Все мифы о Второй мировой. «Неизвестная война»

Миф пакта Молотова – Риббентропа

Главный миф, связанный с советско-германским пактом о ненападении, заключается в утверждении, будто он был вызван неудачей переговоров о союзе с Англией и Францией, продиктован заботой об обеспечении безопасности СССР, а также страхом, который Сталин питал перед Гитлером, и стремлением предотвратить или хотя бы отдалить столкновение с Германией. Пакт с Германией также нередко оценивают как ошибку Сталина.

В марте 1939 года Гитлер оккупировал Чехословакию, сделав ничтожными Мюнхенские соглашения. После этого Англия и Франция дали гарантии безопасности и территориальной целостности Польши, которая могла стать следующей жертвой германской агрессии. Тем самым был признан крах политики «умиротворения». 3 мая 1939 года председатель Совнаркома Вячеслав Молотов сменил Максима Литвинова на посту наркома иностранных дел. Тем самым было устранено важное препятствие для начала переговоров с Германией на самом высоком уровне. Литвинов для таких переговоров не подходил как из-за своего еврейского происхождения, так и потому, что его имя ассоциировалось с политикой коллективной безопасности, направленной против Германии. На следующий день германский поверенный в делах в Москве сообщал: «Считают, что Молотов (не еврей) «самый близкий друг и соратник Сталина». Его назначение, видимо, гарантирует, что внешняя политика будет дальше проводиться в строгом соответствии с идеями Сталина».

Летом 1939 года Гитлер готовился напасть на Польшу, от которой он требовал уступки «Данцигского коридора», отделявшего Восточную Пруссию от остальной территории Германии. 11 августа в Москве начались переговоры о заключении военного союза СССР, Англии и Франции. Париж и Лондон видели в этом союзе единственное средство предотвратить оккупацию Польши Рейхом, так как сами не могли быстро развернуть свои армии против Гитлера. К тому же во Франции общественность не горела желанием «умирать за Данциг». Сталину же переговоры с Парижем и Лондоном нужны были для давления на Гитлера. Еще 7 августа Политбюро приняло решение в нужный момент предъявить партнерам заведомо неприемлемое требование о предварительном допуске Красной Армии на территорию Польши и Румынии. Согласиться на это требование без согласия Польши и Румынии Англия и Франция не могли. А шансов получить согласие Варшавы и Бухареста не было. По словам Уинстона Черчилля, «препятствием к заключению такого соглашения (с СССР) служил ужас, который эти самые пограничные государства испытывали перед советской помощью в виде советских армий, которые могли пройти через их территории, чтобы защитить их от немцев и попутно включить в советско-коммунистическую систему. Ведь они были самыми яростными противниками этой системы. Польша, Румыния, Финляндия и три прибалтийских государства не знали, чего они больше страшились, – германской агрессии или русского спасения». Также сомнения в боеспособности Красной Армии были одной из важных причин, почему Англия и Франция в 1939 году не спешили заключать военный союз с СССР. Чемберлен еще в марте признавался в одном частном письме, что не верит, что Советская Россия «сможет вести эффективные наступательные действия, даже если захочет». Слабость Красной Армии вскоре доказала советско-финская война. Но Чемберлен серьезно ошибался, когда говорил членам своего кабинета, что не верит в «прочность России и сомневается в ее способности оказать помощь в случае войны».

Обвинив партнеров в нежелании надавить на Польшу и Румынию, Москва прервала переговоры и 21 августа объявила о намерении принять рейхсминистра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа. Из-за спешки советскую ПВО не успели предупредить, и самолет Риббентропа был обстрелян. В Берлине закрыли глаза на инцидент. Соглашение с СССР было важнее.

22 августа, накануне заключения советско-германского пакта, Чемберлен писал Гитлеру: «Каким бы ни оказался по существу советско-германский договор, он не может изменить обязательство Великобритании по отношению к Польше, о котором правительство Его Величества неоднократно и ясно заявляло и которое оно намерено выполнять». Соглашаясь на советско-германский пакт о ненападении, фюрер знал, что нападение Германии на Польшу приведет ко Второй мировой войне.

23 августа Риббентроп прибыл в Москву, где вместе с Молотовым подписал Договор о ненападении и секретный дополнительный протокол к нему о разграничении «сфер интересов». На протоколе настояла советская сторона. В Польше оно было проведено по линии рек Нарев, Висла и Сан. Кроме того, Германия получала Литву, а СССР – Латвию, Эстонию, Финляндию и Бессарабию. Договор дал зеленый свет германской агрессии против Польши, а тем самым – и Второй мировой войне. Гитлер 28 августа заявил своим партийным соратникам: «Это пакт с сатаной, чтобы изгнать дьявола». Сталин считал точно так же, рассчитывая, что, когда Гитлер увязнет на Западном фронте, можно будет ударить ему в спину и захватить как минимум пол-Европы.

Впоследствии Сталин, а вслед за ним – другие советские политики и историки утверждали, что СССР вынужден был пойти на подписание пакта о ненападении с Германией, поскольку в августе 1939 года существовала реальная угроза образования единого антисоветского фронта Германии, Италии, Англии и Франции. В действительности в тот момент между Гитлером и западными державами после оккупации и расчленения Чехословакии отсутствовало даже минимальное взаимное доверие, необходимое для создания каких-либо совместных политических комбинаций, не говоря уже о едином антисоветском фронте. Кроме того, было хорошо известно, что как политическое руководство, так и общественное мнение Англии и особенно Франции не хотело воевать ни с кем: ни с Германией, ни с Россией. Также и прямое нападение Германии на Советский Союз в одиночку, без поддержки союзников, равно как и советское нападение на Германию без поддержки Англии и Франции, в августе 1939 года не могло рассматриваться в качестве реальных политических альтернатив ни Сталиным, ни Гитлером, ни британскими и французскими лидерами. Сталин сознательно сталкивал Германию с Англией и Францией, но воевать собирался только против Германии, чтобы в ходе такой войны максимально расширить зону своего влияния в Европе. Советский вождь ошибся только в том, что не ожидал немецкого нападения в 1941 году и в том же году собирался ударить первым. Безопасность СССР договор не обеспечил и привел к огромным потерям в войне с Германией. Однако пакт о ненападении гарантировал в конечном счете союз с Англией и США и советскую победу во Второй мировой войне.

Миф битвы за Атлантику

Битвой за Атлантику называют действия германского флота, и в первую очередь подводных лодок, в ходе Второй мировой войны, направленные на пресечение снабжения Британских островов, а также действия британского и американского флотов, направленных на уничтожение германских надводных рейдеров и субмарин в Атлантике и прилегающих к Британским островам морях. Термин «Битва за Атлантику» впервые официально употребил Уинстон Черчилль в речи 6 марта 1941 года в связи с резко возросшими потерями английского торгового флота. Главный миф битвы за Атлантику связан с утверждением, что с помощью подводных лодок Германия едва не поставила Англию на колени.

Германия также надеялась вынудить Англию к миру как с помощью подводной войны, так и посредством и действий надводных кораблей-рейдеров против британского торгового судоходства. Вплоть до июля 1940 года война на море велась по нормам призового права, главный упор делался на надводные корабли, а нейтральные суда не подвергались атакам. Однако от тактики надводного рейдерства пришлось отказаться после того как британскому флоту с большим трудом и с потерей линейного крейсера «Худ» удалось выследить и потопить крупнейший немецкий линкор «Бисмарк» 27 мая 1941 года. Его гибель как раз совпала по времени с захватом германскими десантниками Крита. Турецкий министр иностранных дел так прокомментировал эти события: «У англичан еще много островов, разбросанных по всему миру, а второго «Бисмарка» у немцев не будет». Для строительства крупного надводного флота, в том числе совершенно необходимых для успешного ведения войны на море авианосцев, у Германии не было ни времени, ни средств, поскольку основные мощности промышленности использовались для нужд сухопутных сил, авиации и подводного флота. Единственный немецкий авианосец «Граф Цеппелин» так и остался недостроенным.

В целом рейдеры себя не оправдали. Их доля в уничтоженном торговом тоннаже была ничтожной, а потери – велики и невосполнимы. Несколько эффективнее были так называемые «коммерческие рейдеры» – вооруженные артиллерией торговые пароходы. Однако они могли действовать лишь в неохраняемых водах – в Индийском океане и Южной Атлантике.

Гораздо успешнее действовали германские субмарины. В начале войны у Германии было только 57 подводных лодок, приспособленных к плаванию только в прибрежных водах. После капитуляции Франции, когда Гитлер пытался любой ценой сломить сопротивление Англии, используя новые базы во Франции и Бельгии, Германия постепенно перешла к неограниченной подводной войне. За годы войны было построено еще более тысячи субмарин, значительная часть которых была предназначена для действий в океане. Командующий подводным флотом гросс-адмирал Карл Дёниц разработал тактику «волчьих стай», когда, в отличие от Первой мировой войны, на конвои судов нападали группы подлодок. Была также налажена система снабжения подлодок в океане вдали от баз, что значительно расширило радиус их действия.

В подводной же войне в первые годы Германии удалось достичь впечатляющих успехов. Число подводных лодок, постоянно участвующих в боевых походах, было увеличено с 10–15 осенью 1940 года до 35–40 летом 1941 года и поддерживалось на этом уровне почти всю войну. Кульминации подводная война достигла в марте 1943 года, когда в Атлантике германские подлодки потопили неприятельские суда общим тоннажем около 0,5 миллиона бруто-регистровых тонн, а на других морях – еще около 200 тыс. брт. Однако в дальнейшем широкое использование авиации и радаров, способных обнаружить подводные цели, а также введение в строй большого числа эскортных кораблей, в том числе авианосцев, помогло союзникам справиться с подводной угрозой. Американская судостроительная промышленность увеличила свои мощности и смогла компенсировать потери торгового судоходства. Количество уничтоженных подлодок стало стремительно увеличиваться. Так, в июне 1943 года немцы потеряли 21 подводную лодку, а в июле – уже 33. Тоннаж же потопленных судов уменьшился и в 1944 году редко когда превышал 100 тыс. брт в месяц. Во второй половине 1944 года, когда немцы потеряли базы во Франции и Бельгии, эффективность атак подлодок значительно снизилась. Всего за годы войны немецкие подводные лодки потопили 3000 союзных судов водоизмещением около 14,5 миллиона борт, а также 178 военных кораблей и 11 вспомогательных крейсеров. На долю германских подводных лодок приходится 68 % потерь торгового тоннажа союзников и 37,5 % потерь боевых кораблей. Погибло около 70 тыс. военных моряков и около 30 тыс. моряков торгового флота союзников. За это же время в Англии было построено новых торговых судов общим водоизмещением в 4,5 миллиона брт, а в США – около 35 миллионов брт, что в сумме почти втрое превышало потопленный тоннаж. Из 1153 подводных лодок, поступивших на вооружение германского флота, 659 лодок было потоплено в море, 63 стали жертвами бомбардировок в гаванях, а еще 58 погибли в результате аварий. Из уцелевших к концу войны лодок 219 были затоплены экипажами после капитуляции, а 154 переданы союзникам. Из примерно 40 тыс. немецких подводников около 24 тыс. погибли, а 5 тыс. попали в плен. В последние месяцы войны были введены в строй новейшие германские подлодки XXI проекта. Они обладали подводным ходом в 17,5 узла – почти вдвое большим, чем любые другие подлодки в мире. Пользуясь шнорхелем – устройством для подзарядки аккумуляторных батарей и электротурбинами, работавшими без подачи атмосферного воздуха, эти лодки могли проплывать до 10 тыс. миль, ни разу не всплывая на поверхность. Кроме того, к концу войны в боевых действиях приняли участие легкие подлодки с электродвигателями, так называемые «тюлени» (XXIV проект), развивавшие подводную скорость до 24 узлов. Если бы эти лодки были созданы годом-двумя раньше, то, как считают некоторые военно-морские эксперты, исход подводной войны мог бы быть иным. Однако вряд ли это действительно так. Лодки нового типа были эффективны лишь в том смысле, что их гораздо труднее было обнаружить и потопить (хотя радары их все равно обнаруживали). Поэтому потери их были бы, несомненно, меньше, чем потери лодок других типов. Однако способность топить неприятельские суда определялась прежде всего их боезапасом торпед, мин и артиллерийских снарядов. А здесь принципиальной разницы с другими океанскими подлодками не было. Лодки нового типа были значительно дороже в постройке, чем лодки старых типов, и их выпускали бы меньше, чем можно было бы выпустить вместо них лодок старых типов. Так что принципиального роста потопленного тоннажа с появлением лодок XXI и XXIV проектов не могло произойти. Также некоторые эксперты считают, что германская подводная война оказалась бы более эффективной, если бы действия подводных лодок были сосредоточены на атаках против боевых кораблей и военных транспортов с войсками и боевой техникой, а не на потоплении торговых судов, зачастую порожних, как это делал Дёниц. Однако вряд ли бы подобная тактика принесла победу. Ведь атаки боевых кораблей и особо охраняемых конвоев с войсками были связаны с гораздо большим риском для подводных лодок, и их потери неизменно возросли бы. В то же время сил подводных лодок все равно бы не хватило, чтобы сделать небоеспособным британский флот или сорвать перевозку американских войск в Англию.

Англия и США, принимая во внимание мощности американского судостроения и эскортных сил, никогда не стояли перед угрозой поражения в битве за Атлантику с германскими подводными лодками. Реальное уменьшение торгового тоннажа из-за понесенных потерь происходило только тогда, когда американская промышленность еще только наращивала производство дешевых судов «Либерти», и начиная со второй половины 1943 года германские подводники уже никак не могли бы поставить под угрозу снабжение Британских островов. К тому же уже осенью 1943 года после капитуляции Италии немцы потеряли основные базы в Средиземноморье, что резко ограничило деятельность подлодок в этом регионе.

Миф добровольного присоединения к СССР Западной Украины и Западной Белоруссии

Главный миф, связанный с так называемым «освободительным походом» Красной Армии в Западную Украину и Западную Белоруссию в сентябре 1939 года, был предпринят с целью спасти украинцев и белорусов Польши от германской оккупации после поражения польской армии. При этом отрицалось, что советские войска вошли в Польшу во исполнение секретного дополнительного протокола к пакту Молотова – Риббентропа, согласно которому восточные воеводства Польши отходили в советскую сферу интересов. Утверждалось также, что советские войска перешли советско-польскую границу именно 17 сентября потому, что в этот день польское правительство и главное командование армии покинули территорию страны. На самом деле в этот день польское правительство и главнокомандующий маршал Эдвард Рыдз-Смиглы еще находились на польской территории, хотя и покинули Варшаву.

Согласно советскому пропагандистскому мифу, население Западной Украины и Западной Белоруссии в подавляющем большинстве приветствовалои приход Красной Армии и единодушно высказалось за вхождение в состав СССР.

В действительности национальный состав населения присоединенных территорий был таким, что он исключал возможность того, что большинство жителей высказалось бы за вхождение в состав СССР. В 1938 году в Польше, согласно официальной статистике, из 35 млн жителей поляков было 24 млн, украинцев – 5, а белорусов – 1,4 млн. Однако по указанию Сталина «Правда» писала о 8 млн украинцев и 3 млн белорусов в занятых Красной Армией украинских и белорусских воеводствах. Там состоялись выборы в Народные собрания Западной Украины и Западной Белоруссии. Выборы проводились по принципу: один человек на одно место. В депутаты выдвигались только коммунисты и их союзники, а какая-либо агитация против них была запрещена. В октябре 1939 года Народные собрания провозгласили Советскую власть и обратились в Верховный Совет СССР с просьбой о воссоединении с Украиной и Белоруссией, которая в ноябре была удовлетворена.

Проводить плебисцит о присоединении к СССР в Западной Украине и Западной Белоруссии Сталин не стал. Не было никакой уверенности, что большинство населения освобожденных территорий проголосует за вхождение в состав СССР, а явно фальсифицированные итоги его в мире вряд ли бы кто признал. Согласно переписи 1931 года, на территории Западной Украины и Западной Белоруссии проживало 5,6 млн поляков, 4,3 млн украинцев, 1,7 млн белорусов, 1,1 млн евреев, 126 тыс. русских, 87 тыс. немцев и 136 тыс. представителей других национальностей. В Западной Белоруссии поляки преобладали в Белостокском (66,9 %), Виленском (59,7 %) и Новогрудском (52,4 %) воеводствах, белорусы – только в Полесском (69,2 %). В Западной Белоруссии проживало 2,3 млн поляков, 1,7 млн белорусов и 452 тыс. евреев. В западноукраинских воеводствах поляки преобладали в Львовском (57,7 %) и Тарнопольском (49,7 %) воеводствах (в Тарнопольском воеводстве украинцы составляли 45,5 %), украинцы – в Волынском (68,4 %) и Станиславовском (68,9 %). В Западной Украине проживало 3,3 млн поляков, 4,3 млн украинцев и 628 тыс. евреев.

В Западной Украине была популярна нелегальная Организация украинских националистов (ОУН), выступавшая за независимость Украины. Оуновцы боролись против польских властей, в том числе и с использованием террористических методов. Нападали они и на советских представителей. Не менее враждебно, чем к полякам, украинские националисты относились к Советской власти. В Западной Белоруссии отсутствовало сколько-нибудь заметное белорусское национальное движение. Но значительную часть белорусского населения Западной Белоруссии составляли белорусы-католики, которые в культурном и политическом отношении ориентировались на поляков. Да и поляки составляли около половины населения Западной Белоруссии.

Украинское и белорусское население в Польше (в основном крестьяне) боролось за свои национальные права, но присоединяться к СССР не собиралось, наслышанное о терроре и голоде. Да и жили украинцы и белорусы в Польше зажиточнее нищих советских колхозников. Тем не менее вторжение Красной Армии было воспринято спокойно, а евреями, которым грозил геноцид Гитлера, – даже с энтузиазмом. Однако мероприятия Советской власти быстро привели к тому, что в 41-м украинцы и белорусы встречали немцев хлебом-солью, как освободителей от большевиков.

Польский генерал Владислав Андерс привел в мемуарах рассказы жителей Львова о том, как большевики «грабили имущество не только частное, но и государственное», как НКВД проник во все сферы жизни, о толпах беженцев, которые, узнав, каково жить при большевиках, несмотря ни на что, хотят уйти на земли, оккупированные немцами».

Было немало фактов мародерства и самочинных расстрелов со стороны бойцов и командиров Красной Армии.

Никакого серьезного наказания командиры, виновные в самочинных расстрелах, не понесли. Нарком обороны Климент Ворошилов всего лишь объявил им выговор, указав, что в поступках виновных в незаконных действиях не было преднамеренной злой воли, что все это происходило «в обстановке боевых действий и острой классовой и национальной борьбы местного украинского и еврейского населения с бывшими польскими жандармами и офицерами».

Нередко убийства поляков совершались местным украинским и белорусским населением. Секретарь Брестского обкома КП(б)Б. Киселев говорил в апреле 1940 года: «Таких убийств заклятых врагов народа, совершенных в гневе народном в первые дни прихода Красной Армии, было немало. Мы оправдываем их, мы на стороне тех, кто, выйдя из неволи, расправился со своим врагом».

На западноукраинских и западнобелорусских землях еще до 22 июня 1941 года началась массовая насильственная коллективизация. Интеллигенцию обвинили в «буржуазном национализме» и репрессировали. До начала Великой Отечественной войны на территории Западной Украины и Западной Белоруссии было арестовано 108 тыс. человек, преимущественно поляков. Значительная часть их была расстреляна накануне и в первые недели Великой Отечественной войны. Только по приговорам трибуналов и Особого совещания было расстреляно 930 человек. Еще около 6 тыс. заключенных было расстреляно в начале войны при эвакуации тюрем в Западной Украине и более 600 человек – в Западной Белоруссии.

В декабре 1939 года была проведена грабительская денежная реформа. Злотые по счетам и вкладам населения обменивались на рубли по курсу 1:1, но на сумму не более 300 злотых.

Поведение многих представителей новой власти не вызывало симпатий у населения. Так, как отмечалось в партийных документах, в Дрогобычской области «начальник РО НКВД Новострелецкого района Кочетов 7 ноября 1940 года, напившись пьяным, в сельском клубе в присутствии начальника РО милиции Псеха тяжко избил наганом батрака Царица, который в тяжелом положении был доставлен в больницу». В Богородчанском районе Станиславской области коммунист Сыроватский «вызывал крестьян по вопросу налога ночью, угрожал им, понуждал девушек к сожительству». В Обертынском районе этой же области «имелись массовые нарушения революционной законности».

В письме на имя Сталина помощник Ровенского областного прокурора Сергеев отмечал: «Казалось бы, что с освобождением Западной Украины сюда для работы должны были быть направлены лучшие силы страны, кристаллически честные и непоколебимые большевики, а получилось наоборот. В большинстве сюда попали большие и малые проходимцы, от которых постарались избавиться на родине».

Советские кадры, заменившие польскую администрацию, зачастую не могли наладить хозяйство. Один из делегатов волынской областной партконференции в апреле 1940 года возмущался: «Почему при поляках ежедневно поливали улицы, подметали метелками, а сейчас ничего нет?»

В 1939–1940 годах из западных областей Украины и Белоруссии в восточные регионы СССР было депортировано около 280 тыс. поляков, в том числе 78 тыс. беженцев из оккупированных немцами районов Польши. Около 6 тыс. человек умерло в пути. В июне 1941 года, перед самым началом Великой Отечественной войны, с Западной Украины депортировали также 11 тыс. «украинских националистов и контрреволюционеров». С началом Великой Отечественной войны многие уроженцы западных областей Украины и Белоруссии дезертировали из Красной Армии или уклонились от мобилизации.

Вопрос о международно-правовом признании советской аннексии Западной Украины и Западной Белоруссии был окончательно решен Договором о советско-польской государственной границе, который 16 августа 1945 года СССР заключил с прокоммунистическим правительством Польши. Советско-польская граница прошла в основном по линии Керзона, но с возвращением Польше городов Белосток и Пшемысль (Перемышль).

Миф линии Маннергейма

Главные мифы линии Маннергейма и советско-финской войны, продолжавшейся с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года, заключались в утверждении, что боевые действия были спровоцированы провокационным обстрелом красноармейцев с финской стороны у поселка Майнила на Карельском перешейке, и что финские укрепления здесь, неофициально называемые линией Маннергейма, были почти неприступны, однако Красная Армия их, хотя и с потерями, успешно прорвала.

В действительности советское нападение на Финляндию представляло собой неспровоцированную агрессию в рамках реализации секретного дополнительного протокола к пакту Молотова – Риббентропа, согласно которому Финляндия отходила в сферу советских интересов. 21 ноября 1939 года войска Ленинградского округа и подчиненного ему Балтийского флота получили директиву Военного совета ЛВО, где отмечалось: «Финская армия закончила сосредоточение и развертывание у границы СССР». Советским войскам предписывалось начать наступление, план которого требовалось представить 22 ноября (тогда же был отдан приказ начать выдвижение к границе). Продолжительность операции планировалась в три недели. При этом специально оговаривалось: «О времени перехода в наступление будет дана особая директива». 23 ноября политуправление ЛВО направило в войска следующие указания: «Мы идем не как завоеватели, а как друзья финского народа… Красная Армия поддерживает финский народ, который выступает за дружбу с Советским Союзом… Победа над противником должна быть достигнута малой кровью».