Детские сердечки

Глава 1

Еще одна душная и липкая летняя ночь. Добропорядочные граждане пытаются увидеть десятый сон, лежа под липкими простынями. Но я не добропорядочный.

Проклятый десятком бесов, мечусь по залитому холодным электрическим светом городу и общаюсь с дефективными подобиями человеков, которые, по иронии судьбы, имеют все права полноценных граждан. Про обязанности же эти индивиды, не помнят, если вообще о них знают. Вот и сейчас…

– Руки убери! – верещит субтильный субъект, которого Вася, мой напарник, пытается по-хорошему выдавить к гардеробу задолбавшего уже кафе-рюмкобола с гордым наименованием «Палеолит». – Не трогай меня!

– Уважаемый, – Вася спокоен и обходителен, – я вас не трогаю, а прошу проследовать к выходу. Я вас за руки хватал? Не хватал! Я вас толкал? Не толкал!

– Ты сейчас меня толкаешь!

– Нет, уважаемый, я продвигаюсь к выходу, а из-за того, что вы у меня находитесь на пути, вас приходится отодвигать тыльной стороной ладони и предплечьем. Исключительно, чтобы на вас не наступить и не причинить вам физическую боль и моральные страдания.

– Руки убрал, я сказал! – гражданин, после употребленного, хорошего языка явно не понимает, и продолжает провоцировать конфликт, отталкивая Васины лапищи.

– Да что вы творите?! – подключается «женщина» гражданина, пытаясь прорваться через меня к любимому. – Ты чего у меня на пути встал?! А ну пошел прочь! – она пытается безуспешно меня обойти. Обойти не получается, пытается оттолкнуть. Но сказывается разница в весе, и я остаюсь на месте, как впрочем, и она. – Ты же урод! Ты же неудачник! Какой нормальный в охране работать будет?! Лузер и импотент! Ни одна баба тебе не даст! Пусти, скотина! Я сейчас позвоню, и ты завтра же здесь работать не будешь! Тебя уволят, слышишь?! Ты уволен!

– Вы, это… – включается товарищ субъекта, предусмотрительно расположившись чуть подальше за «женщиной», – оставьте пацана, он больше не будет. Мля буду!

– А ты сам-то кто такой? – отвечаю я, пресекая очередную попытку особи женского пола, пробиться к своему самцу.

– Я? Я – Колян, – произносит товарищ, сбитый с толку.

– Поздравляю. Но кто ты такой, чтобы верить твоему слову? Нам проще твоего друга отсюда удалить, чем пятый раз сюда на вызов ехать.

– Оставьте под мою ответственность! – товарищ бил себя в пьяную грудь. – Если Димон накосячит, меня вместе с ним выгоните, слова не скажу!

– Парень, я тебя не знаю, и чего стоит твоё слово тоже, – устало повторяю, раз, наверное, в пятнадцатый за сегодня. – Так что, иди обратно за столик отдыхать, и не мешай.

– Не указывай мне! – товарищ начинает ерепениться. – Я сам знаю, что делать!

– Слышь, – обращаюсь я к местному охраннику, лопоухому пареньку в синей рубашке с бейджиком на нагрудном кармане, который жмется в стороне. Ему лет двадцать, видно, устроился сюда сразу после армейки, или студент. И каким авторитетом он может пользоваться у подвыпивших посетителей этой рюмочной? Правильно – никаким. Его попросту шлют на три буквы и продолжают куролесить. Ну а он вынужден «отжимать кнопку», а по вызову, как умалишённые, несемся мы и разруливаем ситуацию. Почему мы, а не милиция, вернее, полиция, которую в любом случае вызывают? Всё просто – мы дешевле. Вневедомственная охрана берет в месяц тысяч двадцать пять, мы восемь тысяч, а директор «Палеолита» умеет считать деньги, и плевать он хотел на все наши геморрои, ведь происходящее после оплаты наших услуг не его проблемы. И ладно бы, получай мы деньги на руки… Всё достается директору и по совместительству хозяину ЧОПа, а нам перепадают сущие копейки. Впрочем, меня занесло… – Чего стоишь как истукан, уведи господина обратно в зал, чтобы не мешался.

– Ага, – кивает паренёк и совершает самую распространённую ошибку новичка – хватает подвыпившего субъекта за запястье и пытается его оттащить. Субъект естественно руку вырвал и дернулся на молодого, отчего неожиданно схлопотал от него локтем в челюсть. Резвый парнишка оказывается, далеко пойдёт…

– Да, ты, ж, твою мать! – ревет Вася обреченно, и, взяв на удушающий оппонента, которого только что мирно выталкивал, и который сейчас подорвался на помощь другу, вздергивает вверх его так, чтобы ноги свободно болтались над полом, и через десять секунд опускает на натоптанный кафель бесчувственное тело.

Мне, как всегда, достается самое сложное – пьяная дамочка. Бить нельзя, и она это знает, отчего дерьма из неё прёт с избытком. Алкозависимая валькирия пытается вцепиться в глаза накладными когтями, а лицо её, и так не блещущее красотой, обезображивается праведным гневом на мою скромную персону. Но разряд табельного электрошокера творит чудеса и моментально приводит её в чувство…

В итоге, через полминуты, три распластанных тела оказываются на грязном, замызганном полу рюмочной.

– Млять, как они задрали, – выдыхает напарник. – Ну почему просто не уйти, когда вежливо просят? Нет, блин, нужно показать, кто тут главный! Идиоты! Да? Да?! – он склоняется над своим противником, и со всего размаху залепляет звонкую пощёчину. – Сволочи, вот так бы взял, и свернул им всем шеи. Да?! – новый шлепок, после которого потерявший сознание приходит в себя.

Я же павшие тела просто вытаскиваю за ноги на улицу, успевая порадоваться, что женский пол сейчас чаще ходит в джинсах, и не приходится смотреть на возможное непотребство.

Только вытягиваю на крыльцо прифигевшую и обписавшуюся мадам, как там же, таща за шкирку её благоверного, появляется Василий. Отправив пинком свой груз наружу, он отходит ко мне. Стоим, с интересом наблюдая за действиями поверженной троицы.

Первым с грязного асфальта поднимается «друг семьи». Пошатываясь, он фокусирет на нас взгляд, и, грозя кулаком, вопит:

– Вам писец! Сейчас я позвоню по телефону, и сюда подъедут двадцать машин. Вас отымеют и высушат, твари!

– Звони, – меланхолично отвечает напарник.

– Вы что, уроды, делаете? – подает голос женщина, кое-как вставшая на четвереньки. – Да я щас ментов вызову, вас же закроют на десятку, не меньше!

– Ага, – я сплевываю. – И расстреляют, без права переписки.

– Чо ржоте, козлы!? Писец вам, я сказал, – а вот окончательно очухивается и придушеный. – Вы же меня чуть не убили, я заяву писать буду. Вызывайте ментов!

– Тебе надо, ты и вызывай, – вынимаю пачку сигарет из кармана и, вытянув одну из них, подкуриваю от китайской одноразовой зажигалки. – Только ты сначала определись, либо как четкий пацан по понятиям братву вызвать, либо как последний баклан ментам заяву строчить. Выбор за тобой.

– Пацаны не отвечают, – товарищ тщетно уже кого-то пытался вызвонить по мобильному телефону. – Спят, кажись. Надо ментов вызывать, чтобы этих гандонов закрыли. А то чо они по беспределу?!

– Ребят, – говорю я, затянувшись. – Подумайте хорошенько, а стоит ли их вызывать, ведь от этого зависит ваша жизнь.

– Козлы безрогие! Вы как на меня руку поднять осмелились! – Женщина уже на ногах и машет на нас сумочкой, однако подходить, видимо боится. Впрочем, опасаются приближаться и её кавалеры – Да вас за это на зоне опустят! Настоящими петухами сделают, запомните мои слова! – и, обернувшись к своему суженному, добавляет. – Зай, вызывай мусоров, я не я буду, если их в камере не отымеют!

– Ну и что вы им скажите? – вновь спокойно и без эмоций произносит Вася. – На вас, дамочка следов нет, у молодого человека вашего тоже следов нет, лишь вон у того, – он кивает на отошедшего чуть в сторону товарища, получившего от местного охранника. – Возможно выйдет легкий синячок на подбородке, да и то все подтвердят, что он сам споткнулся, и об стену стукнулся. Так что в пролёте вы, как та самая муха.

– Зай, я сказала, что засажу их, значит засажу! Всеки мне!

– Чо?

– Всеки мне, чтоб синяк на пол лица был! Мусорам скажем, что это они, и уж тогда твари точно не отмажуться!

– Ну, раз ты так просишь… – и гражданин без тени сомнения бьет по лицу своей дамы сердца кулаком. Женщина падает как подкошенная, но через пару секунд снова стоит на ногах.

– Всё! – радостно верещит она. – Манда к вам пришла волосатая! Вас точно закроют.

– А теперь девушка посмотрите вот сюда, – я тыкаю пальцем под потолок навеса над крыльцом рыголовки. – Вас снимает скрытая камера, и на записи отчетливо будет видно, как вас собственный парень лупцует. Так что, идите по домам, по добру-поздорову.

– Мы вас найдем!

– Обязательно найдете, а пока идите домой отсыпаться!

– Мы точно найдем, и писец вам!

– Обязательно, и непременно. А пока до свидания. Не скажу, что знакомство было приятным.

– Сволочи. Твари. Козлы, – под такие эпитеты в наш адрес эта троица, шатаясь, бредет прочь от злачного «Палеолита».

– Слышь, молодой, – Вася оборачивается к местному охраннику, весь разговор простоявшему в дверях, – можешь в зал вернуться. И пожалуйста, по пустякам кнопку не отжимай. А то психанем, и постреляем тут всех нахрен. Зря, что ли нам пистолеты выдали? Ну давай, не прощаемся…

Киваю пареньку, и, затушив сигарету, двигаю вслед за напарником к стоящей неподалеку служебной машины – вазовской Гранты, выкрашенной в идиотские цвета нашей охранной канторы. Василий без разговоров плюхается на штурманское место, а я занимаю уже привычное место водителя. Крутить баранку мне нравится, а по ночному городу и подавно, нет того трафика и суеты, что царит днем, всё более чинно и спокойно. Свет уличных фонарей, бездонное звездное небо, и вечно одинокая луна – что еще нужно?

Машина завелась с полтычка, пристегнув ремень, выруливаю с прикафешной стоянки, и, открыв окно на двери по максимуму, давлю газ до упора, отправляя наш болид к точке постоянного ожидания, где мы должны находиться, когда нет вызовов…

– Чего разогнался? Чай не на пожар, – флегматично заметил напарник.

– Да так свежий ветер лицо приятно обдувает. Попробуй. Тебе понравиться.

– Нафиг. Так и заболеть не долго, – ответил Вася, но окно открыл. – Пять часов смены осталось, скоро ночь пролетит, а там трое суток отдыха.

– Кому отдых, а кому еще два дня горбатиться, – кисло заметил я.

– Завязывал бы ты со своими пластиковыми окнами. Всех денег не заработаешь, а здоровье, оно такое – хрен угробленное восстановишь.

– Не, сутки отосплюсь, и два дня нормально отпашу, не переживай.

– Да на тебе же лица нет, – напарник укоризненно поглядел на меня, – ты за год осунулся весь, килограмм на пятнадцать похудел, не меньше.

– Ты же знаешь – мне деньги нужны, – отмахнулся я.

– Знаю, знаю, в Дашке всё дело. Ты хоть до неё дозвонился?

– Нет, два месяца уже от Ленки добиться не могу. Она то в спецшколе, то в летнем лагере, то на экскурсию недельную уехала.

– И чего думаешь?

– А ничего не думаю. Через две недели отпуск, все документы готовы, сяду на самолёт, и к дочери.

– Хорошее дело…

Зашипела автомобильная радиостанция:

– Беркут Центру, Беркут Центру.

– Беркут на связи, – ответил в снятую тангетку Вася.

– Сработка в третьем «Калейдоскопе».

– Приняли, выезжаем, – тангетка вернулась на место, а ко мне была обращена ритуальная фраза. – Гони, детка!

– Гоню! – ответил я, круто выкручивая руль в резком повороте. Пять минут с момента вызова пошло. Нужно было укладываться.

Перекрестки мелькали один за другим, длинные, узкие и плохо освещённые улочки пролетали мимо. Наша Гранта выпорхнула к продуктовому магазину «Калейдоскоп», встав как вкопанная перед входом.

На первый взгляд всё цело, но инструкция требует того, чтобы все окна на предмет повреждений были осмотрены, поэтому мы с напарником, выбравшись из автомобиля и вооружившись тяжелыми фонарями-дубинками, начали обходить фасад по кругу. Все окна целы, двери дебаркадера и запасного выхода закрыты. Ложный вызов. Неприятно, но такое периодически случается. Сейчас нужно доложить на базу, что всё хорошо и выдвигаться к точке ожидания, в надежде, что до утра будет спокойно, и мы хотя бы немного за сегодня поспим.

Только вернулись к автомобилю, как из-за угла ближайшего здания в нашу сторону вышел невысокий, но крепкий мужичок, лысый, как колено, но с мохнатой щеточкой усов под носом.

– Палыч! Опять проверка! – вырвалось у Василия, когда он заметил лысого.

– Молодцы, за три двадцать успели. Но только почему вы каски не надели? Непорядок…

– Палыч, ты сам-то пробовал их носить? – заметил я. – Через час шея отекает, ни вздохнуть, ни перднуть.

– Положено по инструкции, значит должны исполнять. Хорошо, что хоть бронежилеты снять не додумались, как Соколы с Орлами. С них за это двадцать процентов премии вычтется, а вам за каски всего лишь пять минусом пойдет.

– Палыч, будь человеком! – взмолился Василий. – Бес попутал, шлемы с головы слетели, когда мы из машины вылезали. Вон они на заднем сидении как упали, так и лежат.

– Ты мне сказки не рассказывай, чай не маленький уже.

– Вы бы лучше, – заговариваю я, – в «Палеолит» кого посерьезней ставили. Задолбали сопляков туда пихать. Они ни бе, ни ме, ни кукареку, только кнопку по любым пустякам жать горазды.

– А кто туда за такие деньги пойдет работать? Вот ты, Виктор, за семьдесят рублей в час туда работать пойдешь?

– Нет, конечно.

– Вот и я о том же.

– Может тогда вообще от него отказаться, геморрой же.

– Вам за этот геморрой и платят, так что не скулите, чай не бабы, – Палыч выложил на капот раскрытую тетрадку. – Расписывайтесь, давайте, в проверке, и дуйте дежурить дальше.

Расписавшись в журнале проверок, мы холодно распрощались с нашим непосредственным начальником, заместителем директора родного ЧОПа.

– Вот ведь Орлы с Соколами гады, могли и предупредить, – возмутился Вася, когда мы вновь оказались в машине.

– Дык, кажись, звонили, – я вытянул свой мобильник, старую и верную Нокию 3310. – У нас как раз веселье с пьяными дегенератами было, а у меня на беззвучном режиме. Три раза набирали.

– Могли и мне позвонить, – напарник даже и не думал прекращать обижаться на коллег.

– Могли, – соглашаюсь я. И только я собрался засунуть телефон в карман форменной штанины, как он завибрировал в руке. На экране высветился дикий номер из мешанины цифр. Звонили из-за границы. – Да!

– Витя, это ты? – донесся голос пьяной Лены, человека, которого после развода я меньше бы всего желал услышать.

– Я. Что случилось? Что с Дашей?

– Похоронили Дашу. Вчера похоронили…

Глава 2

Не прошли и сутки, как я стоял в холе аэропорта города Осло и глядел на доску с расписаниями автобусов и электричек, призванных доставить прилетевших пассажиров до самой столицы Норвегии. За плечами остался десятичасовой автопробег до столицы и трехчасовой перелёт.

Деньги были собраны, документы для выезда оформлены, оставалось лишь заказать билеты на самолёт и попрощаться с любимой Родиной. Сложнее было с работой…

После сдачи смены в восемь утра я тут же написал заявление о переносе отпуска и подал его на визирование Палычу. Тот мельком глянул на бумагу, разорвал её на кусочки и так же меланхолично продолжил что-то записывать в толстом амбарном журнале.

– Палыч, а ты не прифигел? Мне отпуск нужен! Сегодня!

– А кто работать будет? – поднял он свои водянистые глаза. – Папа Карло?

– Палыч, не зли. Ты же знаешь, что у меня ребенка похоронили.

– Ну, так ведь уже похоронили, спешить-то некуда, – вновь принялся он за писанину. – Неделей раньше, неделей позже – какая раз… – но договорить я ему не дал, с размаху залепив по лысому виску кулаком. Начальник отлетел к стене и удачно приложился затылком.

– Вить, ты чего? – испуганно взвизгнула Светка, чоповский бухгалтер, деливший кабинет с замами директора.

– Ты еще скажи что-нибудь под руку, – рявкнул я в ответ и тяжелой походкой вышел на улицу. Там немного успокоившись и перекурив, я обдумал дальнейшие планы.

Мне повезло, Палыч заяву в полицию катать не стал, ограничившись выговором и лишением премии. Директор сам его обозвал идиотом, когда узнал причину произошедшего. И распорядился не переносить очередной, а оформить двухнедельный без содержания, позволив не появляться на работе целых шесть недель.

Напарник, с которым я занимался установкой пластиковых окон, от известия об уезде, тоже оказался не в восторге. Мрачно переварив перспективу горбатиться одному, он сухо пожелал удачи и бросил трубку. И только после этого, я оказался по настоящему свободным, чтобы без хвостов мчаться к бывшей жене, не уберегшей мою дочь.

Осло встретил тяжелыми свинцовыми тучами, казалось, что давят не облака, а бетонная плита. Ко всему прочему, добавлялся мелкий, но настойчивый дождь, от которого моментально промокла куртка. Кутаясь в капюшон, я дождался автобус, расплатился за проезд фиолетовой стокроновой купюрой и устроился у окна, в которое бессмысленно и пялился всю дорогу.

Дождь размывал всё сущее, окружающее меня. Он впитывал свет, игриво одаривая отблесками на стекле, струился и тёк, завлекая душу в глубокие воды Ахерона. Огни проезжающих автомобилей, яркие вывески магазинов, броские пятна уличных фонарей – всё сливалось и смешивалось в каплях серого и темного дождя, и даже сгущающиеся сумерки воспринимались, как выпитый им до дна день.

Вновь этот холодный электрический свет… Ветер врывался в складки одежды, но я уверенно шел от остановки в сторону нужной улицы. Я бывал здесь в прошлом году, и этого достаточно. Даже с закрытыми глазами я сумею добраться до дома, где жила моя дочь…

Дочь. Моя маленькая Дашенька, волею судьбы увезенная на другой конец Земли. Да, твоя мама нашла себе иностранного мужа, такое случается, но я не нашел себе другую дочь. И не найду.

Позади осталась одна улица, вторая, и я, пройдя несколько переулков и тупиков, наконец, оказался там, где нужно. Чуть в горку вдоль мощенного булыжником тротуара тянутся пять частных домов, как будто сжатых весельчаком троллем в один. Там где кончался первый, тут же начинался другой, и не важна разница ни в цвете и архитектуре. Желтый дом плавно перетекал в синий, тот, в свою очередь, в зеленый, ну а уже тот в красный. Именно последний мне и нужен.

Всю дорогу я гнал от себя эти мысли, думал о чем угодно, но только не об этом. И вот, стоя на пороге перед массивной деревянной дверью, я понял, что боюсь. Боюсь узнать – как она умерла. До дрожи в зубах боюсь.

Глава 3

Дверь долго не открывали, а звонок к моему удивлению не работал, поэтому пришлось длительное время просто долбить кулаком. И не зря. Через долгие двадцать минут вход внутрь дома был открыт.

Какая-то помятая Лена, в грязном синем халате на голое тело, непонимающе глядела на меня сквозь растрепанные черные волосы.

– Вы кто? – спросила она заплетающимся языком.

– Ты что, сдурела?

– А, Витька, заходи! – неожиданно весело заявила она, пропуская в дом. – Какими судьбами?

– Рехнулась? Сама вчера звонила, что Даша умерла, и ты её похоронила.

– Ах да, – бывшая жена как-то сразу сникла, уставившись бесцветным взглядом в одну точку.

Некогда первейшая красавица района, с годами она поблекла. Сеточка морщин стала покрывать её прекрасное лицо, сейчас заметно опухшее и осунувшиеся под грузом проблем. Тело страдало чрезмерной худобой, что для Лены было не характерно, а с её комплекцией и грудью четвертого размера, и вовсе казалось невозможны. По крайней мере, я так считал до сегодняшнего дня. Да и сама грудь под халатом обвисла, и это у человека, который даже родную дочь ей кормить не захотел, лишь бы не потерять красивые упругие формы. Такие метаморфозы не происходят за несколько дней.

– Так ты зачем пришел? – вновь начала она.

– Что с Дашей? Не тяни душу!

– С Дашей? Даша умерла… – Лена, не глядя, уселась на полку для обуви возле входной двери, на которой в беспорядке валялась непарные ботинки и кроссовки. – А ты не знал?

– Ты совсем из ума выжила? – но бывшая жена меня не слышала. Обхватив голову руками, она начала поскуливать.

– Мою девочку убили, убили… – и вдруг резко подскочив, она гневно выкрикнула, целясь ногтями мне в лицо. – А где был ты? Почему ты её не спас? Это ты во всем виноват! Это ты её убил!

Тело сработало на автомате. Резкий удар правым локтем в подбородок, и легкое, словно пушинка, тело отлетело к дальней стене, и сползло, оформившись в жалкий, пускающий сопли и слюни, стонущий комок.

Я смотрел на неё, и не верил в то, что произошло. Моя богиня, с которой сдувал пылинки, которую добивался не один год, превратилось в какое-то убогое существо. Я не смел поднять руку, даже когда она загуляла, наставляя мне ветвистые рога. Хотелось задушить, растерзать, застрелить, но тогда я сдержался и даже пальцем не тронул. Не смог. Как можно ударить её, мать твоего ребенка?

И вот сейчас я попытался прислушаться к себе. И ничего не услышал – ни скрипа раскаянья, ни грамма сожаления. На полу всхлипывал абсолютно чужой человек, на которого мне было глубоко плевать. И это осознание испугало меня. Метаморфозы настигли не только Лену…

От грустных размышлений отвлек шум спускающегося по лестнице человека. Я ожидал увидеть Олафа, нового мужа моей бывшей, и уже начал продумать оправдания, чтобы он сразу же не вызвал полицию. Но вместо норвега по лестнице спустился здоровенный, под два метра ростом, полуголый негр.

Увидев нас, чернокожий начал что-то быстро говорить на своем тарабарском наречии, при этом, не забывая размахивать руками.

– Это что за обезьяна?

Не получив ответа, я легонько пнул Лену ногой и повторил вопрос. Заметив мой жест, негр разъярился не на шутку, и уже переходя на крик, двинулся на меня.

Пытаясь схватить мою шею, он получил удар головой по носу, а после выхватил кулаком в «солнышко», «двоечку» по печени, и опрокидывающий локтем в подбородок.

Меня никто не сдерживал, да и сам я себя отпустил. Во мне плескалось океаны злобы на себя, на Ленку, на весь этот чертов мир, и, конечно же, на этого иссиня-черного человека. Оказавшись на поверженным противнике, я бил и бил его в лицо, превращавшееся в кровавое месиво. И лишь когда негр потерял сознание, я остановился.

Тяжело дыша, я сполз с него и упал на пол рядом со всё еще стонущей Леной. Пару минут пролежал без движения, закрыв глаза, и пытаясь абстрагироваться от произошедшего. Но тщетно. Реальность не отпускала.

Собравшись с духом, я поднялся на ноги, вытер окровавленные руки о спортивные штаны негра, и, ухватив бывшую жену за волосы, потащил её в сторону ванной комнаты, благо её расположение помнилось еще с предыдущего визита.

Душевая кабина была совмещена с небольшой акриловой ванной. Туда я Лену и засунул. Из держателя была извлечена душевая лейка, а маховик «Cold» выкручен на максимум. Упругие струи ледяной воды ударили по обмякшему телу, приводя его в сознание.

Лена вяло пыталась укрыться от воды руками, прячась за грязную ткань халата. Пусть. Халат намокнет и будет холодить еще сильнее, так что в себя она придёт по любому. Хотя…

Я наклонился и задрал левый рукав. Так и есть – «дорожка» заядлого героинщика. Десятки точек, образующих непроходящий синяк-гематому, прошлись по локтевому сгибу. Теперь всё более-менее ясно.

– Дорогая, и давно ты на наркоту подсела? – спросил я, направив струи на лицо.

– Тебе то что? Пошел на хрен, придурок!

– Ты давай, не уходи от ответа. Давно торчишь?

– Я сказала – пошел на хрен!

Так наш диалог продолжался минут десять, пока к нам не завалился перемазанный кровью негр. Ругаясь и хлюпая окровавленным носом, он размахивал небольшим короткоствольным револьвером, то и дело, пытаясь ткнуть им меня в живот.

– Ирдис, вали этого козла! – вдруг заверещала за спиной, почему-то по-русски Лена. – Нахрен он тут нужен!

Новоявленный Ирдис скорее всего, по интонациям понял, что от него хотят, поэтому зловеще, насколько позволило разбитое лицо, ухмыльнувшись, он ткнул ствол мне в грудь и попытался нажать на спусковой крючок.

Револьвер он держал в правой руке, а это значит, что бить по ней нужно левой, уводя от линии огня по наиболее легкому для самой руки маршруту, то есть вовнутрь. Одновременно с ударом, я с небольшим отшагом совершил скрут, за доли секунды оказавшись вне зоны поражения. Опоздавший выстрел не произвел того эффекта, которого от него ожидал негр. Он, еще ничего не осознав, получил удар коленом по детородному органу и согнулся. Его затылок принял посыл сплетенных в замок рук, а лицо врезалось в когда-то белоснежную раковину, расколов её на три неравные части. Нокаут был полным.

Подхватив висевшие тут же полотенца, я начал связывать противника, не забыв прибрать револьвер в карман мокрой куртки. Несколько минут, и негритёнок был схомутан по рукам и ногам, и на всякий случай получил большой кусок тряпки в качестве кляпа.