Пока Тор иль потел, высунув язык, придумывая объяснение, Барч размышлял, как поступить и что написать в столицу по поводу последних событий. Город, как и все другие приморские города, был свободным и не подчинялся ни жрецам Урху, ни королю. С королем был заключен договор о разделении прав и свобод. В городе существовал совет капитанов и старшин гильдий, бургомистр. Кстати, это была выборная должность, со жрецами была договоренность, что они могут иметь в городе своих адептов, но храмы не строят, инакомыслящих не преследуют и жертвенного алтаря не имеют. В случае нарушения условий корабелы перестают отвозить паломников на один из островов океана, где находился главный алтарь, для молитв и проведения обрядов. Уже были прецеденты ранее: отказавшись от услуг корабелов, жрецы решили сами отправиться в паломничество. Да вот только вышла незадача, не смогли доплыть даже до пролива, соединяющего море и океан. Что произошло, никто просто не знает, исчез корабль, и все. Было еще несколько попыток, и все закончились одинаково, в одной из попыток паломничества пропал и бывший верховный жрец. После этого и был заключен договор с корабелами.
Так что больших прав жрецы Урху в городе не имели, и уже давно их приходы не пополнялись новыми адептами, ну разве что некоторые члены ночной гильдии вступали в орден. Города жили по своим законам, они были разрозненны, но вот корабелы были объединены, и стоило кому-то нарушить договоренность или как-то ущемить права корабела, тут же наступало возмездие.
– Теперь слушай, что ты должен сделать, – увидев, что надзирающий закончил писать, и пробежав написанное глазами, проговорил старший жрец. – Во-первых, необходимо перерыть весь город, но найти человека с оборотнем, и если находим, то привязываем его к убийству жрецов и адептов. До этого считается, что жрецы поссорились, выпив лишнего, и умудрились убить друг друга, про адептов вообще молчим. Да и кто о них вспомнит, мелких воришках и жуликах. Если же находим того, кто нам нужен, говорим, что это он так обставил дело и пустил следствие по ложному следу. Пройди по всем притонам и постоялым дворам.
– А вдруг их уже нет в городе, что тогда делать?
– Тогда узнать приметы и отправить описание по всем городам побережья. Пусть знают, что мы даже к слухам относимся ответственно. А если их и поймают, в том и наша заслуга будет. И не вздумай болтать, не то…
Барч взял со стола написанный документ и демонстративно сложил его и сунул в стол, а затем закрыл ящик на ключ.
– В крайнем случае мы находим этого человека мертвым, надеюсь, ты понимаешь, что я сказал.
– Да, да, конечно, все понимаю, а как же оборотень…
– Хм-м, ну, скажем, что он был с севера и, наверное, хотел проникнуть в «проклятый» лес, а у северных оборотней и люда, живущего там, нет печати.
«Как же я попал, – думал Ториль, выходя из кабинета Кьюза Барча, – ну ничего, подождем, смотришь, и ты оступишься. А я теперь буду всегда начеку, вот только Нанель достану лемирского шелка, как она просила, и все. – Мысли Ториля перескочили на подружку: – Ах, какая лапочка, как она искусна в постели!»
Глава четвертая
Весь следующий день я провел в порту в поисках судна, следующего на север материка. Но, к сожалению, ничего подобного не нашел, почему-то почти все шли на южный берег. Вечером вернулся на постоялый двор злой и голодный. Во дворе было с десяток груженых повозок. «Наверное, это товары купца», – подумал я, нашел, видать, перевозчиков. Когда остановился заказать ужин, хозяин, не глядя на меня, тихо проговорил:
– Сегодня заходили жрецы Урху, спрашивали, не останавливался ли у меня человек с волком-оборотнем и не происходило ли чего-нибудь странного или необычного. А некоторые посетители сказали, что жрецы опрашивают народ по всему городу, да еще говорят, дескать, на днях кто-то убил несколько жрецов. Я на все вопросы ответил отрицательно, но вам надо быть осторожными. И лучше бы завтра съехать, кто-то из посетителей может и донести. Альгина, собери заказ господина из третьей комнаты и отнеси к нему! – прокричал он себе за спину и принялся опять перетирать кружки. Я поблагодарил его за предупреждение и поднялся в свою комнату.
Поднимаясь, я столкнулся на лестнице с купцом, тот, по-видимому, что-то считал, загибая пальцы. При этом продолжал движение, а у меня в голове мелькнула мысль и не успела еще сформироваться, как я начал претворять ее в жизнь.
– Добрый вечер, – обратился я к нему, – прошу прощения за вопрос: нельзя ли будет присоединиться к вашему каравану и добраться с ним до города Икенабор?
Это был город в полуторастах с лишним километрах от этого, где мы находились. Купец оглядел меня и, что-то решив для себя, ответил:
– Три монеты серебром за одно место.
– Я передвигаюсь с племянницей, ей надо будет место в повозке, я же буду верхом.
– Хм-м, тогда четыре монеты, все-таки у нас охрана, а вас два человека.
– А когда вы выезжаете? – поинтересовался я.
– Хотел выехать утром, но не получается, скорей всего, выедем только к обеду.
Это меня устраивало, я поблагодарил купца за ответ, сам же сказал, что если успею решить все мои дела, то мы тоже будем в его караване. Откланявшись друг другу, мы разошлись.
Поднявшись на этаж, постучал в дверь и окликнул Ивасту, чтобы не боялась открыть. Та переспросила, подойдя к двери, и, поняв, что это я, открыла.
– Ты как тут, никто не беспокоил? – спросил ее, проходя в комнату.
– Нет, никто не приходил, я весь день пыталась оборачиваться, и у меня это получается очень просто и быстро. Стоит только подумать об этом, и начинается трансформация, только вот надо раздеваться перед этим, а то, думаю, вещи могут пострадать.
Вчера мы с ней обсуждали ее неконтролируемую трансформацию, выяснилось, что оборачиваться ликантропы начинают в пять-шесть лет. Иваста тоже в это время прошла инициацию под присмотром отца и матери, а потом ее учили грамоте, она знала географию, некоторые законы. Но пришло время, и отец приказал обернуться в звериную ипостась и так в ней остаться. В звериной сущности легче выживать в том положении, в котором оказались ликантропы. А в городе она обернулась во сне, неожиданно, и очень испугалась, да при этом оставалась абсолютно голой. Обратно обернуться у нее не получилось, тут и началась истерика, которую я, проснувшись, прекратил, наорав на нее. Сегодня, когда уходил, посоветовал тренироваться, вспомнить все, чему учили родители, и попробовать переходить из одной ипостаси в другую. Вот сейчас она прямо с порога и начала отчитываться.
За ужином я рассказал ей о предупреждении хозяина и о том, что попутный корабль я не нашел, а вот из города надо уходить. Поэтому мы завтра идем вначале за ее одеждой и обувью, и пока она будет ее там мерить и подгонять, я постараюсь купить коня, а потом мы с ней отправимся к следующему городу, но уже не на побережье, в караване купца.
Перед сном мы с ней снова долго беседовали, она подробно рассказала о жизни в лесу, о постоянном голоде, о том, как многие мечтают вырваться оттуда, и о той безысходности, что сковала всех в последнее время. А еще, что в душах некоторых поселились страх и безнадежность.
– Вы сами видели, какие змеи появились в лесу, и их становится все больше и больше, а ведь раньше их не было совсем.
Так под тихий голос Ивасты я и заснул, спал, как обычно, без сновидений, проснулся хоть и рано, но хорошо отдохнувшим.
Утром я сопроводил Ивасту к швейной мастерской, а сам поспешил на рынок. Было еще рано, купцы и лавочники только открывали свои лавки и занимали места в торговых рядах, но там, где торговали домашними животными, уже толпился народ. Заметил я и толкающегося среди зевак и покупателей карманника, который пытался срезать у меня кошель. Сегодня у него была другая охрана, прошлая уже была не в состоянии ему помочь. Я же надвинул на глаза шляпу, чтобы он меня не узнал, и выждал в стороне, пока он не отойдет от толпы. Он что-то отдал прошмыгнувшему рядом с ним парню и стал спокойно отдаляться. В этот момент раздался какой-то шум и крики о том, что обокрали.
После того как воры отошли, я наконец попал к загону с лошадьми и, походив и присмотревшись, выбрал себе неплохого вороного жеребчика-четырехлетку, с белой звездочкой на лбу. А потом решился и купил спокойную каурую кобылку для Ивасты, никто не поймет, почему у нее нет лошади. Тем более я представлялся бедным дворянином со своей племянницей. Тут же рядом купил седла и пару яблок. Яблоки скормил лошадям, закрепил, так сказать, знакомство, и тут же накинул седла. Воронок, так звали коня, только прядал ушами. Я взял их под уздцы и шагом вывел с рынка. Сегодня почему-то не было слышно заунывных голосов жрецов Урху, читающих свои проповеди, да и жрецов было не видать.
Возле мастерской меня ждала Иваста в костюме южных наемниц, я ее поначалу даже не узнал, так как заказ этого костюма оставался для меня тайной. Облегающие кожаные штаны, такая же кожаная курточка на белую рубашку и мягкая шляпа – все это светло-коричневого цвета. Завершали костюм короткие сапоги. В руках она держала приличный баул, по всей вероятности, с другими вещами.
Мне пришлось спешиться и, погрузив баул на Воронка, идти до постоялого двора пешком.
При этом я обратил внимание, что Иваста боится лошадей, и усмехнулся.
«Ничего, дорогая, – подумал я, – придется привыкать, по-другому в этом мире никак».
На постоялом дворе уже стоял шум, бегали слуги купца, сновала охрана каравана, готовясь отправиться в путь. Я, выяснив, в какой повозке поедет Иваста, положил в нее свой рюкзак и ее баул, а также усадил девушку и пошел купить у хозяина продуктов в дорогу. Наконец, все было готово, и караван из десяти повозок выехал из ворот постоялого двора. На воротах из Робрюка нас внимательно осмотрела стража города, тут присутствовали и жрецы, которые чуть ли не обнюхивали всех. Тем не менее мы через некоторое время покинули город, и я с облегчением выдохнул.
Чем дальше мы удалялись от города и моря, тем жарче становилось, ветерок уже не обдувал прохладой, а обжигал горячим воздухом. Как давно я не путешествовал в седле, уже забыл, что это такое, да и еще по такой дороге! Когда-то давным-давно так я путешествовал с Алексией, Лартом и котятами таргов. Эх, были же времена, тогда казалось, что все тебе по плечу, а теперь я обременен семьей, положением, да и возраст уже за тридцать.
Обратил внимание, что у кибитки, где едет Иваста, постоянно крутятся охранники, пытаются завести беседу и пофлиртовать. Та же, общаясь с молодыми людьми, изредка поглядывала на меня, как я на это реагирую, не сержусь ли, что она так свободно себя ведет. Молодец, мало говорит, а больше слушает, ну а парни рады хвосты распушить… Вот снова бросила на меня взгляд. Мне же было все равно, пусть развеется, что она в том лесу-то видела. По ее рассказам, даже пару себе подобрать нормальную не могла.
Питались в дороге два раза в день, утром и вечером, днем можно было перекусить прямо в седле, если захватил с собой что-то в дорогу. В основном грызли лепешки и запивали их водой, а уже вечером на привале готовили горячую пищу.
На привалах Иваста спала в повозке, а я – под повозкой, и охранял ее, и присматривал. В моем присутствии парни не сильно к ней приставали. Я все-таки боялся, чтобы она не сказала чего-нибудь лишнего. Скоро мы покинем с ней караван, сославшись, что нам надо немного в сторону, в небольшой городок Лигорн, который стоял чуть в стороне от тракта, по которому мы двигались. И по дороге я начну учить Ивасту верховой езде, так как добираться нам долго. При свидетелях я не стал этого делать, по той причине, что в ее возрасте все умеют передвигаться верхом. Лишний раз объясняться, почему она такая неумеха, не хочу, да и подозрительно все это. А получится ли сесть нам на корабль – неизвестно, может, придется добираться верхом на лошадях.
По разговорам и охранников, и возниц выходило, что богатое раньше королевство обнищало до ужаса. Это в приморских городах этого не заметно, а чуть в глубь королевства – и сразу очень заметно. По дорогам бродят шайки нищих и разбойников, а вот жрецы Урху набивают подвалы своих храмов золотом и драгоценностями. Почему король допустил все это, никто не знает, ходят разговоры, что подчинили как-то короля жрецы, но точно никто ничего не знает.
Вот и пришел момент расставания с караваном. Я пожал руку купцу, а Иваста помахала рукой своим почитателям – на этом и все. Взяли коней под уздцы и свернули на дорогу, ведущую к Лигорну. Вот тут немного и потренируемся, дождавшись, когда караван скроется. Я помог Ивасте сесть на коня и повел кобылку в поводу.
– Распрямись, не надо горбиться, опирайся на стремена и расслабься. Поводья держи свободными, лошадь очень смирная, и поэтому она тебя не сбросит и будет тебя во всем слушать. Не горбись, еще раз говорю, спокойно, спокойно, – повторял я.
Вот примерно так мы и двигались. К концу дня она уже более или менее уверенно держалась при движении лошади шагом.
– Я боюсь, – твердила она. – Алекс, она меня не укусит?
– Не нервничай, не укусит, ты только не дергай поводья.
Привал организовали, буквально на несколько метров углубившись в лес, чтобы не было видно с дороги. Развели костер, и я начал готовить похлебку. Вечером я заставил Ивасту скормить обоим коням немного лепешки, посыпанной крупной солью, и две последние морковки. Она, конечно, боялась, но, пересилив себя, все-таки покормила коней и осталась очень собой горда.
Ночь прошла спокойно, никто нас не тревожил, но спали, чутко просыпаясь на фырканье коней, а в остальном все было спокойно. Утром, доев вчерашнюю похлебку, я предложил Ивасте потренироваться рысью. Я, в принципе, решил немного задержаться и научить девушку управлять конем. С первой же попытки Иваста резко натянула поводья, и лошадь встала как вкопанная. Не умея управлять своим телом при движении, девушка кувыркнулась через голову лошади. Ноги из стремян вынуть не успела и повисла, касаясь земли только руками. Ситуация была комичной, но я сдержал себя и не стал смеяться, лошадь тоже стояла спокойно, ожидая, пока горе-наездница примет нормальное положение. Вот с таким успехом и продолжалось наше учение, девчонка, правда, была упорной и старалась, несмотря ни на что.
Занимались целый день, и к концу стало что-то уже получаться, в спокойной обстановке, думаю, все будет хорошо, ну а в экстремальной все непредсказуемо. Добираться до городка нам еще дня два, и в дороге, думаю, еще подучится. С такими мыслями я отправлялся в путь следующим днем.
