Знакомьтесь: мой друг Молокосос

Глава 5

Кто такой театр и почему отключается электричество

Я люблю театр с позиции ребенка. А что такое театр с позиции ребенка? Это, во-первых, удивление. Удивление всему происходящему. Во-вторых, возможность уйти от реальности.

Когда я впервые услышал это слово «театр», оно мне показалось непонятным. Тогда я спросил отца, а что такое этот «театр». Папа встал посреди комнаты, надел на голову майку, которая была нем, опустил голову и другим голосом забурчал «Король орел, орел король». После этого начал ходить как динозавр. Он шел на меня и издавал какие-то звуки вперемешку со скороговоркой. У него получалось так «Каруля-я-ял, а-а-ал ка-а-ал». У отца получилось так реалистично и я поверил так, что спрятал голову под подушку и попросил отца остановиться. Мама же игриво пошлепала отца и отправила провинившегося в угол. Тот, опустив голову, и в позе удрученного динозавра отправился за дверь, где располагался один из четырех углов комнаты. Простояв там секунд десять-пятнадцать, он бесшумно вышел, на цыпочках, подошел ко мне, положил голову на колени и замяукал, видимо для того, чтобы я его простил. В тот момент я очень верил и не мог не простить. Еще в тот день отключили электричество во всем доме.

Итак, что у нас получается. Сначала папины метаморфозы, потом мамино воспитание и, наконец, выключенный свет. Вот ты оказывается какой театр думал я, будучи ребенком до десяти лет. И полюбил именно такой театр, папин. Возможно, мамин. Но чаще, отцовский.

Глава 6

Явление чуда в перьях. Почему он прилетел без предупреждения

– Да, это точно, – вкушая первую ложку, как обычно, самую вкусную, повторил я.

– Точно, – вторил голос.

Что это? Откуда это «точно»? Я поперхнулся молоком, бросив ложку в сторону, словно это она была источником того голоса.

– Кто это? – громко сказал я, внушая силой голоса страх невидимому противнику. – Кто это сказал? Выходи.

Я вытянул перед собой кулаки, ожидая нападения. У меня было такое разъяренное лицо и то, что по губам стекали капли молока и рот был забит хлопьями только придавали ему большее злодейство. Но штурма не последовало. Я оглянулся по сторонам, увидел открытое окно…

– Ах, – облегченно вздохнул я. – Опять эти звуки с улицы. Окнозвучие, которое принес ветродур (он же ветродуй, он же лохматый ящур). Надо просто закрыть окно. Тогда все постороннее исчезнет. Оп-ля.

Я подошел к окну и закрыл его, тяжело вздохнув о сломанном шпингалете и как только сел на свою все еще незаправленную постель, как тут же вскочил, как подорванный от визга и непонятного скрипа. Постороннее не исчезло. Оно (существо или же домашний грызун) было на кровати под покрывалом и беспокойно двигалось.

– Вот тебя сейчас…, – вскрикнул я, сгреб красное с ромбиками покрывало, не оставив проема для побега. Послышалось знакомое звучание, напоминающее… мяукание.

– Патриция, ты как здесь? – засмеялся я, освободив пушистое создание, любимца нашего дома. Кошка испугалась и хотела бежать – «зашла чтобы поздороваться, а тебя чуть не задушили, милое дело». Но я ее удержал и точечными движениями – шея, спина и ни в коем случае не хвост погладил. Она успокоилась и устроилась у меня на коленях. – Наверное, молоко учуяла. Вот ты меня напугала. Я уже заикаиться начал.

Хвостатая смотрела на меня и думала «когда же он меня напоит молочком, как ему еще намекнуть на это?».

– Видали недотепу! – догадался, приласкал кошку, от чего она изогнулась прямо, как пантера – красиво и грациозно, и взял пакет. Только я хотел откусить кончик упаковки (так я обычно открываю – быстро и удобно), чтобы налить молока в другую тарелку (там были чипсы недельной давности, но их я выкинул в окно – настал момент), как внезапно послышался знакомый звук, отнюдь не мяуканье.

– Па-па-три-три-ция – это ты? – заволновался я. Надеюсь, это не навсегда (заикание, имел ввиду).

Это была не она, это точно. Кошка зашипела и вырвалась из моих рук, спрыгнула на пол, лапой открыла дверь (она умела открывать все, даже холодильник, что не очень хорошо) и выбежала. Я остался один на один со звуком, который нарастал и становился противным, как дребезжание сверла за стеной ночью.

Я осторожно посмотрел на кровать, где… ой, не могу… это о-очень стра-стра-шно. Одеяло резко дернулась, и чтобы вы думали стало подниматься (просто невероятно) к самому потолку. Я что сплю? Я потер кулачками глаза, похлопал себя не только по щекам, но и по коленям и по животу и даже ущипнул себя вращательным болевым щипом (щипком или можно сказать ручным укусом) и надеялся, что эти незатейливые упражнения мне помогут избавиться от фантомных звуков и видений.

Но то, что я увидел натолкнуло меня на мысль, что я наверное схожу с ума. Если не сплю, тогда точно помешательство. Другого не дано.

Одеяло светилось! Это нормально? Что-то было внутри одеяла. Оно летало или возможно горело? Правда, паленым не пахло, но сердце мое билось так сильно, что я подрагивал от его усиленной работы. Я открыл рот и попытался произнести свои мысли вслух, но меня словно отключили от микрофона. Я бессмысленно двигал губами, ноги не двигались. Единственное, что мне оставалось сделать, это наблюдать за световым шоу, которое происходило над моей кроватью. Наконец, собрав волю в кулак, я смог произнести что-то членораздельное:

– Что это? – что есть мочи закричал я. Мне казалось, что мой мозг взорвется от скопившегося напряжения. – Кто это все вытворяет?

Действительно кто это может быть? Крохотное существо? Странный человечек? Пришелец с другой планеты? Я его знаю? За мной? Или просто? Вопросы конвейерной лентой приходили в голову и не дожидаясь ответа, предлагали следующий вопрос. Мне стало страшно. Я зажмурил глаза и, наверное, вобрал в это зажмуривание всю силу, которая была во мне.

– Не может этого быть! – дрожащим голосом вымолвил я, когда открыл глаза. Я не мог молчать, но мои связки (связывающие рот-инструмент с грудной подушкой – для усиления звука) образовали в горле толстую стенку, деформирующая мой голос в совершенно незнакомый.

Одеяло увеличилось до размера холодильника и свет, который проникал сквозь бельевую ткань, придавал ему форму желтка или солнца. А что если пока было открыто окно, в комнату влетел огненный шар и теперь жди взрыва – он может взорваться в любую минуту? Но на небе ни облачка – после вчерашней непогоды небо очистилось и отдыхало от бурых красок.

На всякий случай я залез под кровать, где мне, казалось, можно было укрыться на какое-то время. За это время и голос появится. Во всяком случае, я надеюсь. Ничего, отсюда докричусь до папы или мамы. Не докричусь, так достучусь. А если родители тоже на мушке у этих шаров? Надо спуститься через окно к соседям на балкон. Ближайший – дяди Колин. Неудобно, а что делать? А что если наш дом весь захвачен, что тогда? Дядя Коля сейчас сам прячется под кроватью, над его кроватью тоже огненный валун и он, сидя под кроватью с Надеждой Викторовной, думают просить помощи у нас. Я же не знаю, как все дело-то обстоит. Мне никто не докладывает.

– Папа, – еле слышно произнес я. – Мама! Связки образовали в горле большой тромб, который мешал прорваться моему не такому уж и тихому тембру.

Под одеялом что-то треснуло и то, что там находилось, стало переходить то в одну, то в другую сторону. Я почувствовал себя зрителем на очень реалистичном спектакле. Горка стоявших плашмя книг стала значительно меньше и, запутавшись в проводке от лампы, окутанное в одеяло существо дернулось вверх, ударилось об потолок, что привело к более хаотичным перемещениям. Натыкаясь на большой скорости на все, что ни попадя – торшер, дверца шкафа, люстра обтянутое одеялом, как я уже понял летающее создание, издавало странный звук, похожий на крик. Оно явно не хотело, чтобы его трясло. Наконец, оно решило вылететь на улицу, но его остановило стекло, которое было прочнее его прыти. Суетливый персонаж ударился о прозрачное образование, и упал на пол, продолжая подергиваться после резких движений по комнате.

К этому моменту я уже вылез из-под кровати. Мне было страшно, но в руке у меня была бита, которую я обнаружил в том самом месте, в котором провел последние пять минут. С дрожащими руками, я подошел к тому, что еще мгновение назад пыталось перевернуть мою комнату, задел это ногой и, заикаясь, спросил:

– А-а-а т-ты кт-то?

– И что? По-твоему это красиво? – раздался голос из-под одеяла. Это был голос ни детский и не взрослый. Такой средний голос, не совсем характеризующий обладателя.

– Чего? – спросил я и ждал, когда моему взору предстанет венец волнений.

Из под края одеяла показалась мохнатая рука, затем вторая и наконец я увидел существо, которое напоминало мне персонажа из комиксов (современных сказок) и в то же время наших питомцев на этаже, где попадались редкие экземпляры. Оно имело большую голову, длинный клюв и отдаленно напоминало птицу, только крылья оставались руками и лишь густые ворсинки на них придавали им форму крыльев. У существа был такой большой живот, что мне показалось, что живот был едва ли не в два раза больше головы. У него было две ноги с пятью пальцами, как у человека. И самое странное, что оно было в синем комбинезоне, которые обычно бывают у сборщиков мусора.

– Эй, эй, – возмутилось существо. – Полегче, не третий сорт грузим.

Какой странный сленг. Сперва я подумал, что он набрался у морских «волков». (Мне всегда было интересно есть ли морские зайцы, например или тигры? Почему только волки? Если бы это неузнавайка слушал морских зайцев или лосей, то наверное говорил повежливее)

– Ага, – машинально ответил я и отошел сразу на три шага к двери, чтобы если что, открыть дверь и крикнуть родителям. В голове у меня рождались длинные предложения (которые не могли произнестись – они были созданы для внутреннего диалога), но мой язык выдавал очень скудные фразы, согласно своему со мной не согласованному тарифу.

– Дурак, что ли? – оценил произнесенное мной слово визитер в перьях.

Он приподнялся и сел на одну из книг, раскиданных по комнате. Этой книгой оказалось «Кентервильское привидение».

– Да, – снова подвел меня язык, рождая не совсем то, что я хочу. – То есть, нет.

– Так да или нет? – с интересом спросило странное существо. – Если да, то мне следует тебя опасаться. Скорее да, ты же меня ногой…

В дверь забарабанили. Она что была закрытой? Я и забыл о том, что сам это сделал, чтобы избавиться от докучаний родителей по поводу уборки кровати и завтрака на кухне. Патриция? Как же она вышла, если было заперто? «У нее свои ключи» звучит нелепо. Наверное, дверь захлопнулась. Как я этого не услышал. Да разве до этого было?

– Сына, ты чего там? – услышал я обеспокоенный голос отца. – Почему закрылся? Все нормально?

У меня было желание распахнуть дверь и рассказать все отцу, маме, друзьям, двору, всему миру – о том, что произошло, что я испытал и возложить ответственность за этого пришельца на них тоже, не одному же мне с ним бороться. Вроде просто – до двери всего один шаг и сейчас я его сделаю. Сейчас, сейчас. Пока я решался на это, пернатое существо меня опередило и совершенно неожиданно поднялось над кроватью, уже без одеяла и спокойно как в замедленной съемке опустилось перед дверью. И теперь, чтобы открыть дверь, мне нужно было отодвинуть это создание размером с кабанчика, не меньше.

Я махнул рукой, призывая стоящую плотину прорваться. Плотина в лице пернатого индивидуума вытянуло шею так, чтобы я смог посмотреть ему прямо в глаза.

Я и не заметил с первого взгляда его больших глаз. Такие жалостливые, такие грустные. Где-то я уже такие видел. Только не помню где.

– Да нет, папа. Все в порядке, – диктовала моя добрая душа.

– Если все в порядке, что это был за грохот? – не унимался отец. – Устраиваешь индейские бои? И это без меня? Мама отправила меня на разведку. Говорит, вдруг ты там взрывчатку изобретаешь. Но знаешь ли ты формулу? Наверное, нет. А я знаю. Предлагаю вместо взрывчатки изобрести фейерверк.

Папа тараторил за дверью, а я думал. Пришелец – это точно. И я тоже. Как же ему раскрыть все карты? Или не нужно этого делать? Хорошо, что он говорит. На птичьем языке я еще пока не научился. Знаю, что все инопланетяне обладают способностями к нескольким языкам. Я пока знаю два. Человечий, кошачий. А что если я его не буду понимать, а… нет, конечно же буду. Это все благодаря внутреннему устройству – оно преобразует голос птичий в голос человеческий. Наверняка! Но что я должен сделать? Сперва защитить его. Ведь он тоже как и я прилетел сюда. У меня есть папа, мама, потом появились Лука – дядя Коля – соседи и комната, а у него никого, ни единой души. И тут я вспомнил этот назойливый взгляд. Взгляд, с которым мне часто приходится встречаться. Утром, вечером, после душа. Это был мой взгляд. Пусть не один к одному, но также моргали ресницы и становились мокрыми уже через мгновение из-за того, что глаза замирали и забывали моргнуть, такой же профиль глаз, напоминающий яблочное семечко.

– Нет, папа, это видимо с улицы, – воскликнул я. – Мусоровозка приезжала.

– Да? – разочарованно спросил отец. – Ну, ладно. Жду тебя на кухне за поеданием дынного десерта. Торопись, иначе не достанется. Скажу по секрету, разговор с мамой прошел на редкость удачно. Теперь она меня торопит. Спрашивает, когда наш самолет? Ух, сына.

Папа ушел на кухню, напевая новогоднюю песню. Он не думал о том, что нынче актуально, а что нет. Он просто пел, что западет в душу. В душу запала хоровая, и он один за весь хор, тянул строчку в коридоре, разделяющим мою комнату и кухню.

– Уф, слава богу, – выдохнул я и сев на кровать, отпил содержимое тарелки. В комнате стоял страшный беспорядок, на полу валялись хлопья, а также груда бумаг, взвившиеся под потолок после фокусов нежданного гостя.

– Я молоко люблю, – услышал я.

Пернатый отошел от двери, давая понять, что препона снята. Он встал около окна и вновь посмотрел на меня. Он сменил свою жалостливый взгляд на новый, обозначающий то ли удивление, то ли боль.

– Чего, простите? – еле слышно произнес я.

– Молоко я люблю, чего не слышишь, тетеря, – прохрипел он.

Он вновь стал агрессивным. Это немного пугало. Не было понятно, то ли это был случайный или же закономерный случай.

– Кого? – спросил я скорее потому, что имел ввиду «кто ему нужен, кого он пришел навестить, мы его не ждали, я точно». Мой язык снова не совсем совладал с длинными предложениями.

– Чего кого? – спросило существо, присело на ковер и стало очищать свои перья клювом так, как это делает обычная птица, которая села на ветку дерева и чистит перья после долгого перелета.

– А ты вообще кто? – не удержавшись, спросил я.

Пернатый не был похож на простую птицу из ныне существующих – это понятно, но и с человеком у него было тоже мало сходства, разве что речь и конечности. Но этого мало. Вроде все на месте, но для птицы – много лишнего, а для человека – недостает. Пусть даже и тот факт, что я догадывался, кто он есть. Но сразу выдавать это я не решался, боясь ошибиться.

– Я то? – с гордостью сказал мой неожиданный посетитель. Он надул грудь так, что стала походить на живот – они даже стали сливаться и образовали один большой шар. – Вообще это очень длинная история.

– То есть для того, чтобы сказать, кто ты, нужно долго рассказывать не понимаю, – сказал я с удивлением приподняв брови.

– Чего ты снова не понимаешь? – нервно сказал он и щелкнул пальцами. Интересно как это у него получилось. Разве возможно это сделать крыльями? Хотя да, это же только видимость крыльев, а на самом деле у него наравне с перьями пальцы. – И вообще, когда я произнес, что молоко люблю, ты чего как тютя сидел?

– А что? – произнес я, не ожидая такой прыти. Он разговаривал со мной как старый знакомый или приятель, заглянувший на огонек.

– Вот непонятливый! – в очередной раз щелкнул пальцами гость с таким звуком, словно в этом процессе участвовала вся костная система. – Надо было предложить мне. Я и молоко понятия совместимые. Понятно, тютя? Много я видел тють, но таких…

– Так ты кто? – сделал я вторую попытку.

Пернатый тяжело вздохнул, посмотрел на меня, состряпал на лице свою маску жалости и сострадания и промолвил:

– Я же говорю длинная история.

– Ничего, никто никуда не летит, – нашелся я.

– Вот тут ты ошибаешься, тютя. Я постоянно куда-нибудь лечу, куда-нибудь еду.

Он сделал несколько взмахов «крыльями», словно хотел показать, что в отличие от меня постоянно куда-то летает, и разве я не вижу – только что совершил посадку после длительного перелета. В этом я не сомневался, меня интересовали более тонкие детали.

– Куда едешь? – спросил я.

– Сегодня сюда, завтра может быть на другой континент, – лениво ответил пернатый. В этом он походил на моего отца, для которого сделать оборот вокруг земли было заурядным делом.

– Так кто же ты? – продолжал я выпытывать у него его сомнительную личность.

Он вновь надул грудь и щелкнул одновременно пальцами двух «рук». Казалось, что он танцует свой ритуальный танец.

– Ты, правда, хочешь это знать, тютя?

– Да не зови ты меня тютей, – пузырился я, не заметив как вокруг губ образуется стекающая слюна. – У меня имя есть.

Есть чему возмутиться. Непонятно вообще кто врывается ко мне в комнату угрожающе называет меня дворовой птицей. Мордоплюйство какое-то.

– Да? – вполголоса сказал гость. – А я думал ты тютя.

Тут я не выдержал. Да, я уже был на взводе, и по мне просто нужно было проучить эту «птицу» как надлежит.

– Ты что издеваешься? – атаковал я, брызгая слюной.

Видимо мое фонтанирование подействовало на пернатого, он отошел к окну, протер крылом свой нос и произнес уязвимым голосом:

– Да и нет.

– Так, все! – громко сказал я (хорошо что заикание отлипло от меня, а то бы это мне помешало). – Теперь я буду командовать парадом.

– Да и нет, – повторил он. Он как-будто играл со мной. Игры я люблю, но сейчас…

– Так вот зовут меня Филимон, запомни, и никакая я не тютя! – сказал я как никогда уверено.

– Хорошо, Филимон, – добродушно сказал атакованный. Когда он успел сменить гнев на милость? Наверное, мой голос на него так подействовал.

– Будем знакомы. Меня зовут Молокосос.

– Почему Моло…

Не успел я до конца произнести фразу, как клюв у существа вытянулся где-то на полметра и, погрузив оный в тарелку с молоком, опустошил как коктейль из соломки.

– Ах, вот почему, – с улыбкой сказал я, и вся моя запальчивость прошла, глядя на это беззащитное голодное существо, очень напоминающее ребенка.

– Да, Фил, – отреагировал он. – От тебя ничего не скроешь?

В этот момент резко открылось окно. Вверх взметнулись занавески и вслед за ними мои рисунки, на которых были изображены ковбои в автомобилях и метеоритные дожди. Видимо я не плотно закрыл окно плюс очередные выкрутасы со сломанным шпингалетом. Я быстро дернулся в сторону окна и захлопнул его, провернув все щеколды. С одной щеколды даже штукатурка посыпалась.

Повернувшись, я не увидел моего гостя. На кровати и в пространстве комнаты я его не наблюдал. Я посмотрел в шкафу среди висевших пижам и рубашек и не нашел ничего, разве что много пыли от которой я едва не чихнул. Молокососа нигде не было видно. Он мог выйти и попасться на глаза родителям – вот чего я больше всего боялся.

– Мы что играем во что-то? – закричал я не своим голосом от очередной порции дегтя в бочку меда.

Какая оплошность! Последствия могут самыми необратимыми. Нечего говорить, они испугаются, что очевидно, но вряд ли будут топтаться на месте как я. Они зазвонят во все колокола и тогда придет спасение на веки вечные, например в магазине рядом с курочками, висящими без перьев.

– Молокосос?! Откликнись! – безостановочно повторял я, не совсем понимая что мною руководит.

Его заберут в научно-исследовательский центр, и будут проводить бесчисленные опыты, в результате которых он вряд ли выживет. Ведь ученым наплевать на то, что он живое существо. Для них важен сам эксперимент. Я избежал этого. Но если его могут, то могут же и меня. Запросто.

– Ты где, Молокососик? – пронзительно вырвалось из моих уст. – Ну, пожалуйста, тебе лучше оставаться здесь.

Неожиданно под кроватью послышалось чавкание. Скорее даже это был не звук обычного тривиального чавкания, а скрежет лязгающих челюстей, которые могут издавать разве что тигры или другие крупные животные. Я опасливо наклонился и увидел, что Молокосос мирно ест кукурузные хлопья, разве что очень небрежно.

– Я так заикою останусь, – произнес я. Ты это что?

– А что? – вопрошал пернатый, продолжая уничтожать молочные к тому времени размягченные хлопья. – Я сколько раз тебе говорил, что есть хочу. А ты, тютя, извини, Фил, как будто меня не слышишь. Вот я и решил проявить инициативу.

Он вылез из-под кровати и присел на полу, не отрываясь от полупустой тарелки.

– Молодец, – похвалил я его тем самым показывая, что был действительно не прав.

– Знаю, – уверенным голосом сказал Молокосос и снова округлился в районе груди.

Но на правах старшего или головы комнаты, который имеет право не только хвалить, но и ругать, я произнес:

– Я тебе говорю, что чуть заикой от твоих фокусов не сделался, а тебе нормально. Хлопья трескает. Вери гуд.

Bon appetit! – отчетливо произнес визитер и почтенно кивнул головой.

– Что? – не ожидал я.

– То, что ты, наверное, хотел мне пожелать приятного аппетита. – разъяснил Молокосос. – Так вот. Bon appetit!

– Приятного, – послушно повторил я. Он знает заморские языки, следовательно он действительно – пришелец. Приметы сходятся.

Он вытянулся в струнку придав уверенность своему вешнему виду, я же стоял, опустив плечи, сутулясь, создав противоположный ему образ мнительного человека.

– Спасибо, – процедил сквозь забитый клюв пернатый. – Да и второе, не волнуйся про заикание. У нас это воспринимается как преимущество.

– У вас? – резко спросил я. – Так откуда же ты?

Молокосос продолжал уплетать содержимое тарелки. Она быстро опустела, он взял бумажный пакет и насыпал вторую порцию. Я ждал ответа. Он налил в тарелку, покрытую двойным слоем хлопьев, молока и расположившись подле нее, посмотрел на меня:

– Так слишком много вопросов.

Разве много? Всего один.

– Если ты мне сейчас не откроешь глаза…

– Ты хочешь, чтобы я тебе открыл глаза? – перебил Молокосос. – Они же итак у тебя открыты.

– Мне что пойти за папой или за мамой. – не выдержал я. Конечно я блефовал. Я не пошел бы за родителями, просто он был неуправляем, а этот факт наверняка подействует на него. Я был прав.

Молокосос оторвался от тарелки. Если до этого он отвечал на мои вопросы вприкуску с пищей, не напрягаясь, то сейчас он подошел вплотную ко мне, откашлялся, сложил крылья домиком и очень дипломатично начал говорить:

– Слушай, Фил. Мы же с тобой взрослые и нам не нужны ничьи советы.

Ну что ты ждешь от своих родителей? Понимания? Ты еще очень мал, как я погляжу?

Откуда у него такие сведения. По внешности я явно не походил на подростка. Может быть он знает тех, кто… Не смотря на ход моих мыслей, молокосос продолжал:

– … И отдав меня на суд твоих родителей, ты совершишь большой грех.

Ой, большую глупость совершишь. Другое дело если я сам к ним выйду.

А так, ничего не получится. Ведь, как только они войдут, я снова стану глиняной фигуркой. Ой… проболтал.

Вот оно что! И действительно, на том месте, где стоял глиняный бог, был только небольшой след и не более того. Самой фигурки не было.

– Так ты значит тот самый глиняный боженька, который может ответить на все вопросы? – спросил я, приседая на колени.