Ягайло – князь Литовский

От автора

Великое княжество Литовское во времена правления Ольгерда (1345–1377 гг.), Ягайлы (1377–1392 гг.), Витовта (1392–1430 гг.) выросло в гигантское по территориальным размерам государство. Северные границы его омывались суровыми водами Балтики, южные – достигали Черного моря. В 14–15 веках Литовское государство включало в себя земли нынешних Беларуси, Украины, Литвы и значительную часть собственно русских земель.

Этот интереснейший временной отрезок нашей истории достаточно подробно освящен в трудах русских дореволюционных исследователей: Соловьёва С.М., Данилевича В.Е., Брянцева П.Д., Барбашева А. и др., но в художественной литературе героическая эпоха почти не отражена. Читатели увлеченно знакомились с историей Англии, Франции по произведениям А. Дюма, В. Скотта, М. Дрюона и даже не подозревали, что отечественная история может быть не менее занимательна, чем события Столетней войны.

Казалось бы, все вопросы по ВКЛ исчерпаны еще в XIX столетии. Однако в наши дни интерес к государству, сопоставимому с империей Карла Великого, неожиданно возрос. С распадом СССР историки стран, чьи территории входили в состав ВКЛ, принялись деятельно изучать, казалось бы, давно рассмотренные и получившие оценку вопросы. Естественно, они пытаются преувеличить роль собственных народов в жизнедеятельности древнего государства.

В результате множества публикаций историков нового направления, которое получило название фолк-хистори, некоторые моменты истории Великого княжества Литовского стали выглядеть чрезвычайно запутанными. Но автор романа не стремился повторять фантастические новейшие теории. Вольное обращение с фактами ведет к утрате доверия к исторической науке в целом, а потому сегодняшний день ставит задачу: вернуть читателю историю такой, какой она была.

Роман написан в форме, близкой к летописанию. Это обусловлено тем, что автор во всем, даже в мелочах, опирался на сведения летописей, хроник, сообщения средневековых путешественников. Почти все действующие лица произведения являются реальными историческими личностями.

В романе нет главного героя. Вернее, их несколько: Ягайло, Дмитрий Донской, хан Мамай, Витовт… Их портреты нарисованы, по возможности, без личных симпатий и антипатий. В то же время герои романа живые, реальные люди, с поступками логичными и не вполне разумными, которые, тем не менее, подтверждаются историческими документами. Историк временами побеждал писателя, но вместе с тем, избранная форма позволяла наиболее полно и реально представить эпоху грандиозных перемен. События происходили настолько знаковые для Восточной Европы, что их невозможно обойти стороной, как невозможно и вместить в рамки традиционного романа.

В некоторых случаях, когда данные разных источников противоречили друг другу, приходилось выбирать оптимальный вариант, руководствуясь интуицией и логикой. Так, например, согласно русским летописям великий князь литовский Ольгерд принял православие и перед смертью постригся в монахи. В немецкой же хронике утверждается, что Ольгерд умер язычником, и его тело сожгли на костре вместе с боевыми лошадьми и прочими жертвоприношениями. Выход был найден, но об этом пусть читатель узнает на страницах книги.

Приверженность документализму не означает, что мы не будем подвергать сомнению спорные исторические моменты. Под влиянием новых публикаций в романе пересмотрено отношение к некоторым историческим личностям и событиям. Так, о рязанском князе Олеге бытовало единодушное мнение как о предателе земли русской. Однако, статья Шахмагонова Ф. «Секретная миссия рязанского князя», а также Надирова А. «Старым повесть, а молодым память», и последующее изучение источников, показали, что нет оснований характеризовать Олега рязанского только с отрицательной стороны.

Произведение охватывает небольшой промежуток времени. Начинается оно со смерти Ольгерда в 1377 году, заканчивается заключением Кревской унии между Великим княжеством Литовским и Польшей летом 1385 года. Однако этот короткий хронологический отрезок отличается обилием событий, имевших исключительное значение, как для Литовского государства, так и для его соседей: Московского княжества, Золотой Орды, Польши, Тевтонского ордена. Междоусобные войны литовских князей после смерти Ольгерда, Куликовская битва и нашествие Тохтамыша, борьба жителей Великого княжества Литовского с крестоносцами, история появления на польском троне юной прекрасной королевы и литовского князя – обо всем этом можно прочесть в романе.

1. Спеши, князь!

Во дворе ярко светило солнце. Весело чирикали неутомимые воробьи, занятые поисками пищи. Медленно катил тележку с бочкой водовоз. Его фигура, склоненная к земле, говорила о том, что бочка наполнена водой. Игривые белокурые девушки развешивали белье на пеньковые веревки. От многочисленных амбаров и поветей к замку и обратно сновали слуги, таская горшки, мешки и прочую утварь. Из крепостных ворот конюхи выводили на пастбище горячих княжеских жеребцов. Жизнь Виленского замка текла обычным руслом.

Косые лучи солнца уже давно проникли в почивальню князя Ягайлы Ольгердовича. Широкими и узкими полосами они пересекали комнату и княжеское ложе, словно подтверждая, что день вступил в свои права. Однако молодой князь не торопился вставать. Будучи человеком немного ленивым, к тому же не обремененным государственными заботами, он любил понежиться в постели из лебяжьего пуха, предаваясь сладостным мечтаниям, воспоминаниям об охоте, пирах и прочих забавах. Едва заметная улыбка, тронувшая уста князя, подтверждала наличие приятных мыслей в данный момент. Будто предчувствуя, что предстоит пережить неспокойный день, юноша не спешил расставаться со столь приятным местом для раздумий.

Но вот в запутанном клубке мыслей молодого князя возник образ отца. Воспоминание о нем согнало приятную улыбку с лица и заставило приподняться в постели. «Надо проведать старика, – подумал он. – Ведь я уже дней пять его не навещал».

Ягайло сбросил одеяло и опустил ноги на мягкую медвежью шкуру, постланную на дубовом полу.

– Богдан! – громко позвал Ягайло.

На звук голоса князя дверь отворилась, вошел человек лет пятидесяти, остановился у порога и низко склонил в почтении голову. Еще мальчиком он был захвачен литовцами во время набега на Волынскую землю и служил Ольгерду. А тот, впоследствии, подарил несчастного раба Ягайле.

– Мне надо умыться, Богдан. Принеси воды, но не слишком холодной.

Холоп получил приказание и поспешил удалиться, а Ягайло поднялся с постели и подошел к окну. Медленно потягиваясь, он раздвинул правой рукой занавесь и ослеп от яркого солнца. Понемногу привыкая к свету палящих лучей, Ягайло начал осматривать замковый двор. За этим занятием и застал его Богдан, вошедший с деревянным ушатом, на две трети наполненным водой. Он поставил ушат на скамью и обратился к господину:

– Вода подана, князь.

– Хорошо, Богдан, – проворчал Ягайло, наблюдавший в это время за девками.

Недовольством в голосе прикрывался конфуз: словно его застали за неблаговидным делом. Впрочем, долго конфузиться перед слугой князю не пристало, и хорошее настроение не замедлило вернуться.

Подойдя к ушату, он запустил туда длинные руки и, черпая ими воду, начал поливать лицо, шею и грудь, обильно орошая брызгами заодно пол, стены, подушку и своего слугу, терпеливо ждавшего новых распоряжений.

– Погода-то, какая, Богдан! – восхищенно воскликнул Ягайло, снимая полотенце с плеча слуги.

– Великолепная, князь, – послушно согласился Богдан.

– Накрой-ка мне завтрак во дворе под липой, ― выразил пожелание Ягайло. ― Да скажи конюшему заседлать коня. Ганко тоже поедет со мной – предупреди его.

– Далече собираешься, князь?

– Не твоего ума дело.

– Да я к тому: оружие и доспехи приготовить тебе или нет? – обиженно произнес слуга.

– Доспехи не надо. При такой жаре я в них к полудню сварюсь, как поросенок в котле. А меч, пожалуй, возьму, – подумав мгновенье добавил Ягайло. – Принеси тот, что полегче – миланской работы.

В следующий момент дверь почивальни распахнулась, и в комнату, тяжело дыша, влетел Войдылло. Лицо его было красным. Со лба, минуя брови, на горящие щеки стекали струйки пота.

Поскольку этот человек будет неоднократно встречаться в нашем повествовании, то следует дать некоторые пояснения. По происхождению Войдылло был холопом. Возможно, он так бы и состарился в этом звании, как Богдан, если бы волею случая или судьбы не попался на глаза великому князю литовскому Ольгерду. Смышленый, подвижный мальчишка понравился князю, и тот взял Войдыллу к себе в услужение.

На первых порах холоп стелил постель Ольгерду, подавал на стол, выполнял мелкие поручения, умея при этом угодить князю. Но, кроме услужливости, Войдылло отличался от прочих слуг глубоким умом и природной смекалкой. Любознательный юноша рано начал интересоваться жизнью княжеского двора и государственными делами. Со временем он стал в курсе всех событий в Литовском княжестве.

Проницательный Ольгерд, умеющий по достоинству оценить человека, увидел в молодом холопе тонкого дипломата, обладающего незаурядным чутьем. Он начал приглашать Войдылло за трапезный стол и спрашивать: как тот поступил бы в различных жизненных ситуациях. И, как правило, мнения по поводу взаимоотношений с друзьями и врагами Литовского государства у великого князя и холопа совпадали. Сначала князь делал это больше из любопытства, чтобы убедиться в правильности своих мыслей, но со временем он начал спрашивать совета у Войдыллы по более сложным вопросам политики, когда и сам затруднялся принять решение. И опять ответ слуги был верным, дельным, и, иногда, единственно приемлемым. Войдылло заменил Ольгерду и княжеский совет и многочисленных бояр, постоянно пытавшихся направить взор великого князя литовского в нужную им сторону.

Неожиданное возвышение холопа было явно не по душе именитым князьям государства, оставшимся не у дел. В ту пору в Литовском княжестве уже проходило время, когда люди добивались высокого звания благодаря глубокому уму и воинской доблести. И бояре неоднократно пытались опорочить слугу в глазах Ольгерда. Однако Ольгерд, прекрасно понимавший цену лживых доносов своих завистливых подданных, еще больше возвеличил Войдыллу. То ли назло боярам, то ли в знак привязанности к слуге, а может по своей прихоти, Ольгерд отдал Войдылле город Лиду.

Получив удел, Войдылло не покинул могущественного покровителя, а по-прежнему оставался верным его слугою. А город Лиду он поручил заботам старшего брата.

И вот, этого человека, в крайне возбужденном состоянии, мы видим на пороге почивальни Ягайлы.

– Что случилось Войдылло? У тебя вид затравленного зайца, за которым гналась дюжина борзых, – удивился Ягайло, встревоженный внезапным появлением любимчика отца, успевшего стать и его другом.

– Беда князь, – с трудом выдавил Войдылло, хватая воздух, как выброшенная на берег рыба.

– Что с отцом!? Умер?.. – теряясь в догадках, закричал Ягайло.

– Он жив. Хотелось бы тебя утешить, князь, но дела твоего отца и моего благодетеля совсем плохи. Видно, сегодняшнего дня он не переживет. Предчувствуя кончину, великий князь велел созвать в свою суровую обитель потомков Гедимина; всех, кто в данный момент находится в Вильно или его окрестностях. Ольгерд желает попрощаться и объявить последнюю волю.

Лицо Ягайлы застыло от такой речи княжеского любимца, зрачки глаз расширились, а руки судорожно сжали штаны, которые он собрался, было, одевать. Потом князь вдруг набросился на бедного Богдана, и без того стоявшего ни живым, ни мертвым:

– Что стоишь, скотина безмозглая!? Бегом найди Ганко. И чтоб, когда я выйду, оседланные лошади ждали под башней, а врата были распахнуты.

Немолодой холоп вылетел из комнаты со скоростью выпущенной из арбалета стрелы, а Ягайло вновь обратился к Войдылле:

– У кого из князей ты был?

– Ты первый, кому я передал повеление Ольгерда. Не знаю, как быть, – после недолгих раздумий произнес Войдылло. – Когда утром я скакал к нашему господину, мне повстречался князь Андрей Полоцкий со сворой борзых и толпой загонщиков. Наверное, он поехал охотиться к дальним озерам. Нелегко будет его найти.

– Действительно, мы его не найдем, – при этих словах князь многозначительно посмотрел на Войдыллу, продолжая натягивать на правую ногу короткий остроносый сапог с небольшим каблуком – новинку немецких ремесленников. – Послушай, Войдылло, а может, великий князь не так плох, как ты утверждаешь? Дней пять назад я видел его крепким стариком, и он вовсе не собирался умирать. Отец тогда еще встал и проводил меня до двери.

– Не обольщайся надеждами, Ягайло. Ты же знаешь: князь Ольгерд никогда не ошибается. И если он сказал, что умрет сегодня, значит, так оно и будет. Спеши князь, если хочешь успеть попрощаться с отцом и выслушать его последнюю волю.

– Ты прав, Войдылло. Отец никогда не ошибался.

– Я с твоего позволения зайду к великой княгине и князю Кейстуту.

– Да-да, конечно. Ступай, друг мой.

Войдылло вышел, а следом за ним спустился по лестнице и Ягайло. На ходу он застегивал легкий кафтан. Распахнув со скрипом дверь, князь наткнулся на Богдана. Слуга держал в руках широкий пояс с узорчатой пряжкой. На червонном золоте ее играли кровавые рубины, разбуженные солнечным светом. Через определенный промежуток красивые каменья, вставленные в серебряные окна, слегка покрытые чернью, сопровождали пояс по всей длине. Над поясом высилась рукоять легкого меча, которая заканчивалась золотым изображением свирепого льва. Глаза льва светились драгоценными камнями редкой красоты.

Ягайло любил красивое, дорогое оружие, большей частью бесполезное в бою. Князь принялся застегивать пояс поверх кафтана, а слуга между тем поддерживал меч, прикрепленный к поясу серебряными цепями.

В это время тяжелая дверь вторично распахнулась. На выложенную камнем дорожку ступил богатырь в русской кольчуге из массивных колец. Несмотря на его гигантский рост и широкий размах плеч, лицо воина казалось совсем юным. По крайней мере, можно было с уверенностью сказать, что юноше не более двадцати лет.

– Ганко, зачем ты напялил это железо? – вместо приветствия спросил Ягайло.

Тяжелая кольчуга была одета явно не ко времени. Однако Ганко слишком долго копил на нее деньги и только вчера позволил себе дорогостоящую покупку. Как малый ребенок он искоса любовался своим приобретением, поглаживал руками и даже не замечал, что светит солнце, а кольчуга весит почти три пуда.

– Она мне милее, князь, чем рубашка, вышитая руками прекрасной Ружанки, – с улыбкой признался богатырь, еще ничего не ведавший о визите Войдыллы. Богдан умел хранить господские тайны, ибо знал, что за каждое лишнее слово придется платить исхлестанной плетью спиной, а возможно и головой.

Ганко довольно скоро понял, что князю не до шуток, и принялся молча одевать островерхий шлем с прикрепленной к нему бармицей из мелких круглопроволочных колец.

– Поехали, Ганко, – с этими словами Ягайло вскочил на гнедого жеребца.

Придерживая одной рукой меч, Ганко взобрался на рослого тяжеловоза, который при этом самопроизвольно подался вперед.

Под провожающий взгляд слуги Ягайло и Ганко выехали из крепости. Ведя на ходу беседу (это было видно по их повернутым друг к другу лицам), оба всадника начали спускаться к Нижнему городу.

Оставим молодых людей в пути, а сами перенесемся в конечную точку их путешествия.

2. Ольгерд

Верстах в двадцати от столицы Литовского княжества, на берегу Вилии расположился монастырь. В нем и находился в монашеском сане бывший глава государства, князь Ольгерд – отец Ягайлы.

Чтобы яснее уразуметь ход нынешних событий, вернемся немного назад и кратко проследим жизненный путь этого человека, поскольку его имя неразрывно связано с историей Великого княжества Литовского.

От отца своего – великого князя Гедимина – Ольгерд получил во владение Крево. Вступив в брак с витебской княжной, у отца которой не было сыновей, он после смерти тестя стал еще и обладателем Витебского княжества. Тем временем, в 1341 году покинул суетный мир Гедимин, а великокняжеский стол перешел к его сыну Евнутию. Последний получил это место не по старшинству, так как был самым младшим из семерых сыновей Гедимина. В составлении завещания немалую роль сыграла его мать – третья жена Гедимина.

Такое положение вещей явно не устраивало остальных князей-Гедиминовичей, и, в особенности, деятельного Ольгерда. Он сговорился со своим братом, трокским князем Кейстутом, свергнуть с литовского трона маменькиного любимчика Евнутия.

В назначенный день Ольгерд не успел подвести войско к литовской столице. Князь Кейстут, видя, что их планы раскрыты и далее медлить нельзя, один решился на приступ Вильно. Сражение окончилось удачно для Кейстута, и город вместе с князем Евнутием оказался в его руках. Когда пришел Ольгерд, то Кейстут сказал ему: «Тебе следует быть великим князем в Вильно, ты старший брат, а я с тобой буду жить заодно». И посадил Ольгерда на великом княжении в Вильно, а все князья принесли ему клятву верности.

Ольгерд и Кейстут были сыновьями Гедимина от второй его жены – русской княжны Ольги. Они вместе росли, воспитывались и были лучшими друзьями. Детской дружбе они остались верны всю последующую жизнь. Братья совместно управляли Великим княжеством Литовским вплоть до смерти старшего из них – Ольгерда.

Ольгерд был прирожденным государственным деятелем, и трудно найти более достойного претендента на великокняжеский трон. По характеристике летописца, он был умен, говорил на разных языках, не любил забав и занимался делами государственными день и ночь, был воздержан, вина, пива, меду и никакого хмельного напитка не пил и от этого приобрел великий разум и смысл, коварством многие земли повоевал и увеличил свое княжество.

Кейстут, несмотря на то, что приходился родным братом Ольгерду, являлся полной его противоположностью. Его доброму сердцу более присуще благородство, чем коварство. В редких случаях Кейстут нарушал свои принципы, но тогда он испытывал неисчислимые муки совести. Свергнутому им же Евнутию, он выхлопотал у Ольгерда Изяславское княжество. Не чуждался Кейстут и мирских забав: он с удовольствием пил с гостями заморское вино и крепкие русские меды.

К достоинствам Кейстута нужно причислить храбрость, отвагу, граничившее с безрассудством. Неоднократно приходилось ему вступать в жестокие схватки с крестоносцами и выходить из них победителем. Однако политик из младшего брата Ольгерда был никудышный, и едва ли он удержался бы на великокняжеском троне, если б его не поддерживала и не ограждала от коварства врагов могучая рука брата. Ольгерд помнил, что Кейстуту он был обязан великокняжеским троном.

Годы их совместного правления, с 1345 по 1377, прошли в военных походах. Все приграничные государства ощутили на себе удары воинственных сыновей Гедимина. Особенно опасен был Ольгерд. Воевал он не столько силой, сколько хитростью и мудростью. Решения свои принимал единолично, и никто не знал, ни свои, ни враги, поля какого княжества будет топтать завтра литовская конница. Ольгерд отличался большой осторожностью, он редко ввязывался в битву, если сомневался в исходе ее в свою пользу. Литовским походам, как правило, предшествовала длительная разведка сил противника, его взаимоотношений с соседними княжествами.

Основным объектом нападений литовцев были русские княжества. Еще в 1341 году Ольгерд появился под Можайском, опустошил окрестности, пожег посад, но самого города взять не смог.

Чтобы разбить своего главного врага – Московское княжество – Ольгерд не гнушался никакими средствами. В 1349 году он послал своего брата Кориада в Золотую Орду с предложением о совместном нападении на Москву. Однако хан Джанибек раскусил коварство литовского князя: разгромленное Московское княжество становилось легкой добычей литовских князей, и хан потерял бы ту огромную дань, которую тогда еще регулярно платила русская земля. Поэтому Джанибек отдал Кориада тому, против кого замышлялся поход – московскому князю Симеону.

Ольгерду ничего не оставалось, как слать посольство с дарами и челобитьем к Симеону. Литовский князь, без лишних эмоций, оценил обстановку и пришел к выводу, что в данный момент выгоднее дружба с московским князем чем война. К тому времени оба брата: Ольгерд и Любарт, женатые и прежде на русских княжнах и овдовевшие, прислали сватов к Симеону просить за себя двух его родственниц. Любарт – племянницу, княжну ростовскую, а Ольгерд – свояченицу, княжну тверскую.

Союз Москвы с Литвою, даже скрепленный двумя браками одновременно, не мог быть прочным. Это была лишь временная вынужденная уступка Ольгерда. Ибо он, стремясь к распространению своей власти на Северо-восточную Русь, понимал, что достичь цели можно только после разгрома Московского княжества. Более того, новая жена Ольгерда не только не способствовала примирению Литвы с Москвой, наоборот, она нашла своему мужу союзника в русских землях, неподвластных Москве.

С конца 60-х годов 14-го века началась длительная борьба между великим князем московским и тверским князем Михаилом Александровичем. Эту вражду, как и недовольство других князей объединительной политикой Дмитрия Ивановича московского, умело использовал Ольгерд. В 1368 году тверской князь обратился к нему за помощью, и Ольгерд не упустил возможности вмешаться в распри соседей. С большой ратью он неожиданно вторгся в пределы русских княжеств, разбил князя Семена Дмитриевича стародубского, потом в Оболенске убил князя Константина Юрьевича, наконец, 21 ноября на реке Тросне разбил московский сторожевой полк и беспрепятственно подошел к Москве.

Три дня стоял Ольгерд под новым московским кремлем, но взять его так и не смог. Отступая, литовцы опустошили окрестности Москвы, забрали в плен бесчисленное множество народа и весь скот, который нашли в окрестных селах. Несмотря на то, что литовцам так и не удалось взять Москву, урон был нанесен ощутимый. Впервые за последние сорок лет, то есть, начиная от первого года княжения Ивана Калиты, Московское княжество испытало неприятельское нашествие.

Новый поход Ольгерд предпринял в 1370 году опять же по просьбе князя Михаила Александровича тверского. Зимою, в рождественский пост, Ольгерд двинулся на Москву с братом Кейстутом, Михаилом тверским и Святославом смоленским. Разорив посад у Волока-Ламского, они 6 декабря осадили Москву. Однако боязнь перед собиравшейся в Перемышле московской ратью заставила Ольгерда снять безуспешную осаду кремля и уйти в свое княжество.

Еще менее удачным был третий поход литовцев на Москву, предпринятый ими в 1372 году. На этот раз Дмитрий московский встретил Ольгерда у Любутска и разбил сторожевой литовский полк. После этого Ольгерд отступил и отказался от продолжения борьбы с Москвой.

Ольгерд пытался подчинить своему влиянию даже такие далекие от Литвы города как Новгород и Псков. В 1346 году он вторгся в новгородские владения и опустошил их по рекам Шелони и Луче.

Крупную победу одержал Ольгерд над татарами при Синих водах. В результате ее Подолия была очищена от татар и укреплены южные границы Великого княжества Литовского.

Активной внешней политике литовских князей мешал Тевтонский орден, обосновавшийся на северо-западных границах Литвы. Ежегодные вторжения немецких рыцарей привели к тому, что территория Литвы, граничащая с государством крестоносцев, на многие десятки верст превратилась в пустыню. Целыми деревнями население Жемайтии[1] и Аукштайтии[2] снималось с насиженных мест и искало спасения в центральных районах страны. Но и здесь их часто настигал меч закованного в броню «Божьего слуги». Так, в 1346 году вновь избранный великий магистр Ордена Генрих фон Арфберг подошел к Трокам, опустошил их окрестности и разбил в злой сече полки Ольгерда.

Правда, и литовцы, вторгаясь на территорию Ордена, с лихвой платили за разорение своих областей. Успехи сменяли неудачи, и в целом, государство крестоносцев продолжало оставаться дамокловым мечом, висящим над Великим княжеством Литовским.

Неудачно для Литвы шла борьба с Тевтонским орденом и при наследнике Арфберга Винрихе фон Книпроде. В 1360 году Ольгерд, Кейстут и сын последнего Патрикий сошлись с великим магистром на границах литовских: битва продолжалась целый день, и рыцари одержали победу. Более того, Кейстут, сброшенный с лошади, попал в плен и был отвезен в Мальборк – столицу Ордена.

С помощью соотечественника, бывшего слугою в Мальборкском замке, ему удалось бежать к своему зятю, князю Яношу мазовецкому. Вместе с польскими рыцарями Кейстут отомстил немцам, взявши у них два замка и, с добычей возвращался домой. Но, уже вблизи литовской границы, был настигнут крестоносцами, вторично взят в плен, вторично бежал и опять начал готовиться к походу в Пруссию.