– Пока брат Веспас смотрел тело учителя моего, я слонялся вблизи, здесь же, – вспоминал юноша. – Да, блюдо и кувшин стояли на месте. Хлеб был надломан, но не много. В чаше еще были капли воды. В кувшин я не заглядывал.
– Хорошо, – Саймей ненадолго задумался. – Если рисовать картину случившегося, то вижу я все так. Настоятель Иоким, учитель твой, отослал тебя в начале второго часа. Позже принял он пищу. Немного. Возможно наскоро. Далее он покинул кабинет и куда-то отправился. Ты говорил мне, будто не принимал он сонного зелья, уверяя, будто время это нужно ему. Еще же ты говорил, будто настоятель казался тебе усталым, когда только вставал ото сна. Как давно это продолжалось?
– Две или три седмицы, – рассудил Арам. – Я уже сильно беспокоился за него и думал говорить с братом Веспасом, чтобы тот уговорил учителя принять лечение.
– Думается мне, что каждую ночь все это время настоятель так же, как в тот вечер накануне смерти своей, покидал кабинет, имея какие-то дела свои, тайные для остальных, – сказал Саймей. – И в тут ночь ушел он. Если тебя он не отпускал долго, то значит, место то, где бывал настоятель недалеко. Не думаю я, будто он вообще покидал стены общины.
– Если бы он уходил из общины, – заметил Арам. – То мы бы уже знали это, так как у ворот всегда кто-то дежурит. Таков обычай.
– Верно, – Саймей опять улыбнулся юноше, стараясь улыбкой этой похвалить его. – Решим ли мы с тобой загадку, куда он мог тайно следовать из ночи в ночь? Покинул он кабинет примерно в два часа той ночи. Утреннюю службу служим мы в шесть. Пришел ты сюда, по словам твоим за полчаса до службы. Брат Веспас же говорил, будто мучения от яда терпел настоятель около трех часов.
– Но тогда получается….– глаза юноши расширились от страшной догадки.
– Видимо путь до места, где принял смерть настоятель, недалек, – рассудил Саймей. – Он отпустил тебя, чуть притронулся к еде и отправился в путь. На месте же, только прибыв, получил он страшный удар… Далее…
– Брат Веспас сказал, будто некоторое время прибывал учитель мой без чувств, – напомнил Арам.
– Правильно, – подтвердил задумчиво Саймей. – Придя же в себя, отец Иоким был встречен кем-то, кто перевязал ему рану.
– Ты же подумал, будто я помог ему, – робко напомнил послушник. И Саймей опять подумал, что из-за своего быстрого ума, юноша не так послушен, как должен был быть, но Посланника это только радовало.
– Либо ты, либо брат Анатолий, как я уже и говорил – рассудил Посланник. –Однако же это мог быть и кто-то иной… После встречи той настоятель вернулся сюда. Зачем?
– Мысль моя о том, что до этого места ему было ближе, чем до личных покоев, – подумав, высказал юноша.
– Очень хорошо, – похвалил его рассуждения Саймей. – Но я считаю иначе. Ты говорил, Арам, что стило лежало на краю стола, а перед ним – бумаги. Ныне же чисто здесь.
– Брат Анатолий со дня смерти настоятеля ревностно следит за порядком здесь. Вы же заметили новые свечи и свежую воду. И тогда он навел порядок, чтобы занять себя и отвлечься от кручины, – Арам отвечал бойко, рассуждения Посланника захватили его.
– Давай-ка мы взглянем на вещи отца Иокима, – Саймей поднялся с табурета и шагнул к столу. – Где хранит он записи свои?
– На той полке, что у окна, – послушник тоже поднялся на ноги и проворно шагнул к стене, где лежали свитки. – Вот тот из них, что дописывал он в последние дни.
– Ты говорил, он слаб глазами, – вспомнил Саймей. – Много ли он мог написать?
– Он работал совсем мало, – рассказал Арам. – Не более получаса в день. Тут половина, если не больше, написаномоей рукой. Он вносил лишь самое важное.
– Бери его с собой, мы прочтем его позже, – распорядился Саймей. – А что в нем?
– Здесь описаны дни жизни общины нашей, – чуть сверившись с записями на свитке, сказал послушник.
– А где те записи, что делал ты в тот вечер? – чуть подумав, спросил Посланник.
– Я не знаю, – растерялся Арам. – То был не свиток, а листы, скрепленные в углу. На таких вели мы записи, что не могли вызвать интерес позже.
– А где стило? – Саймей осматривал стол.
– У наставника моего есть специальная полка, где хранит он все необходимое для письма, – и юноша указал на небольшую полку, чуть скрытую пологом окна.
Саймей прошел мимо стола к указанному месту, приоткрыв полог, начал он рассматривать вещи, что лежали там. Тут была и дощечка для удобства письма, когда необходимо было делать записи не за столом. Был нож. С изящной рукоятью. С помощью которого следовало точить стило. Было и само стило. Саймей удивился, насколько оно погнуто и как изуродован тот край, которым и делали записи.
– Полагаю, им и писал отец Иоким перед самой смертью, – передавая инструмент ученику, заметил он.
– Перед смертью? – юноша был изумлен. – Ты думаешь, учитель, будто наставник мой сюда возвратился за тем, что бы…он что-то писал?
– Об этом говорит мне это стило, – решительно сказал Посланник. –Видишь, как оно изломано? Руки уже плохо слушались его. Яд действовал все сильнее. И запись та должна быть коротка.
– Брат Веспас говорил, что пробыл настоятель здесь недолго, – юноша задумчиво кивнул. – Если кто напал на наставника моего и нанес ему ту страшную рану, то возвратясь сюда с таким трудом, отец Иоким мог написать лишь имя злодея.
– Или что-то о тайных делах своих, с надеждой, что кто-то это дело продолжит, – произнося эти слова, Посланник смотрел неотрывно на скрепленные листы, которые держал в руках. – Арам, пойди сюда.
Юноша проворно подскочил к нему и тоже посмотрел на бумаги.
– Это и есть те записи, что писал я в тот вечер, – подтвердил он догадку Саймея. – Но почему лист здесь оборван? И так неровно…
– Я и хотел знать, не ты ли отрывал его, – Саймей положил листы на место.
– Они нам не нужны? – послушник был удивлен. Но ждал он и чего-то нового, что открылось Посланнику.
– Лист порван или самим настоятелем или братом Анатолием, – объяснил ему Саймей. – Но брат Анатолий аккуратен. Значит, начертав что-то именно здесь, внизу листа, настоятель, теряя силы, оторвал его. …. И весть, оставленная им, страшна. О ней и шептал брат Анатолий, когда ты нашел их здесь в то печальное утро. Этого не может быть…Так он говорил тогда?
– Но о чем это? – юноша был обеспокоен, послание таковое казалось ему зловещим.
– Это мы узнаем у брата Анатолия, – Саймей решительно направился к дверям. – Веди меня, ученик.
Как пояснил Арам по дороге, когда спешили они к брату Анатолию, старейшины общины жили в небольшом здании вечного серо-белого цвета, сразу за трапезной, на достойном расстоянии, чтобы запахи еды не проникали в покои и не соблазняли умы старейшин. Таким образом, монастырь оказался выстроен в классической форме, разнообразием которой не отличалась ни одна община страны фарсов. Все они были скорее похожи на крепости, чем на мирные селения братьев. И лишь, взращенный силами и потом братьев, сад так менял пространство общинного жилья. Здание, где расположились покои старейшин, было, наверное, самым богатым в пределах монастыря, если не считать Храма. Богатыми оказались и сами покои, куда вступили Посланник и ученик его. Утварь блестела позолотой, яркими пятнами поражали взор ковры и покрывала. И тут все было подчинено идеальному порядку, какой был свойственен секретарю усопшего настоятеля. В этот поздний час, брат Анатолий коротал время до ночной службы в обществе брата Беньямина. Оба они были удивлены столь решительным вторжением сюда Посланника.
– Что-то случилось, брат Саймей? – слегка встревожено спросил брат Беньямин.
– О да! – в голосе Посланника звучали ноты явного недовольства и властности, какие проявляются у высоких сановников. – Случилось. И это мне неприятно.
Взгляд же его тяжелый и суровый был направлен на брата Анатолия. Тот съежился, опасливо втянул голову в плечи, однако взор его выражал больше испуг, чем чувство вины.
– И что же вызвало недовольство твое? – осторожно спросил казначей.
– Как же могу я быть доволен, коли братья мои, жаждущие помощи моей, сами же и скрывают от меня вещи, так необходимые для разгадки тайны погибели настоятеля Иокима? – надменно ответствовал Саймей, при этом он подошел к брату Анатолию и теперь, стоя перед ним, взирал на него сверху вниз.
– Как я вижу, гнев твой обращен на брата Анатолия, – заметил брат Беньямин. – Но не считаешь же ты…
– О нет, – перебил его Посланник. – Не считаю я брата Анатолия повинным в смерти отца Иокима. Но известно мне, что в то печальное утро он застал настоятеля еще живым…
Секретарь почившего настоятеля резко вскинул взгляд на Посланника, с уст его сорвался судорожный вздох. И увидел Саймей такой испуг во взоре брата Анатолия, что даже был поражен его силой.
– Известно мне и то, – между тем безжалостно продолжал он. – Что утаил ты, брат, некую весть, что оставил на прощание отец Иоким, облегчая нам поиск убийц его. Где то послание?
– Нет…Вы не можете…. – брат Анатолий спрятав лицо в ладонях, бормотал несвязно, как бывает при крайнем испуге или же в скорби. – Я не смею показать тебе его, Саймей-Тень.
– Брат! – изумленно воскликнул казначей, так же поднимаясь на ноги. – Как же ты мог! Я всегда был склонен ценить благоразумие твое! Разум твой помрачен от горя, но не гоже так упорствовать. Что же было в послании том?
