– И какая?
– Ты портативный. – Я потянулся к нему.
– Нет! Не трогай меня! – Он издал ужасающий вопль. Пронзив мои чувствительные барабанные перепонки, вопль этот впился в мой мозг, и я не мог даже пошевелить руками, чтобы защитить уши. Внезапно мелодия изменилась. Одна моя нога поднялась и вновь опустилась. Затем то же самое сделала другая. Мои руки зажили отдельной жизнью, как будто в них вселился дух танцора диско. Они без капли изящества задергались и затряслись, как пьяные гости на свадьбе, но это были ягодки по сравнению с тем, что вытворяли мои ноги. Хоп-хоп-хоп, вжик, хоп-хоп-хоп, вжик, дрыг-дрыг. Музыка была неотразима. Я не мог остановиться.
– Ааз! – крикнула Тананда, кружась, словно безумный дервиш. – Сделай что-нибудь!
– Я пытаюсь, – прорычал я сквозь стиснутые зубы. – Я изображаю испанскую панику.
Очевидным решением было заставить Буирни перестать играть. Борясь со своими зараженными диско-ритмом ногами, я из последних сил пытался придвинуться к нему ближе. Я как будто плыл против течения. Чем усерднее я старался контролировать мои нижние конечности, тем безумнее танцевал. Калипса крутилась и кружилась вокруг нас, как балерина, угодившая в центрифугу сушильной машины. Я приблизился к Флейте на пару футов, но дальше как будто прирос к месту.
– Немедленно останови музыку! – приказал я Буирни.
– Ни за что! – крикнул он. Музыка не стихала, даже когда он говорил. Похоже, этот файф был мастак по части многозадачности. – Я буду играть, пока ты не уйдешь и не оставишь меня в покое. Мне хорошо и здесь.
– С каких это пор, – спросил Эрзац, подпрыгивая на спине Калипсы, – ты или кто-то из нас стремился к счастью?
– Что ж, я признаю, что пришел к этому довольно поздно, дружище, но это действительно здорово. Тебе стоит попробовать!
– Я не собираюсь «пробовать». Моя радость заключается в служении другим. Ты не можешь заставлять этих людей танцевать вечно.
– В этом нет необходимости, – сказал Буирни. – Мои тролли в два счета вышвырнут тебя на улицу, вот и все.
– Они, как и мы, застряли в твоих музыкальных чарах, – заметил я. – Если ты их отпустишь, мы тоже освободимся.
Буирни посмотрел мимо меня. Оба его телохранителя притопывали и прихлопывали. Повсюду вокруг нас рабочие сцены отплясывали буги-вуги. Личные помощники Файфа водили за кулисами хоровод.
– О, – сказал он. – Я забыл. Что ж, если ты пообещаешь уйти, я перестану играть.
– Ты дал мне обещание, – сказала Калипса. – Теперь ты пойдешь со мной.
– Ты не можешь меня заставить, маленькая леди, – самодовольно заявил Файф.
– Еще как могу! – возразила Калипса, легко запрокидывая голову. Ее ноги так и летали. – С представителями рода Калипсо шутки плохи! Музыка меня не остановит!
С этими словами она задвигалась в такт в музыке, добавляя взмахи рук и пируэты. Ее ноздри раздувались, руки взлетали над головой, пальцы щелкали в такт барабанному бою. Кружась на пальцах ног, она приближалась к Буирни. Она ТАНЦЕВАЛА так, как никто до нее не танцевал. Я был околдован, я забыл, что мои ноги были пленниками. Буирни ускорил темп, заставляя ее отступить, но Калипсу далеко не оттолкнуть. Она осталась рядом с ним. Когда он выдавал стаккато, она стучала пятками по полу. Когда он насвистывал тарантеллу, она выкидывала замысловатые коленца. Он попробовал горячий джаз. Ее большие глаза вспыхнули; она подпрыгнула и приземлилась на шпагат, затем вновь вскочила и, кувырком перекатившись назад, встала на одной ноге, как фигуристка. Буирни как завороженный следил за ней. Я тоже был очарован, но не собирался этого показывать. Что до меня, пусть этот файф думает, что для Калипсы это прогулка по парку.
– Видишь, она способна выдержать все, что ты ей сыграешь, – задыхаясь, сказал я. – Ну так как, сдаешься?
– Ни за что! – сказал Буирни. Он поменял темп, перейдя в ломаный ритм. Калипса даже не моргнула. Добавив к работе ног пируэты и прыжки, она щелкнула пальцами и устремила на него свои блестящие глаза. Музыка Буирни сбилась с ритма. Ага, похоже, теперь он в ее руках. Калипса кружила над ним, замедляя темп. Музыка в ответ тоже замедлилась. Мои ноги перестали стучать по сцене, словно телеграфные ключи, и перешли на медленный тустеп. Теперь я мог нормально видеть их. Калипса взяла флейту с его подушки и с видом победительницы подняла ее над головой.
– Ну, так как? Теперь ты уступишь мне? – требовательно спросила она.
– Вы еще спрашиваете, юная леди!
Глава 11
– Молодчина, – ухмыльнулся я. – Ну, флейта, ловко же тебя обставили, и по части пения, и по части танцев. Что скажешь?
– Думаю, я влюблен, – сказал Буирни, и изумруды приобрели форму сердца. – Юная леди, я пойду куда угодно, куда вы меня только пошлете!
– Э… я… ну, хорошо, – с сомнением в голове сказала Калипса. Я покачал головой. Ей предстоит научиться увереннее воспринимать свои успехи.
Файф выдал измученную коду, которую я, будучи настроен крайне предвзято, назвал бы «бритье и стрижка, раз-два-три». Я резко остановился, жадно хватая ртом воздух. Тананда, все еще вертясь, налетела на меня. Я поймал ее до того, как она упала.
– Меня тошнит, – сообщила Асти из моего бокового кармана.
– Нас обоих, – сказал я. – У тебя есть какое-нибудь зелье от укачивания?
– Сейчас приготовлю, – сказала она. Чашу кубка тотчас наполнила бледно-розовая жидкость. Уровень сразу просел на пару дюймов. Асти вздохнула: – Ах, так лучше.
Я наклонил ее и выпил изрядный глоток того, что осталось. Пахло мятой и собачьей шерстью, но головокружение сразу же отступило. Я передал чашу Тананде, и та с благодарностью проглотила остаток зелья. Калипсе это было не нужно. Она даже не выглядела запыхавшейся. Буирни был в восторге. Он продолжал трещать без умолку.
– Вы более чем достойны того, чтобы я служил вам, милая леди! Я не могу дождаться встречи с вашим дедушкой. Если вы хоть немного похожи на него, он, должно быть, удивительный человек! Когда я думаю, как давно я не встречал равного себе… Я даже затрудняюсь сказать, но точно не в ЭТОМ веке! Не желаете стать моей протеже? Мы вместе сочиним красивую музыку, то есть я сочиню музыку, а вы под нее станцуете. Клянусь, никто еще не делал такой оригинальной интерпретации моего балета-польки! Не могу дождаться, чтобы исполнить для вас еще несколько своих сочинений. У меня их тысячи, их никто никогда не слышал, не говоря уже о том, чтобы под них танцевать!
– Отвали! – прогремел из ножен Эрзац. – Я был раньше тебя призван к воспитанию этой девы!
– Ты? Чему способен научить меч столь юную девушку? В ней нет ничего от воина! Посмотри на эти ноги! Взгляни на эти изящные руки!
– Я вижу в этом ребенке большие задатки, и общество такого фривольного музыкантишки, как ты, вряд ли пойдет ей на пользу!
– Фривольного! Кого ты называешь фривольным? Мечи сродни парадному платью, они нужны лишь время от времени, а затем их кладут в шкаф до следующего раза! Музыка же звучит каждый день!
– Вот-вот! Именно поэтому ты не имеешь права тратить ее время на каждый свой писк, – сурово возразил Эрзац. – Негоже такой талант распылять по пустякам.
– Кто, по-твоему, ты такой? – разозлился Меч. Он был великолепен в своем гневе. – Я вижу в этой девушке многообещающие задатки, каких я не видел со времен великой Марису! Было бы преступлением тратить их на дутье в какую-то дудку!
Буирни явно не собирался оставлять эту тему:
– Но у тебя есть Марису. Позволь же этой девушке работать со мной! У нее музыкальные способности. Ей место рядом со мной!
– Боже мой, Марису! Я не думала о ней много лет! – сказала Келса.
– Кто такая Марису? – спросил я.
– Протеже, подававшая большие надежды, – со вздохом произнес Эрзац. – Она могла достичь чего угодно, любой цели, к которой стремилась. Я был весьма опечален, потеряв ее.
Лицо Тананды смягчилось.
– Что с ней случилось?
– Она вышла замуж за красивого принца, – ответила Келса.
– И они жили долго и счастливо, – мрачно добавил Эрзац.
– Полагаю, это трагедия, если ты боевой меч, – сказала Тананда, стараясь не рассмеяться.
– Ах, прекрасная леди, вы даже не представляете, какая это великая трагедия! – Меч перевел взгляд на Калипсу: – Для меня будет честью научить вас моему ремеслу, если вы пожелаете научиться.
