Последствия
С той же видимой надменностью подойдя к Вячеславу Владимировичу, произнёс:
– Приветствуем тебя, новоприбывший.
Ты в сердце нас, как друга, должен взять.
Нечасто к нам захаживает гость,
Но всё ж, спустя столь долгий час,
Ты здесь, и завершаешь круг.
Надолго ли останешься ты с нами?
– Официально – на три года. Но знаете, хочется пораньше. – заинтересованный театральным произношением, Вячеслав Владимирович развернулся к мужчине.
– Цели твои хоть и скромны, да многим отказали.
Я Клавдий – король славной Дании.
А ты, какого будешь класса?
Фамилия знакома ль нам твоя?
«Шекспировского братоубийцы мне точно в соседях не хватало. Кто же остальные?» – ещё больше заинтересовался Вячеслав Владимирович.
– Меня зовут Вячеслав… Мещанин, преподаватель.
– Смог ты нас удивить,
Причудливое выдумавши слово.
И всё же кто ты? Феодал?
– Обычный горожанин.
– Славно. И как же ты
Попал в нашу обитель?
– Ваше Величество привыкло к представлениям искуснее моего рассказа. – увернулся Вячеслав Владимирович
– О так скажи: мы жаждем это слышать. – настаивал Клавдий.
– Присаживайтесь. – уступая место на уже заправленной кровати, неохотно высказался Вячеслав Владимирович, приглашающе вытянув руки.
– Господа! С моего повеления,
Горожанин Вячеслав расскажет нам свою историю. – повернувшись к центру комнаты, громогласно, похрипывая, провозгласил Клавдий, после чего спустился на кровать.
Перешёптывания утихли, но на лицах некоторых проглядывало рвение вернуться к недосказанному разговору. Все уставились на учёного. Вячеслав Владимирович, хотя и понимал в каком обществе он находится, всё равно решил умолчать о бесценном изобретении, вследствие чего в историю вошла только главная часть – нападение на Леру. Что неоднозначно принялось слушателями. Мужчины с диагональных кроватей бормотали: «Прелюбодей. Охотник чистых дев. Покайся!». Женщина с кровати напротив продолжала настороженно следить за каждым движением рассказчика. Мужчину с крайней постели у двери, эта история рассмешила, а его соседи, на вид пенсионеры, качая головами, одновременно легли на кровати, закутавшись в халаты. Парень и девушка в другом углу безэмоционально продолжали смотреть на Вячеслава Владимировича.
– Какие помыслы преследовались тобой? – судейски спросил Клавдий.
– Я не хотел причинить ей вред, мне надо было просто поговорить с ней. – тоже он ответил и следователю, и на заседании суда.
– Поверим мы тебе,
Коль невозможно слышать речи девы.
На этом мы тебя оставим.
Представьтеся и вы ему. – обращаясь к присутствующим, приказал король, шаркая ногами по полу, возвращаясь к тумбе.
Увидев безразличие к своей персоне, не желая расстраивать Клавдия, и всё ещё из-за собственного интереса, уж очень его тянула к людям с другой структурой мысли, в крайности от теоретически стабильных формул, с которыми провёл больший жизненный период, Вячеслав Владимирович решил самостоятельно познакомиться с новыми лицами. Первыми оказались приятели с диагональных кроватей.
– Все мы дети Божьи… Хотя Господь дарует всем своё прощение, некоторые из них, как и ты, не заслуживают этого… Покайся, в греховных помыслах запутывавший душу. – перебивая и дополняя друг друга, подхватывали мужчины.
– Да, конечно, может быть чуть позже. – брезгливо улыбнулся Вячеслав Владимирович и про себя, обходя кровати, добавил. – Вера, которая приводит в жёлтый дом. «Бог им судья», не думал я ещё о вере в него, но осуждать их не могу.
Следующий сокомнатник сам начал разговор:
– Матвеевич. – протягивая руку бывшему преподавателю, представился молодой человек.
– Обходишься одним отчеством. – спросил Вячеслав Владимирович худого, особенно ярко это выражалось на лице, тонких губах, на широких ярких глазах, без блеска, и оголённой под расстёгнутой спальной рубашкой шее, светловолосого человека лет двадцати.
– Я не могу назвать тебе своего имени. И даже если ты каким-либо образом его узнаешь, не называй его при мне.
– Не нравится?
– И это тоже. Это последствие травмы. Я теряю сознание, как только его услышу. – он предложил сесть, Вячеслав Владимирович не отказался.
– Но я не могу называть тебя по отчеству. Есть другие варианты?
– Студент.
– Тогда, будем знакомы. – физик пожал длинную ладонь Матвеевича. – А кто эти? – понизив голос, Вячеслав Владимирович показал в сторону набожных.
– Борис и Глеб. У них на работе авария произошла. То ли током их ударило, то ли что. Я не знаю. Вовремя откачали. Теперь считают себя чуть ли не богами, да и верят в то, что исцелят кого угодно.
– Я им не понравился. Да?
– Они здесь никого не любят кроме меня и Лизаветы.
– Лиза – это ты? – невежественно повернув голову за студента к девушке, сидевшей за его спиной, спросил Вячеслав Владимирович.
– Она.
– А почему сама не скажешь? Боишься? – развернувшись к девушке, улыбнулся, представляя, что так он сможет сильнее расположит её к себе, предположил учёный.
– Немая она.
– А здесь что делает?
– Родители у неё тут работают.
– Разве это законно, оформлять дочь в психбольницу только потому, что родителям так удобнее? – обернувшись к студенту, возмутился Вячеслав Владимирович.
– Может быть и нет, но Лизе здесь хорошо, лучше, чем одной.
– Интересные вы ребята. – избито пробормотал физик.
Весь разговор девушка неохотно поднимала глаза на говоривших и иногда плавно качала головой.
«Божки, немая, которую беспричинно держат вместе с нестабильными, и студент. Всё страннее, но я ожидал чего-то похуже, а пока что более чем интересно. Хоть три года не в тюрьме а здесь, я, чувствую, проведу с приключениями.» – подходя к следующей стене, приободрил себя Вячеслав Владимирович.
– Здравствуйте.
– Да, чего вам? – встрепенулся мужчина.
– Хотел познакомиться.
– С кем?
– С вами. Расскажите что-нибудь?
– Расскажу, что мне рассказывали. – он игриво улыбался и, блестя глазами, вжал голову в плечи.
– Простите, что? – наклоняясь, переспросил Вячеслав Владимирович.
– У него проблемы с памятью. – объяснил, не отворачиваясь от стены ближайший старик.
– Но как вас зовут, вы помните?
– Коля. – выпрямив и снова округлив позвоночник, сказал круглобокий мужчина с небольшой проплешиной на макушке.
– Надеюсь, Коля, вы сможете всё вспомнить.
– Надейтесь. И я буду.
Вячеслав Владимирович хотел продолжить круг знакомств, но новый вопрос Коли остановил его:
– А вы кто?
– Хотите знать моё имя?
– Нет. – смешливо ёкнул мужчина.
– А что?
– А догадайся.
– Извините, но давайте продолжим игру позже.
К первообразному удивлению преподавателя, Коля заплакал, шмыгая носом и всхлипывая, точно ребёнок.
– Нерадивый, дитя невинное обидел. – послышался шёпот с диагональных.
– Подыграйте ему. Он так весь день сидеть может. – подсказал, Матвеевич.
– Как яд, просачивающийся в душу,
Тот шум низов отравит наши уши. – так же не остался в стороне Клавдий.
– Ладно, ладно, Коля успокойся. «Никогда не думал, что придётся нянчиться с сорокалетним малышом. Это заведение не перестаёт меня удивлять.», – глубоко вдохнув, подумал Вячеслав Владимирович и продолжил, сев рядом с Колей, но к нему не притронувшись, – Так давай подумаем…
– Давай. А о чём?
– О том, кто я.
– Хорошо. – качая ногами, не достающими до пола, кивнув, согласился Коля. О том, что мгновение назад мужчина изображал истерику, напоминали натёртые кулаками глаза.
– Ты знаешь, как меня зовут…
– Да.
– Ты хочешь узнать о том, что я делал до того, как пришёл сюда?
– А меня привезли на машине.
– Замечательно. И так до того, как оказаться здесь, я работал преподавателем в университете. Ну всё. Я пойду. – облегчённо высказался Вячеслав Владимирович, решаясь на подъём.
– А я не помню, был ли в университете. – не хотел отпускать его Коля.
– Конечно был.
– Наверное это хорошо. Ладно идите, а то мне ещё до завтрака умыться надо.
– Беги.
«Он же не ребёнок. Но как мне относиться даже ко взрослому человеку, если он себя так ведёт?» – встряхнув головой и убрав упавшие на глаза волосы, замешался Вячеслав Владимирович.
– Пётр Семёнович, пенсионер, дворник, 59 лет. Приятно видеть новые лица в нашем старом коллективе. – улыбаясь сказал следующий сожитель, подымаясь в сидячее положение. – О вас я уже знаю, так что приятно познакомиться.
– Взаимно. Не расскажите, почему здесь? – с удовольствием пожимая протянутую руку, предложил физик.
– Обыкновенное диссоциативное расстройство идентичности.
– Раздвоение личности?
– Да.
– Как оно проявляется? Вы в «этом уме» мне достаточно симпатичны. – выказывая уважение к пожилому человеку, продолжив стоять, Вячеслав Владимирович сложил руки за спиной.
– О, просто не ударяйте меня по голове.
– И сильно вы отличаетесь?
– По рассказам, так сказать очевидцев, полные противоположности.
– Тогда постараюсь к вам вообще не прикасаться. – засмеялся Вячеслав Владимирович.
– О, это, конечно, лишнее. Но делаете, как считаете правильным. А сколько вам назначили?
– Три года.
– О, ну тогда у нас ещё будет достаточно время поболтать, а я начну делать зарядку. Присоединитесь?
– Сегодня занят. Но если вы занимаетесь каждый день, то завтра попытаюсь присоединиться. Физкульт привет! – приободряюще сжав кулак, сказал Вячеслав Владимирович, переходя от весьма воодушевлённого пенсионера к предпоследнему более старому мужчине.
– Малой, я сегодня не в настроении. И с утра, на будущее, лучше со мной не разговаривай. – лёжа, не смотря на Вячеслава Владимировича, сказал мужчина.
«Ага, а сам с Петром Семёнычем болтал, когда я только зашёл.» – молча проходя мимо скверного комочка, заметил бывший преподаватель.
Оставалась последняя, проследившая весь путь Вячеслава Владимировича, женщина.
– Ваше Величество. – слегка наклонившись, вмешался в обособленную тишину Вячеслав Владимирович.
– О чём ты нас хотел просить, Вячеслав? – продолжив наблюдение за окном, спросил Клавдий.
– Как вы и предложили, я поприветствовал всех господ, но осталась только эта женщина.
– Как смеешь ты так обращаться к королеве.
На первый раз тебя прощаем мы такую дерзость,
Коль вновь она не повторится. – раскрыв глаза до физического предела, возмутился король и к словам примирения вернул их в изначальное состояние.
– Простите и благодарю за оказанное доверие. Королева…
– Не королева. – возразила женщина.
– Прекрасная Гертруда – роза райских садов —
Как много лун ты будешь отрекать свой титул?
Преданный тебе как дар венчания со мной. – нежно взмолил Клавдий.
– Король, прошу прошения, что смею перебить вас, но я бы хотел просто познакомиться с вашей женой. Завтрак через пять минут. – посмотрев на часы поторопил Вячеслав Владимирович.
– Ты прав, как скоро ранний пир.
Гертруда, буду я настойчив всё же.
Он к нам с благим намерение прибыл.
Исполни нашу волю.
Криво улыбнувшись, женщина возвратила на свою физиономию холодный взгляд.
– Рад познакомится, Гертруда.
– Руку не пожму. – отвергая протянутую ладонь мужчины, грубо отказала королева.
– Как пожелаете. До встречи.
– Прощаемся. Но не на долго. – добавил Клавдий вслед перешедшего на свою кровать Вячеслава Владимировича.
«Голова начинает болеть от их слов. Но в отличие от Клавдия, Гертруда не говорит стихами. Да и для королевы из «Гамлета» она слишком немногословна, не соблюдает старинные манеры. Но всё же они все…большая их часть открытые, приветливые. Остаётся надеяться, что это не та доброта, которую создают для расположения к себе незнакомого человека.» – обобщил знакомства Вячеслав Владимирович.
Процедуры первого дня
Пролежал Вячеслав Владимирович на кровати до того, как красивый человек неизвестной квалификации, с Павлом Анатольевичем Давыдовым – главным врачом госпиталя, по совместительству курирующий «Небуйную» – упитанным, но не толстым, с чистым цветом безэмоционального лица, вскользь улыбавшейся физиономией, проводивший утренний обход, объявил о начале завтрака. Первым выбежал Коля, за ним проследовал Клавдий под руку с Гертрудой, студент и немая, Божки и старики, процессию замыкал Вячеслав Владимирович. Петляя по коридорам, поднявшись на третий этаж, и так же продолжив поворачивать за каждым углом, «небуйная» добралась до столовой – светлого помещения со множеством пустых, не занятых мебелью пространств. А вся меблировка состояла в следующем: три вытянутых стола, по каждой стороне которых протекали скамейки; каждый предмет, за исключением посуды и столовых приборов, был прикручен к поверхности, на которой располагался. Дырка, окаймлённая одной из стен, служила местом выдачи готовых блюд и являлась первым остановочным пунктом.
– Благодарю. Дитя распробует пусть первым. – отказался от предложенной ему тарелки Клавдий в пользу Коли, взяв вторую.
Остальные молча перенесли подносы на конечный пункт – стол, главу которого занял король, слева от него села Гертруда, которые, после недолгого ожидания Коли, пережёвывавшего пищу, удостоверившись в её безопасности, последними поступили к завтраку.
– Почему здесь только мы и вон те ребята? – быстрее сокомнатников расправившись с пресной кашей, сваренной на воде, и тонкими блинами, спросил Вячеслав Владимирович, севший недалеко от конца скамьи, рядом со студентом.
– В столовой всегда едим только мы. Ну и иногда те, кто ведёт себя хорошо – не дерётся и подобное. Эти здесь уже вторую неделю. – с набитыми щеками выговорил молодой человек, указав на соседний стол.
– А почему одного из них не перевели к вам, если они нормальные, по здешним меркам?
– К нам переводить нельзя. Они у нас не были, а назначены были сразу же в обычные. Но от нас к ним попасть можно.
– И если меня переведут в обычную, то в нашу я снова перевестись не смогу? – дождавшись, когда студент перестанет жевать, предположил Вячеслав Владимирович.
– Ты сможешь – ты сначала в нашей был. Но вот сколько там просидеть придётся, я не знаю.
– Никто не пробовал?
– Пока я здесь – нет.
– А откуда тогда знаешь, что можно обратно? – подловил его Вячеслав Владимирович, изредка поглядывавший на соседний стол.
– Клавдий сказал.
– А он откуда знает.
– Он здесь дольше всех. Может быть, сам так делал. – студент преступил к блинам. – Есть всего три типа комнат: «Небуйная», такая во всём госпитале одна, и обычные. – отодвигая тарелку к центру стола и погружаясь в волновавшую его структуру нового места обитания, вдумчиво слушал объяснение студента после недолгого промедления Вячеслав Владимирович. – Ещё есть одиночные. Если слишком большую перепалку устроил, сотрудника ударил или сбежать пытался, то туда на три месяца – так здесь наказывают. Но в нашей лучше всего, отношение к нам другое, более мягкое.
– А тем, кому в столовую ходить нельзя, еду в комнаты приносят?
– Да. Я бы сказал камеры. Вот у нас комната: окна, кровати двигать можно, тумбы – почти гостиница. Нет, санаторий. А в обычных всё к полу прикручено, вместо тумб один маленьких шкаф на всех, окно одно, с решётками. А в одиночных, говорят, вообще, как в тюрьме.
– Студент. Давай… будем друзьями. Ты открыт к общению со мной, а я тебя легко понимаю. Ты понимаешь, что я хочу сказать? – неуверенно выпуская слова, в уместности которых он сомневался, предложил Вячеслав Владимирович.
– У тебя необычные комплименты. Конечно, я буду твоим другом. Втроём веселее. – улыбнувшись и приобняв мужчину за плечо, подхватил Матвеевич.
– С Лизой?
– Да. Если ты мой друг, то и её. Ты согласна, Лизавета?
Отвлечённая разрыванием блина, девушка вздрогнула, когда студент дотронулся до её локтя, и в ответ на повторённый вопрос одобрительно закивала головой, улыбаясь то Матвеевичу, то Вячеславу Владимировичу, после снова опустила голову и стала поглощать куски подгорелого теста.
– Окончили мы утреннюю трапезу.
Подвергли труд ваш строжайшему анализу.
По нашему указу, сей же час
Благословляет Бог вас. – ознаменовав завершение своего завтрака, обращаясь к поварам, восклицал Клавдий
Выйдя из-за стола и оставив на нём поднос, король медленно, ожидая Гертруду, направился к выходу. Женщина взяла как свой, так и поднос мужа, и отнесла их на пункт первой остановки, и, чуть не бегом, догнала Клавдия в дверях столовой. Остальные, по очерёдности поедания, относили посуду, и уходили, следуя запутанным маршрутом третьего и второго этажей. Оказавшись на этот раз не последним, но оставшись на месте в ожидании студента и Лизаветы, Вячеслав Владимирович, после того как отнёс поднос в его первичный пункт пребывания, занял закреплённое за ним замыкающее место в компании новых друзей. Дорогой Ипполит рассказал бывшему преподавателю распорядок дня «Небуйной»: подъём, неизменный для всех жителей госпиталя, происходил в 7:30, но и здесь комната отличилась, пробуждаясь в начале шестого часа (для тех, у кого выдалась бессонная ночь, график мог сдвинуться на полчаса), в 8:00 – обход, через час после которого завтра, так же длящийся около часа. С 10 начинались процедуры, прерывающиеся в 13:00 для обеда, после которого «тихий час» (два часа) с 14 до 16. Далее расписание становилось более индивидуализированным. Ведь за неимением достаточного количества персонала, прописанного в акте о завершении строительства госпиталя и средней загруженности госпитализированными, занятия некоторых пациентов переносились на послеполдничное время и могли оканчиваться перед ужином; остальное наседание, успевшее пройти все предписания врача, было предоставлено самому себе. В то время как обитатели обычных и одиночных камер могли заниматься чем хотят в переделах отведённых в их пользование четырёх стен, но всё же для некоторых делали исключение, добиться которых могли только самые спокойные, подвергаясь постоянной слежке на протяжении ни одного месяца, как «небуйным», на которых ограничения не распространялись, и им с первого дня прибытия был предоставлен каждый коридор госпиталя. После ужина с 18 до 19, совершался вечерний обход (20–21) и день заканчивался отбоем с 21:05.
На этот раз расстояние от самого тёплого, в прямом значении слова, места госпиталя до их комнаты, было преодолено быстрее первого прохождения, а Вячеслав Владимирович успел заглянуть в пару общих комнат, обстановка в которых достоверно была описана студентом.
Добравшись до «Небуйной», учёный, рассчитывавший провести оставшиеся полчаса на кровати и уже приготовившийся получать от этого наслаждение, был отвлечён Клавдием, как и при первой встрече, сидевшим на тумбе подле Гертруды.
– Как птица в клетке, терзающаяся спасением на воле,
Скитаньем в этих вот стенах обременённа нашла доля.
Безропотно мы в подчинении не то ли,
Как в белом одеянье безмятежны боле.
– Ваше Величество, простите за дерзость. – подняв руку, отозвался Вячеслав Владимирович.
– Коль хочешь молвить, говори. – Клавдий дозволительно кивнул.
– Ваши речи несут в себе неточности, известные мне.
– Осведомлён ли ты о том,
Что все законы писаны не только Божьим гласом.
Неточностей в моих слова, будь это не секретом,
Ещё ни разу не озарялись светом. – тяжёлой поступью приблизившись к кровати спорщика, заявил Клавдий.
– Нет, позвольте. Вы утверждаете, что можете находиться только в этой комнате.
– Поменьше бы искусства.
Обличишь ли ложь ты толком?
Я вижу, ты считаешь это долгом.
– Вам позволено выходить из комнаты. И вы не можете сравнивать себя с птицей, сидящей в клетке, ведь у неё нет возможности вылететь.
Рассмеявшись, Клавдий, установившийся перед кроватью, парировал:
– В твоём распоряженье есть то, чего я недостоин?
Иль ты слепец? Взгляни в окно?
Вот там свободу истина хранит
Сюда же манит нас хрусталь её ланит. – поворачиваясь к жене, бросил
комплимент Клавдий.
– Остряк, такого поискать.
Остёр не ум твой, а язык.
Коль будешь чаще нас смешить,
Увидишь снисходительность владык.
С широкой желтозубой улыбкой, отворачиваясь от изумлённого Вячеслава Владимировича, взявшего в расчёт слова Клавдия без поправки на то, что есть люди, не способные смириться со своим положением, и жертвующие чем-то ради другого, король отошёл к Гертруде и подал женщине руку, с помощью которой она встала, и пара направилась к выходу. Провожая монархов, взгляд физика вознёсся к часам, висящим над дверью, стрелки которых заняли место равноценное без пяти десять. Столкнувшись в дверном проеме с мужчиной неопределённойспециальности, самодержавцы, не останавливаясь, вышли, после них в комнату повернул мужчина. Застёгнутый халат висел на палкообразном его теле, то ли от худобы, то ли от величины размера. Скулы на вытянутом и слегка сплюснутом лице не выражались, зато стеклянные глаза молниеносно бликовали попадавшим на них светом. Тёмно-коричневые волосы, не отдававшие в чёрный, а более в дубовый, были подстрижены коротко с боковым пробором и небольшой чёлкой, волнами спадавшей на половину лба. С мешковатыми джинсами соседствовали кожаные, вычищенные до блеска, чёрные туфли – стиль того, кто знает толк в одном и привередлив в его качестве и элегантности, в другом предпочитает дешевизну удобство.
– Вячеслав Владимирович, – обратился он к учёному, бездумно смотревшему в его глаза, – сегодня я проведу вас на занятия.
– И как долго вы будете со мной ходить? Мне кажется, долго. Эти петляющие одинаковые коридоры… – бодро встав с кровати, сбросив с мыслей разговор с королём, размышлял Вячеслав Владимирович.
– Два дня. Я уверен, каждый путь вы запомните с первого раза. – его голос казался слегка грубым, но не вызывающим.
– Придётся постараться. – усмехнулся мужчина, пропускаемый вперёд при выходе из комнаты.
– Коридоры здесь не так однотонны, как вам кажется.
– Раз так, ведите. – готовые дополнить выстроенный в воображении макет госпиталя, возбуждённо ввернул Вячеслав Владимирович.
Начав первый маршрут к первой процедуре с дороги к столовой, сотрудник госпиталя огласил очерёдность занятий:
– Сегодня, во вторник…
– Постойте, извините, что перебил, но мне к вам обращаться? У вас ни бейджа нет, ни вы не назвали своего имени. – обернувшись к шедшему сбоку мужчине, беспокойно проговорил Вячеслав Владимирович.
– Я заканчиваю интернатуру, так что уже можете называть меня врачом.
На вид он был стар для интерна, но учёного это не смутило.
– Но вы её не закончили. – поправил его Вячеслав Владимирович.
– Называйте, как хотите. – отвернувшись от госпитализированного, в отвращении к дотошности мужчины, дёрнув ноздрями, бросил интерн. – Сегодня, в четверг и воскресенье у вас самые незагруженные дни. А теперь вам придётся напрячь вашу скудную память и запомнить: ЛФК, живопись, живая музыка, «психологическая помощь». Порядок во все дни одинаков. У вас будет около пятнадцати минут, на переход в другой кабинет.
– Ай, голова. – схватившись за уши, простонал Вячеслав Владимирович, чуть не упав с первой ступени лестницы, если бы не быстро сжавшая его рубашку рука медработника.
– Посмотрите на меня. Не беспокойтесь это скоро пройдёт.
Поддерживая Вячеслава Владимировича за руку, интерн поднялся на третий этаж.
– У нас ещё есть время? Мы можем остановиться? – проскулил учёный.
– Конечно… Рассказать вам о других занятиях?
– Да. И постарайтесь по-человечески назвать их, если с помощью их названия можно вызвать демона. – облокотившись о стену, попросил Вячеслав Владимирович.
– Вы интересуетесь оккультизмом? – улыбаясь поблёскивающими лучами скрытого в лёгкой дымке облаков солнца, удивился интерн.
– Ничто не может превозмочь существование человека. Я не верю ни в Бога, ни в Сатану. А это – общепринятое мнение. Не в обиду медикам, но латынь устрашает… Что там про оставшиеся процедуры?
– Понедельник, среда, пятница, суббота: «грамотный стиль общения», «отказ от вредных привычек», профориентация и занятие, на котором проходят подготовку к действиям в чрезвычайных ситуациях.
– Но их ровно столько же, как и сегодня. А вы сказали…– поднимая голову, начал Вячеслав Владимирович.
– Я знаю, что я сказал. Как бы вам объяснить. Занятия эти сложнее для мозга, чем те, которые вам надо пройти сегодня. Сами завтра сравните.
– Надеюсь, вы неправы. Мы, наверное, уже опаздываем, пойдёмте.
Более бодро, чем пару минут назад, но всё же ленивей обычного, Вячеслав Владимирович продолжил следовать за «почти» врачом.
– Я никогда не думал, что в подобных заведения лечат такими гуманными методами. – придерживая рукав халата интерна, высказался физик.
– Здесь не лечат, а реабилитируют, готовят к возвращению в общество. Этот метод придумал ваш врач, он же и директор госпиталя.