Византийский путь России

Русские под Константинополем

Император Юстиниан воевал со всей планетой ― в Европе, Азии и Африке; в пылу грандиозных сражений и походов, имевших целью восстановить Римскую империю, он проглядел одну мелочь. На Балканах заявила о себе еще одна сила; «с того времени, как Юстиниан принял власть над Римской империей, гунны, славяне и анты, делая почти ежедневно набеги, творили над жителями этих областей нестерпимые вещи. Я думаю, ― утверждает Прокопий Кесарийский, ― что при каждом набеге было убито и взято в плен римлян по 200000 человек, так что эта страна повсюду стала подобной скифской пустыне».

Войска Юстиниана периодически выбрасывали славян и болгар за Дунай, но нашествия повторялись все чаще и чаще. Так возник славянский вопрос, а в следующем столетии он станет для Византии первостепенным.

Славяне облюбовали уголок Европы и не собирались его оставлять. Даже отпор Византии не мог ничего изменить: территория старых римских провинций обезлюдела и была обречена на заселение новым этническим элементом. Первое знакомство было не слишком дружелюбным, но Византия добивалась нужного результата различными способами.

В империи широко практиковалась политика переселения народов, ― отчасти ее копировал Советский Союз, она не потеряла актуальности и для сегодняшней многонациональной России. Но если сталинская перетасовка народов осуществлялась насильственными методами, то византийцы старались заманить требуемую национальность в нужное им место лучшими условиями проживания. Император Юстиниан II переселил 30 тысяч славян из Македонии в Малую Азии, впоследствии они использовались для борьбы с арабами. Византия, как никакая другая страна, умела извлекать максимальную пользу из международной ситуации. И потому о византийцах ― блестящих политиках ― и по сей день бытует расхожее мнение, как о людях необычайно коварных.

Иногда политика переселений и дроблений народов, имевшая целью сохранить межнациональный мир, приносила неожиданные плоды. Таким сюрпризом стало восстание Фомы Славянина, вспыхнувшее около 820 г. и потрясшее империю до самого основания. Кроме славян, переселенных в Азию, в нем участвовали грузины, армяне, персы; в союз с Фомой вступил Арабский халифат, на его сторону перешел флот Эгейского моря. Вскоре в руках Фомы Славянина оказалась почти вся Малая Азия; около года восставшие осаждали Константинополь. И тут, каким-то непостижимым образом, в числе союзников гибнущей Византии оказались болгары… Фома Славянин вскоре попал в плен, был выдан императору и казнен.

Далее Византийскую империю ожидали лучшие времена; ее последний подъем и расцвет связан со знаменитой Македонской династией (867 – 1057 гг.), основанной выходцем из македонских крестьян Василием I. Болгары еще получат страшную «благодарность» от византийцев.

И все же надо признать очевидную истину: война не являлась излюбленным рычагом византийской политики. Это обстоятельство кажется странным, так как с самого рождения Византия заявила претензии на мировое господство и не отказывалась от них даже в трудные для страны времена…

Великий город манил своими богатствами, казалось, все народы планеты. Как только какое-то племя собирало приличную дружину, то считало своим долгом навестить столицу мира. Росы (русы) не стали исключением; первый их поход на Константинополь связывается с именами князей Аскольда и Дира. В 860 г. они приблизились к византийской столице на двухстах судах. Согласно сведениям летописей, вместимость русских судов X в. составляла от 40 до 100 человек, и значит, в походе участвовало не менее 8000 тысяч воинов.

Нашествие росов принесло немало бед византийцам, и современник событий ― патриарх Фотий ― оценивает вторжение северного народа как наказание Византии за грехи:

«Что это? Что за гнетущий и тяжкий удар и гнев? Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская?… Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град…»

В своей гомилии (проповеди) Фотий уподобляет вылазку росов национальному бедствию:

«Горе мне, что вижу народ жестокий и дикий безнаказанно обступившим город и грабящим пригороды, все губящим, все уничтожающим ― поля, жилища, стада, скот, жен, детей, стариков, юношей ― все предающим мечу, не слушая никаких воплей, никого не щадя. Погибель всеобщая! Как саранча на ниву и как ржа на виноградник, точнее ― как вихрь, или буря, или ураган, или не знаю что еще, обрушившись на нашу землю, он погубил целые поколения жителей. Блаженны те, кто пал жертвой кровавой руки варвара, ибо, погибнув, они тем скорее избежали переживания охвативших нас отчаянных бедствий…»

Набег стал полной неожиданностью для Константинополя, византийцы были поражены наглостью народа, который до тех пор считался незначительным и далеким. Северные воины разграбили окрестности столицы, разорили предместья, свирепо перебили оказавших сопротивление ромеев и безнаказанно окружили город. После этого византийцы и вовсе упали духом.

Видимо это была первая попытка росов заявить о себе на международной арене. «Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчет, народ, причисляемый к рабам, безвестный ― но получивший имя от похода на нас…», ― пишет патриарх о неожиданной грозе Константинополя.

Фотий говорит, что росы добровольно прекратили осаду и расценивает это как чудо. Напрашиваются более реальные причины: таким количеством воинов взять Константинополь не представлялось возможным, а добычи росы немало взяли в предместьях столицы. Другие авторы утверждают, поход росов был не столь удачным. Они потеряли много кораблей: по одной версии ― были застигнуты бурей, по другой ― от действий византийского флота.

В 907 г., согласно сведениям «Повести временных лет», росы совершили более масштабный поход на Константинополь. Князь Олег, «оставив Игоря в Киеве, взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки «Великая Скифь». И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000».

И снова росы обнаруживают варварскую бесчеловечность; на этот раз их поведение описывает русский летописец, а не византийские авторы.

Волю защитников Константинополя парализовала не только жестокость врагов, но и тактика Олега. Князь велел своим воинам поставить на колеса корабли, «и когда подул попутный ветер, подняли они в поле паруса и пошли к городу». Зрелище фантастическое, но такое вполне могло иметь место. Нужда заставляла варягов приспосабливаться к судоходству без воды, так как на пути «из варяг в греки» приходилось по суше преодолевать некоторые участки пути, опять же существовали трудности с днепровскими порогами. Корабли строились с таким расчетом, чтобы их можно было спокойно извлекать из воды и передвигать по суше.

Византийцы испугались и отправили послов к Олегу со слезными просьбами:

– Не губи города, дадим тебе дань, какую захочешь.

При этом греки еще раз решили попытать счастья, но не в открытой битве: Олегу послали лучшее вино и яства, но обильно сдобренные ядом. Русский князь раскусил хитрость византийцев, и тем ничего не осталось, как принять самые жесткие условия мира: «Что хочешь, дадим тебе».

Олег даже не просил, он «приказал… дать воинам своим на 2000 кораблей по 12 гривен на уключину, а затем дать дань для русских городов: прежде всего для Киева, затем для Чернигова, для Переяславля, для Полоцка, для Ростова, для Любеча и для других городов: ибо по этим городам сидят великие князья, подвластные Олегу».

Невиданные привилегии получили русские послы и купцы:

«Когда приходят русские, пусть берут содержание для послов, сколько хотят, а если придут купцы, пусть берут месячное на 6 месяцев: хлеб, вино, рыбу и плоды. И пусть устраивают им баню ― сколько захотят. Когда же русские отправятся домой, пусть берут у царя на дорогу еду, якоря, канаты, паруса и что им нужно».

В знак победы повесил Олег свой щит на ворота Константинополя.

«Первыми словами нашего договора помириться с вами, греки, и станем любить друг друга от всей души и по всей доброй воле…», ― гласит «Повесть временных лет». Но в этом, грабительском мире были заложены основы для новых военных столкновений, ибо русские уже познали богатства Византии и не перестали их желать, а Византия не прочь была отомстить за невиданный позор.

Между тем, русские, сами того не сознавая, попали в византийский плен, из которого никогда не выберутся. Византийская организация жизни, культура, церкви и прочие достижения ромейской цивилизации скоро переселятся на Русь и останутся там навечно.

В 941 г. мир русских и византийцев закончился походом князя Игоря на Константинополь. «Повесть временных лет» и Лев Диакон говорят о появлении под Царьградом 10 тысяч русских кораблей, но большее доверие вызывают сведения епископа Лиутпранда Кремонского (ок. 922–972 гг.), оценивающего флот князя Игоря в «более тысячи судов».

Как всегда русские воюют со звериной жестокостью; о чем единодушно сообщают и византийские и русские источники. По словам Продолжателя Феофана:

«Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена, а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов».

На этот раз удача покинула русских. Подошедшее византийское войско нанесло им поражение. Побитые дружины Игоря укрылись на ладьях, но не спешили покидать прибрежные воды Константинополя. На свою беду русские решили взять реванш в морском бою, ― и у них была надежда совершить это безнаказанно. Страшнейшее и позорнейшее поражение русских подробно описывает Лиутпранд Кремонский:

«Император Роман, услышав об этом, весьма встревожился, ибо отправил свой флот против сарацин и для защиты островов. Проведя в размышлениях немало бессонных ночей, ― Игорь в это время опустошал морское побережье, ― Роман узнал, что в его распоряжении есть еще 15 полуразрушенных хеландий, которые народ оставил (в Константинопольском порту) из-за их ветхости. Услышав об этом, он велел прийти к нему… кораблестроителям и сказал им:

– Сейчас же отправляйтесь и немедленно оснастите те хеландии, что остались. Но разместите устройство для метания огня не только на носу, но также на корме и по обоим бортам.

Итак, когда хеландии были оснащены согласно его приказу, он посадил в них опытнейших мужей и велел им идти навстречу королю Игорю. Они отчалили; увидев их в море, король Игорь приказал своему войску взять их живьем и не убивать. Но добрый и милосердный Господь, желая не только защитить тех, кто почитает Его, поклоняется Ему, молится Ему, но и почтить их победой, укротил ветры, успокоив тем самым море; ведь иначе грекам сложно было бы метать огонь. Итак, заняв позицию в середине русского (флота), они (начали) бросать огонь во все стороны. Руссы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощенные кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в воде продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу. Ведь корабли руссов из-за своего малого размера плавают и на мелководье, чего не могут греческие хеландии из-за своей глубокой осадки. Чуть позже Игорь с большим позором вернулся на родину. Греки же, одержав победу и уведя с собой множество пленных, радостные вернулись в Константинополь».

Император Роман приказал казнить всех пленных.

Ужас поражения русских помогает оценить и Лев Диакон. Согласно его известиям, император Иоанн Цимисхий обращается к Святославу: «Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору приплыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды».

Согласно Повести временных лет, выжившие русские оправдывались:

«Будто молнию небесную, ― говорили они, ― имеют у себя греки и, пуская ее, пожгли нас; оттого и не одолели их».

Несмотря на страшное поражение, князь Игорь не оставлял надежду взять Царьград. Повесть временных лет новый поход относит к 944 г. На этот раз князь готовился основательнее:

«Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, ― и нанял печенегов, и заложников у них взял, ― и пошел на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя».

Император предпочел окончить дело миром и направил к Игорю лучших послов с просьбою: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег, прибавлю и еще к той дани». Одновременно к печенегам было отправлено «паволоки (дорогой ткани) и много золота». У реки Дунай состоялся совет русских дружинников. Еще свежа была память о том, как большую часть флота сжег таинственный негасимый огонь, и потому воины советовали Игорю:

– Если так говорит царь, то чего нам еще нужно, ― не бившись, взять золото, и серебро, и паволоки? Разве знает кто ― кому одолеть: нам ли, им ли?

Пришлось князю довольствоваться данью.

Игорь погиб вскоре после заключения мирного договора с Византией. После него остался трехлетний сын Святослав, фактически власть перешла к жене Игоря ― Ольге. Умнейшая женщина сумела не только отомстить за смерть мужа, но и мудро осуществляла регентство во время малолетства сына, ― она, по примеру матери Александра Македонского, Олимпиады, воспитала настоящего воина и государственного деятеля, завоевателя многих земель и народов. Как и Александр Великий, Святослав прожил недолгую жизнь, но успел совершить много великих дел. Боевой путь Святослав начал в четырехлетнем возрасте. Он участвовал в походе на древлян, от рук которых погиб его отец. По свидетельству русского летописца: «когда сошлись оба войска для схватки, Святослав бросил копьем в древлян, и копье пролетело между ушей коня и ударило коня по ногам, ибо был Святослав еще ребенок». Воеводы произнесли:

– Князь уже начал; последуем, дружина, за князем!

«Когда Святослав вырос и возмужал, ― рассказывает Повесть временных лет, ― стал он собирать много воинов храбрых, и быстрым был, словно барс, и много воевал. В походах же не возил за собой ни возов, ни котлов, не варил мясо, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину или зажарив на углях, так ел; не имел он шатра, но спал, постилая потник с седлом под голову, ― такими же были и все остальные его воины». Войну объявлял Святослав посылая вестников к разным народам со словами:

– Хочу на вас идти!

В княжение Святослава (945–972 гг.) интересы Византии и Руси сошлись на Дунае.

В 967 г. император Никифор Фока отказался платить дань болгарам. По византийской привычке, Никифор хотел решить болгарский вопрос чужими руками. К русскому князю Святославу император отправил патриция Калокира с тем, чтобы за 15 кентинариев золота заполучить наемника для этого дела.

«Росы повиновались, ― сообщает византийский источник, ― на пятом году царствования Никифора… они напали на Болгарию, разорили многие города и села болгар, захватили обильную добычу и возвратились к себе. И на шестом году его царствования они опять напали на Болгарию, совершив то же, что и в первый раз, и даже еще худшее».

Далее все пошло не по планам Никифора, потому что на исторический простор вышли амбициозные личности. Император желал привести в повиновение болгар; его посол, Колокир, хотел сам завладеть императорским троном при помощи русских и обещал Святославу щедрые дары, но у русского князя были свои планы на Болгарию, а возможно и на Византию.

Согласно Повести временных лет, в 967 г. «пошел Святослав на болгар. И бились обе стороны, и одолел Святослав болгар, и взял городов их 80 по Дунаю, и сел княжить там в Переяславце, беря дань с греков».

В то время на Киев напали печенеги; с трудом, под руководством княгини Ольги удалось отстоять город. Киевляне упрекали Святослава:

– Ты, князь, ищешь чужой земли и о ней заботишься, а свою покинул, а нас чуть было не взяли печенеги, и мать твою, и детей твоих. Если не придешь и не защитишь нас, то возьмут-таки нас.

Святослав прибыл в Киев со своей дружиной, прогнал печенегов в степь, но не собирался долго здесь задерживаться. Он создал империю, которая по своим размерам могла сравниться с Византией, ― достаточно сказать, что владения Святослава протянулись от Дуная до Волги, от Новгородской земли до Северного Кавказа и Крыма. Великий завоеватель знал: где слабое место его государства, какая территория наиболее нуждается в княжеской заботе. Матери и своим боярам Святослав ответил:

– Не любо мне сидеть в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае ― ибо там середина земли моей, туда стекаются все блага: из Греческой земли ― золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы.

Святослав явно лукавил: Переяславец был краем его земли, а не центром, но по всему видно, воинственный князь собирался раздвинуть границы своих владений на запад и юг. После похорон матери Ольги в 969 г., он распределил земли между сыновьями и вернулся в Болгарию. За время его отсутствия ситуация усложнилась: болгары были не в восторге оттого, что византийское владычество сменилось на русское, и предпочитали вернуться под защиту прежнего хозяина; на императорском троне Никифора сменил талантливый военачальник Иоанн Цимисхий.

Святослав некоторое время терзал и грабил Балканский полуостров, и, согласно Лаврентьевской летописи, за малым не дошел до Царьграда, пока, наконец, его войско не было разбито при Аркадиополе. В 971 г. Иоанн Цимисхий организовал грандиозный поход против русских в Болгарии. Византийский флот вошел в устье Дуная, а сухопутная армия отняла у Святослава древнюю болгарскую столицу ― Преславу и его самого осадила в Доростоле.

После трехмесячной осады и ряда поражений израненный Святослав попросил мира у Иоанна Цимисхия; главным условием было беспрепятственное возвращения русских на родину.

Характерно, что Цимисхий, несмотря на военное превосходство и собственное славолюбие, поступил в духе ромеев. По крайней мере, так утверждает Лев Диакон: «Император почитал мир гораздо больше войны, потому что знал, что мир сохраняет народы, а война, напротив, губит их. Поэтому он с радостью принял эти условия (росов), заключил с ними союз и соглашение и дал им хлеба ― по два медимна на каждого. Говорят, что из шестидесятитысячного войска росов хлеб получили только двадцать две тысячи человек, избежавшие смерти, а остальные тридцать восемь погибли от оружия ромеев».

Восточная Болгария, бывшая ареной противоборства русских и византийцев, осталась под властью Константинополя. Остальной Болгарии, пока еще независимой, предстояло познакомиться с императором Василием, который за свою жестокость получит прозвище Болгаробойца.

Дальнейшие события более подробно описывает Повесть временных лет:

Заключив мир с греками, Святослав отправился домой водным путем. Израненное русское войско благополучно вошло в устье родной реки и направилось к днепровским порогам… «И сказал ему (Святославу) воевода отца его Свенельд:

– Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги.

И не послушал его, и пошел в ладьях. А переяславцы послали к печенегам сказать:

– Вот идет мимо вас на Русь Святослав с небольшой дружиной, забрав у греков много богатства и пленных без числа.

Услышав об этом, печенеги заступили пороги. И пришел Святослав к порогам, и нельзя было их пройти. И остановился зимовать в Белобережье, и не стало у них еды, и был у них великий голод, так что по полугривне платили за конскую голову, и тут перезимовал Святослав.

В год 6480 (972). Когда наступила весна, отправился Святослав к порогам. И напал на него Куря, князь печенежский, и убили Святослава, и взяли голову его, и сделали чашу из черепа, оковав его, и пили из него».

Казалось бы, с виновниками смерти Святослава все ясно: «переяславцы», то есть, болгары послали к печенегам гонца. Почему болгары предали Святослава, тоже ясно: о жестокости пришельцев с Востока достаточно рассказано и в русских, и в византийских источниках. Так, например, Лев Диакон описывает действия войска Святослава после битвы под Доростолом: «И вот, когда наступила ночь, и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом по обычаю предков множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили несколько грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра». После взятия византийцами Преславы, Святослав умертвил около трехсот болгарских бояр, заподозрив их в измене.

Еще в предательстве подозревали Свенельда ― воеводу Святослава, который единственный спасся после бойни у днепровских порогов. Однако Свенельда, скорее всего, послал сам князь за подкреплением, и по этой причине он не участвовал в битве.

В смерти Святослава были заинтересованы даже его собственные сыновья и Русь; ведь он поделил страну перед отъездом на Дунай, и не собирался возвращаться на родину. Теперь Святослав был лишним в собственном доме (и потому он не дождался помощи у порогов); он надоел русским сумасбродными завоевательными планами точно так же, как надоел Александр Македонский грекам и македонянам.

А по большому счету, печенегов не было необходимости предупреждать о передвижениях князя. Они прекрасно знали слабое место в маршруте русских, и если верить Константину Багрянородному, постоянно дежурили у порогов.

Итак, смерти Святослава желало достаточное количество людей и народов, и многие исследователи напрасно обвиняют византийцев в том, что именно они предупредили печенегов о маршруте Святослава и даже профинансировали уничтожение его войска. Глупости! Печенеги настолько ненавидели Святослава за нанесенное им накануне поражение, что с удовольствием уничтожили бы его бесплатно. А вот у Иоанна Цимисхия не было никакого основания желать смерти Святославу и русскому войску.