Жили старик со старухой. Сборник

ДЕРЕВЕНСКИЕ БУДНИ

– Я только до ларька и обратно, – сказала уже на пороге жена, захлопнув за собой дверь.

Ларёк недалеко, всего в ста пятидесяти метрах от дома, но дойти она не успела, встретилась Семёновна, которую она не видела со вчерашнего дня. Семёновна, обычно прохаживалась от безделья у своего дома, выгуливая себя и высматривая жертву для разговоров.

– Привет, Семёновна!

– Дравствуй, дорогая, дравствуй! Вижу собралась за покупками.

– Да, каки покупки! – воскликнула Пелагея Никандровна, – Соль кончилась да немного чесноку взять. Суп готовлю, а соли нет.

– Вот и я варю.

– У тебя, Семёновна, поди, проблем нет. Муж рыбы наловил.

– Да кака рыба! – воскликнула Галина Семёновна, – одни штрафы привозит. Вместо рыбы – квитанции об уплате штрафа. Как ни поедет, обязательно попадётся. Говорят, каки-то Архангельские «рыбники» понаехали с автоматами.

– Врут! Толька Колаев, начальник-от рыбинспекции, дружков насадит, вот тебе и Архангельские! Вася Ляховский, пилот и его друг, с ним ездит, браконьерит. Никому житья не дают, только бутылки сшибают. Мой каждый раз бутылку просит, говорит – для «рыбников», а может, и сами выпивают, кто их знат.

– Петьку-то Лохова с рыбой поймали, уголовное дело завели, а некоторые откупаются. Юрка Маков с Урлыкиным просто забрасывают рыбину на ходу в лодку инспекторов и их никто не трогает, а ездят кажну ночь. Кому-то нельзя ловить, а кому-то законов нет.

В это время раздался вопль, слышимый, наверно, в другом конце улицы. Женщины обернулись, но не удивились, привыкшие к своим соседям и причудам деревенской улицы. Такие звуки подавал только один человек. По мостовой шёл сосед Володя Кошкин, как говорят: «навеселе». Он и издавал эти вопли, то ли пытался петь, то ли радовался своему состоянию. Этот человек, если не считать постоянных «праздников», был безобидным и никого не трогал, но, приняв дозу, старался громко заявить о себе, как дома, так и на улице. Работал он на ответственной работе, но физически ничего не делал, высмаливая одну за другой папиросы. Даже дочка однажды его спросила: «Папа, ты почему на работе ничего не делаешь, только куришь?» Он ответил: «Я курю и думаю».

– Опять нажрался. Как только выходной, так ходит на рогах, – Галина Семёновна смотрела на соседа, возвращавшегося с очередной гулянки.

– А что ещё ему делать? – сразу подключилась к новой теме Пелагея Никандровна, – По дому он не работает. Тяжелее папиросы никогда ничего не поднимал. Всю физическу работу выполнят у него жена: сама дрова колет, сама воду носит и даже моторы ему таскат, когда он выезжает на рыбалку. Она идёт к лодке с мотором, а он идёт сзади, несёт сумку с продуктами; всегда ссылается на больную спину, хотя медкомиссии на своей строгой работе проходит кажный год. Постоянно ездит отдыхать в санатории. Токо от чего отдыхать? Скорее всего от семьи, – сама себе ответила Пелагея Никандровна.

– Да-а, видно любовь, раз жена за него всю работу делает.

– Не знаю, какая любовь, но пока живут вместе. Жена иногда нам соседям жалуется, но так, чтобы муж ничего не знал.

Володька остановился, вычищая о траву ногу. Он наступил, не заметив, в то, что оставили после себя деревенские дворняжки. Любитель чистоты и порядка, он громко рассказывал всей улице всё, что знал о собаках и их хозяевах, особенно не вникая, слушают его или нет.

Собаки не заставили себя ждать. По переулку неслась целая свора с громким лаем. Впереди бежала сучка, выбирая только ей ведомую дорогу, а стая неслась за ней. Ближе к сучке находились огромные псы, а дальше те, что помельче, то ли ростом не вышли, то ли порода такая дворовая уродилась, но лаяли громче всех как раз те псы, что не вышли ростом.

Косясь на Володьку и на пробегающую свору, подошла к женщинам Фроська, которую соседи знали, как большую любительницу посплетничать.

– Что нового? – спросила она, обращаясь сразу ко всем.

– А что нового? Кто в магазин, а кто из магазина, вот и все новости, – ответила Пелагея Никандровна.

– Ты, Пелагея, опять в новом пальте.

– Какое новое? Я его уже лет десять ношу.

– А с виду, как новое, – не сдавалась Фроська, удручённая своим неудачным комплиментом, – В магазин у школы опять товар завезли, – добавила она, чтобы исправить возникшее недоразумение.

– Я утром была, не было свежего товара, – сказала Семёновна.

– Утром не было, а сейчас пришли баржи, их разгружают и сразу везут всё в магазин.

Кошкин, наконец, очистил ногу и направился дальше, окликая за сто метров, вынырнувшего из подъезда соседа. Не услышать его было трудно:

– Никола, пойдём выпьем, сегодня Вовка гуляет!

Видно было, что мужик всматривался в людей на дороге, потом нырнул обратно в подъезд – на таком расстоянии отвечать не имело смысла.

– О, наши поднялись в воздух! – увидев взлетающий самолёт, громко возвестил Вовка. Говорил он это сразу всем и никому в отдельности, надеясь, что с ним кто-нибудь заговорит и захочет пойти вместе с ним выпить. Видя, что никто на него не обращает внимания, Вовка засеменил к своему дому.

Фроська продолжила:

– А в центре арбузы дают, – подумав, добавила, – с нитратами.

– Ты-то откуль знашь, что с нитратами?

– А где же ты видела в наше время арбузы без нитратов? – сразу взвинтилась Фроська.

– Не все же арбузы с нитратами, – продолжала спорить Семёновна, – Есть, наверно, и без нитратов, только нам их не привозят.

– Ну, я пойду, – сказала Пелагея Никандровна.

– Подожди, расскажи лучше, живёт Вовка Слесаренко со своей или не живёт?

– А чего им не жить, живут.

– Говорят, они разводиться хотели?

– Да мало ли что говорят. Послушать, так уже всех развели и снова свели обратно.

– Ну, не скажи! – воскликнула Фроська, – Вон, молодые Голубцовы сразу после свадьбы развелись. Говорят, они и сходиться не хотели, родители заставили.

– А кто их знат! – воскликнула Пелагея Никандровна. – Видишь, идёт бородатый? Этот уже раз семь женат. Никак не может выбрать себе жёнку по душе, а они глупые всё равно к нему липнут, и не какие-нибудь, а молодяшки бестолковы.

– Потому и липнут, что глупые, – уверенно подытожила Фроська.

Бородатый, тем временем, поравнялся с соседками:

– Никандровна, дай двести рублей на пиво.

– Я же тебе два дня назад давала.

– Два дня назад я и пиво выпил, а теперь надо снова.

– Иди своей дорогой.

– Никандровна, нехорошо так делать. Ты же знаешь, что я всегда отдаю.

– Нет у меня денег.

– Фрося, дай полтинник.

– Я что, на тебя работаю? У тебя жён много, у них и спрашивай.

– Сейчас я холостой. Вот женюсь на тебе, тогда и спрашивать не буду.

– Чем же ты жениться будешь? У тебя давно стопроцентный износ!

– Это как сказать! Сейчас я тебя ещё не полюбил, а дашь взаймы, может и полюблю.

– Иди своей дорогой, не мешай женщинам.

Галина Семёновна, не вступавшая в разговор, начала зевать. Ей стало скучно оттого, что внимание уделяли не ей, а постороннему человеку. Она, привыкшая общаться с мужчинами, причём не имело значения, женатые они или холостые, привыкла к вниманию к своей персоне, а сейчас этот бородатый отвлёк от неё всё внимание.

Бородатый не сдавался:

– Гляди, как я вам помешал! Наверно уже всё обсудили: кто женился, кто развёлся, а кто умер, царство ему небесное.

– Тебя-то, небось, не уколотишь, никак копыта не откинешь, попрошайка!

– Но-но, только без оскорблений, я никого не оскорбил, а попросил денег, так взаймы и вежливо, даже жениться предлагаю.

– Иди же ты, наконец, стонота!

Мужик ушёл. Галина Семёновна тут же перевела разговор в нужное русло.

– Вон Дашка Чувихина развелась с мужем, а теперь по ночам водит к себе мужиков.

– Ты-то откуль всё знашь? – спросила Пелагея Никандровна.

– Есть соседи, которые всё знают. По ночам диван скрипит, а ребёнок кажну ночь падает на пол, а потом ревёт. А утром в пять часов, как по расписанию, ночные гости из подъезда выскакивают. Того не понимает, что соседи в это время уже встают и всё видят.

– Молодая, вот и бесится!

– Это, конечно, её дело, если бы не страдал ребёнок. А так, что из него вырастет, при такой-то мамаше?

Ответить никто не успел. Лошадка, погоняемая возчиком, лениво бежала по дороге.

– Эй, бабы, навоз не нужен?

– А на кой он нам твой навоз?

– Огород удобрять. Берите, пока я добрый.

– Мне нужен, – вдруг всполошилась Пелагея Никандровна, – Высыпай вон к тому огороду, только с другой стороны.

– Вот это по-нашему, – сказал мужик, – Сразу видно – хозяйственная женщина.

Он, удаляясь на лошади, ещё что-то бурчал, но его уже не было слышно.

Семёновна продолжила:

– Бабы молоды, вот и бесятся. Теперь им многое дозволено. Лес валить не нать, сено заготовлять тоже. Куды девать свою молодую энергию? Вот и тратят её на мужиков, не стесняясь. Стыда у нынешней молодёжи нет.

– Ты, Семёновна, себя-то молодую вспомни. Забыла, как за парнями увивалась?

– Мы-то други были: гуляли, но и работали от зари до зари, и детей воспитывали.

– Может, и не гуляла совсем? – подковырнула Пелагея Никандровна.

– Я же тебе говорю: у нас было всё по-другому.

– По-другому – это как? Может, дети сами зарождались и появлялись на свет, а мы никак и не участвовали?

– Мы гуляли, но и дело не забывали, работали от зари до зари.

– По-другому детей не делают, – подытожила Фроська, – У всех всё одинаково, только одни живут семьёй, а другие подбирают, что плохо лежит.

– Хозяйка, я вывалил, расчёт бы нужен, – снова подъехал мужик на лошади.

Пелагея Никандровна вытащила кошелёк и рассчиталась с извозчиком.

– В магазин мне уже не надо, денег всё равно не осталось, – сказала она, – Ну ладно, бабоньки, я пойду за деньгами, да и дома меня наверно утеряли.

Она, больше не задерживаясь, повернула к своему дому и пошла, не дожидаясь ответа. Собачья свора бежала навстречу. Пелагея Никандровна знала, что собаки её не тронут, но всё равно было боязно. Она жалась к краю дороги, уступая своре всю свободную часть. В её голове уже роились совсем другие мысли: о недоваренном супе, семье, навозе, приближающемся обеде. Свою зарядку от беседы она получила и окунулась с головой снова в хозяйственные проблемы, мелкие домашние дела, которые никогда не кончаются и которые повторяются изо дня в день с завидной регулярностью.

02-03.2010.

ДВА ДНЯ ИЗ ЖИЗНИ МАТЁРЫ

Можно сказать, что машина остолбенела: ехали-ехали себе, не доехали всего каких-то триста метров и на тебе – встречают! Поэтому машина и встала, как вкопанная. Справа стоял Сергей и что-то говорил, не дожидаясь, когда в машине откроется окно, а слева, между забором и машиной стояли две женщины в обычной дачной одежде с орудиями труда в руках, приветливо улыбаясь. Водитель открыл дверцу. Говорили все разом: продолжал говорить Сергей справа, а слева говорили женщины и водитель, поскольку тоже сидел слева.

– Володя, ты почему сегодня один? – спросила одна из женщин водителя.

– Я не один, все места в машине заняты, а Наталья сегодня на работе.

После всех приветствий и дежурных вопросов, машина, наконец, поехала дальше, до затейливо разрисованной дачи, стоявшей на самом пригорке. Этот дом виден с любого места Матёры. Остальные дома жили большим сообществом, теснясь и кучкуясь, а дача Володи стояла обособленно, несколько в стороне, за небольшим полем. Правда, и за его дачей находилось несколько домов, но они стояли за заросшим оврагом и скрывались за редкими деревьями, через которые едва просматривались причудливые крыши и стены. А если учесть, что календарная весна заканчивалась, то понятно, что из-за распустившихся листьев на деревьях, почти совсем ничего не было видно. Через некоторое время маячивший по хозяйству Сергей тоже исчез, и деревня казалась вымершей.

Надо сказать, что баня, принадлежащая одной из дач за оврагом, стояла вплотную к деревянному забору Володиной дачи. Как она туда прилепилась на таком удалении от родного порога, стоит только догадываться. Таковы причуды местных архитекторов, решивших построить баню у чужого забора.

Две девочки примерно одного возраста, одиннадцати лет, по приезду сразу выскочили из машины и скрылись в потаённых уголках дома. Ещё бы, половину дороги они спали, а теперь, выспавшись, спешили растратить свою накопившуюся энергию!

Взрослые: хозяин дачи и Николай, сразу принялись за работу, которой не было видно ни конца, ни края.

Вскоре появились две женщины с маленьким ребёнком. Они материализовались из зарослей оврага и гуляли вокруг забора, не решаясь или стесняясь зайти вовнутрь, искоса поглядывая на приехавших соседей. Вскоре им надоело мерять шагами землю вокруг забора, они удалились на почтительное расстояние, а потом и вовсе скрылись в тех же зарослях у оврага.

Девочки, Маша и Алина, нагулявшись и поужинав, полезли на чердак в свою маленькую комнатку готовить постель для ночлега и укладываться спать. На самом деле они только делали вид, что соблюдают режим, а сами, когда остались наедине, уткнулись в компьютер и стали смотреть мультики, болтая без умолку и делясь эпизодами своей нелёгкой девчоночьей жизни.

Николай и Володя после работы уселись пить чай, не забывая пропускать между стаканами чая по стопке с устатку.

Матёра жила своей вечерней жизнью. Дачники прятались в огороженных дачах, занимаясь накопившимися за рабочую неделю хозяйственными делами, а кто жил здесь постоянно, у тех дел было ещё больше, так как они не копились, а возникали просто из ниоткуда.

Николай рассказывал:

– Было это ещё в годы строительства коммунизма. Наше авиационное предприятие работало, как челнок в огромной машине. Мы тоже не ленились и трудились от зари до зари, но иногда и отдыхали. Как раз подходила пора весенней охоты и все подгадывали получить накопленные отгулы в нужное время. А тут ещё с управления позвонили и сообщили, что намечается инспекторская проверка, но намекнули, что едут только охотники. Отгулы нам дали, как будто начальство только и ждало, чтобы их выдать.

– Только готовьте транспорт и везите начальников куда-нибудь подальше, чтобы тут не путались под ногами, – сказал наш непосредственный начальник.

Подготовка много времени не заняла. Остался не решён только один вопрос: сколько брать водки? Посовещавшись с приехавшим начальством, решили, что пол ящика вполне хватит. Сильно пьющих людей не было, а для открытия охоты вполне хватало. Всего набралось пять человек: двое проверяющих и три местных. Решили ехать на двух лодках, во-первых, более безопасно, а во-вторых, набиралось немало имущества, включая тяжёлые боеприпасы.

На реке только-только прошёл ледоход. Лёд по-прежнему плыл не очень густой, но, временами огромными белыми полями. Были и заторы, но никто не мог сказать, где они есть и сколько их на пути.

– Мы, с моим тёзкой, водители опытные, – продолжал Николай, – Поэтому вопросов по поездке до пункта назначения не возникало. При хороших условиях до места всего час езды. Мы проехали, огибая льдины, ненамного дольше. Пока располагались, топили печь, грели чай, накрывали стол, наступил вечер, а с ним всё вокруг накрыл туман, да такой густой, что в пяти шагах ничего не было видно.

Всем стало понятно, что открытие охоты откладывается на неопределённое время. Застолье получилось неторопливым, основательным и с долгими разговорами о разных случаях на охоте и на рыбалке. С хорошей закуской водка шла очень даже неплохо. В самый разгар пиршества услышали звук мотора.

– Кого это чёрт несёт в такой туман? – спросил сам себя мой тёзка.

Всем было понятно, что без ориентиров, в таком густом тумане мог ехать только самоубийца. Лодка подошла к берегу точно у избы. Из неё вышел довольно пьяненький мужичок, обитатель деревни, которая располагалась на другом берегу, примерно в километре. Проехать напрямик никак нельзя, на пути располагались речные острова, полузатопленные вешней водой. Мы только диву давались, как он в таком состоянии и в тумане их объехал и приехал точно к избе!

Мы-то считали себя совершенно трезвыми, хотя, если рассудить, со стороны мы могли выглядеть тоже пьяными.

– Пить будешь? – сразу спросил я.

– А чего, буду, – он не задумался ни на секунду, а мы в это время подумали, что места в избе всем хватит.

После второй стопки мужик вышел, а затем мы услышали, как завёлся мотор, и лодка отъехала. Через минуту его мотор заглох где-то в тумане.

– Надо мужика выручать, – проговорил я и вышел из избы. Следом вышли все на кромку берега.

Я занёс якорь, приготовил вёсла и начал готовить мотор к запуску. Мне был нужен напарник, но таковой не объявился. Мужики только посетовали, что ехать в туман было бессмысленно. Я завёл мотор и оттолкнулся от берега. По кромке береговой линии взял направление в сторону заглохшего мотора. Его я увидел. Лодка начала вырисовываться из тумана, но в это время и у меня заглох мотор, что явилось полной неожиданностью. Какие-то секунды наши лодки плыли вниз по течению к приближающемуся затору – это было понятно по усиливающемуся шуму воды, а потом мужик завёл свой мотор и опять скрылся в тумане, даже не попытавшись, ко мне приблизиться.

Мне повезло в том, что неисправность я нашёл очень быстро. Оказалось, что закончился в баке бензин. Буквально за секунду я переткнул баки, подумав, что горячий мотор будет завести не просто. Мотор, вопреки моим мыслям, завёлся сразу. Я быстро включил скорость и развернул лодку от грозно шумящего затора в туман, вверх по течению. Избу я обнаружил быстро и причалил к берегу.

Николай замолк, а Володя сказал:

– Хорошо, что всё так закончилось.

– Я не мог бросить мужика в беде, тем более, что мы сами ему наливали водку. Как бы он управился в заторе, ещё неизвестно, а так совесть у меня была чиста. А то, что он меня не выручил, так это уже ко мне не относится.

– А потом-то вы охотились? – спросил Володя.

– Потом охотились, а пока стоял туман пили водку. Туман развеялся только на второй день к обеду. У нас как раз запасы «горючки» стали кончаться. Когда выглянуло солнышко, мы переехали на середину реки, и высадились на большой остров, примерно, полкилометра на километр. Кое-где топорщились кусты, а так, в основном, остров – чистый луг. Мужики сразу же разбрелись по острову, а я решил, что рыбы я наловлю быстрее, чем настреляю гусей и поехал вокруг острова искать место для сетки, которая была взята с собой. Место без течения я не сразу, но нашёл. Один поставил сетку и только после этого взял в руки ружьё. Через один час я поехал посмотреть, как стоит сетка и заодно оттрясти мусор. В сетке сидела приличная щука. Так я и ездил смотреть через каждый час и за семь часов выловил семь щук. А к обеду у нас пара щук уже была. Кроме меня за обедом никто ничем не похвастал. Гуси летали, но как-то вяло и высоко. После обеда опять все разбрелись, договорившись собраться часа через три на вечерний чай.

Когда подошло время, собралось только четыре человека. Не пришёл один наш местный товарищ, которого звали Володей. Сначала мы ему покричали, немного поискали, но потом, не на шутку испугавшись, забыв про чай, пошли шеренгой прочёсывать остров. Результатов не появилось никаких. Посовещавшись, мы решили, что искали плохо и пошли искать снова, заглядывая под каждый куст, кромку берега и в лужи, надеясь найти хоть что-нибудь. Его нигде не было. Вдоль берегов неслась грязно-серая вода с весенним мусором и льдинами. Снова искать его было негде. Как и куда он мог пропасть, мы не имели никакого представления.

Настроение пропало, даже хмель весь выветрился. Уехать он мог, но на моей лодке, а лодка стояла на месте.

Мы совещались, обсуждая, как будем прочёсывать остров в третий раз. Послышался звук мотора. Звук постепенно приближался. Через некоторое время из-за кустов выехала лодка, которая направлялась прямо к нам. Из лодки выскочил наш потерявшийся охотник с широченной улыбкой, держа за пазухами, как дрова, бутылки с водкой. Он весь сиял от счастья. Если бывают счастливые люди, то в тот момент весь его вид говорил о том, что самый счастливый он. Мы же в это время готовы были прямо тут его расстрелять. На водку никто даже не взглянул.

Когда страсти улеглись, он пояснил, что хотел проявить заботу, поскольку водка кончилась. Он махнул проезжавшей мимо лодке. Захватив пару щук, он прыгнул к мужикам внутрь судна, и все поехали в деревню, где состоялся равноценный обмен. Щука в то весеннее время считалась дефицитом и стоила дорого, а водка дёшево. Обратно его привезли те же мужики.

Мы опять сидели всей компанией за чаем и по очереди воспитывали своего непутёвого товарища. А всего-то надо было сказать, что поехал! Он со всеми соглашался и во всём раскаивался.

– Вот был такой случай. На следующий день мы выехали обратно, – Николай умолк.

– Сколько же вы выпили? – спросил Володя.

– Мы потом посчитали. Оказалось, что двадцать восемь бутылок водки на пятерых. Водка в то время продавалась хорошая, не палёная, а организмы молодые и крепкие.

– Давай ложиться спать. С утра будем работать.

– Давай!

Над Матёрой нависли летние сумерки, которые и сумерками из-за белых ночей назвать никак нельзя.

Утром Николай с Володей работали, завершая незавершённые дела, которых становилось не меньше, а больше. Дети, проспав почти до обеда, резвились на улице. Соседки, живущие за оврагом, опять меряли шагами землю вдоль забора, прогуливая маленького ребёнка.

Наступил хороший майский солнечный день. По широко разлившейся Северной Двине изредка проходили труженики-теплоходы, толкая перед собой груженые лесом сверх всякой меры баржи, палубы которых оказывались погружены в речную пучину выше ватерлинии. На острове, что виднелся напротив Матёры, что-то горело, чадя чёрным дымом. Возможно, жители сжигали мусор, прошлогоднюю траву и всякий хлам.

Володя в куче накопившегося хлама тоже распалил огромный костёр, нестерпимый жар которого доставал Николая, оставленного следить за этим костром, чтобы случайная искра не попала куда-нибудь в сторону.

Наталья с подругой Алёной приехали, когда баня была уже истоплена. Старая теплица в огороде исчезла, освободив обширное пространство. С другой стороны, она никак не украшала фасад здания и, превратившаяся в мусор, сгорела с другим хламом в огне.

В послеобеденное время все по очереди наслаждались лёгким паром, смывая усталость и отдыхая от дел и забот.

Перед фасадом дачи за полем стояла новейшая дача какого-то мелкого прокурора, который всё время разглядывал территорию огромного зелёного поля, вынашивая мысль отхватить от этого поля хотя бы «кусок», что впоследствии он и сделал, поставив столбики чуть дальше выделенной территории. Но, к его глубокому огорчению, затея эта не прошла незамеченной. Приехал «землемер» и выписал предписание освободить незаконно занятую территорию, хотя прокурор утверждал, что по спутниковой карте, он ничего не нарушил.

Надо сказать, что этот зелёный лужок являлся яблоком раздора. С одной стороны, пустовал огромный клочок земли, а, с другой стороны, эти земли числились сельскохозяйственными угодьями и не могли быть заняты для других целей. Через некоторое время каким-то чудом местный предприниматель получил это поле под застройку, отчего опять возникла волна возмущения от ближайших к полю соседей.

Последним из бани вышел Николай. К этому времени согретый самовар, сверкая боками, ждал всех к чаепитию, пофыркивая паром и самодовольно урча. Этот пузатый хозяин стола знал, что без него после бани никак не обойдутся и пригласят к столу.

Вечернее солнце через стёкла веранды, где уселись за стол чаёвники, отражалось на стенах, на посуде, отчего внутри помещения было светло и уютно.

Когда заговорили о рыбалке, разрумянившаяся Алёна сказала:

– На зорьке я пойду удить рыбу.

– Ты что, рыбак? – спросил Николай.

– Да, я люблю удить рыбу. В деревне я с детства хожу на речку и закидываю удочку.

– И рыбу приносишь? – опять спросил Николай.

– Приношу, – просто ответила Алёна, – Не всегда улов большой, но на уху наловить могу.