Михаил Митрофанович Смольянинов
Морально-боевое состояние российских войск Западного фронта в 1917 году
Р е ц е н з е н т ы:
член-корреспондент НАН Беларуси П. Т. Петриков,
доктор исторических наук Э. М. Савицкий,
доктор исторических наук В. Е. Козляков
Введение
Проблема состояния русской армии в годы Первой мировой войны имеет богатую историографию. Историки и публицисты проявляли большой интерес к этой теме после 1917 г. Об армии подготовлены и изданы специальные монографические труды, мемуарные произведения и документальные сборники, написаны диссертационные работы, опубликованы параграфы и разделы в многочисленных изданиях по истории Октябрьской революции.
Отношение авторов изданий и публикаций к происходившим в русской армии в указанный период событиям и процессам, их взгляд на них и оценка не однозначны.
Буржуазные историки и публицисты, генералы, другие очевидцы и участники событий тех лет, оценивая происходившие в русской армии процессы с государственной точки зрения, с точки зрения воинских уставов и законов, квалифицировали их как разложение русской армии, противодействовали их развитию[1]. Историки и публицисты – представители партий революционной демократии (большевики, эсеры и меньшевики), подходя к этим процессам с классовых позиций, видели в них революционные аспекты, способствовали их развитию с целью разрушения старой армии, как оплота изжившего себя самодержавного строя. Советские историки рассматривали происходившие в царской армии события и процессы только через призму революционного движения, борьбы большевиков за привлечение солдатских масс на сторону революции. Нередко в угоду политической конъюнктуре эта деятельность большевиков в значительной мере преувеличивалась.
Советскую историографию проблем русской армии в годы Первой мировой войны и проблем Февральской буржуазно-демократической и Октябрьской социалистической революций 1917 г., при разработке которых исследователи в той или иной мере затрагивали проблемы русской армии, условно можно разделить на два периода: историографию 1917 г. – первой половины 1950-х гг. и историографию второй половины 1950—1980-х гг.
В первые годы Советской власти активными революционерами, очевидцами и участниками событий той поры были написаны воспоминания, статьи, брошюры[2]. В эти годы были сделаны первые попытки научно обобщить события и деятельность большевиков в русской армии[3], опубликованы работы о революционном движении в Беларуси и на Западном фронте[4]. Трудами этих лет было положено начало политизации исторических событий. В них элементы стихийной деятельности масс в революции подменялись целенаправленной деятельностью большевиков, во многих случаях не подкрепленной конкретными фактами. Авторы необоснованно и незаслуженно преувеличивали роль отдельных личностей в деятельности большевиков по привлечению трудящихся Беларуси и солдат Западного фронта на сторону революции. В их трудах И. В. Сталин представлен как второй, после В. И. Ленина, вождь революции, а Л. М. Каганович – как организатор и руководитель Полесской организации РСДРП(б), что не отвечает истине. В то же время имена других участников Октябрьской революции в Беларуси и на Западном фронте замалчивались.
В целом исследования проблем Октябрьской революции начиная с 1930-х гг. стали свертываться. Это объясняется развитием культа личности И. В. Сталина, Великой Отечественной войной. В конце 1930-х–1940-е гг. вышли в свет лишь «Краткий курс истории ВКП(б)» и второй том «Истории гражданской войны в СССР», в которых кратко повествуется и о революционных событиях на Западном фронте[5], отдельные журнальные статьи.
Оживление в развитии историографии Октябрьской революции и происходивших процессов в русской армии наступило с начала 1950-х гг. В этот период появились первые исследования, специально посвященные происходившим событиям на Западном фронте. К ним следует отнести прежде всего монографию Л. С. Гапоненко, кандидатские диссертации Н. Е. Гуревича, П. С. Кругликова, Х. В. Коникова и И. К. Тележкина[6]. В работах этих авторов ярко выражено влияние культа личности И. В. Сталина. Процессы и явления, происходившие в русской армии, в том числе и на Западном фронте, рассматривались ими через призму революционной целесообразности и как организованные большевиками, при отсутствии какой-либо стихийности событий.
К 40-летию Октябрьской революции подготовили и издали свои работы белорусские историки В. Г. Ивашин, Н. В. Каменская, И. И. Саладков, Г. А. Гречкин, Е. Д. Диренок. Исследуя вопросы подготовки и проведения Октябрьской революции в Беларуси и отдельных ее губерниях, они кратко касались событий и на Западном фронте.
В последующие 30 лет продолжалось активное исследование вопросов истории Октябрьской революции и установления Советской власти, а в комплексе с ними и вопросов революционного движения в русской армии. В эти годы вышли в свет работы И. И. Минца, П. А. Голуба, А. М. Андреева, Е. Н. Городецкого, О. Н. Знаменского, Н. Я. Иванова, В. И. Миллера, Н. М. Якупова, Т. Ф. Кузьминой[7] и других историков, в которых затронуты отдельные аспекты событий, имевших место на Западном фронте.
В эти годы более глубоким и всесторонним исследованием проблемы Октябрьской революции и установления Советской власти в Беларуси занимались белорусские историки. В работах И. М. Игнатенко, В. Г. Ивашина, П. А. Селиванова, А. Г. Хохлова и других авторов[8], а также в коллективных трудах[9] нашли отражение процессы и события, происходившие в войсках Западного фронта.
Следует отметить, что работы советских историков второй половины 1950 – первой половины 1980-х гг. отличаются своей аргументацией и доказательностью, стали более объективными. В них заметно уменьшилось влияние культа личности И. В. Сталина и догм «Краткого курса истории ВКП(б)». Однако процессы и события, происходившие в стране и армии, в том числе и в Беларуси и на Западном фронте, по-прежнему рассматривались историками только через призму революционной целесообразности и деятельности большевиков. Причем деятельность эта в значительной мере преувеличивалась. Однако некоторые исследователи отмечали и негативные явления в революционной деятельности большевиков, которые имели место в русской армии и свидетельствовали о ее разложении еще до Февральской революции.
До недавнего времени в исторической литературе утверждалось, что на Западном фронте уже до Февральской революции было создано и функционировало более 30 большевистских организаций. Более глубокое исследование этого вопроса показало, что такое утверждение не отвечает истине. Установлено, что до второй половины 1950-х гг. каких-либо сведений о численности большевистских организаций до Февральской революции на Западном фронте в исторических трудах не имелось. И не случайно. В условиях преследования царскими властями деятельности партий на Западном фронте до Февральской революции большевистских организаций не было. Действовали лишь (и это подтверждают очевидцы-революционеры и активные участники событий тех дней) в некоторых частях небольшие большевистские группы из трех-четырех человек, которые были разрозненны, связей между собой и с большевистскими центрами не всегда поддерживали и функционировали в глубоком подполье.
Впервые сведения о 20 большевистских организациях на Западном фронте до Февральской революции привел в своей кандидатской диссертации Ф. С. Безродный[10]. Автор назвал эту цифру без ссылки на какой-либо источник или на материалы, на основании которых ему удалось это установить. Затем эту цифру со ссылкой на своего диссертанта привел в первом томе своего трехтомного труда «История Великого Октября» И. И. Минц.
Несколько позже, в 1966 г., во втором томе шеститомной «Истории КПСС» уже говорится о том, что «по приблизительным подсчетам на Западном фронте было создано более 30 большевистских организаций»[11]. И в этом случае без ссылки на источник и без оговорки, по каким материалам проводились подсчеты. После этого последняя цифра стала приводиться во многих исследованиях по истории Октябрьской революции, в том числе и отдельными белорусскими историками[12].
Третьим этапом в развитии историографии проблем русской армии в годы Первой мировой войны, Февральской и Октябрьской революций в 1917 г. является период с конца 1980-х – первой половины 1990-х гг. Он тесно связан с так называемой «перестройкой» советского общественно-экономического строя. В эти годы был открыт большой доступ ученым в архивы. Исследование ранее неизвестных, считавшихся секретными, документов и материалов способствовало более объективному освещению исторических событий.
В этот период опубликовали свои монографии академик И. М. Игнатенко, кандидаты исторических наук П. К. Башко, М. М. Смольянинов[13]. Вышла из печати подготовленная коллективом авторов работа «Большевики Белоруссии в борьбе за победу Октября». Историческая литература этих лет в основном придерживалась ранее установившихся позиций при освещении событий и явлений 1917–1920 гг. Хотя в работах названных авторов освещены ранее неизвестные сюжеты и аспекты.
Монография И. М. Игнатенко «Февральская буржуазно-демократическая революция в Белоруссии» явилась фактически первой работой, в которой сделан глубокий анализ объективных и субъективных предпосылок революции, показаны начало и развитие революции в Беларуси и на Западном фронте, раскрыта ситуация, сложившаяся после революции.
П. К. Башко в монографии «Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Белоруссии (март – октябрь 1917 г.)», исследуя социально-классовый состав Советов, формы и методы их организационно-политической деятельности, борьбу политических партий за руководящую роль в них, показал взаимодействие Советов и войсковых комитетов частей и подразделений, дислоцировавшихся в городах и местечках Беларуси.
В монографии М. М. Смольянинова «Революционное сознание солдат Западного фронта в 1917 г.» дана характеристика революционных перемен на Западном фронте после Февральской революции, показано их влияние на рост революционного сознания солдат, освещен процесс осознания ими таких событий, как апрельский, июньский и июльский кризисы, и корниловщины, отражена роль политических кризисов и корниловщины в эволюции сознания солдат – от индифферентности до целенаправленного революционного действия.
А. С. Король, Н. С. Сташкевич, А. Ф. Хацкевич и соавторы в книге «Большевики Белоруссии в борьбе за победу Октября», освещая участие большевиков Беларуси в борьбе за победу Октябрьской революции, показали отдельные аспекты деятельности других социалистических партий, в том числе и в войсках Западного фронта. Однако в целом деятельность большевиков по привлечению солдатских масс на сторону революции, по осуществлению революционных преобразований в частях, соединениях и армиях фронта авторами, подготовившими разделы о фронте, несколько идеализирована. Процесс установления Советской власти в частях и соединениях проходил сложнее и многообразнее, а не по одному сценарию, управляемому большевиками. Кроме того, в работе допущены некоторые неточности. В частности, при освещении вопроса о победе революции на фронте автор (А. Ф. Хацкевич) утверждает, что Минский Военно-революционный комитет (ВРК), «получив весть о событиях в Петрограде в ночь с 24 на 25 октября, немедленно… обратился с воззванием к солдатам…»[14]. В действительности в это время ВРК еще не был создан. Его создание относится к 27 октября – 2 ноября 1917 г.
В первой половине 1990-х гг., с распадом мировой системы социализма и развалом СССР, когда была поставлена под сомнение марксистско-ленинская методология исследований, подверглись переосмыслению многие вопросы теории и практики марксистско-ленинской теории о революции. Это заметно отразилось на количественной стороне исследований и публикаций по истории революции в Беларуси и на Западном фронте. В эти годы с учетом новых подходов были опубликованы монография И. М. Игнатенко «Кастрычніцкая рэвалюцыя на Беларусі» и «Нарысы гісторыі Беларусі»[15], в которых в сжатой форме повествуется и о революционных событиях на Западном фронте, и несколько научных и научно-популярных статей[16].
Таким образом, специальных обобщающих работ, освящающих процессы и явления, происходившие в армиях Западного фронта в годы Первой мировой войны, в последние годы не было подготовлено. В связи с этим автор данной работы сделал попытку на основе главным образом архивных источников, путем беспристрастного, объективного подхода показать материальное и моральное состояние армий Западного фронта накануне Февральской революции, проанализировать влияние последней и связанных с ней политических событий и процессов на морально-политическое и боевое состояние войск фронта, на их дисциплину и боеготовность в период от Февральской революции до Октябрьской, показать осуществление политики партий революционной демократии, направленной на демократизацию войска, и завершение демократизации и демобилизацию старой армии взявшими власть в стране большевиками.
Глава 1
Материальное и моральное состояние армий Западного фронта накануне Февральской революции
1 августа 1914 г. двумя группировками крупнейших империалистических держав – Тройственным союзом (Германия, Австро-Венгрия, Италия) и Антантой (Англия, Франция, Россия) – была начата Первая мировая война. Обе группировки старательно готовились к войне. Разрабатывая свои планы, каждая из сторон рассчитывала на быстрый разгром своего противника. Однако уже первый год военных действий показал, что расчеты противников на быстротечность войны не оправдались. Она принимала затяжной и ожесточенный характер. Перед каждой из воюющих сторон встал вопрос о материальном обеспечении войск и людских пополнениях, так как мобилизационные запасы были быстро исчерпаны.
Особенно остро этот вопрос встал перед Россией. По признанию самого генералитета, «война застала русское военное ведомство еще не закончившим заготовку всего того, что было необходимо для армии»[17]. Уже после двух первых месяцев войны, в конце сентября 1914 г., из штаба Юго-Западного фронта в Ставку Верховного главнокомандующего впервые поступили сведения о недостатке снарядов, а в октябре – требования увеличить производство винтовок, ружейных патронов, телеграфного и телефонного имущества, усилить деятельность тыла по снабжению армии всем необходимым[18]. Однако в этот период, по словам генерала А. С. Лукомского, главные довольствующие армию управления, убежденные в краткости войны, не придавали тревожным сигналам с фронта серьезного значения, «медленно и неохотно делали крупные заказы».
Между тем, несмотря на возникшие первые большие сложности со снабжением войск, на фронте, как и в стране в целом, продолжал царить дух высокого патриотизма, перераставший в бешеный шовинизм. Царское правительство, буржуазные партии, православное духовенство уже накануне войны, развернув массовую идеологическую кампанию с целью психологической подготовки населения к войне, смогли призвать население к гражданскому согласию во имя защиты Отечества. На стороне патриотических сил выступили также и эсеро-меньшевики.
Единственной партией, выступившей против войны, была РСДРП(б), которая отказалась поддержать царское правительство и признавала полезным (в интересах пролетариата) поражение его и войск в войне.
Несмотря на жестокие преследования и цензуру, большевики стремились к пропаганде своих идей в войсках фронта. Так, по доставленным из департамента полиции в Ставку Верховного главнокомандующего сведениям было установлено, что эта партия, «стремящаяся к ниспровержению существующего государственного строя, с начала открытия военных действий занялась пропагандой идей о необходимости скорейшего окончания войны»[19]. Дежурный генерал при Верховном главнокомандующем генерал П. К. Кондзеровский по приказанию начальника штаба Ставки 25 ноября 1914 г. сообщил об этом, а также о содержании принятой большевиками на Циммервальдской конференции резолюции (в ней, по словам донесения, признавалось, что «лозунгом социал-демократии в настоящее время должны быть всесторонняя распространяющаяся в войске и театре военных действий пропаганда социалистической революции; безусловная необходимость организации для такой пропаганды нелегальных ячеек и групп в войсках и пропаганда республики») и о подготовленных ими, по словам того же донесения, «для распространения двух прокламациях к нижним чинам и студенчеству, в которых… развивались те же идеи вооруженной борьбы с правительством», передавал приказ начальника штаба Верховного главнокомандующего главнокомандующему Северо-Западным фронтом принять «самые энергичные меры» против пропаганды, «следя за всякими организациями и добровольцами из студентов»[20]. Спустя месяц, 28 декабря того же года, генерал Кондзеровский телеграфировал начальнику штаба Северо-Западного фронта о том, что «по полученным агентурным сведениям проживающие в России евреи и агитаторы различных политических партий стремятся распространять в действующей армии воззвания, призывающие войска воспользоваться своими победами над мировым врагом и предъявить русскому правительству требования осуществления основных идеалов, проповедуемых революционными партиями»[21]. В телеграмме сообщалось, что воззвания эти рассылались по почте в посылках лицам, находившимся в действующей армии.
Чтобы избежать изъятия воззваний и листовок цензурой, они отправлялись с «соблюдением всех мер предосторожности»: в ящиках с двойным дном, под подкладкой пересылаемой одежды и т. п.
Содержание агентурных сведений тиражировалось в штабах и рассылалось в подведомственные управления и штабы для «принятия самых энергичных мер против пропаганды в частях и учреждениях армий»[22].
С первых дней войны антиправительственную и антивоенную пропаганду большевики стали проводить среди войск, дислоцировавшихся и на территории Беларуси. Уже в сентябре 1914 г. в частях на территории Витебской губернии распространялись антивоенные листовки «К солдатам!», «На борьбу с тиранами!», «К народу!», в которых с большевистской точки зрения разъяснялся характер войны, говорилось о ее виновниках и звучал призыв повернуть оружие против последних. Об антивоенной и антиправительственной агитации большевиков в первые месяцы войны и возникновении социал-демократической организации в Минске сообщал в ноябре 1914 г. в Департамент полиции начальник Минского губернского жандармского управления[23].
Таким образом, большевики выступили против войны с самого ее начала. Подходя к оценке причин и целей войны с классовых позиций, они считали ее «империалистической», «захватнической» для всех воюющих сторон и призывали трудящихся этих стран к превращению войны империалистической в войну гражданскую, против своих правительств, развязавших войну[24]. Не поддержанные в этом социал-демократическими партиями II Интернационала большевики остались в одиночестве, но последовательно продолжали проводить антивоенную политику в своей стране, прежде всего в ее вооруженных силах.
Большевики стремились использовать недовольство солдат неудачными операциями на фронте, плохим снабжением и мрачными вестями из тыла. Однако на фоне общего патриотического подъема, вызванного войной, в условиях жестокого преследования, усиленной военной цензуры они заметного влияния в войсках на фронте в начальный период войны не имели.
Война легла тяжелым бременем на экономику страны, особенно на сельское хозяйство. Всеобщая мобилизация 1914 г., объявленная в разгар уборочной кампании, призыв в действующую армию более 7 миллионов человек (довоенная армия насчитывала 1,4 миллиона человек) тяжело отразились на экономическом положении деревни. Призывники составляли большую часть трудоспособного сельского населения.
С самого начала войны с огромным напряжением работали железные дороги страны, особенно западного направления. С развитием военных действий возрастал объем оперативных перевозок артиллерийского вооружения, различного войскового снаряжения и имущества. Перевозки вооружения и боевого снаряжения из-за недостатка подвижного состава нередко вытесняли перевозки продовольственных грузов и фуража из районов их основного производства и массовой заготовки для фронта – Степного района, Поволжья, Западной Сибири. Например, только владелец имения «Эртильская степь» Воронежской губернии князь В. Н. Орлов подрядился поставить в 1914–1916 гг. 3-му армейскому корпусу 55 тысяч пудов овса. Поставки овса интендантству этого корпуса в 1915 г. предусматривались крестьянами Крутчино-Байгорской волости и других селений Тамбовской губернии[25].
Лишь с начала войны до конца 1914 г. фронт сравнительно мало ощущал недостатки продовольствия, недопоставка которого из глубинных районов страны в значительной мере восполнялась за счет ресурсов мест дислокации войск. Для удовлетворения потребностей фронта военные и гражданские власти проводили реквизиции скота, хлеба и фуража у местных жителей.
По причине отсталости и неподготовленности русской армии к войне в военно-техническом отношении, бездарности Верховного командования, его зависимости от командования союзных армий, а следовательно, поспешности, ошибок в стратегии и тактике при проведении операций войска с первых дней военных действий терпели одно поражение за другим.
Тяжелое поражение войск Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии и неудачи в наступательных операциях и сражениях войск Юго-Западного фронта в Галиции в 1914 г., огромные потери в русской армии (только в Галицейской операции – 230 тысяч человек[26]) по причине бездарности Верховного командования, отсутствия достаточного вооружения, боеприпасов и снаряжения вызвали в войсках брожение умов и стихийный протест против войны.
Первыми формами стихийного протеста были добровольная сдача в плен, дезертирство и саморанения. Причем к саморанениям с целью избавиться от военной службы прибегали не только в войсках, а уже при призыве, и они приняли такое широкое распространение, что заставили Верховное командование уже 16 октября 1914 г. издать приказ, предписывавший на период войны за умышленное членовредительство строгие карательные меры, вплоть до смертной казни[27].
К концу 1914 г., и особенно в 1915 г., широкое распространение получила и такая стихийная форма антивоенного движения, как дезертирство. Уже в сентябре 1914 г. Новогрудский уездный исправник телеграфировал минскому губернатору о том, что следует «всех нижних чинов Лидского полка полагать беглыми с театра военных действий»[28]. Особенно популярным было бегство солдат из поездов в пути следования на фронт. Об этом свидетельствуют многие донесения, рапорты и телеграммы начальствующих лиц в вышестоящие органы власти[29].
Например, в изданном в конце 1914 г. циркуляре Департамента полиции отмечались «массовые случаи побегов легко раненых нижних чинов с санитарных поездов, которые затем или направляются к себе домой, или шатаются по окрестным селениям без всякого надзора»[30].
Позорным явлением, свидетельствовавшим о начале разложения армии, была добровольная в массовом порядке сдача солдат в плен. Такие факты отмечал, например, в приказе по 10-й армии от 3 ноября 1914 г. командующий армией генерал Сиверс[31]. Случаи сдачи в плен целыми ротами в конце ноября 1914 г. отмечал главнокомандующий Северо-Западным фронтом генерал Н. В. Рузский[32].
С отступлением русских войск из Галиции, Польши и Восточной Пруссии в результате весенне-летней кампании 1915 г. к августу огненный смерч войны докатился до Беларуси. Фронт стабилизировался по линии от Рижского залива до устья Дуная. На территории Беларуси по линии Двинск – Сморгонь – Барановичи – Пинск дислоцировались войска Западного фронта. Четверть территории была оккупирована германскими войсками.
Отступление русских войск и перенесение военных действий на территорию Беларуси нанесли огромный ущерб ее народному хозяйству. В 1915 г. в связи с наступлением германских войск были эвакуированы в глубь империи 432 фабрично-заводских предприятия. До конца того же года на не оккупированной части Беларуси осталось только 139 таких предприятий, большинство из которых работало с перебоями и выполняло в основном военные заказы для фронта. Кроме того, военным ведомством тут был открыт ряд новых предприятий по производству обмундирования, ремонту вооружения и военной техники. В результате сильно сократилось производство товаров широкого потребления.
Военное положение Беларуси, захват противником части территории особенно отрицательно отразились на сельском хозяйстве. Потеря территории, массовые мобилизации мужчин, реквизиции лошадей для нужд армии лишили деревню основных рабочих рук и тягловой силы, привели к сокращению посевов продовольственных культур, а выращенный урожай не был полностью собран. Посевы озимых культур в значительной части уничтожались передвижением войск, волной беженцев, прогоном военных гуртов скота.