Архивы Дрездена: Доказательства вины. Белая ночь

Сжав посох в правой руке, я накачал в него энергии – так, что руны и знаки засветились неярким янтарным сиянием.

Секунду Роулинс молча смотрел на меня, потом очнулся:

– Что, черт подери, происходит?

Из темноты послышались топот бегущих ног, крики и вопли, только доносились они до нас как-то странно, приглушенно. В круг света моей магической пентаграммы вывалилась, всхлипывая, одна из переодетых вампирами девиц. Секунду спустя следом за ней появились несколько подростков, едва не врезавшихся в нее на бегу. Роулинс вовремя ухватил ее за руку и, буркнув: «Прошу прощения, мисс», отдернул в сторону и повернул лицом к себе.

– Идите вдоль стены к выходу, – скомандовал он. – Держитесь рукой за стену, ясно?

Она кивнула и в своем размазанном от слез гриме исчезла в указанном Роулинсом направлении.

– Пожар? – выдохнул Роулинс, повернувшись ко мне. – Это что, дым?

– Нет, – заверил я его. – Чего-чего, а пожаров я навидался.

Он как-то странно покосился на меня, спохватился, поймал пожилую женщину, слепо шарившую перед собой руками, и послал ее к выходу вслед за девчонкой-«вампиром». Потом зябко поежился, и выдох его повис в воздухе морозным облачком. За какую-то минуту температура в помещении упала градусов на сорок.

Стараясь не обращать внимания на доносившиеся из темноты крики перепуганных людей, я сосредоточился на своем магическом чутье. Сквозь холод и мрак до меня донеслись знакомые отголоски слагаемого заклятия, хотя я не мог точно вспомнить, где именно сталкивался с ним раньше.

Я закрыл глаза и начал медленно поворачиваться вокруг оси, вслушиваясь в свои ощущения. В направлении коридора, ведущего к входному вестибюлю и стойке администратора, тьма показалась мне плотнее, осязаемее. Я сделал шаг в ту сторону, и ощущение усилилось. Значит, источник магической энергии находился где-то там. Я стиснул зубы и двинулся вперед.

– Эй! – окликнул меня Роулинс. – Куда это вы?

– Наш нехороший парень где-то там, – сказал я. – Или что-то другое. Возможно, вам лучше остаться здесь, помогать людям выйти.

– Возможно, вам лучше заткнуться, – благодушно отозвался Роулинс. Выглядел он слегка напуганным, но пистолет держал у бедра стволом вниз. В другой руке он продолжал сжимать ставший почти бесполезным фонарик. – Я вас прикрою.

Я не стал спорить, кивнул ему и двинулся дальше в темноту. Роулинс не отставал. Со всех сторон доносились крики, и время от времени мы натыкались на перепуганных людей. Командным, не терпящим возражений голосом Роулинс отправлял их к выходу вдоль стены. Темнота увеличивала свое давление, и мне приходилось прикладывать больше усилий, отгоняя ее светом амулета. Еще несколько шагов – и воздух сделался совсем холодным. Каждый шаг давался с трудом, словно мы двигались по пояс в ледяной воде. Мне пришлось наклониться вперед, одолевая сопротивление, и я даже крякнул от натуги.

– Что не так? – срывающимся от волнения голосом спросил Роулинс.

Мы как раз проходили мимо плафона аварийного освещения, но его оранжевого свечения хватало на несколько дюймов, не больше. Никакого сравнения с моим амулетом.

– Темная магия, – процедил я сквозь зубы. – Какой-то оберег. Пытается не пустить меня дальше.

– Господи, – буркнул он. – Темная магия… Бред какой-то.

Я остановился и в упор посмотрел на него через плечо:

– Так вы со мной или как?

Он поперхнулся и взглянул туда, где смутно маячили блеклые пятна следующего аварийного огня.

– Вот дерьмо! – пробормотал он, и по виску его, несмотря на холод, скользнула струйка пота. – Я вам зачем нужен, вперед подталкивать?

Я усмехнулся – не сказать чтобы весело – и принялся прорубаться через невидимый оберег воображаемым мачете своей воли, пока тот не начал подаваться. Двигаться сразу же стало легче. Одновременно ощущение действующего заклятия сделалось четче, яснее.

– Где-то впереди, – сказал я. – Первый конференц-зал по этому коридору.

– Они там кино крутят, – сообщил Роулинс. Он ухватил за рукав какого-то перепуганного, всхлипывающего мужчину средних лет, толкнул его к стене и отдал ему команду убираться. – Господи, там было битком набито! Если начнется паника…

Он не договорил, да этого и не требовалось. История чикагских кинотеатров знает не один и не два случая давки со смертельным исходом. Я удвоил усилия, и мне удалось даже перейти на тяжелый, будто с грузом на ногах, бег. Одна из створок двери в зал оказалась закрыта, другая висела, скособочившись, на одной петле – с такой силой ее вышибли. В помещении разом закричали – не так наигранно, как в фильме-ужастике. По-настоящему. Не видя кричащих, и не поверишь, что такие звуки издает человеческое горло. Так голосят лишь тогда, когда происходит что-то по-настоящему жуткое.

Роулинс знал, что означает такой вопль. Он вполголоса выругался, поднял пистолет на изготовку, и мы бок о бок ринулись в зал.

Стоило миновать дверь, как мрак начал уже не просто давить на меня. Воздух, казалось, сгустился до желеобразного состояния, и каждый шаг стоил отчаянных усилий. Я раздраженно зарычал, и энергия моего гнева добавила сияния амулету-пентаграмме. Мягкий свет его превратился в иссиня-белый луч прожектора, испепеляющего мрак у меня на пути. Большая часть помещения оставалась темной, и все же мрак утратил свое подавляющее превосходство.

В длину зал имел футов шестьдесят и примерно вполовину меньше в ширину. В дальнем его конце белел экран. Зрительские ряды разделялись продольным проходом, в самой середине которого стоял кинопроектор. Катушки вращались с такой скоростью, что пленка начинала дымиться. Странно, но изображение на экране оставалось четким и ясным, только знакомые персонажи старого, начала восьмидесятых, ужастика двигались неестественно быстро, а звуковое сопровождение слилось в негромкий, пронзительный вой.

В комнате все еще оставалось около двадцати человек. Сразу за дверью на полу обнаружилась пожилая женщина, свернувшаяся калачиком и всхлипывающая от боли. Рядом лежало перевернутое инвалидное кресло, и выпавший из него человек с какими-то скобами на лодыжках и бедрах лежал в неловком, явно болезненном положении, не в силах подняться. Одна из его рук была явно сломана – выпирающая кость рельефно натягивала кожу. Другие люди съежились у стен и под стульями. Когда мой магический свет залил часть помещения, они встали и, пошатываясь, поспешно потянулись к выходу, все еще крича от ужаса. Прямо передо мной лежали окровавленные тела.

Что там происходило точно, я не видел. Трое, по всей видимости, были убиты. Вокруг – уйма кровищи. Четвертая, молодая женщина, ползла к дверям, издавая жалкие, мяукающие звуки.

Над ней стоял мужчина. Высокий, почти семи футов ростом, и настолько мускулистый, что казался почти уродом. Мускулатура его не напоминала преувеличенную пластику культуриста – нет, такая зарабатывается только непрестанным физическим трудом. Одет он был в комбинезон, синюю рубаху и хоккейную маску, а в правой руке держал большой изогнутый серп. На моих глазах он сделал пару широких шагов, схватил всхлипывающую девушку левой рукой за волосы и рывком запрокинул ей голову. Правая рука с серпом поднялась.

Роулинс не стал тратить времени на оклик или требование сдаться. Он вскинул пистолет и с расстояния в десять футов выпустил в закрытую маской голову маньяка три пули.

Мужчина дернулся, чуть повернулся и без видимого усилия отшвырнул девушку в сторону. Она врезалась в кресла, вскрикнув от боли.

Затем маньяк обернулся к Роулинсу, и, хотя лицо мужчины скрывала маска, то, как он набычил шею, и вся его поза не оставляли ни малейших сомнений: он разъярен. Он шагнул к Роулинсу. Коп выстрелил еще четыре раза. Я видел всю картину, выхваченную из темноты вспышками, словно в замедленном кино.

Маньяк замахнулся на Роулинса серпом. Тому удалось принять удар на фонарик. Сталь зазвенела о сталь, полетели искры, но свет не погас. Маньяк дернул серпом, и острый конец его чиркнул Роулинса по запястью. Коп зарычал. Фонарик полетел на землю. Маньяк снова занес серп. Я напрягся, вскинул посох и выкрикнул:

– Forzare!

Струя невидимой энергии вырвалась из моего посоха и с силой чугунного шара ударила маньяка в грудь. Удар подкинул его в воздух и швырнул вдоль прохода. По пути он снес проектор, и металлические части с лязгом полетели во все стороны. Продолжая полет, маньяк пробил экран и с грохотом врезался в стену.

Я с трудом устоял на ногах: использованное заклятие отняло у меня уйму сил, и мне пришлось опереться на посох, чтобы не упасть. Голова отозвалась новым приступом боли; амулет и посох разом погасли.

Раздалось еще несколько криков, и кто-то со всех ног помчался к дверям. Я повернулся и краем глаза увидел, как кто-то выбегает в коридор, но разглядеть, кто именно, не успел. Секунду спустя снова загорелся обычный свет; разбитый проектор все еще вращал одну катушку, но уже медленно, хлопая обрывком пленки по сломанной протяжке.

Продолжая держать пистолет наготове, Роулинс двинулся в дальний конец зала. Там он осторожно заглянул за экран. Потом повернулся ко мне с широко раскрытыми глазами.

– Его здесь нет, – сказал Роулинс. – Вы видели, как он выходил?

У меня все еще недоставало сил, чтобы ответить. Я просто покачал головой.

– Тут, в стене, вмятина, – сообщил он. – Покрыта… не знаю, как назвать. Слизью какой-то.

– Ушел, – буркнул я и с трудом сделал шаг к лежавшим на полу. Двое молодых людей, третья – девушка. – Помогите мне.

Роулинс сунул пистолет в кобуру и подошел. Один юноша был мертв. На бедре его багровел полукруглый разрез, явно вскрывший артерию. Другой валялся без сознания. Лицо заплыло от ссадины, на животе зиял глубокий разрез, из которого торчали несколько дюймов окровавленных внутренностей. Я боялся, что, если мы пошевелим его, могут вывалиться кишки. Девушка тоже была жива, но серп прочертил на ее спине две длинные глубокие раны, в разрезах белела кость. Она лежала на животе, моргая, с расфокусированным взглядом, не в состоянии пошевелиться.

Мы сделали для них все, что смогли, хотя и не очень много: сорвали со стоявших в углу столов скатерти и соорудили тампоны для ран. Вторая девушка лежала в проходе, свернувшись калачиком, продолжая истерически всхлипывать. Кроме них, в зале оставалась пожилая женщина, которую сбили с ног в панике; она была без сознания, но в общем целая и на вид невредимая. Потом я поднял с пола паренька, выпавшего из своего инвалидного кресла, и усадил поудобнее, на что он благодарно кивнул.

– Посмотрите, что с другой пострадавшей, – бросил Роулинс.

Одной рукой он продолжал осторожно прижимать жгут из скатерти в ране на животе у юноши, другой сорвал с пояса рацию и поднес к губам. Когда Роулинс включил ее, рация хрипела и завывала от помех, но все же ему удалось вызвать «скорую».

Я направился к плачущей девушке, маленькой брюнетке, одетой примерно так же, как Молли. Она была в синяках, и, судя по тому, как она лежала на полу, любое движение причиняло ей боль. Я подошел к ней и осторожно ощупал плечо.

– Не шевелитесь, – мягко произнес я. – Кажется, у вас сломана ключица. Я знаю, это чертовски больно, но пройдет.

– Больно, больно, больно-больно-больно, – всхлипывала она.

Я осторожно сжал ей руку, и она откликнулась отчаянным пожатием.

– Все с вами будет хорошо, – заверил я ее.

– Только не оставляйте меня, – всхлипнула она, продолжая цепляться за мою руку. – Не уходите.

– Все в порядке, – сказал я. – Я здесь.

– Что это, черт подери, было? – спросил Роулинс, задыхаясь. Он лихорадочно оглядывался по сторонам. – Это же был Жнец. Гребаный Жнец из «Пригородной резни». Что за псих нарядился Жнецом и принялся… – Лицо его скривилось, словно его вот-вот стошнит. – Что это было?

– Роулинс, – произнес я резко, чтобы привлечь его внимание.

Его испуганный взгляд метнулся ко мне.

– Вызовите Мёрфи, – сказал я.

Секунду-другую он смотрел сквозь меня, потом очнулся:

– По этому делу я обязан звонить начальству. Ему и решать.

– Как знаете, – сказал я. – Но Мёрфи и ее ребята могут с этим хоть как-то разобраться. А ваше начальство – вряд ли. – Я кивнул в сторону трупа. – И мы ведь здесь не в бирюльки играем.

Роулинс посмотрел на меня. Затем на мертвого юношу. Потом кивнул и снова поднес к губам рацию.

– Больно, – всхлипнула девушка сдавленным от муки голосом. – Больно, больно, больно.

Я осторожно похлопал ее по запястью левой рукой в перчатке. Где-то вдалеке послышалось и начало приближаться завывание полицейских сирен.

– Господи! – Роулинс тряхнул головой. – Господи, Дрезден, что здесь произошло?

Я посмотрел на зиявшую в экране рваную дырку, на повторявшую очертания Жнеца брешь в деревянной перегородке за ним. На изломе дерева блестела слизь – чистый желатин, физическая составляющая эктоплазмы, материя мира духов. Еще несколько минут – и она испарится, не оставив после себя ничего.

– Господи! – в третий раз ошеломленно прошептал Роулинс. – Что здесь произошло?

Угу.

Хороший вопрос.

Прибыли представители власти, и кризис сменился последствиями. Парамедики помчали девушку, пострадавшую более, и юношу со вспоротым животом в больницу неотложной медицинской помощи, а полицейские тем временем делали то, что в их силах, чтобы помочь остальным пострадавшим в ожидании прибытия новых бригад «скорой».

Я оставался с раненой девушкой, держа ее за руку. Парень из «скорой» наспех осмотрел ее, убедился, что, несмотря на острую боль, ее жизни ничего не угрожает, и посоветовал мне оставаться на месте, не подпуская к ней никого до тех пор, пока врачи не смогут заняться ею по-настоящему.

Это меня вполне устраивало. При одной мысли о том, чтобы встать, мне становилось дурно.

Пока я сидел рядом с девушкой, помещение наполнялось полицейскими. Девушка затихла – страх отпустил ее, да и организм выделял эндорфины, притуплявшие боль. Кто-то ахнул, послышались быстрые шаги. Я поднял глаза и увидел, как Молли проскользнула мимо полицейского и бросилась к девушке.

– Рози! – воскликнула она, побледнев. – О боже!

– Спокойно, спокойно, – посоветовал я и положил руку ей на плечо, не давая обнять раненую девушку. – Не надо ее трогать.

– Но она же ранена! – возмутилась Молли. – Почему ее не забрали в «скорую»?

– Ее жизни ничего не угрожает, – объяснил я. – Двое других пострадали сильнее. «Скорая» забрала их в первую очередь. Следующая заберет ее.

– Что случилось? – спросила Молли.

Я покачал головой:

– Пока не знаю точно. Я почти ничего не видел. На них напали.

Девушка на полу вдруг пошевелилась и открыла глаза.

– Молли? – спросила она.

– Я здесь, Рози, – отозвалась Молли и погладила раненую девушку по щеке. – Я здесь.

– Боже, – прошептала девушка, и из глаз ее покатились слезы. – Он убил их. Он убил их. – Дыхание ее участилось: снова накатывала паника.

– Ш-ш-ш, – произнесла Молли и осторожно, как испуганному ребенку, поправила подруге волосы на лбу. – Ты в безопасности. Все хорошо.

– Ребенок, – всхлипнула Рози. Она отпустила наконец мою руку и коснулась своего живота. – С ним все в порядке?

Молли прикусила губу и посмотрела на меня.

– Она что, беременна? – спросил я.

– Третий месяц, – кивнула Молли. – Она только-только узнала.

– Ребенок, – повторила Рози. – С ним ничего не случится?

– Врачи сделают все, чтобы с вами обоими ничего не случилось, – поспешно заверил я ее. – Постарайтесь не переживать из-за этого.

Рози закрыла глаза, из которых продолжали струиться слезы:

– Хорошо.

– Рози, – обратилась к ней Молли. – Можешь рассказать, что произошло?

– Не знаю точно, – прошептала та. – Я сидела с Кеном и Дреа. Как раз посмотрели любимый эпизод и собирались уже уходить. Я нагнулась взять сумку, а Дреа грим поправляла, и тут свет погас, а она начала кричать… А когда я подняла голову, он уже стоял вот тут. – Она вздрогнула. – Прямо тут.

– Кто? – настаивала Молли.

Глаза у Рози расширились от страха, а голос понизился до едва слышного шепота:

– Жнец.

Молли нахмурилась:

– Как в кино? Ряженый кто-то?

– Этого не может быть, – сказала Рози, и голос ее задрожал еще сильнее. – Но это был он. Самый настоящий.

Прибыла новая бригада «скорой» и направилась прямиком к нам. При виде их Рози снова ударилась в панику и задергалась. Молли пригнулась к ней, поглаживая по голове, нашептывая что-то на ухо, и успокоила, по крайней мере, настолько, что медики смогли приступить к работе.

Я заставил себя встать и отошел в сторону. Рози уложили на носилки. Когда они поднимали ее свешивавшуюся с носилок руку, я увидел на сгибе у локтя маленькие круглые точки и синяки.

Мгновение Молли смотрела на меня огромными глазами, потом отвернулась, чтобы помочь санитарам укрыть Рози одеялом, спрятав при этом следы инъекций. На счет «три» санитары подняли носилки, выдвинули из-под них стойки с роликами и покатили Рози к двери. Девушка снова принялась вяло дергаться и всхлипывать.

– Она напугана, – сказала Молли парням из «скорой». – Позвольте, я поеду с ней – так ей будет спокойнее.

Санитары переглянулись, и один из них кивнул. Молли с облегчением вздохнула, кивнула в ответ и зашагала к дверям, держась у изголовья носилок, чтобы Рози могла ее видеть.

– Вы не беспокойтесь, сэр, – повернулся ко мне второй санитар. – Мы сейчас быстренько за вами вернемся.

– Это вы об этом, что ли? – Я вяло махнул рукой в сторону моей изукрашенной синяками башки. – Не, это не здесь. Это старое. Я в норме.

На лице у санитара отобразилось сомнение.

– Вы уверены?

– Угу.

Они выкатили носилки с девушкой за дверь. Я дотащился до стены и сел, привалившись спиной. Спустя минуту или две в зал вошел мужчина в твидовом костюме и направился к Роулинсу. С минуту они поговорили, причем раз или два он оглядывался в мою сторону, потом повернулся и приблизился ко мне. Ничем не примечательный тип лет сорока с лишним, среднего роста, толстеющий, лысеющий, со слезящимися голубоватыми глазами. Он кивнул мне, придвинул стул и уселся, глядя на меня сверху вниз.

– Это вы Дрезден?

– Как правило, да, – отозвался я.

– Я сержант Грин. Детектив отдела убийств.

– Нелегкая работенка, – заметил я.

– Как правило, да, – согласился он. – Ладно. Роулинс говорит, вы свидетель того, что здесь происходило. Это так?

– По большей части, – кивнул я. – Хотя я застал только то, что происходило под конец.

– Ну-ну. – Он поморгал, с отсутствующим видом достал из кармана блокнот и ручку. За его спиной копы окружали место, где лежали жертвы, стульями с натянутой между ними полицейской лентой. – Так вы можете рассказать, что произошло?

– Свет погас, – начал я. – Люди ударились в панику. Мы услышали крики. Роулинс поспешил на помощь, и я за ним.

– Зачем? – спросил он.

– Что?

– Зачем? – повторил усталым тоном Грин. – Вы ведь человек штатский, мистер Дрезден. Помогать попавшим в беду людям – дело Роулинса: у него работа такая. Почему вы просто не поспешили к выходу?

– Ситуация была катастрофическая, – ответил я. – Вот я и помогал.

– Вы, значит, герой? – поинтересовался Грин. – Так?

Я пожал плечами:

– Я оказался здесь. Люди нуждались в помощи. Вот я и пытался помочь.

– Конечно, конечно, – кивнул Грин и поморгал еще немножко. – И как именно вы помогали?

– Свет держал, – признался я.

– Разве у Роулинса не было своего фонаря?

– В темноте света много не бывает.

– Конечно, – согласился Грин, строча в блокноте. – Значит, вы светили Роулинсу. А потом что?

– Мы услышали крики, доносящиеся отсюда. Бросились на голоса. Я увидел нападавшего над той девушкой, которую только что увезли.

– Можете его описать? – спросил Грин.

– Ростом почти семь футов, – ответил я. – Сложения как броненосец, веса фунтов триста или триста двадцать пять. Хоккейная маска. Серп.

Грин кивнул:

– Что дальше?

– Он напал на девушку. Нескольких человек он уже уложил. Он собирался перерезать ей горло серпом. Роулинс его застрелил.

– Выстрелил в него? – предположил Грин. – Трупа-то его на полу что-то не видно.

– Выстрелил в него, – поправился я. – Не знаю, попал или нет. Нехороший парень бросил девушку и замахнулся серпом на Роулинса. Роулинс отбил удар фонариком.

– Что потом?

– А потом я ударил этого типа.

– Как ударили? – спросил Грин.

– С помощью магии. Швырнул его вдоль прохода – он сбил проектор и порвал экран.

Грин постучал ручкой о блокнот и внимательно посмотрел на меня.

– Эй! – сказал я. – Вы спросили – я ответил.

– Может, он бросился бежать, – предположил Грин. – Сбил проектор и прыгнул сквозь экран, чтобы унести ноги.

– Если вам так спокойнее, пусть будет так, – кивнул я.

Он бросил на меня еще один пронзительный взгляд:

– А что потом?

– А потом он исчез, – вздохнул я.

– Он выбежал в дверь?

– Нет, – сказал я. – Мы не успели отойти от двери далеко. Он пробил экран, врезался в стену – и фьють! Исчез. Не знаю куда.

Грин записал и это.

– Вам известно, где находится Нельсон Ленхард?

Я недоуменно моргнул:

– Нет. А с чего я должен это знать?

– Несколько часов назад он, по-видимому, напал на одного типа здесь, на конференции, и жестоко избил. Вы внесли залог за его освобождение. Может, вы с ним дружны?

– Не совсем, – сказал я.

– Немного странно это выглядит – выложить пару тысяч баксов за то, чтобы выдернуть из тюрьмы парня, с которым вы не дружны. Не так ли?

– Угу.

– Тогда зачем вы это сделали?

Допрос начинал мне надоедать.

– У меня имелись причины личного порядка.

– А именно?

– Личного, – повторил я.

Грин внимательно посмотрел на меня своими слезящимися голубыми глазами. Минуту он молчал.

– Не уверен, – произнес он наконец вежливо и терпеливо, – что понимаю все это. Я был бы очень благодарен, если бы вы помогли мне разобраться. Не могли бы вы еще раз рассказать мне, что здесь произошло? Начиная с того момента, когда погас свет.

Я вздохнул.

Мы начали все сначала.

И еще четыре раза.

Грин ни разу не сказал ни одного невежливого слова и вообще, со своим скучающим тоном и слезящимися глазами, смахивал скорее на провинившегося клерка, чем на детектива, но я буквально нутром чуял, что под твидовым камуфляжем скрывается жесткий, опасный человек, да и гонял он меня своими вопросами как мальчишку… по крайней мере, как того, кто знает больше, чем говорит.

Что, пожалуй, соответствовало истине. Однако разговоры о черной магии, эктоплазме и исчезнувшем без следа чудовище вряд ли подняли бы ему настроение. Когда имеешь дело с полицией, с этим вообще морока. Некоторым, вроде, скажем, Роулинса, доводилось встречаться с какой-нибудь вредной нечистью. Как правило, они не распространяются об этом – ведь другие копы начинают коситься на тех, кто рассказывает о встречах с монстрами… в общем, обычно все заканчивается направлением к психиатру.

Поэтому, если коп сталкивается лицом к лицу с вампиром или вурдалаком – и, конечно, если остается после такой встречи в живых, – следы о ней сохраняются только в его памяти, но никак не в официальных документах. Время обладает способностью сглаживать острые углы и шероховатости, так что это не слишком трудно – избегать мыслей об ужасающих чудищах и еще более ужасающих нестыковках в логике… в общем, вернуться к повседневной рутине. По прошествии времени большая часть копов убеждает себя, что случившееся – плод их воображения, что память просто пошаливает от страха и что раз всем прекрасно известно, что монстров не существует, то они наверняка видели что-то обычное, объяснимое.

Однако стоит снова запахнуть жареным, как эти же самые копы меняются. Где-то в глубине души они знают, что это правда, и, когда что-то сверхъестественное случается снова, они, по крайней мере на время событий, готовы забыть обо всех своих сомнениях и делать все, что в их силах, чтобы выжить самим и защитить других, – пусть это потом и покажется безумием в их собственных глазах. Пока конвент шел заведенным распорядком, Роулинс потешался над моими претензиями на чародейство. Однако, когда все обернулось трагедией, он принял мою помощь без колебаний.

Есть, конечно, другая порода полицейских. Парни вроде Грина. Им в жизни не доводилось сталкиваться с чем-то, хоть отдаленно напоминающим сверхъестественный мир. С работы они возвращаются в обычный дом к среднестатистическим детям и одной собаке, подстригают газон по субботам, смотрят по телику географический и научно-познавательный каналы, подписаны на «Нейшнл джиогрэфик», и в подвальной кладовке у них царит безупречный порядок.

Такие парни свято убеждены, что все подчиняется строгой логике, все можно объяснить и вне рамок этой логики не существует ничего. Из таких парней также, как правило, получаются неплохие детективы. Грин – один из них.