Иной мир. Начало
Когда Элизабет поднялась на борт, она была чуть более уставшей чем обычно и вино приятно шумело у нее в голове. Даже появилась шальная мысль продолжить вечер в корабельном ресторане, но здравый смысл взял верх и девушка вернулась в каюту. Здесь, за прочной дверью из красного дерева, она чувствовала себя в безопасности. Ослабив пояс юбки, Элизабет облегченно вздохнула. Современная мода позволяла женщине ее возраста и статуса многое, но изнуряющая жара Южной Америки сводила на нет все послабления. Плотная ткань расклешенной юбки почти не пропускала воздух, а широкий пояс так облегал тело, что чувствительная к температуре кожа немки покрывалась алыми пятнами. Стремясь побыстрее избавиться от оков одежды, Элизабет торопливо расстегнула ворот блузки и с трудом сдержала испуганный крик.
– Элизабет… – хрипло прошептал Матиас выходя из темного угла каюты. – Ты все же здесь… Я рад, что нашел тебя.
– Ты… что ты здесь делаешь? – сквозь зубы прошипела Элизабет, узнав в незнакомце своего бывшего любовника. – Я же говорила тебе, что между нами…
– Я пришел предупредить! – торопливо перебил девушку парень. Матиаса было сложно узнать. Жгучий взгляд метиса испуганно метался из стороны в сторону, а бронзовая кожа, которую так нравилось ласкать немке, выглядела серой и безжизненной.
– Предупредить? Меня?
Пальцы девушки нащупали тонкое лезвие стилета в складках юбки. Что еще задумал этот пройдоха? Может быть Элизабет и выглядела беззащитной, но никогда такой не была. Воспитанная примером великих женщин своего времени и выросшая в тени могучего отца и деда, девушка всегда могла постоять за себя.
– Тебя ищут, – забормотал Матиас, настороженно поглядывая на входную дверь. – Бёрнс убит! Мои и его люди убиты! Я единственный выживший!
С тоской посмотрев в темный провал иллюминатора, Элизабет зло скрипнула зубами. В голове девушки похоронным набатом отдавались последние слова Матиаса. Бежать! Немедленно! Корабль отплывает на рассвете, это так долго! Девушка злилась на свой страх и на то, что простые слова вызвали у неё этот приступ с трудом контролируемой паники.
– Возьми меня с собой, договорись с капитаном. – Матиас торопливо достал из поясной сумки горсть золотых самородков, бывших в ходу у местных контрабандистов. – У меня есть деньги! Возьми меня с собой…
Испуганную речь бывшего любовника прервал требовательный стук в дверь. Голос, приглушенный перегородкой, выражал крайнюю учтивость:
– Мисс Аройни? (именно под этой фамилией путешествовала Элизабет) Это стюарт и у меня письмо от капитана Бревенгтона.
– Нет! – испуганно округлив глаза, бросился на колени Матиас. – Не открывай дверь! Это может быть он!
“И эту падаль я пустила в свою постель?” – удивленно подумала девушка. Брезгливо отстранившись, Элизабет запахнула расстегнутую блузку и повернула ручку замка.
– Жил отважный капитан, он объездил много стран… – напев слова песни, Росс вошел в каюту и улыбнулся Матиасу. Аргентинец, скованный ужасом, не рискнул пошевелиться. Кивнув на девушку, Михаил поблагодарил смуглокожего: – Спасибо, что привёл меня к ней. Амзель дал слишком мало информации, но помогла твоя похоть. Да, мисс Бёллер? Если бы не этот трус, то мне бы пришлось искать вас намного дольше, а время, как вы знаете, очень ценный ресурс. Я даже завидую вам в какой-то мере, ведь вы, кто играет в прятки, времени имеет просто невыносимо много. Фройляйн, вы согласны со мной?
– Матиас, ты убил меня! – Элизабет не смогла сдержать гнева. Трусливый абориген, утопая, потянул её за собой.
Двоюродный дядя Бёрнс Амзель стал ниточкой, которая привела этого человека к ней. Но почему мальчишка? И почему немец? Голубоглазый, такой красавец, в нём точно есть арийская кровь. Будь ты проклят, Матиас!
В руке немки мелькнуло серебро клинка и Матиас, обхватив горло руками, плавно осел на пол. Михаил, увидев лужу растекающейся крови, усмехнулся и сказал:
– Однако хорошее у нашего знакомства начало, фройляйн. Думаю, что мы сумеем договориться. Уверен в этом как в самом себе. Вы вроде бы хотели раздеться, вам помочь?
– Не подходи или я тоже убью тебя! – Элизабет встало спиной к стене, выставив стилет на вытянутых руках. Ей уже приходилось убивать один раз, но было это давно, ещё в сорок пятом и то убийство было случайностью. Сейчас же всё вышло намеренно, она отдавала себе отчёт в действиях, когда решила проверить на горле Матиаса остроту лезвия. Но, от осознания никуда не денешься и, тем более, этот человек был когда-то его возлюбленным. Когда по каюте поплыл сладковатый запах крови, хрупкая фигура девушки надломилась и опасно закачалась. Тошнота сковала нутро, а в голове закрутилась круговерть.
Голубоглазый юноша не дал девушке упасть. Лишив руку ножа, он аккуратно положил Элизабет на кровать. Пребывая в состоянии полубреда, она заговорила с Россом:
– Бёрнс Амзель был моим двоюродным дядей. Он часто помогал мне финансово, я редко встречалась с ним, раз в два-три года. Там и познакомилась с Матиасом. Если бы этого не было, если бы я жила скромнее и только на деньги родителей, ты бы не нашёл меня?
Михаил, заперев дверь, тихо ответил:
– От меня невозможно спрятаться. Ни в этом мире, фройляйн Бёллер, ни в том, который вы прозвали Иным. Просто примите сказанное как факт – если мне нужна информация, то я её получаю. Любой ценой!
– Я убила человека! – прошептала Элизабет, придя в себя и увидев тело мёртвого Матиаса, побледнела от страха. – Что теперь будет? Меня ждёт…
– Ничего не будет. – Михаил, листая журнал, посасывал лимонный леденец, найденный на полке в вазочке. Наличие трупа у ног его не смущало, привык. Заговорщицки подмигнув немке, он успокоил её: – Считаем, что его убил я. Мне ничего не будет, можешь поверить. От трупа, конечно же, придётся избавиться. Вынести целиком его не получится, поэтому сделаем это частями. Ох и не люблю я подобные мероприятия.
– По частям? – глаза Элизабет почти достигли размера иллюминатора. – Ты собрался…
– Я? – одна из бровей Росса взметнулась вверх. – Огорчу вас, фройляйн Бёллер, но “я” придётся заменить на “мы”. Вместе как минимум быстрее. Приступаем…
* * *Двадцать два года – столько лет назад Михаил появился на свет. И за это не слишком большое количество времени он успел сделать очень многое.
До главной цели жизни, конечно же, пока далеко, но сомнений, что она будет достигнута, нет. Добиваться поставленных задач – это один из столпов личной религии Михаила, от которой он не отступится никогда. Проматывая свою жизнь раз за разом и выискивая в ней ошибки, Росс не раз задавал себе вопрос – а как бы сложилась его судьба, если бы не было интерната? Увы, ответа на него он не имеет. Чтобы узнать его, нужно всё изменить и прожить другой жизнью, а это невозможно.
Интернат, в котором Миша впервые осознал себя в возрасте двух лет, наложил на его жизнь несмываемую печать. Он рос среди кусачих волчат, вечно голодных, агрессивных. И понимал, что для того, чтобы выжить, ему нужно встать выше их. Страх – главное оружие в такой борьбе, напуганный враг – побежденный. Свою первую победу Росс отпраздновал, когда ему не было пяти лет. Мальчишка, значительно старше и больше, попытался отнять еду у более слабого и поплатился за это жизнью. Тогда Михаил убил впервые. И понял, что лишение жизни человека ничем не отличается от лишения жизни таракана или любого другого существа. Обычное, часто встречающееся, явление, и не более.
Сегодня оно повторилось. Элизабэт убила Матиаса. К их общему сожалению, она сильно поспешила и поэтому им сейчас приходится заниматься неприятным делом. Убивать Аргентинца в каюте Росс не планировал. Жизнь, как не крути, нужно упрощать по максимуму.
Выбросив в море голову, завёрнутую в тряпки, Михаил брезгливо посмотрел на испачканные руки и пробормотал:
– Неприятную работу можно считать законченной. Элизабет, впредь не повторяй таких глупых ошибок и, прежде, чем что-то сделать, думай.
– Там мужчина смотрит! – немка испуганно захлопала глазами.
– Да пусть смотрит, нам-то какое дело? Мы просто выбросили в океан старую одежду. Так сказать, избавились от прошлой жизни. В новую с новым!
Росс подхватил взвизгнувшую от неожиданности Элизабет и закружил её. Глядя в звездное южное небо, крикнул:
– Да здравствует новая жизнь!
Вернув девушку на ноги, он приобнял её за талию и, изображая влюбленную пару, повёл обратно в каюту, шепнув на ухо:
– Считаем дело сделанным и приступаем к самому главному – допросу с пристрастием. Обещай кричать и сопротивляться…
* * *– Мне не нравится эта комната… – Элизабет, всё ещё не отойдя от шока, замерла у открытой двери, не рискуя войти. – Тут пахнет смертью…
– Тогда предлагаю сменить каюту, – сказал Михаил и, спустя десять минут, он и Элизабет сидели в новом, более просторном и комфортном помещении.
– Это, наверное, стоило больших…
– Денег? – Росс усмехнулся. – Если у тебя их недостаточно, то могу поделиться. К тому же, владеть этим золотом у тебя есть полное право, потому что принадлежало оно Бёрнсу Амзелю, а он твой родственник.
Русский с внешностью арийца, к такому Элизабет жизнь не готовила. Человек, забравший жизнь её дяди, выглядит совсем молодо, двадцать с небольшим лет, точно не больше. Нет, конечно же, так можно выглядеть и в тридцать пять, но что-то подсказывает ей, что этому парню именно столько, насколько он выглядит.
– Мне хочется узнать твой возраст… – робко сказала немка, присев на пуфик возле двуспальной кровати, на которой, положив обе руки за голову, расположился Росс. Намеренно посмотрев на дамочку с удивлением, он спросил:
– И это тебя интересует больше всего? А как же дядя? Даже не спросишь, как я убил его? И что насчёт кровной вражды?
– Мой дядя заслужил самую страшную смерть, которую ты только можешь представить. – Воспоминания вихрем закружились в голове Элизабет и тошнота не заставила себя ждать. Сделав несколько глубоких вдохов, она продолжила говорить: – Моя работа… мне довелось увидеть такое… дядя Бёрнс и многие другие, не заслуживают жизни…
– Мне двадцать два. Что по части страшной смерти… Если Ад существует, то все немцы, которых я убил, сейчас смеются над чертями, которые пытаются их чем-то удивить.
Набравшись смелости, Элизабет задала самый важный для нее вопрос:
– Моя судьба, что меня ждёт в ближайшем будущем?
Уловив страх в голосе немки, Михаил постарался ответить максимально успокаивающим и ласковым тоном:
– Ничего такого, из-за чего следовало бы бояться. Мы оба знаем, кем вы были, Элизабет, и кем вы являетесь сейчас. Пока я не готов посвятить вас в свои планы и у нас просто есть время до Сиднея, чтобы насладиться обществом друг друга.
– Теперь я ваша пленница?
Последние слова немки заглушила сирена корабля, Queen Elizabeth извещал порт о своем отплытии. Михаил улыбнулся:
– Все мы пленники корабля до его прибытия в порт назначения, Элизабет. Могу вам пообещать, от меня вам не стоит ждать неприятностей.
Девушка улыбнулась кончиками губ. Этот парень был чертовски опасен, но именно рядом с ним она ощутила давно забытое чувство покоя. Кокетливо поправив выбившийся из прически локон, Элизабет сказала:
– Тогда я попрошу составить мне компанию в ресторане.
– А вот это, с превеликим удовольствием, – улыбнулся в ответ Михаил. – Признаюсь честно, я чертовски голоден!
Глава 7
– Тётя Валя! Тётя Валя, вы здесь?
Скользя по мокрой плитке грязными пятками, в пищеблок залетел Гришка. Дыша ртом, словно рыба, он оглядел помещение кухни и, пробуксовывая на месте, бросился к грозно нахмурившейся нянечке.
– Куда по мытому, оболтус! – замахнулась тряпкой на пацана женщина, но в последний момент остановилась, уж больно испуганным выглядел малец. – Случилось чего? Поранились?
– Тётя Валя! – задыхаясь от недавнего бега и возбуждения, прошепелявил Гришка. – Там за вами пришли ЭТИ… из органов!
Чувствуя подступающий к груди комок холода, Валентина Степановна выглянула в окно и увидела две мужские фигуры, быстрым шагом идущие в сторону кухонного корпуса. Одного из мужчин она угадала сразу, Силин Прокофий Николаевич был директором детского дома, в котором она работала и теперь торопливо семенил рядом с высоким шатеном в военной форме, размеренно шагающим по тропинке.
“Господи, откуда они узнали”, медленно осела на пол Валентина. Ноги внезапно сделались ватными и перед глазами всплыл образ соседа Антоныча. Ему, по доносу о краже со склада текстильной фабрики, суд дал четыре года. Вернулся он год назад, без четырех пальцев и постаревший сразу лет на пятнадцать.
Валентина Степановна не считала себя плохим человеком. Зимой было голодно и она, не ради себя, а ради двоих детей, умыкнула с пищеблока свёрток с говяжьей костью для бульона. Совесть её грызла не долго, всё же свои дети ближе к телу, да и на ситуации с детским домом это никак не отразилось. Пропажи просто никто не заметил. И вот теперь, спустя целых пол года…
– Валентина Степановна? Валентина Степановна, с вами всё хорошо? – над женщиной склонился Прокофий Николаевич и испуганно тряс её за плечо. – Как вы себя чувствуете?
– Хо… хорошо… – слабо выдохнула Валентина поднимаясь с помощью заботливо предложенной руки Прокофия Николаевича. – Вот, полы мыла и что-то в глазах потемнело…
– Валентина Степановна, познакомьтесь! – начальник отошёл в сторону и женщина оказалась лицом к лицу с пришедшим по её душу дьяволом. – Это капитан Егоров, он ищет нашего выпускника, Мишу… Мишу Росса. Он ведь был вашим воспитанником?
– Миша? – рассеянно повторила Валентина, чувствуя как приступ паники отступает и в памяти всплыло хмурое, почти никогда не улыбающееся лицо мальчика. – Да… Мишу помню…
– Добрый день, Валентина Степановна, – улыбаясь одними губами произнес капитан и протянул для рукопожатия руку. – Можете звать меня просто – Юра. Где мы можем поговорить спокойно и без свидетелей?
* * *Закрыв скрипучую дверь на щеколду, Валентина Степановна указала на низкий топчан, укрытый ватной жилеткой, стоящий у окна:
– Вы можете присесть здесь, Юра. Это будет удобно?
– Вне всяких сомнений, – улыбнулся капитан, со вздохом облегчения опустился на лежанку и вытянул ноги. – Вы меня простите за развязность, но можно я сниму сапоги? Вторые сутки в дороге…
Молча кивнув, Валентина поставила на пахнущую старым деревом табуретку горячий чайник и достала из тумбочки кружки и жестянку с чаем. Дрожь в руках отступила совсем недавно, но слабость осталась. Ей стоило большого труда кинуть щепотку чая в кружку и налить кипятка не промахнувшись.
– Почему вы не захотели поговорить в кабинете Прокофия Николаевича? – пытаясь говорить спокойно, спросила Валентина, – Там было бы удобней, у него диван…
– Хотелось бы провести наш разговор без лишних ушей, Валентина Степановна, – ответил Егоров, стаскивая с ног сапоги. Обернувшись, он некоторое время сверлил её холодным, немигающим взглядом. – Вы боитесь меня, Валентина?
– Нет… с чего бы мне бояться вас?
– По вашим глазам я вижу, что у вас есть камень за пазухой, – по доброму усмехнулся капитан и потянулся за кружкой. – Вы не умеете врать. Но, бояться меня вам не нужно. Если бы я хотел…
– Нет у меня камня, – срывающимся от волнения голосом, ответила Валентина, но осеклась под мгновенно ставшим строгим взглядом офицера.
– Бояться меня не нужно, – с нажимом повторил Егоров. – Меня не интересуют ваши мелкие делишки. До вас ещё не дошло, что комитет государственной безопасности не занимается мелкими хищениями? Меня интересует Михаил Росс и всё, что вы можете рассказать о его детстве и последующей жизни. Вы поддерживаете с ним контакты? Он пишет письма?
Чувствуя, как ноги снова становятся ватными, Валентина Степановна присела на широкую скамью у стены напротив и отрицательно помотала головой.
– Мне нужно знать про этого человека всё. Как он попал в интернат, как себя вёл, куда после направился. Вы расскажете мне о его увлечениях, влюбленностях, страхах. И если информация будет для меня полезной, я не стану интересоваться ВАШЕЙ жизнью.
Свои акценты капитан успешно указал интонацией. Егоров искренне не понимал и не любил, почему его, защитника Родины и поборника коммунистической партии боятся те, кого он защищает, но иногда страх оказывался лучшим средством. И если эта женщина предпочитает страх, то она его получит. Взяв со стола вторую кружку с чаем, он протянул её собеседнице.
– Выпейте, успокойтесь и рассказывайте с самого начала. Начните с момента, когда вы впервые увидели мальчика.
Покорно сделав глоток из кружки, Валентина поперхнулась и надолго закашлялась. Однако эти секунды помогли ей прийти в себя. Отставив кружку в сторону, нянечка начала свой рассказ:
– Это был тысяча девятьсот тридцатый год, конец января… не соврать, вроде бы двадцать седьмое число… можно посмотреть в книге учёта детского дома, там всё записано. Примерно в три ночи в детский дом на санях приехала молодая семья, они нашли на дороге выброшенного кем-то младенца, завернутого в очень странную ткать. Мы ещё удивились тогда, расцветка странная, и на морозе она всегда тёплой оставалась, недоумевали все. Но это ещё не всё! После того, как ребёнка занесли в тепло, ткань начала разрушаться и просто исчезла, испарилась спустя час. Как сейчас помню, что всё это было взаправду, а не показалось… Тогда ещё сторож наш, Панкрат, говорил о божьем замысле… Ох, отвлеклась я, надо же про Мишу рассказать вам. Привезла его семья по фамилии Росс, поэтому такую же мы дали младенцу. А Михаилом прозвали, потому что кряхтел он как медвежонок, пока маленьким был. Даже во сне. – В какой-то момент лицо женщины прояснилось захваченное радостью воспоминаний и она, принявшись активно жестикулировать, выдала: – Мишка, он был уникальным, развивался не по возрасту, в семь месяцев ходить начал, в год уже болтал не умолкая, вопросы только и сыпались. Опережал развитием сверстников, в два года делал то, что некоторые в пять плохо умеют. Ох, какой он был, прекрасный малыш. Пока не повзрослел. А повзрослел Мишутка рано, пяти ему ещё не было, тогда-то и произошла та неприятность, не углядели мы…
Валентина не смогла сдержать слёз и только сказала:
– Простите меня…
– Ничего страшного, дайте волю эмоциям, не держите их в себе. – Юра дождался, пока женщина успокоится и попросил: – А теперь, пожалуйста, продолжайте.
Нянечка, всхлипнув в последний раз, вернула голосу твёрдость и поведала:
– Был тридцать пятый год, начало января, еды тогда не хватало, голодали. Сенька Трофимов повадился у малышей её отбирать, ему семь было, он всё так хитро обставлял, да и ребята молчали. Мишку Росса он не трогал, знал, что у того характер тяжёлый, но тут его, видимо, сам чёрт к нему подойти надоумил. Мишутка гвоздиком на стене царапал и грыз сухарик, а Сенька, сзади подкравшись, ударил его и сухарик отобрал. Обычно мы, если кто-то плачет, старались не вмешиваться и, будь на месте Мишки другой ребёнок, всё так и было бы, но нет, плачем не обошлось. Крик раздался очень сильный, он даже на улице был слышен, все тогда до смерти перепугались… – эмоции снова взяли над Валентиной верх.
Егорову вновь пришлось ждать. Окончание истории он услышал только по прошествии пяти минут. Нянечка так и не смогла успокоиться и заканчивала рассказ утопая в слезах.
– Мы когда прибежали, Мишка стоял и грыз свой сухарик, а остальные дети жались к друг другу в дальнем углу комнаты. Сенька лежал на полу, лицом вниз. Сильно дёргался… Вокруг него было много крови… Миша его… он ему… гвоздем в глаз… ткнул глубоко, со всей силы… Сеня кричал, ему было страшно, но Миша не остановился… Гвозди тогда лежали в комнате, нам их с района прислали целый ящик для ремонта… вы, вы же поняли меня, Юра?
– Да, Валентина Степановна, я вас понял. – Юра поиграл желваками. – Миша порезал Сеньку. Надеюсь рана была неопасной?
– Неопасной? Вы не поняли меня, Юра! – женщина вскочила. – Он… он ему жилу на шее вскрыл… словно знал, куда бить надо!
– Может быть и знал… – пробормотал Егоров. Дело обрастает новыми красками. Росс стал убийцей в неполные пять лет. В голове такое уложить сложно, информация из ряда вон выходящая.
Понимая, что разбередил нянечке душу и успокоить её сейчас можно даже не мечтать, Егоров продолжил задавать вопросы:
– Что было после убийства? И как сложилась дальнейшая судьба Росса после случившегося?
– А что случившееся? Ребенку всего пять лет, да и не первая смерть это была в том году. Зима лютая выдалась. Трое замёрзли, когда из интерната сбежали, ещё двое под лёд на озере провалились… От болезни двое… Смерть Сеньки никого не удивила тогда из начальства, списали на несчастный случай. Кто же будет грех на душу брать и дитя убийцей клеймить?
– Я так подозреваю, что Михаил повторял подобное? – уточнил Егоров, но Валентина в ответ только грустно улыбнулась.
– Да кто же к нему сунется после такого? Все дети его боялись и за глаза мясником называли, но в лицо такое ему никто не говорил. Да и сейчас среди воспитанников страшилка гуляет про мальчика, который приходит по ночам, выкалывает детям глаза и пьёт кровь. Но вы не подумайте… Миша… он не был злым… он просто другой…
Ухватившись за мысль, Егоров сказал:
– Попробую угадать. Михаил был расчётливым ребенком и ситуация с Сеней имела лишь одно направление – сделать так, чтобы никто и никогда больше не пытался у него что-то отобрать. Такой вариант возможен?
– Юра, я даже не задумывалась о таком… – Валентина испуганно прикрыла рот ладошкой. – А ведь правда! Он никого не задирал, не пытался выделиться в коллективе, как это делали другие. Миша был замкнутым мальчиком, и все случаи с ним происходили только когда кто-то пытался нарушить его личное пространство.
– Всё-таки были другие случаи? – уточнил Егоров.
– Все другие происшествия заканчивались просто дракой. Миша просто бил обидчиков. Больно, основательно, но без увечий. И никогда не жаловался и не искал справедливости у воспитателей. Возможно, именно благодаря этому он и заслужил своеобразное уважение среди сверстников. Вы же знаете, как в детском коллективе относятся к доносчикам?
– Неужели он никогда не оказывался в позиции проигравшего? – удивлённо вздёрнул брови Юра. – Всё-таки он не один год прожил в интернате.
– Скажу вам честно, – немного замявшись, ответила Валентина. – Эти дети беспризорные, сегодня они здесь, а завтра сбегут. И голодно у нас бывает, и работать заставляем.
Проведя шершавой ладонью по стоявшей в сторонке табуретке, нянечка уточнила:
– Этот табурет сделал Миша. Посмотрите, какая аккуратная работа. У нас при интернате свой швейный цех и столярная мастерская. По установке партии мы приучаем детей к труду и даём профессию. Летом дети работают на интернатовском огороде, зимой в цехах. Нужно же как-то дополнительные средства изыскивать. Не всем воспитанникам это нравится и они сбегают.
В памяти Егорова всплыл образ попрошаек с Воронежского вокзала.
– Но Миша никогда не сбегал, – вернувшись из воспоминаний, продолжила Валентина. – Он словно принимал условия договора. Честно работаешь и интернат обеспечивает тебя пищей и кровом. Он прилежно учился, вообще впитывал любые знания до которых мог дотянуться. Любил изучать иностранные языки, в библиотеке интерната было несколько учебников, он сносно говорил на немецком, испанском и французском. Понятно, что ему не хватало практики, но даже военные были удивлены. А на отборе в специальное училище Миша показал отличные результаты не только среди сверстников, но и в сравнении с ребятами которые были старше.
– А вот с этого места поподробнее, – встрепенулся Егоров, – что за специальное училище? Кто руководитель? Где находится?
Глава 8
Особливо стоящий дом на окраине Раменского с первого взгляда выглядел нежилым. Лишь по небольшой натоптанной тропинке в зарослях буйно разросшегося по двору бурьяна можно было понять, что в доме есть обитатели. Егоров долго изучал взглядом старую постройку с покосившейся крышей и заросшими вьюном стенами, прежде чем постучал в низкую, сделанную по старинке, дверь.
– Кого там леший принёс? – пьяный голос из глубин дома заставил Юру сдержанно улыбнуться. – Катитесь вы к чёрту!
– Я ищу полковника Брота, – брезгливо отодвинув пальцем грязную тряпку, закрывающую разбитое стекло в окне, ответил Егоров.
– И кто интересуется?
За дверью послышались звуки передвигаемой мебели, шум упавшей посуды. Спустя пару минут за грязным стеклом показалось пропитое лицо хозяина дома. Сильно опухшие веки и нездоровый окрас лица неоднозначно намекали на то, что старик активно “сидит на стакане” и делает это довольно давно.
– А-а-а, военный! – зло оскалившись и показав гнилые зубы, протянул алкаш. – Чего тебе надо? Я свои долги Красной армии уже отдал. Пенсия!
– Информация, – коротко ответил Егоров с недоумением разглядывая существо за окном и не понимая, как мог так низко упасть бывший военный и руководитель специального училища НКВД. Он всегда считал, что такую должность может получить только морально устойчивый человек. Ладно Южаков. Бывший ефрейтор никогда не выделялся морально-волевыми качествами. Звёзд с неба не хватал, но и трусом не был. Он был одним из многих, кто прошёл войну от начала до конца и сломался только после победы, как только остался без контроля командиров. Но полковник НКВД награжденный орденом Мужества и Звездой Героя? Неудивительно, что в управлении о нём старались не упоминать.