Бен-Гур

Глава X

СВЕТ В НЕБЕ

Вечером, в урочный час, движение и шум среди людей, находившихся у входа и внутри караван-сарая, стихли; именно в этот час каждый житель Израиля, если не был на ногах, вставал, придавая торжественное выражение своему лицу, обращал взор в сторону Иерусалима, скрещивал руки на груди и возносил молитву. Это был священный девятый час, когда начиналась служба в храме Мориа, и, как считалось, на ней незримо присутствовал сам Бог. Когда молящиеся опустили руки, шум и гам наступил снова; всякий спешил съесть свой кусок хлеба или устроить убогое ложе. Еще несколько минут спустя огни были погашены, наступила тишина, а потом все уснули.

Около полуночи с плоской крыши раздался крик: «На небе какой-то свет! Проснитесь, братья, проснитесь и смотрите!»

Полусонные путники, спавшие на крыше, поднялись, и сон тут же оставил их. Шум, поднявшийся при виде представшего им зрелища, разнесся по всему двору, проник в спальные клетушки караван-сарая; вскоре уже все его обитатели смотрели в небо.

И вот что они там увидели. Луч света, исходящий с высоты из точки, рядом с которой не было ни единой звезды, косо падал вниз, упав на землю, он высветил на ней пространство в несколько фарлонгов в ширину; по краям свет мало-помалу переходил в темноту ночи, но в центре сиял радостным великолепием. Явление это, похоже, висело над близлежащей горной цепью к северо-востоку от города, окружая вершины гор бледным сиянием. Караван-сарай тоже был захвачен конусом света, так что ночевавшие на крыше ясно различали лица друг друга, полные изумления.

Свет сиял несколько минут, и за это время изумление людей сменилось страхом и благоговейным ужасом; робкие трепетали, отважные говорили шепотом.

– Кто-нибудь видел что-либо подобное? – спросил кто-то.

– Похоже, что это как раз над теми горами. Не могу сказать, что это такое, я никогда ничего такого не видел, – ответил его сосед.

– Может быть, с неба сорвалась и упала звезда? – запинаясь, предположил еще один.

– Когда падает звезда, она гаснет.

– Я знаю, – вполголоса произнес кто-то. – Это пастухи заметили льва и разожгли костры, чтобы отогнать его от стад.

Сосед говорившего с облегчением вздохнул и сказал:

– Точно, так оно и есть! В той долине сегодня паслось много скота.

Сидевший чуть поодаль человек развеял заблуждение:

– Нет, нет! Да если бы собрать хворост из всех долин Иудеи в одну кучу и зажечь, пламя не даст такого сильного света, да еще с такой высоты.

После этих слов на крыше наступило благоговейное молчание, поскольку загадочное явление продолжалось. Через несколько минут его нарушил новый голос.

– Братья! – воскликнул иудей почтенной внешности. – То, что мы с вами видим, это та лестница, которую праотец наш Иаков видел во сне. Благословен Господь Бог отцов наших!

Глава XI

РОЖДЕНИЕ ХРИСТА

Примерно в полутора-двух милях к юго-востоку от Вифлеема есть долина, отделенная от города неровной горной цепью. Долина эта, будучи хорошо защищенной от северных ветров, покрыта густой порослью сикомор, карликового дуба и пинии; прилегающие к ней лощины и овраги изобилуют зарослями олив и тутовника; в такое время года все это просто неоценимо для выпаса овец, коз и крупного рогатого скота, из кого и состоят бродящие в этих местах стада.

В самом удаленном от города углу долины, почти вплотную примыкая к крутой скале, располагался большой máráh, или овчарня, построенная в незапамятные времена. За долгие годы строение лишилось крыши и было почти разрушено. Примыкающий к зданию огороженный загон, однако, почти не пострадал от времени, что было очень удачно для пастухов, которые куда охотнее держали своих питомцев в загоне, чем в собственно овчарне. Каменная стена, обводившая участок, хотя и доходила до головы человека, была все же недостаточно высока, чтобы защитить от прыжка пантеры или льва. С внутренней стороны стены в качестве дополнительной защиты против постоянной опасности тянулись заросли жостера – кустарника столь колючего, что даже воробей не мог бы преодолеть верх этой живой изгороди, усеянной пучками больших шипов, острых как пики.

В день, когда произошло описанное в предыдущей главе событие, несколько пастухов в поисках новых выпасов для своих стад повели их в эту долину; так что с самого утра все рощицы были полны перекличкой пастухов, стуком топоров, блеяньем овец и коз, звоном колокольчиков, ревом быков и собачьим лаем. Когда солнце стало спускаться к горизонту, пастухи погнали своих подопечных к máráh. К ночи все успокоилось, пастухи разложили костер у входа в овчарню, сварили незамысловатую похлебку и, поужинав, расположились у огня на отдых, оставив одного на страже.

Их было шестеро, не считая дозорного, и они расположились вокруг огня, кто сидя, кто полулежа. По обыкновению пастухи не носили головных уборов, волосы их лежали на головах густым колтуном, бороды спускались на горло и грудь черными волнами; накидки из козьих и овечьих кож шерстью наружу укутывали пастухов с головы до ног, оставляя обнаженными только руки; широкие пояса стягивали на талиях эту незамысловатую одежду; сандалии на ногах были сделаны из самой грубой кожи; на правом плече у каждого висела сума с едой и камнями для пращей. Рядом на земле лежали загнутые в верхней части посохи, символ занятия и оружие в случае необходимости.

Таковы были пастухи Иудеи! Внешне грубые и дикие, как поджарые собаки, сидевшие рядом с ними у огня; на самом же деле простодушные и нежные сердцем; такими их сделала отчасти примитивная жизнь, а в основном – постоянная забота о существах симпатичных и беззащитных.

Они отдыхали и беседовали; разговор шел о стадах – тема для всего мира скучнейшая, но для этих людей в ней был весь мир. Они долго обсуждали какие-то незначительные моменты; кто-то в мельчайших деталях, ничего не упуская, описывал пропажу барана, ибо с самого рождения такова была их обязанность: изо дня в день заботиться о «братьях меньших», спасать их во время разлива рек, переносить через овраги, давать им имена и учить их; животные становились им товарищами, предметом мыслей и интереса, спутниками их странствий. Защищая их, каждый из пастухов, не задумываясь, готов был бросить вызов льву или разбойнику – и умереть.

Грандиозные события, которые уничтожали целые народы и меняли лицо мира, были пустяками для этих людей, снисходительно слушавших о них. Порой до пастухов доходили слухи о том, что делает Ирод в том или ином городе – строит дворцы или стадионы, потворствует своим извращенным желаниям. Случалось, что, гоня стада на новые выпасы, пастух останавливался, заслышав звуки военных труб, и смотрел, как мимо него марширует когорта, а то и целый легион. Когда же плюмажи на шлемах скрывались вдали, а смятение, внесенное в душу пастуха неожиданным вторжением извне, успокаивалось, он задумывался над значением орлов и позолоченных жезлов, а также над обаянием другой жизни, столь отличной от его собственной.

И все же эти люди, при всем их невежестве и простоте, обладали своим знанием и мудростью. По субботам они привыкли совершать обряд очищения и бывать в синагогах, занимая самую дальнюю скамью от Ковчега Завета. Когда служитель обходил всех с Торой в руках, никто жарче них не прикладывался к свитку; когда читали священные тексты, никто из слушателей не внимал древним словам с большей верой, чем они; а по выходе из синагоги никто не давал более щедрой милостыни. В строках Священного Писания они обрели то знание и тот закон, которые были им необходимы в их простой жизни, – что Господом их был Единый Бог, что они должны любить Его всеми силами своей души. И они любили Его, и в этом проявлялась их мудрость, превосходившая мудрость царей.

За разговорами, еще до того, как истек срок первой стражи, пастухи стали один за другим задремывать.

Ночь, как и почти каждая зимняя ночь в этой гористой стране, была ясной, свежей, с усыпанным звездами небом. Ветра не было. Казалось, никогда еще воздух не был так чист, тишина ночи казалась чем-то большим, чем молчание; это было святое безмолвие, знак того, что небеса приблизились, чтобы прошептать благую весть внимающей земле.

У входа в овчарню, завернувшись поплотнее в свою накидку, прохаживался караульный; временами он останавливался, заслышав возню в гуще дремлющих овец или далекое тявканье шакала на склоне горы. Приближалась полночь, время тянулось медленно; но наконец полночь наступила. Срок его дежурства истек; теперь можно было погрузиться в глубокий сон без сновидений, которым труд благословляет своих усталых детей. Он уже направился было к костру, но приостановился; все пространство вокруг него залил свет, мягкий и белый, похожий на лунный. Затаив дыхание, он ждал. Свет становился ярче; стали различимы предметы, невидимые ранее. На поле словно опускался покров. Холод страха пронзил пастуха. Он взглянул вверх; свет лился словно из окна в небе, в которое он смотрел; свет этот сиял царственным блеском, и пастух в страхе закричал:

– Проснитесь, проснитесь же!

Первыми вскочили на ноги собаки и, завывая, умчались прочь.

Перепуганные овцы сбились в плотную кучу.

Проснувшиеся пастухи поднимались на ноги, держа оружие в руках.

– Что такое? – в один голос спросили они.

– Смотрите! – крикнул им караульщик. – Небеса в огне!

Внезапно свет стал невыносимо ярким, пастухи закрыли глаза и пали на колени; их души в страхе затрепетали, они, теряя сознание, простерлись ниц и умерли бы, если бы не голос, воззвавший к ним:

– Не бойтесь!

Они внимали этому голосу.

– Не бойтесь: смотрите, я принес вам благую весть, радость эту разделят все люди.

Голос, произносивший эти слова, ласковый и успокаивающий, не мог принадлежать смертному; низкий и ясный, он проникал в самое существо слушающих его, наполняя их уверенностью. Встав на колени и молитвенно сложив руки перед собой, пастухи увидели в круге величайшей славы очертания человека, одетого в белые одежды; над его плечами возвышались верхушки сияющих сложенных крыльев; звезда во лбу у него горела ярким огнем, напоминая Веспер[18] на закате; руки его были протянуты вперед благословляющим жестом; лицо его было спокойным и божественно прекрасным.

Пастухам часто приходилось слышать об ангелах, порой они даже говорили о них, как умели; так что теперь, не усомнившись, произнесли глубоко в своих сердцах: «Нам явлена слава Божья, и это тот, кто в древние времена явился пророку на берегу реки Улая».

Обращаясь к ним, ангел продолжал:

– Днесь Спаситель рожден во граде Давидовом, еси Господь Христос!

Снова наступило краткое молчание, во время которого слова вестника запечатлевались в душах слушавших его.

– Вам дан этим знак, – произнес затем вестник. – Да найдете вы дитя, запеленатого и лежащего в яслях.

Больше ангел ничего не сообщил; благая весть уже была принесена людям. Но все же он какое-то время еще оставался перед пастухами. Затем свет, центром которого он казался, порозовел и стал мерцать; стоявшие увидели высоко у себя над головами взмахи белых крыльев и парение сияющих тел, и множество голосов грянуло в унисон с высоты:

– Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение!

Слова эти были произнесены не единожды, но много раз.

Затем вестник поднял очи горе, словно испрашивая одобрения кого-то свыше; крылья его медленно и величественно расправились, оказавшись сверху белыми как снег, а снизу перламутровыми; когда они распростерлись на много локтей в стороны от его фигуры, он легко взмыл в воздух и без всяких усилий поднялся вверх, скрывшись из виду и унеся с собой свет. Спустя некоторое время с небес донесся чуть приглушенный расстоянием рефрен: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение!»

Когда пастухи окончательно пришли в себя, они долго ошарашенно глядели друг на друга. Затем один из них произнес:

– Это был Гавриил, Божий посланец людям.

Никто не ответил.

– Родился Господь Христос, разве не это он сказал?

Еще один из пастухов обрел дар речи и ответил:

– Так он и сказал.

– И разве не сказал он, что это произошло в городе Давида, в нашем Вифлееме? И что мы должны найти Его, найти дитя в пеленках?

– И лежащего в яслях.

Первый из говоривших задумчиво всмотрелся в огонь костра и наконец произнес, внезапно приняв решение:

– Есть только одно место в Вифлееме, в котором сохранились ясли, и место это – пещера рядом со старым караван-сараем. Братья, пойдем же и узрим то, что было предсказано. Священники и мудрецы давно уже ждали явления Христа. Ныне Он рожден, и Господь дал нам знак, по которому мы узнаем Его. Пойдем же и поклонимся Ему.

– Но наши стада!

– О них позаботится Господь. Поспешим же.

И они вышли из овчарни.

Обогнув гору и пройдя город, они подошли к воротам караван-сарая, где их и остановил привратник.

– Что вам здесь? – спросил он.

– Сегодня ночью мы видели и слышали нечто удивительное, – ответили они.

– Что ж, мы тоже видели нечто удивительное, хотя и ничего не слышали. А что слышали вы?

– Позволь нам пройти к пещере во дворе, чтобы убедиться; и потом мы тебе все расскажем. А то пойдем с нами – и увидишь все сам.

– Глупая выдумка.

– Нет – на свет появился Христос.

– Христос! Откуда вам это известно?

– Пойдем с нами, и ты первым увидишь его.

Привратник пренебрежительно усмехнулся:

– Сам Христос! И как же вы Его узнаете?

– Он родился нынешней ночью и сейчас лежит в яслях – так нам было сказано; а в Вифлееме есть только одно место, где сохранились ясли.

– Пещера?

– Да. Пошли с нами.

Вместе они прошли по двору караван-сарая. Дверь в пещеру была открыта. Внутри горела лампада, и они, не стучась, вошли внутрь.

– Мир вам, – обратился привратник к Иосифу и бетдагониту. – Здешние пастухи хотят взглянуть на новорожденного, который, как им известно, сейчас запеленат и лежит в яслях.

Невозмутимое лицо назаретянина дрогнуло; повернувшись вполоборота, он сказал только:

– Младенец здесь.

Подведя всех к яслям, он показал на лежащего в них ребенка. Кто-то принес лампаду, и пастухи стояли, молча глядя на младенца. Тот лежал не шевелясь, как и подобает только что рожденному малышу.

– А где его мать? – спросил привратник.

Одна из женщин взяла ребенка на руки, подошла с ним к Марии, лежавшей неподалеку, и вложила младенца ей в руки. Все собравшиеся подошли поближе.

– Это Христос! – произнес наконец один из пастухов.

– Христос! – повторили все в один голос, опускаясь на колени.

Один из пастухов несколько раз произнес:

– Это Господь, и слава Его объемлет землю и небеса.

И эти простые люди, больше не сомневаясь, поцеловали край одежды юной матери и с просветленными лицами вышли из пещеры. Во дворе караван-сарая они поведали всем собравшимся вокруг них людям о случившемся; и на всем обратном пути через город к овчарне они распевали слова, произнесенные ангелами: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение!»

Слова их, подтвержденные явлением света, виденным многими, разнеслись далеко по всей округе, и много дней спустя толпы любопытных заходили в пещеру – некоторые искренне веря в случившееся, а большинство – чтобы посмеяться.

Глава XII

МУДРЕЦЫ ПРИХОДЯТ В ИЕРУСАЛИМ

На одиннадцатый день после того, как младенец появился на свет в пещере, трое мудрецов вошли в Иерусалим по дороге, ведущей в Сихем. Миновав Кедрон, они встретили по дороге множество прохожих, каждый из которых не преминул остановиться и с любопытством посмотреть им вслед.

Находясь на пересечении основных международных торговых путей и будучи узкой гористой полосой, зажатой между пустыней на востоке и морем на западе, Иудея была именно тем, на что она могла претендовать; по другую же сторону горного хребта природа создала торговую дорогу между востоком и югом; и это было ее богатством. Другими словами, богатство Иерусалима было основано на пошлинах, которые он собирал с проходящих товаров и людей. Нигде в мире, за исключением Рима, не было другого такого постоянного сборища такого количества людей любых наций; ни в каком другом городе мира не появлялось путников, столь отличных от людей, живших в пределах его стен. И все же эти трое привлекали внимание всех, кого они встречали на своем пути до ворот.

Ребенок одной из женщин, сидевших на обочине дороги напротив Царских гробниц, увидел входивших; он всплеснул ручонками и закричал:

– Смотрите, смотрите! Какие чудесные колокольчики! Какие большие верблюды!

Колокольчики были сделаны из серебра; верблюды, как мы помним, отличались необычным ростом и белизной и двигались весьма величественно; снаряжение их говорило о долгих странствиях в пустыне и о достатке их владельцев, сидевших под своими тентами в точности так, как они прибыли на встречу в Джебель. И все же не колокольчики, не снаряжение верблюдов и не манера держаться всадников привлекала к ним внимание, но те вопросы, которые задавал встречным ехавший первым всадник.

Дорога к Иерусалиму с севера идет по равнине, спускающейся к югу, так что Дамасские ворота лежат в низине. Сама дорога узкая, глубоко врезавшаяся в почву благодаря своей древности и оживленности движения, местами неровная из-за ухабов, образующихся во время дождей. Вдоль другой стороны дороги в былые времена тянулись поля и чудесные рощицы масличных деревьев, особенно приятные глазу путешественников, долго скитавшихся в бесплодных пустынях. На этой дороге и остановились три всадника на верблюдах рядом с небольшой группой женщин, сидевших перед гробницами.

– Добрые люди, – обратился к ним Балтазар, возложив руку на грудь и поклонившись, – не к Иерусалиму ли привела нас эта дорога?

– Да, – ответила женщина, державшая на руках ребенка. – И если бы не эти деревья на пригорке, вы могли бы увидеть башни на Рыночной площади.

Балтазар бросил взгляд на спутников и снова обратился к женщинам:

– Где нам найти Того, Кто рожден Царем Иудейским?

Женщины переглянулись и ничего не ответили.

– Вы не слышали про Него?

– Нет.

– Что ж, тогда поведайте всем, что мы видели Его звезду на востоке и пришли сюда, чтобы поклониться Ему.

С этими словами друзья двинулись дальше. Тот же самый вопрос они задавали всем встречным и с тем же результатом. Большая компания, направлявшаяся к пещере Иеремии, была так удивлена этим вопросом и внешностью путников, что даже повернула назад и последовала за ними в город.

Три путника были так озабочены предстоящей им миссией, что даже не обратили внимания на открывшийся перед ними вид. А вид этот был поистине величествен: за первой встреченной им по пути деревенькой Безета, за Мицпахом и Оливетом, слева от них, возвышалась мощная стена со своими сорока высокими и мощными башнями, надстроенная частично для усиления, а частично по прихоти своих царственных строителей; стена эта уходила направо, образуя острые углы, прорезанная укрепленными воротами, за ней виднелись три белые возвышенности – Фаселис, Марками и Гиппикус, далее, за ними, – Сион, самый высокий из холмов, с возвышающимися на нем мраморными дворцами, никогда еще не выглядевший столь прекрасным. Сверкали уступы храма Мориа, считающегося одним из чудес света. Высокие горы кольцом охватывали священный град; казалось, что он стоит внутри некоего громадного котла.

Через некоторое время трое друзей приблизились к огромной мощной башне, нависающей над вратами, которые в те времена находились на месте современных Дамасских ворот и отмечали собой место схождения трех дорог, ведущих из Сихема, Иерихона и Гаваона. У ворот несла охрану римская стража. Люди, следующие за верблюдами, к тому времени образовали уже целую толпу, вполне достаточную, чтобы привлечь внимание праздных зевак у ворот. Поэтому, когда Балтазар остановился, чтобы переговорить со стражником у ворот, все трое оказались в центре плотной толпы людей, жаждущих услышать их разговор.

– Мир тебе, – четким голосом произнес египтянин.

Часовой ничего не ответил.

– Мы пришли издалека в поисках Того, Кто рожден Царем Иудейским. Ты можешь сказать, где нам Его найти?

Часовой поднял забрало шлема и громко крикнул. Из будки справа от дороги появился офицер.

– Дайте дорогу, – велел он собравшимся, сбившимся еще теснее.

Поскольку толпа, по его мнению, не спешила выполнить приказ, он принялся расталкивать собравшихся древком своего копья, пробивая дорогу.

– Чего вам? – спросил он у Балтазара на местном наречии.

Балтазар повторил свой вопрос:

– Где Тот, Кто рожден Царем Иудейским?

– Ирод? – недоуменно переспросил офицер.

– Нет, правление Ирода исходит от цезаря.

– Другого царя у иудеев нет.

– Но мы узрели звезду Того, Кого мы ищем, и пришли сюда поклониться Ему.

Римлянин был сбит с толку.

– Ступайте отсюда, – проговорил наконец он. – Ступайте. Я вам не иудей. Задайте этот вопрос законникам в Храме, или первосвятителю Анне, а лучше всего – самому Ироду. Если есть другой царь Иудейский, он его обязательно найдет.

С этими словами он велел толпе расступиться, и путники, миновав ворота, вступили в город. Но прежде чем войти в лабиринт узких улиц, Балтазар чуть придержал своего верблюда и произнес, обращаясь к своим друзьям:

– Мы дали о себе знать, и довольно громко. К вечеру весь город будет знать о нас и о нашей миссии. Отправимся теперь в караван-сарай.

Глава XIII

ОЧЕВИДЦЫ ПЕРЕД ИРОДОМ

Тем же вечером, на закате, несколько женщин стирали белье на верхних ступенях лестницы, спускающейся к Силоамскому пруду. Девочка подносила им из пруда воду и пела, наполняя емкости из обожженной глины. Песенка была веселой и, без сомнения, скрашивала их труды. Время от времени женщины садились на корточки и, отдыхая, смотрели на склоны окружающих гор и на вершину, известную сейчас как гора Соблазна, едва различимую на фоне заходящего солнца.

Когда они заканчивали полоскать в емкости очередную порцию белья, к ним подошли еще две женщины с кувшинами на плечах.

– Мир вам, – приветствовала стиравших одна из них.

Работавшие приостановились, вытирая мокрые руки, и поклонились в ответ.

– Уже почти вечер – время отдыхать.

– Нашей работе конца нету, – прозвучало в ответ.

– Но всегда есть время отдохнуть и...

– Послушать, что происходит, – вставила другая.

– Что у вас новенького?

– Значит, вы ничего не слышали?

– Нет.

– Говорят, Христос родился, – сказала сплетница, готовясь рассказывать.

Было любопытно видеть, каким неподдельным интересом осветились лица работавших; вновь прибывшие сняли с плеч кувшины, которые тут же превратились в импровизированные сиденья.

– Христос! – воскликнула слушательница.

– Так говорят.

– Кто?

– Да все, об этом уже говорит весь город.

– И кто-нибудь этому верит?

– Нынешним утром три человека пришли через Кедрон по дороге из Сихема, – продолжала рассказчица, желая устранить все сомнения в ее словах. – Каждый из них ехал на девственно белом верблюде, который был ростом больше, чем до сих пор видели в Иерусалиме.

Глаза и рты слушательниц широко распахнулись.

– Люди эти были знатны и богаты, – продолжала рассказчица. – Каждый из них сидел под пологом из шелка; пряжки их седел из чистого золота, как и бахрома на упряжи; а колокольчики на верблюдах – из серебра, и звенели так нежно! Никто не знает этих людей; выглядят же они так, словно пришли с края света. Говорил только один из них, и всем встречным на дороге, даже женщинам и детям, задавал один и тот же вопрос: «Где Тот, Кто рожден Царем Иудейским?» Никто не мог ему ответить – ни один человек не понимает, что они имеют в виду; поэтому они вошли в город, сказав только: «Мы видели на востоке Его звезду и пришли сюда, чтобы поклониться Ему». То же самое они спросили и у римского часового у ворот, и тот, не умнее простых людей на дороге, отправил их к Ироду.

– И где они теперь?

– Остановились в караван-сарае. Сотни людей уже видели их там, и еще сотни собираются взглянуть на них.

– Но кто же они такие?

– Никто не знает. Поговаривают, что они из Персии – мудрецы, которые понимают язык звезд, а может быть, пророки, как Елиав и Иеремия.

– И кого же они считают Царем Иудейским?

– Того Христа, Который только что родился. Одна из женщин рассмеялась и снова принялась за работу со словами:

– Что ж, когда я увижу Его, тогда и поверю.