Дюна: Дом Коррино

– Подождите!

Все замолчали, и пока Лето подбирал слова, в комнате был слышен только треск поленьев в камине.

– Туфир, ты присутствовал при тех переговорах, когда ведьмы Бене Гессерит уговаривали меня принять Джессику.

Озадаченный Гават попытался понять, куда клонит Лето. Потом ментат вскинул брови.

– Они передали вам информацию. Речь шла о невидимом корабле, судне, построенном по новой технологии, которое делало его оптической невидимкой даже для электронных сканеров.

Лето ударил кулаком по столу и подался вперед.

– Прототип этого корабля, принадлежавший Харконненам, разбился на Валлахе Девятом. Сестры завладели кораблем. Не было бы полезно постараться убедить их предоставить нам технологию его изготовления?..

Дункан вскочил на ноги.

– С таким невидимым кораблем мы сможем высадить войска незаметно для тлейлаксов и до того, как к ним на помощь придут сардаукары.

С лицом, исполненным решимости, Лето медленно поднялся.

– Сестры передо мной в долгу! Туфир, составь послание в Школу Матерей и убеди их сотрудничать с нами. Мы имеем больше прав на такую информацию, чем какой-либо другой Дом, поскольку эту технологию в свое время использовали против нас.

Он посмотрел на Ромбура, и хищная улыбка оживила суровое лицо герцога.

– И вот тогда, мой друг, мы не пожалеем усилий, чтобы отвоевать Икс.

****

Чем меньше знания, тем длиннее объяснения.

Бене Гессерит.«Книга Азхара»

Располагая коллективной памятью, простиравшейся в темную глубину тысячелетий, престарелая Верховная Мать Харишка не нуждалась в советах других Сестер для принятия правильных решений. Правда, воспоминания далекого прошлого не всегда годятся для понимания будущего или для проникновения в хитросплетения современной имперской политики.

Харишка стояла в зале секретных совещаний – помещении с голыми оштукатуренными стенами. Ее самые доверенные советницы, хорошо разбиравшиеся в мелочах и их последствиях, расхаживали по комнате, шелестя, как вороновыми крыльями, полами накидок. Неожиданная просьба герцога Лето стала причиной столь поспешного и неприятного совещания.

Послушницы принесли в зал совещаний напитки: соки, чай, меланжевый кофе. Сестры пригубливали напитки, размышляли, но в кабинете стояла странная тишина, не было слышно даже случайных замечаний. Такие дела требуют серьезных раздумий.

Харишка подошла к грубой каменной скамье и села. Сиденье было жестким и холодным, не похожим на трон коронованного владыки, но Сестер Бене Гессерит трудно было смутить неудобством. У нее острый ум и живая память. Это все, что нужно Верховной Матери.

Вызванные на совещание Сестры расселись по местам, шурша одеждами. Когда сквозь призматические стекла в комнату проникли лучи приглушенно-серого солнца, все присутствующие обратили свои взоры на Харишку в ожидании, что скажет Верховная Мать.

– Мы позволили себе на долгие годы забыть об этом деле, а теперь стоим перед необходимостью сделать выбор.

Харишка упомянула о почтовом цилиндре, полученном недавно с Каладана.

– Нам с самого начала не следовало сообщать Лето Атрейдесу о корабле-невидимке, – произнесла суровая Преподобная Мать Ланали, смотрительница карт и географического архива.

– Это было необходимо, – возразила Харишка. – Он не принял бы Джессику, если бы мы не кинули ему сладкую кость. К его чести надо сказать, что Лето не злоупотребил полученной информацией.

– Зато он делает это теперь, – заговорила Преподобная Мать Тора, занимавшаяся огородами. Кроме того, она была специалистом по криптографии. Когда-то, в самом начале своей карьеры, она разработала способ имплантации сообщений в листья деревьев.

Харишка не согласилась с этим мнением.

– Герцог мог использовать эту информацию многими способами и давно, но он предпочел связаться с нами по секретному каналу, тем самым сохранив нашу тайну. Таким образом, он не обманул нашего доверия. Кроме того, считаю нелишним напомнить, что Джессика, как мы и надеялись, носит под сердцем его ребенка.

– Но почему она так долго тянула с беременностью? – спросила еще одна Сестра. – Это должно было произойти гораздо раньше.

Харишка не удостоила спорщицу взглядом.

– Какая разница? Впрочем, давайте вернемся к нашему делу и не будем отвлекаться.

– Я согласна, – заговорила молчавшая до сих пор Преподобная Мать Сиенна, женщина с лицом, похожим на сердце, невинная красота которого ввела в заблуждение многих мужчин. – Если и есть человек, которому можно преподнести в дар способность делать невидимые корабли, то это именно он, герцог Атрейдес. Как его отец и дед, Лето заслуживает высочайшего доверия. Это человек чести.

Ланали недоверчиво фыркнула.

– Ты забыла, что он сделал с Биккалом? Стер с лица земли военный мемориал.

– Его собственный мемориал, – возразила Сиенна. – Кроме того, его спровоцировали.

– Хорошо, допустим, что сам герцог Лето достоин доверия, но что мы можем сказать о следующих поколениях Атрейдесов? – рассудительно спросила Ланали. – Возникает фактор неопределенности, а неопределенность опасна.

– Но ведь есть и весьма значимые известные факторы, – сказала Сиенна. – Ты слишком сильно тревожишься.

В разговор вмешалась самая молодая из присутствующих, изящная и хрупкая Сестра Кристэйн:

– Принятие решения не имеет никакого отношения к моральным качествам Атрейдеса. Такое оружие, если даже использовать его исключительно для обороны, изменит все представления о методах ведения войны в империи. Технология невидимок предоставляет невиданные тактические преимущества любому Дому, который будет ею владеть. Питаете ли вы слабость к нему или нет, Сиенна, но не забывайте, что он – всего лишь пешка в наших планах, такая же пешка, какой был барон Харконнен.

– Во-первых, именно Харконнены создали это чудовищное оружие, – сказала Тора, допила кофе и встала, чтобы снова наполнить чашку. – Слава Богу, что они утратили секрет и не могут воспроизвести изобретение.

Харишка давно стала замечать, что смотрительница огородов стала потреблять слишком много меланжи. Сестры Бене Гессерит могли контролировать биохимические процессы в своем организме, но им настоятельно не рекомендовалось продлевать жизнь свыше определенного предела. Бравирование долголетием могло настроить общественное мнение против Общины Сестер.

Харишка решила закончить эту часть дискуссии. Она услышала все, что ей было нужно.

– В этом деле у нас нет выбора. Мы должны отказать Лето в его просьбе. Мы пошлем наш ответ с Преподобной Матерью Мохиам, когда она отправится на Каладан, чтобы сопровождать Джессику в Кайтэйн.

Тора испустила вздох, вспомнив, сколько труда потратили послушницы, чтобы разобрать разбитый корабль и понять, как он устроен.

– Я не могу сказать, что́ именно мы можем сообщить герцогу Лето. Мы могли бы отдать ему остатки корабля, но даже мы не в состоянии понять, как работает генератор невидимого поля.

Она оглядела собравшихся и сделала глоток кофе.

Снова заговорила темноволосая Сестра Кристэйн:

– Такое оружие, если оно будет применено, может поставить империю на грань катастрофы. Но настоящий ужас начнется, если даже мы не разберемся, как оно работает. Мы должны сделать это во что бы то ни стало и похоронить наше открытие в архивах Общины Сестер.

Кристэйн получила военную подготовку и занималась организацией и проведением силовых акций в случаях, когда бессильными оказывались дипломатические игры и тайные интриги. Кристэйн была молода и нетерпелива, но иногда Харишка находила полезной такую пылкость.

– Абсолютно верно. – Верховная Мать сменила позу, устав от сидения на жесткой каменной скамье. – Некоторые клейма на остатках судна указывают на то, что в его производстве участвовал некий Чобин. Мы давно установили, что какой-то изобретатель с этим именем бежал от Ришезов на Гьеди Первую приблизительно в то время, когда была разработана технология производства корабля-невидимки.

Тора выпила третью чашку меланжевого кофе, не обратив внимания на неодобрительный взгляд Харишки.

– Должно быть, Харконнены слишком поспешно избавились от этого человека, в противном случае они могли бы без труда создать новый генератор невидимого поля.

Харишка сцепила на животе свои паучьи пальцы.

– Естественно, мы наведем справки в столице Ришезов.

****

Суеверие и суровая действительность пустыни пронизывают всю жизнь фрименов. В их жизни тесно переплелись религия и закон.

«Путь Арракиса».Имперский видеофильм для детей

В день, когда должно было решаться будущее его народа, Лиет Кинес проснулся, размышляя о будущем. Он сел на краю ложа, которое много лет делил с Фарулой, – толстой циновки, уложенной на пол маленькой, но уютной комнаты в Сиетче Красной Стены.

Великое совещание фрименов начнется сегодня. Это будет встреча вождей всех сиетчей, на которой предстоит договориться о единых действиях против Харконненов. Перед лицом их жестокостей народ пустыни слишком часто оказывался разобщенным, неуправляемым и беспомощным. Процветали соперничество кланов, родовая вражда и распыление сил. Сегодня Лиету предстояло донести до сознания вождей пагубность такого положения.

Его отец мог бы достичь этой цели, невзначай обронив несколько обычных слов. Пардот Кинес, экологический пророк, сам не понимал меры своей власти. Он просто принимал ее как средство осуществления своей цели – создания рая на Дюне. Но его сын Лиет был молод и ничем еще не доказал своего права вести за собой людей.

Сидя на спальном ложе, Лиет прислушался к тихому жужжанию вентиляционных машин сиетча. Рядом тихо дышала Фарула. Она проснулась, но лежала молча, как всегда, с любовью глядя на мужа синими глазами.

– Мои заботы не дают тебе отдыха, любовь моя, – сказал Лиет Фаруле.

В ответ она ласково коснулась его плеча.

– Твои мысли – это мои мысли, мой дорогой. Я сердцем чувствую твои заботы и твою страсть.

Он поцеловал ее руку. Фарула провела пальцами по бороде, которую начал отращивать Лиет.

– Не тревожься. В тебе течет кровь уммы Кинеса, так же как и его мечты.

– Но увидят ли это фримены?

– Иногда наш народ бывает глуп, но он никогда не был слеп.

Лиет Кинес любил ее много лет. Фарула была истинно фрименской женщиной, дочерью старого Хейнара, одноглазого наиба сиетча, и хорошо знала свою роль. Она была лучшей целительницей племени, но самым большим ее достижением было врачевание душевных ран Кинеса. Она знала, чем тронуть мужа и как любить его.

Тревожась за успех своего выступления на совете, он склонился над женой и крепко ее обнял. Она поцеловала Лиета, развеяв его страхи, погладила по голове, утишив тревогу и вселив в него новые силы.

– Я буду с тобой, любовь моя, – сказала Фарула, хотя женщины не будут допущены на совет наибов, перед которыми Лиету предстояло держать речь. Выйдя из своей комнаты, Лиет и Фарула снова станут чужими, как того требовал этикет фрименов, но Кинес понял, что хотела сказать его супруга. Она действительно будет с ним. И сердце его согревалось от этой мысли.

Дверной проем был закрыт сплетенной из меланжевых волокон занавеской, на которой женщины сиетча выткали изображение Гипсового Бассейна, где его отец устроил цветущую оранжерею – прообраз своего воплощенного проекта. На полотне были видны ручьи, порхающие колибри, плодовые деревья и яркие цветы. Закрыв глаза, Лиет явственно представил себе аромат растений и даже ощутил прикосновение летающей пыльцы и влажность на щеках.

– Надеюсь, сегодня я сделаю все, чтобы ты мог мною гордиться, отец, – как молитву, прошептал Лиет.

По трагической случайности, потолок оранжереи, пропитавшись влагой, обрушился, похоронив под своими обломками Пардота и нескольких его помощников. С того страшного дня прошло чуть меньше года, но Лиету казалось, что с тех пор протекло гораздо больше времени. Теперь он, Лиет Кинес, должен был нести ответственность отца, уммы Кинеса.

Старое всегда должно уступать место новому.

Старый Хейнар скоро откажется от руководства Сиетчем Красной Стены, и многие фримены думали, что его место займет Лиет. Фрименское слово, обозначавшее наиб, можно было перевести с древнего языка чакобса как «слуга сиетча». У Лиета не было никаких личных амбиций: он просто хотел служить людям, сражаться с Харконненами и продолжить поход на пустыню, превращая ее в цветущий сад Дюны.

Лиет был фрименом лишь наполовину, но с первого вдоха, с первого удара сердца вне утробы матери душа его была фрименской. Как новый имперский планетолог, преемник великого мечтателя Пардота Кинеса, Лиет не мог ограничить свою деятельность рамками одного племени.

До того, как на совет прибудут последние представители племен и совещание начнется, Лиету надо было закончить свои профессиональные дела. Хотя он ни в грош не ставил Шаддама ни как человека, ни как императора, научная работа по-прежнему составляла существенную и самую ценную часть бытия Лиета. Каждый миг жизни был неповторим и бесценен, как чистая вода, и Лиет не имел права тратить ее попусту.

Окончательно проснувшись, он быстро оделся. Оранжевый рассвет не успел разлиться по пустынному ландшафту, а Лиет уже приступил к работе, надев свой новый защитный костюм. Даже в этот ранний час камни и песок пустыни были теплыми, а демон жары уже пустился в свой неистовый пляс над горами и дюнами. Кинес отошел от скалистой гряды всего лишь на несколько сотен метров.

Здесь, в неприметной расщелине, находилась небольшая биологическая станция – маленький набор сенсоров и датчиков, вмонтированных в камни. Пардот Кинес когда-то починил старое, давно брошенное оборудование, и члены сиетча поддерживали теперь в рабочем состоянии измерительную и контрольную аппаратуру. Приборы измеряли скорость ветра, температуру воздуха и агрессивность окружающей среды. Один прибор улавливал самую ничтожную влажность и фиксировал ее в своей памяти.

Услышав писк и неистовое хлопанье крыльев, Лиет резко обернулся и увидел, как ястреб схватил забившуюся в тарелку блестящего сканера солнечной активности пустынную мышь, которую фримены на своем языке называли муад’диб.

Маленькое животное пыталось выбраться из тарелки, карабкаясь вверх по ее гладким стенкам, но ястреб ударял ее когтями, пытаясь схватить, и сталкивал на дно. Мышь была обречена.

Лиет не стал вмешиваться в схватку.

Жизнь природы должна идти своим чередом.

Удивленный Кинес увидел, что тарелка накренилась от судорожных попыток зверька освободиться. Ястреб, сидевший на краю, переместился, и солнце нестерпимо ярким светом ударило его по глазам. Птица на мгновение ослепла, промахнулась, упустив из виду добычу, мышь выпрыгнула из ловушки и скрылась в расщелине между камнями.

Лиет в радостном волнении наблюдал эту сцену. На память ему пришел древний фрименский гимн, которому научила его Фарула.

Я направил стопы свои в пустыню,Где миражи трепещут в воздухе, как призраки.Стремясь познать славу и жадный до опасностей,Пошел я к пределу аль-Куляба,Видя, как время сглаживает горы,Желая пожрать и меня,И увидел я ястребов, летящихНавстречу мне, как прожорливые волки.Они расположились на ветвях моей юности,И слышал я, как в ветвях моих их стаяТочит когти и клювы, чтоб вонзить их в меня!

Что говорил в агонии его друг Варрик, приняв воду жизни? Ястреб и мышь – одно. Было ли это истинное видение или просто обычный бред?

Глядя, как растерянный ястреб поднимается на теплых воздушных потоках высоко в небо, чтобы оттуда высмотреть новую добычу, Лиет Кинес думал: случайно ли ускользнул муад’диб или умело воспользовался преимуществами своего положения?

Фримены везде и во всем видели признаки и знамения. Существовало поверье, что встреча с муад’дибом перед важным делом не сулит ничего хорошего, а важнейший совет должен был начаться с минуты на минуту.

Как планетолога, Лиета Кинеса волновала еще одна вещь. Солнечный сканер, созданный руками человека, вмешался в естественное течение дикой жизни пустыни, разорвал цепочку «хищник – жертва». Конечно, это всего лишь один эпизод, но Лиет рассматривал его в более широком контексте, как всегда поступал его отец. Даже мельчайшее вмешательство человека в природу со временем накапливается и подчас приводит к катастрофическим последствиям.

Вожди фрименских племен, суровые мужчины с обветренными лицами, прибыли из тайных селений, разбросанных по всей пустыне. Сиетч Красной Стены был идеальным местом сбора. Располагая разветвленной сетью пещер и переходов, сиетч мог вместить всех прибывших, которые привезли с собой воду, пищу и постели.

Прибывшие будут жить в сиетче несколько дней, а может быть, и недель, словом, столько, сколько потребуется для принятия согласованного решения. Лиет будет держать их здесь, даже если для достижения согласия их придется сталкивать лбами, чтобы заставить сотрудничать. Люди пустыни должны скоординировать свою борьбу, решив вопрос о тактических задачах и стратегических целях. Поправившийся, но все еще слабый Тьюрок расскажет гостям о том, как барон жертвует добытчиками пряности ради того, чтобы украсть лишнюю тонну. Потом Стилгар опишет, что он и его воины обнаружили в священных пещерах Сиетч-Хадита.

Делегаты прибыли сюда кто верхом на червях, кто пешком, проделав большие расстояния. Были и такие, кто прилетел на похищенных у Харконненов орнитоптерах, которые по прибытии были замаскированы или спрятаны в пещерах. Одетый в официальную джуббу, Лиет лично приветствовал каждого гостя, когда тот проходил через запечатанный вход в собственно сиетч.

Рядом с Лиетом стояла темноволосая жена Лиета с грудной дочкой и ползунком сыном – Лиет-чихом. В шелковистых локонах Фарулы были видны водные кольца, показатель благосостояния и значения ее супруга. Она стояла рядом с Лиетом, приблизившись к нему ровно настолько, насколько позволяли правила фрименского этикета.

Солнце, принимая оранжевый оттенок, стало клониться к закату. Над дюнами наступал ранний вечер. В зале собраний сиетча женщины, по традиции, приготовили вождям сиетчей общий ужин, который должен был предшествовать открытию совета. Лиет сел за низкий стол рядом с наибом Хейнаром. В окружении наибов Лиет провозгласил тост в честь сурового старика. В ответ тот покачал седой головой, отказавшись произносить речь.

– Нет, Лиет. Настало твое время. Мое же осталось в прошлом.

Он крепко сжал ладонь зятя своей рукой, на которой не хватало двух пальцев, память о былой дуэли на ножах.

После ужина, пока суровые вожди занимали свои места в зале совета, Лиет успел подумать о многих вещах. Он хорошо подготовился к собранию – но захотят ли люди сотрудничать и сопротивляться Харконненам, мобилизовав объединенные силы Дюны? Или они еще глубже зароются в песок, продолжая бороться с Харконненами поодиночке? Самое худшее случится, если фримены, как это не раз бывало в прошлом, перегрызутся между собой, вместо того чтобы вместе драться с общим врагом.

На этот случай у Лиета был план. Он поднялся на балкон, возвышавшийся над залом. Рядом с ним встала Рамалло, старая сайаддина в черной накидке. Темные глаза старухи блестели из глубоких впадин глазниц.

В зале собрались сотни людей, закаленные бойцы, ценой крови и тяжкого труда возвысившиеся в своих сиетчах. Все они уверовали в зеленое будущее Дюны, все почитали память уммы Кинеса. Не имевшие права голоса собрались на карнизах и балконах, выступавших из высоких стен. Воздух наполнился кислым запахом немытых тел и острым ароматом пряности.

Сайаддина Рамалло протянула вперед покрытые старческими пятнами руки и благословила собравшихся. Толпа притихла, головы склонились. На соседний балкон вышел одетый в белое фрименский мальчик и высоким сопрано запел скорбную песнь на древнем языке чакобса. В песне говорилось о тяжких странствиях предков фрименов Дзенсунни, которые в незапамятные времена бежали на Дюну с Поритрина.

Когда мальчик закончил песнь, сайаддина незаметно отошла в тень, оставив Лиета одного. Все глаза устремились на Кинеса. Настал его час.

Под сводами зала с великолепной акустикой загремел голос Лиета:

– Братья, для нас наступило время великих испытаний. На далеком Кайтэйне я рассказал императору Коррино о злодеяниях, которые творят Харконнены здесь, на Дюне. Я рассказал ему о разрушении пустыни, об эскадрах Харконненов, которые ради забавы охотятся на Шаи-Хулуда.

По толпе прошел ропот, но это было лишь напоминанием о том, что и так было хорошо известно собравшимся.

– Выступая в роли имперского планетолога, я просил императора прислать сюда ботаников, химиков и экологов. Я молил его о поставках жизненно необходимого оборудования. Я требовал, чтобы он заставил Харконненов прекратить преступления и бессмысленное разрушение.

Он помолчал, усилив напряжение среди присутствующих.

– Но меня попросту выгнали из зала, прервав аудиенцию. Император Шадцам Четвертый не пожелал меня слушать!

От негодующих криков пол балкона под ногами Лиета содрогнулся. Независимые и гордые фримены никогда не считали себя подданными императора. Они рассматривали Харконненов как негодяев, вмешавшихся в чужие дела, как временных оккупантов, которых в один прекрасный день сменят, чтобы посадить на шею фрименам правителей из другого Дома. Но неизбежно настанет день, когда фримены будут сами править своей планетой. Это было предсказано в многочисленных легендах.

– На нашем великом собрании мы, как свободные люди, должны обсудить наши действия. Мы сами должны будем защитить наши обычаи, наш образ жизни, не оглядываясь на императора и его глупую политику.

Произнося пламенные слова, ища основу для взаимопонимания, чувствуя, как загорается его сердце, Лиет все время ощущал воодушевляющее присутствие Фарулы, которая, внимая каждому его слову, придавала мужу новые силы.

****

Грязные берега истории усеяны обломками упрямых попыток человека овладеть вселенной.

Роспись театра в Ичане, столице Жонглера

Яркий, безвкусно и чрезмерно украшенный пассажирский салон транзитного корабля для массовых перевозок компании «Вэйку» напомнил ему сценическую постановку сюрреалистической пьесы с пышными дешевыми декорациями и слишком яркой подсветкой. Анонимный пассажир салона второго класса, Тирос Реффа, сидел в отсеке один, зная, что его жизнь никогда больше не станет прежней. Ободранные кресла, кричащие плакаты и резкие прохладительные напитки, как это ни странно, действовали на него успокаивающе, это был смазывающий неприятные видения отвлекающий ветер, заглушающий боль белый шум.

Он улетал с Зановара, из мира Талигари, желая бежать от своего прошлого.

Никто не обратил внимания на имя Реффы, никому не было дела до цели его поездки. Судя по тому, как безошибочно и полно было уничтожено имение, по тому, как внимательно и упорно преследовали его императорские шпионы, можно было догадаться, что даже кровавый император Коррино не сомневается в том, что его незаконный сводный брат сгорел вместе со своим домом.

Почему он не мог просто оставить меня в покое?

Реффа попытался отделаться от вездесущих торговцев, назойливых, иногда насмешливых людей в темных очках, которые продавали все на свете – от меланжевых конфет до приправленного карри жаркого из слиней. Реффа даже слышал рубленую атональную музыку, которая громко играла в наушниках торговцев. Он демонстративно не обращал на них внимания, и после нескольких часов бесплодных попыток что-нибудь продать Тиросу продавцы наконец оставили его в покое.

Кисти рук Реффы были красны и покрыты царапинами. Он множество раз протирал их самыми грубыми щетками, пробовал самое едкое мыло, но все было тщетно, он не смог избавиться от запаха смерти и дыма, которым пропиталась его кожа.

Ему не надо было летать на руины дома…

Плача, с красными от рыданий глазами, он пролетел на своем частном гидросамолете над блестевшим на солнце спекшимся пятном расплавленной земли, которое осталось на месте его имения. Реффе стоило больших усилий прорваться сквозь кордоны и запретные зоны, подкупая чиновников и убегая от утомленной охраны.

От его красивого, ухоженного дома и сада не осталось ничего. Абсолютно ничего.

Несколько торчащих обломков колонн, перевернутая взрывом чаша фонтана, но никаких следов величественного дома или папоротников аллеи. Верный Чаренс был сожжен дотла, в мелкую золу, оставив лишь карикатурное выжженное пятно на месте своей тени – все, что осталось от исполненного собственного достоинства человеческого существа.

Реффа приземлился, ступил на пахнувшую пеплом землю, и его оглушила невероятная, полная нечеловеческая тишина. Под обутыми в тяжелые сапоги ногами хрустели обугленные камни и почерневшие стекла. Он наклонился и взял щепотку золы, словно надеялся найти в пепле скрытое там тайное послание. Он копнул глубже, но не нашел ни живой травинки, ни уцелевшего жучка. Мир вокруг него был до боли тих, лишен дыхания и пения птиц.