из дерьма – пуля.

Тут оказалось, что традиции почитали все. Фразу одновременно и стройно произнесли три голоса. Командир терпеливо подождал, когда мужики успокоятся – последним еще несколько минут кудахтал сам Пурген, – и прежним суровым голосом скомандовал:

– Все, завязали. Подъем.

До Просеки оставалось часа полтора ходу.

Раньше это был один из самых спокойных участков, или, как говаривал Стармех, «интервалов». Позади – Вредные Холмы, на которых всегда что-нибудь да случалось (вот на сей раз звуковая атака там застала), позади – лягушки (хорошо, что лягушки… а то мог и кое-кто похуже подвернуться). Теперь топай себе, километры считай. Вот только вправо, к полям, забирать не рекомендуется. Для здоровья вельми опасно. Потому как там – малый джентльменский набор удовольствий: Бешеные Пни, Борозда, в которой кто-то живет… да такой, что встречу с ним еще никто не пережил, а кроме них, те, кто и Пней, и Борозд, и даже Горелых Вагонов опаснее, – люди. И тоже с карабинами.

Влево, впрочем, забирать тоже не рекомендовалось. Один в этих местах путь. Одна тропа. Прямиком – к Просеке. И много кто по ней ходит.

…Вомбата спасла только отточенная годами тренировок реакция. Двоечник еще хлопал длиннющими ресницами, Стармех только поворачивал голову, Пурген закрывал рот, Азмун округлял глаза – а карабин в руках Командира уже коротко плюнул огнем.

Всем хороши автоматы, когда против людей. А здесь, на подступах к Горелым Вагонам, все-таки большей частью иные цели на мушку лезут. Да такие, что на них не пулька, а гранатомет «шмель» нужен. Тот, который с объемным взрывом. Бетонный гараж от попадания его гранатки моментом складывается внутрь, точно карточный домик. Но Вомбат никогда не изменял старому доброму «симонову». Переделан, конечно, под мощный патрон – и стальной рельс запросто насквозь прошивает.

Миг спустя судорожно закашлял десантный «калашников» доктора. Следом за ним открыли огонь Пурген и Дима. Двоечник, как самый хилый, шел почти налегке. Древний «ТТ» – и все.

Из черных скользких зарослей (сколько на них солянку пополам с серной ни лей, все равно живые, гады, – мутировали) вырвались четыре мохнатых клубка. В атаку они бросились беззвучно, и Команде скорее всего тут же и настали бы кранты, если бы инстинкт Вомбата не заставил его навскидку всадить тяжелую пулю со смещенным центром тяжести (такая, попав, в кашу перемалывает внутренности) в совершенно невинную на первый взгляд кочку. Кочка взревела дурным голосом, выпростала четыре мощные кривые лапы, распахнула розовато-серую пасть с зубищами белой акуле впору и маханула прямо к обидчикам. А следом за ней – еще трое.

Группсы. Они же – медвепсы. И откуда только такая помесь могла возникнуть? А впрочем, все законы Менделя и Дарвина уже давно к черту полетели. Возьмите злобность питбулей, хитрость фокстерьеров, ум овчарок, прибавьте силу, почти равную медвежьей, впихните все это в очень крупного дога, грудь ему расширьте вдвое, дайте медвежьи когти и лапы, несообразную пасть, какую только в ужастиках увидишь, тушу покройте густым мехом (легкие пули, бывало, так в нем путались, что застревали сразу в подкожном жиру, не причиняя вреда) – и получится настоящий медвепс. Впрочем, нет, не получится. Поскольку тварь эту представить можно, лишь столкнувшись с ней нос к носу.

Вомбат стрелял, ведя ствол за ближайшим зверем. В твари уже сидело самое меньшее шесть пуль, левую часть головы разворотило в кашу, однако медвепс все еще бежал, и Вомбат знал: бестия успокоится, лишь только запустив клыки и когти в глотку убийцы или если ее попросту разорвут на куски.

Левую переднюю лапу медвепса оторвала только последняя в обойме, десятая, пуля. Рука уже сама оттягивала затвор, впихивая в пазы новую обойму, а медвепс со всего размаху хряпнулся оземь.

Еще одну тварь стреножил Стармех. Длинная очередь подрезала лапы группсу, раздробив суставы. Двое уцелевших, хрипло и яростно взлаивая, отступили. Понятно: им обед на сегодня обеспечен. Свои же сородичи. Такое же мясо, ничуть не хуже человечьего…

На прощание Вомбат прицельно разнес глазницу одному из трупоедов.

Ну все, разошлись. Тот, что остался, не сунется больше. Ему там хавки с избытком хватит. Того, одноглазого, не сегодня-завтра точно сожрет. Со стороны слепого глаза подкрадется – и привет дровосекам.

Держа оружие наготове, отступали. Двоечник отер пот со лба, заткнул пистолет за ремень.

– В кобуру убери, – строго приказал Вомбат. – Мы не в кино снимаемся!

– Ладно… все, нет их. Тот, который цел остался… ушел.

Да какой он целый! Азмун с Пургеном не меньше дюжины пуль в него всадили – и что? Покровит, покровит – и все. А потом пули сами выйдут. Или в том же подкожном жиру застрянут. Командир помнил, как одного такого «старика» им свежевать пришлось. Полсотни свинцовых дур насчитали. А бегал ре-е-езвенько!

– Р-разобрались! – скомандовал Вомбат. – Саня! Как у тебя?

– Чисто, – откликнулся Двоечник. – Песики все живое на пару километров вокруг распугали…

Что распугали – это хорошо. Значит, до Просеки можно идти более-менее спокойно. Медвепсы порой надежнее миноискателя. Значит, бродячих курочек можно уже не бояться. Да и прыгуны медвепсов за три версты обходят.

Дорога знакомая, последний раз здесь ходили неделю назад, никаких неожиданностей после группсов вроде быть не должно. Но настроение какое-то дурное. Предчувствие не предчувствие, мандраж не мандраж… Вомбат быстро оглядел ребят. Народ явно расслабился. Как и всегда после пальбы. Дима закурил свою долгоиграющую – обычно на переходе он себе такого не позволяет. Леня что-то самозабвенно жужжит Цукоше, как всегда вытягивая шею и подскакивая на ходу, словно ребенок после зоопарка. А вот Саня хмурится. Ага, тоже что-то чует.

– Санек. – Командир чуть замедлил шаг. Сейчас нужно говорить безразлично, даже вяло. Двоечник – человек тонкий, врубается быстро, но и паникер не слабый. А главное – ребят может завести на сорок пять оборотов. – Откуда мрак? Упал неудачно?

– Не… – Саня и так всегда скрипит, как пасту из тюбика выдавливает, а сейчас и вовсе паста кончилась. – Влево надо забирать…

Продолжения не последовало, но мужики услышали и тоже насторожились. Вчера ночью план перехода обсудили до миллиметра. Еще удивлялись, до чего ровный получился отрезок. Трехчасовой запас времени, правда, сожрали лягушки, но и до Просеки уже оставалось – чуть. Вомбат мысленно развернул карту. Нет, что-то Двоечник мудрит. Влево соваться никак нельзя. Там Новое Русло, сейчас оно как раз метрах в двухстах. Командир сам видел, что остается от человека в костюме химзащиты при падении в воду. Сам туда, конечно, не полезешь, но вот желающие помочь могут найтись, а самое главное, вода в Русле, похоже, живая – то и дело на берег языки длинные выбрасывает, добычу ищет. И далеко ж, бывает, зараза, выбрасывает! Бродячих курочек и группсов только так ловит. И до чего ж хитрющая! Никогда добычу без остатка не сгложет, хоть чуть-чуть гнилого мяса на костях да оставит. И на берег выбросит, вроде как приманка. А курочки с группсами тут как тут… вот и тягаются, кто быстрее… А вот на быстряков река не действует. Ни на полстолечка. Вползают, переползают, чуть ли не купаются. И вот ведь что удивительно – против того же быстряка кислотная граната – самое милое дело…

Дальше вообще атас: Железка, Гаражи, Горелые Вагоны… Чума, одним словом. И близко, отвратительно близко ТЭЦ. Вомбату вдруг показалось, что у него за щекой медный пятак.

– Влево надо уходить… – с тоскливой безнадежностью вновь проскрипел над ухом Двоечник, и только теперь Вомбат допер взглянуть вверх.

– Стоп. – Сглотнул, отметив, как закопошилась в животе изжога. – Ну, Саня, ну, ты монстр! Я ведь даже внимания не обратил на цвет тучи. Неудачный сегодня день, нехороший. Двоечник прав – сваливать надо.

Чуть повернул голову, чтобы слышали все. Не торопясь, но сжато, рублено:

– Изменения в маршруте. Уходим влево. Дистанция четыре шага. Я – первый, Двоечник за мной, Стармех замыкающий. – Взгляд Сани выражал уже полнейшее отчаяние. – Бегом.

Бежали тяжело. Казалось, уварившиеся мозги болтаются в башке, как в кастрюле. Вомбат автоматически замедлил шаг, огибая сыпучий склон. Так же, не раздумывая, прибавил скорости и с остервенением врубился прямо в черные заросли. Чуть не разодрал щеку веткой – вовремя пригнул голову. Если этими черненькими веточками поцарапаешься – сепсис почти гарантирован. Если только не применить немедленной ампутации… Шучу, шучу, конечно…

Недоумение за спиной уже сменилось полным пониманием. Молодцы, даже дыхание не сбили. Ровно идут, как всегда, в ногу, что удивительно, если учесть разницу в росте Цукоши и Лени, например.

Не глядя на небо. Под ноги. Под ноги. Левой. Правой. Держи темп. Не оцарапайся. Локтем сбивай ветки. Легко говорить, когда всей спиной чувствуешь белый от страха взгляд Сани и его паническое желание обогнать Командира и припустить что есть мочи – не важно куда, важно побыстрее! Спокойно, спокойно, приятель, держись в строю. Еще метров триста – и ты спасен. Кого это я уговариваю? Вомбат не успел удивиться своим мыслям, внезапно вылетев на открытое пространство. Заросли кончились.

Да, похоже, Трубу в этом месте здорово припечатало. Дыра на месте разрыва до жути напоминала ухмыляющийся рот. А вот чего мы не учли, так это высоты. Секунду Команда стояла, задрав головы, а через две Саня уже карабкался на плечи Азмуна и цеплял веревку за рваный, искореженный край Трубы. Командир успел последним ввалиться внутрь за несколько мгновений до того, как зашуршали первые мелкие капли. Нормально, успели. В очередной раз прошмыгнули мимо безносой старухи с косой.

– Оружие проверить! – рявкнул Вомбат.

Нельзя расслабляться. Труба – это, конечно же, не Железка и уж тем более не Горелые Вагоны, но и не считающиеся почти мирными Гаражи, где, говорят, какие-то чудики на букву «м» даже жить ухитряются. Но варежку разевать тут тоже не стоит. Ежели Ржавый Червяк тобой заинтересуется… или еще кто похуже… Тут Вомбат пожалел, что нет у них огнемета. Не дает его Квадрат, хоть плачь. И гранатомета «шмель» не дает. Вот «симонов» с мощной оптикой – это пожалуйста. И оптика притом первоклассная: как ни крути, как ни верти карабин, как ни кидай – не сбивается прицел, и все тут.

Слабенький моросящий дождик, вечная примета северной столицы, выглядел совершенно безобидно. Даже странно: с чего это пятеро здоровых мужиков отсиживаются в Трубе – чай, не сахарные. Остро запахло жареными семечками. Дождик оказался еще тем. Даже черные скользкие, ко всему привычные кусты-мутанты судорожно задергались, точно пытались увернуться от падающих с неба капель. Вомбат невольно поднял глаза. Да нет, Трубу делали на совесть. Ей никакие кислотные дожди не страшны.

– Хотел бы я знать, сколько сейчас тут пэ-аш, – мечтательно протянул Пурген, глядя на корчащиеся под дождем ветки, – интересно было б кислотность прикинуть…

– Слушай, молчи уж, исследователь хренов! – Азмуна аж перекосило от злости. – Не умничай! А если очень интересно – высунь палец, по степени ожога я тебе сам прикину с точностью до десятой.

Никто даже не улыбнулся. К тому же не факт, что Азмун пошутил.

После долгого рассеянного молчания (изредка кто-нибудь мельком поглядывал на Двоечника, пытаясь по его лицу определить, надолго ли дождь) Командир громко откашлялся, призывая к вниманию.

– Ну что, какие у кого варианты?

Сострил, называется, блин горелый. Варианты! Кое-что из серии: «Вам электрический стульчик или гильотинку?» Минуты три все бестолково орали друг на друга. Многократно отраженные от стенок вопли наполнили Трубу, она загудела, задрожала и, верно, развалилась бы, не гаркни Вомбат громче всех нечто короткое и непечатное. Все. Очнулись. Заткнулись. Устыдились.

– Детки малые, – Вомбат на всякий случай решил подбавить строгости, – пионеры-скауты, «Зарницу» вспомнили? Макулатуру собираете? Саня, что там с дождем?

И без того бледное лицо Двоечника стало чуть ли не прозрачным от напряжения.

– Скоро усилится… Но тучи идут уже другие… Светлые…

С уважением поглядывая на напрягшегося Саню, Цукоша попытался выглянуть наружу. Стармех тут же рывком усадил его на место и, верно, маленько переборщил: тот въехал головой в стенку. «Бом-м-м», – глухо и долго отвечала Труба.

– Вот и половину пробило, – тихонько прокомментировал Леня, но тут же состроил виновникам шума жутко зверскую рожу.

– Кислотную тучу уносит на север, – вдруг спокойно и бесстрастно заговорил Двоечник, полуприкрыв глаза. – Облачность плотная, там еще дня на два дождей.

– Идти скоро можно будет? – Командир и сам бы ответил на этот вопрос, но нарочно подставлял Саню. Двоечник лучше всех чует, что там с атмосферой, пусть и выводы сам делает – все-таки член отряда, а не барометр ходячий. Если сейчас Саня скажет, что дальше идти нельзя, нужно отсидеться, опять поднимется шум, кто-нибудь наверняка ляпнет: «А поползли-ка, мужики, по Трубе». Пусть решают. Лично я бы ни за какие туда не сунулся. Но на сей раз, похоже, другого выхода нет. Опять же мужикам в демократию поиграть приятно. «Психология», – одобрил бы Леня.

«Слушали». «Постановили». Идем по Трубе. Следующий разрыв у нее аккурат подле Гаражей. Вомбат усмехнулся. Он даже мысленно представлял это слово написанным с большой буквы. Что поделаешь, если уже давно вереница некогда вожделенных бетонных вместилищ для машин превратилась в самостоятельный географический пункт. Командир страшно гордился изобретенным афоризмом: «Чем сложнее время, тем проще названия».

Э нет, ребята, здесь порядок прохождения другой. Тут командир с шашкой наголо на горячем коне ни к чему.

– Первым пойдет Стармех. Я – за ним. Потом Пурген, Саня, Азмун – замыкающий. Объяснить? Объясняю. Хрен его знает, что там впереди, в этой железной кишке.

– Ясно что, – хохотнул Цукоша, добавив пару слов по-латыни.

– У Димы отличная реакция, к тому же у него полные карманы всяких полезных штучек, умеющих очень вовремя взрываться. Двоечник с Азмуном прикрывают. – Остальное не для микрофона: если позади будет что-то не так, Двоечник моментально почувствует. А Цукоша помешает ему наделать глупостей. Впрочем, всему свое время. – Отдых закончить, проверить снаряжение. В случае чего огонь открываем мы с Азмуном.

Все сразу захлопотали, засуетились, потому что решить-то решили, но особой радости от предстоящего по меньшей мере километрового перехода по железному тоннелю высотой чуть больше метра никто не испытывал. К тому же о Ржавом Черве наслышаны были все без исключения. Ну и что – «раньше не попадался»? Раньше не попадался, а теперь вот возьмет и попадется! Из вредности!

Дима шел легко, профессионально плавно переходя от стенки к стенке, иногда помогая себе руками. Он здорово напоминал то ли краба, то ли паука. Несмотря на эти пижонские финты, стармеховский фонарик, не суетясь, выполнял свою работу, прохаживаясь по ржавым стенкам Трубы. Кто-то сзади сквозь зубы тянул знакомый мотивчик. Спокойно идут мужики. Правильно. Труба – она Труба и есть. Выведет куда надо. А про Червя… Так на Окраинах каких только баек не наслушаешься… А дождь и впрямь усилился. Ишь как по железу барабанит.

Железо это тоже… неправильное какое-то. Ему бы давно ржавой окалиной рассыпаться, а оно стоит себе – и хоть бы что.

Несколько мгновений Вомбат позволил себе поразмышлять на эту тему, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься от того ужаса, что внушала ему Труба.