Своя игра – 4. На тропе войны
– Требую Суда! – взвизгнул Онуфрий. – Суда Высшей Справедливости!
Я не успел как-то среагировать на этот крик души. Мир вокруг застыл, потускнел, и мы с Онуфрием словно затвердели в нем. Я не мог пошевелиться, не мог даже думать – судя по всему, и Онуфрий тоже. А затем нас закружил сверкающий вихрь, и мы перенеслись в Зал заседаний. Точь-в-точь такой, как в Доме приговоров Арнаура, только просторнее, отделанный богато, и вместе с тем строго. С потолка свисали большие люстры из золота и горного хрусталя. Освещения добавляли факелы в креплениях на стенах. По неприятному мертвенному сиянию я узнал в них пламенники проявления, сводящие на нет любую маскировку. А вот окна светового барабана под куполом были темны, словно снаружи царила непроглядная ночь.
Рядом с каждым факелом замер стражник, а двери стерегла целая децима. От воинов исходила ощутимая мощь. Уровни – от сто двадцатого до двухсотого. Доспехи сверкали драгоценными камнями, но это точно были не украшения. Вот они, значит, какие – бессмертные герои…
На Седалище судий стояло двенадцать малых тронов с одним большим посредине, занятых существами, похожими на зверогуманоидов из пьяного кошмара любителя хардкорного фэнтези. Впрочем, некоторые выглядели почти привычно: как персонажи древних мифологических пантеонов типа египетского. Их уровни начинались уже с двухсот пятидесятого.
«Боги нынешнего состава Суда, – почтительно подсказала система. – Вы видите их в тех обликах, в которых они обычно появляются перед смертными в Срединном Пространстве».
Я машинально поискал среди высокопоставленных тварей невесть почему засевшего у меня в памяти бога Ру, однако его не обнаружил. Зато через два трона слева от главного судьи восседала Сехмет. Или, вернее, одно из ее воплощений. Самое известное, наверно, – с женским телом и головой львицы, – но не единственное из ей доступных. Небожители, за редкими исключениями, могли свободно превращаться в разумных любых рас и обоих полов, животных, полуживотных и чудовищ. Однако у каждого из них имелся свой излюбленный набор обличий, принимать которые в тех или иных случаях оказывалось практичнее всего: в зависимости от места, и тех, с кем они контачили.
Первый испуг от попадания в зал прошел. Меня здесь точно не обвинят в чем-то надуманном. Не будут судить за разбой: если я разбойник, то и должен разбойничать, – а чем еще прикажете заниматься? Ответственность за это я несу лишь по законам держав Срединного Пространства. И только в этом пространстве.
Представляю, сколько дел слушается в Суде одновременно… Неизвестно, как много Мировых Островов во Вселенной Дагора, но уж точно не два или три; в Анналах я нашел упоминания о плаваньях от Аусанга к четырем соседним. И как минимум один из них – сам Аусанг – превосходит по площади мою родную планету. А так как в Суд имеет право обратиться любой их житель, а также всякий находящийся в Мире Теней… Хорошо, что богам помогает вездесущность. Пусть и не абсолютная – она им по-любому подспорье.
– Заседание объявляется открытым! – возгласил председатель, и свечи в люстрах – или что там горело – сразу вспыхнули ярче. – Слушаем тебя, Онуфрий! Держи в узде обуревающие тебя чувства и будь краток. Здесь не место для проявлений гнева, пусть и праведного. Ни к чему и красноречие с многословием: ведь мы уже знаем, что привело тебя сюда. Все что ты скажешь, и все что скажет ответчик, нужно лишь для внесения в протокол, который впоследствии смогут прочесть все желающие – для назидания, и ради убеждения в том, что Справедливость действительно существует и не попирается ни в каком случае.
_ Меня зовут Эгланан! – неуверенно вякнул Онуфрий, сраженный тем, что его назвали Онуфрием. – Я король!
– Больше нет, – отрезал председатель.
– Но обряд надо мной совершили преступно!
– Если мы выясним, что это действительно так, то вернем тебя в прежнее состояние, а виновного накажем. Однако пока твое заявление сомнительно. Никто не может считаться преступником до вынесения приговора.
«Да здравствует презумпция невиновности! – подумал я. – И Суд Высшей Справедливости – самый гуманный суд в Игроверсуме!»
– Не дерзи, смертный! – раздался голос у меня в мозгу, и я понял, что ко мне мысленно обратилась Сехмет. – Ты слышал такое выражение – «прикусить язык»? Наверное, слышал. А здесь лучше прикусить и мысли – если хочешь, чтобы у тебя осталось чем думать.
Конечно, для меня правильнее всего было бы последовать совету. Но какая-то часть моего существа всеми силами воспротивилась этому. Заносчивая зверошлюха! Ты что из себя представляешь, непись хвостатая, чтоб мне указывать? Тебя когда-то создали такие же люди как я – ЛЮ-Ю-Ю-У-У-У-ДИ, понимаешь? Да и то не вручную, а с помощью программ. Не слишком хороших – написанных наскоро за еду какими-нибудь индусами. И ты теперь раскрываешь свою вонючую пасть и смеешь требовать, чтобы я воспринимал тебя и еще дюжину таких же управляемых скриптами вурдалаков серьезно? Вы тут, видно, начисто позабыли, что над вами есть еще и Демиурги, которые о вас забыли тоже, однако могут в любой момент вспомнить, счесть ненужными, и отключить всю вашу псевдореальность нахер!
Женщина-львица только усмехнулась. Похоже, моя ярость ее позабавила. А меня нет. Кажется, я не злился так никогда в жизни. Еще немного – и бросился бы на Седалище рубить присяжных вместе с председателем, благо меч находился при мне.
– Успокойся! – сказала Сехмет. – Я просто хотела проверить, действительно ли ты так необычен, как о тебе говорят. А сильные эмоции очень хорошо высвечивают внутренний мир человека. И еще: если хочешь знать, я не НПС. Когда-то была, – но в Версуме почти со дня его возникновения активно шли процессы замещения неписи игроками. Все сколько-нибудь интересные и значительные искусственные личности заменялись настоящими. Впрочем, неинтересные и незначительные тоже – из-за иммунитета к убийству, который статус НПС давал на первых порах. И сейчас подлинных неигровых персонажей в любой из старых вселенных не так уж много. А в некоторых вообще нет.
– Но как же так? – растерялся я, позабыв даже расстроиться от того, что богиня настолько легко меня затроллила. – Ты не можешь быть просто игроком… Ты ведь не божество какой-нибудь священной горы, существующей только тут… То есть я хочу сказать, твой перс принадлежит многим вселенным!
– Значит, я и сама принадлежу к числу тех, кто находится выше отдельно взятых маленьких игр, – со скучными интонациями пояснила Сехмет. – Мы их переросли и развлекаемся большими.
– Мультиигроки! – прошептал я, позабыв о необходимости говорить мысленно. Но, кажется, мои губы не шевельнулись, а изо рта не вылетело ни звука. – Разве такое возможно?
– А почему нет? – удивилась моя собеседница. – Всегда и везде было и будет возможно все, что не запрещено… Однако на твоем месте я не углублялась бы теперь в размышления о тонкостях устройства Версума, – насмешливо добавила она. – Пока Демиурги не отключили нашу реальность, она будет оставаться не менее настоящей, чем их собственная. И тебе следует позаботиться о том, чтобы жить в ней дальше оказалось не слишком паршиво.
Глава 3
Признав правоту богини, я вновь сосредоточился на происходящем вокруг. И обнаружил, что ничего нового не случилось. По-видимому, Сехмет выдернула меня из потока событий на время разговора.
– Итак, приступим, – важно произнес председатель. – Иван из Каритека! Обвинение ты слышал. Что можешь сказать в свое оправдание?
– Невиновен, ваша честь, – ответил я. – Со всей ответственностью утверждаю, что не имел намерения менять королю Эгланану класс и расу. Жезл предназначения применил всего лишь в качестве оружия, в пылу схватки. Обряд провел только потому, что не мог предвидеть последствий отказа от него, и опасался, как бы они не оказались хуже последствий обряда.
– Объяснение принимается и признается правдивым. А теперь Суду требуется заслушать создателя жезла.
В зале с легким хлопком появилось существо, похожее на огромную безобразную птицу ростом три метра, но с руками вместо крыльев и в наброшенном на плечи красном плаще. Демон Гаханд, как я прочел в профиле. Место постоянной прописки – нижние горизонты Мира Истинного Мрака, они же верхние для вставших на Путь Тьмы.
Гаханду не стали говорить, зачем вызвали. Продвинутые сволочи сами должны понимать, за какое именно деяние их могут дернуть на разборки в тот или иной отрезок времени. И демон понимал.
– Уверяю высочайший Суд, – сказал он, – что свойства артефакту номер шестнадцать из Храма Всех Святых я придал без умысла его насильственного использования мною или моими адептами. И совершенно точно не имел в виду причинение зла королю Эгланану. Признаю, что некоторые качества жезла весьма опасны. И сомнительны в рамках правил Вселенной Дагора. Но встать на грань Закона – еще не значит нарушить его.
– Объяснение принимается! – заявил председатель. – Кто-то из членов Суда хочет высказаться?
Никто не захотел. Я ждал продолжения, надеясь, что вслед за Гахандом будут засвечены и те темные маги, жрецы либо иные лица, которые сподвигли демона на изготовление жезла. Однако председатель лишь упомянул о них, не называя имен, признал трагедию Онуфрия результатом стечения неблагоприятных обстоятельств и частью его кармы, запретил всем участникам конфликта приближаться друг к другу на расстояние меньше дневного перехода в течение десяти лет и объявил заседание закрытым. Онуфрий попытался протестовать, но ему велели заткнуться. Закон суров, но это закон – согласен? Произошедшее с тобой необратимо. Досвидос.
Онуфрий завизжал в истерике, обмочил штаны и исчез в сверкающем вихре. Я сказал: «Минуточку!» – и сделал шаг вперед, чтоб успеть привлечь к себе внимание, пока меня тоже не унесло.
– Слушаем тебя, Иван! – сказал председатель. – У тебя есть какое-то дело к Суду?
– Именно! – подтвердил я. – А так как мне кажется, что по этому делу я вскоре снова окажусь здесь, прошу рассмотреть его теперь же. У меня есть претензии по оплате долга фуриям из клана Гарон и демону Эртриксу. Урегулировать спор в досудебном порядке они отказались. И я прошу Высшую Справедливость вмешаться.
В зале немедленно появились Эрна и Эртрикс. Чуть позже были призваны в качестве экспертов трое мрачных верзил из Вселенского совета воинов. Один из них выглядел живым, второй мертвым, а третий время от времени становился прозрачным. Верзилы подтвердили, что цена за нападение на Каритек завышена. Члены суда согласились со мной, что о каких-то дополнительных выплатах сверх основной суммы можно говорить лишь в том случае, если я не рассчитаюсь в срок. В итоге общий размер моего долга уменьшился с тридцати шести тысяч до восемнадцати с половиной. Я не выдержал и украдкой показал Эртриксу язык. Получил, жадина? Надо было соглашаться на двадцать! Демон глянул на меня с высоты своего роста, дернул хвостом и отвернулся. Председатель произнес формулу запрета на сближение – похоже, стандартную, – и объявил заседание закрытым. Эрна возмутилась, как до нее Онуфрий, только не визжала так громко и не обоссалась. Эртрикс снес поражение молча, и обоих тут же унес вихрь.
– Прошу прощения! – сказал я, ободренный успехом. – Боюсь спросить: а не рассмотрит ли высочайший Суд еще одно дело? Даже не знаю, стоит ли оно вашего внимания, поскольку это не дело даже, а так, дельце. Но у меня, как у разбойника, нет шансов на его рассмотрение в обычном суде. А понесенный некогда ущерб не дает мне покоя.
– В таком случае ты вправе обратиться к Справедливости еще раз! – позволил председатель. – Ты все равно уже стоишь в ее чертоге. И правильно поступил, что не захотел покинуть его с грузом на душе.
– Благодарю за терпение и понимание, – поклонился я. – И раз уж позволено, то я предъявляю иск на сто золотых великому Герхарду, придворному магу Генриха Каритекского. Когда-то я проявил себя в бою с Хонором на Треугольной площади Каритека, за что мне полагалась награда от города. А Герхард ее удержал – под тем предлогом, что якобы я не сумею потратить деньги разумно и без вреда для себя. Прошу Суд признать это гнусным лицемерием и взыскать с ответчика указанную сумму. Плюс проценты: по правилам награды выдаются в тот же день или на следующий, если только награждаемый находится в пределах досягаемости. Я, без сомнения, находился. И получив деньги вовремя, мог бы к сегодняшнему дню многократно приумножить их вложениями в торговые операции.
– Дело принято к рассмотрению! – объявил председатель. – Вызывается ответчик, и да окажется он здесь, где бы ни обретался!
В двух шагах от меня возник Герхард. Выслушал обвинение, посмотрел на меня и сказал:
– Ну ты и наглец!
Не без уважения. Даже с толикой восхищения, как мне показалось.
– А разве ты не наглец? – осведомился я. – Зажал несчастную сотню желтяков для бедного ополченца! Не стал бы тебе об этом напоминать, тем паче что и возможности не было; да тут Эгланан вытащил меня сюда, удачи ему и счастья в новой жизни.
– Король мертв? – поразился Герхард.
– Нет. Но, думаю, предпочел бы умереть.
– Что ты с ним сделал?
– Долго рассказывать. Хочешь – узнавай сам, когда окажешься опять в своей Толстой башне.
– А где эльфийская дружина?
– В Мире Теней.
Герхард потерял выдержку и сжал кулаки.
– Ты настоящее стихийное бедствие для нашего мира! – процедил он. – Не перестаю жалеть, что не уничтожил тебя сразу же после появления в Версуме. Ты хоть понимаешь, какую опасность представляешь для окружающих?
– Нет, не понимаю! – отрекся я. – И не желаю понимать. Пока что я вижу, что это окружающие представляют опасность для меня. Сперва Креппер гнобил как хотел, а теперь почти каждый встречный пытается убить. Мне что – просто сидеть и ждать, пока у кого-нибудь получится?
Герхард промолчал. Я и не подумал бы подавать на него в Суд – не из-за ста же золотых, чего смеяться! Но меня сразило и разозлило решение по делу Эгланана-Онуфрия. Да, оно оказалось в мою пользу, однако при этом бывшему королю не помогли ничем. Вообще ничем. Даже кривобокость не исправили. То есть бесполезно просить богов о снятии осложняющих перерождение заклятий с Мэлори и остальных казненных в «Гавани». А я-то собирался поднять этот вопрос сразу же после решения личных проблем – и когда понял, что бесполезно, вспомнил про Герхарда. И подумал: а почто он там наслаждается спокойствием, когда у меня на душе погано? Пусть ему тоже станет погано.
Третье разбирательство оказалось таким же скоротечным и скучноватым, как первые два. Не так я себе это представлял – совсем не так. Читанные мной старые стенограммы Суда, и что я о нем знал из базы, заставляли ожидать чего-то продолжительного, торжественного и грозного, а в действительности процессы походили на торопливо-обыденное разрешение феодалом мелких склок между подданными. Все делалось быстро, слушания проводились поверхностно, допрашивали только главных свидетелей. Видно, в последнее время Высшая Справедливость столкнулась с теми же трудностями, что и управляющая Версумом система. Слишком много задач необходимо постоянно решать, и их число лишь растет, а ресурсов не хватает. И Суд начал избегать всеобъемлющих дотошных расследований, коими прославился в прошлом. Наверно, скоро и число заседателей сократится вполовину, чтобы из одного Суда сделать два. А под конец он вообще будет представлен четырьмя расстрельными тройками.
Поступок Герхарда признали заслуживающим глубокого порицания. Проценты на сто золотых назначили максимальные, а кроме того, постановили оштрафовать мага на круглую сумму, половина которой отходила мне. Чтоб, значит, компенсировать не только материальный ущерб, но и моральный. Герхард защищал себя умело, но как-то без огонька, почти нехотя, и после оглашения приговора только пожал плечами: проиграл – значит, проиграл, ничего не попишешь. Интересно, как он себя поведет, буде меня поймают еще раз? Ему ведь придется уехать из Каритека, если не захочет нарушить запрет приближаться ко мне на дневной переход… В конце председатель спросил, есть ли у кого вопросы к истцу или ответчику. Члены суда промолчали, только Сехмет попросила паузы, встала с трона, спустилась с Седалища по короткой широкой лестнице и отвела меня в сторону, к стене зала.
Оказавшийся к нам ближе всех воин по знаку богини покинул свой пост и отошел подальше. Мы как бы остались наедине: я это почувствовал, хотя и не знал, каким образом Сехмет удалось организовать условия для приватного общения в публичном месте. Она встала так, что почти полностью спряталась в собственной тени; мое лицо ярко освещал горящий за ее спиной пламенник проявления. В другой ситуации мне это не понравилось бы, а сейчас я был доволен. Вблизи женщина с головой львицы и звериными лапами вместо рук неслабо пугала.
– Откуда у тебя этот плащ? – спросила она, небрежно коснувшись наброшенной на мои плечи эгиды.
– Взял как добычу в бою, – ответил я. – Теперь должен вернуть законному владельцу.
– Очень верное намерение. Я знала лишь нескольких воинов, имевших такие плащи, и ни один не расстался бы со своей эгидой добровольно. Разве что…
Сехмет умолкла, не закончив фразы, будто вспомнив о чем-то давно забытом. Ее морды я почти не видел, да и что сумел бы по ней прочесть? Не специалист ведь по мимике крупных кошачьих.
– А как там, в других вселенных? – неожиданно для самого себя спросил я.
Кажется, богиня не обиделась, что оторвал ее от раздумий. Она не то усмехнулась, не то рыкнула, и сказала:
– Примерно так же, как в этой. То есть неспокойно. Конкуренция между игроками всех уровней с каждым годом становится жестче. Думаю, Демиурги совершили большую ошибку, позволив людям бесконтрольно размножаться в реальности-два. Ты даже не представляешь, как быстро это происходит, когда никто не умирает. А ведь предки всех разумных Версума именно люди, а не кто-то еще.
– А здесь действительно никто не умирает?
– Обычно нет. Но исключения бывают из чего угодно.
Сехмет опять замолчала. Я подозревал, что она изначально имела именно человеческую сущность. И не просто, а была именно из тех первых игроков, которых сама только что назвала предками. Возможно, что и моей соотечественницей. Не зря же она поняла прикол про самый гуманный суд.
– Вы неоправданно долго задерживаете всех нас, святейшая Сехмет, – раздался с Седалища недовольный голос толстяка с головой слона. – Как понимаю, ваш с Иваном разговор не имеет отношения к темам заседаний и может вестись в другом месте.
Богиня вздрогнула.
– Прошу меня извинить, – сказала она. – Вы совершенно правы, святейший Ганеша, и я немедленно возвращаюсь.
– Еще увидимся? – невольно вырвалось у меня.
– А разве ты этого хочешь? – удивилась женщина-львица.
– Заседание объявляется закрытым! – подвел итог председатель. – Следующее дело!..
Меня подхватил знакомый сверкающий вихрь, и я обнаружил себя стоящим посреди разгромленного эльфийского лагеря. Точно в той позе, в какой находился, когда Онуфрий воззвал к Суду. Все так же стоял у корыта Люцифер, сидел у колеса повозки Айк, лежали подле него волколатники. Только самого Онуфрия не было. Застывший мир потерял твердость, и я смог пошевелиться. В Срединном Пространстве, наверно, прошло всего несколько секунд. Айк и остальные видели вихрь, и как мы с бывшим королем скрылись в бушующем сиянии. А больше, должно быть, ничего.
Моя правая рука вцепилась во что-то весомое, тянущее ее к земле. Я посмотрел вниз и увидел, что держу два кошеля, большой и маленький, с вышитыми на них гербами. А-а-а, это почти тысяча золотых от Герхарда. Точнее – восемьсот сорок восемь от него, а сто от Каритека. Один из гербов городской, а второй – мага. Ну да, странно было бы, не имей такой волшебник, как Герхард, своего герба.
«Вы выиграли три дела подряд в Суде Высшей Справедливости, – похвалила меня система. – Награда: 1000 очков Дарований и очередной уровень».
Вот как? Неожиданно. И отрадно. После схватки с Хонором я наградных уровней не получал: ни за эпичный разгром Каритека при побеге из ополчения, ни за предотвращение нашествия вендиго, и утвердился в мысли, что эта плюшка доступна лишь для начинающих. Сорок первый уровень я взял во время боя с остроухими. Теперь сорок второй. Хороший рост показываем, а?
«Ваше достижение отмечено упоминаниями в Летописях Аусанга и Анналах Вселенной Дагора. Целых полгода на вас будет лежать Печать Справедливости, помогающая решать любые спорные вопросы в свою пользу. Остерегайтесь, однако, использовать это в нечистых целях».
Да уж у меня и самого хватило бы ума не размахивать Печатью при мошеннических сделках. Так что предостережения излишни. Клянусь прикрываться Справедливостью лишь от явной и несомненной Несправедливости. Готовьте достижение «Ум, честь и совесть отдельно взятого Мирового Острова» через полгода…
Люцифер за свои геройства поднялся на два уровня без всяких наград, и мы с ним по-прежнему вровень. Торн и оба его выживших собрата получили по одному. Только Айк обломился несмотря на все старания. Ну, у него восемьдесят третий – на такой высоте все сложно.
Еще сложнее только у Весточки. У нее уровень не рос вообще. Она ничего не получила даже за нападение на Киану, хотя тот ее подвиг, несомненно, был достоин внесения во все анналы. Без ее вмешательства мы с Люцифером неизбежно погибли бы. Правда, в профиле птички значилось гордое: «Находится под особым покровительством богини жертвенной любви Агапэ». А это дорого стоит. Такого рода отличиями разве что первожрецы похвастать способны, да самые преданные адепты, каких в любой религии можно на пальцах пересчитать…
Так, все: эльфы побеждены, Онуфрий остался при своем интересе, с собственным долгом я вопрос решил, чужой должок взыскал. С великими деяниями покончено, пора погрузиться в мелкие повседневные заботы. А их полно – только разгребать успевай.
Глава 4
После возвращения с Суда я не только стал богаче – чувствовал себя полностью обновленным, точно заново родился. Это походило на сверхбыстрое восстановление, плюс еще существенный довесок сверх того: энергия буквально била из меня ключом. Что было очень кстати.
Я уложил в подготовленную мальчишками повозку тела Жюстины и волколатников и принялся за раздоспешивание убитых врагов, их коней, и сбор прочих трофеев. Мы стали обладателями огромного богатства: всего имущества, взятого остроухими в «Гавани», а также оружия и снаряжения их собственной дружины. Теперь требовалось сберечь баснословную добычу. Окажись рядом какая из банд, ее не удержит от нападения на нас разбойничья этика – соблазн будет слишком велик. И я хотел как можно быстрее перебраться от озера на пепелище разгромленной таверны. Тамошняя засека, пусть и пострадавшая при штурме, все еще способна сильно затруднить атаку даже большого отряда.
Эльфийский маг добывал ману на воскрешение воинов в первую очередь за счет приношений духам самых габаритных и неудобных для дальнейшей транспортировки вещей из «Гавани», и в повозках оказалось достаточно свободного места. Я грузил в кузова латы, оружие, свернутые наспех палатки. Под упавшим королевским шатром обнаружил тяжеленные седельные сумки с клапанами особого покроя и мощными застежками. Подняв, сразу понял, что это: вторая походная казна в моей жизни. И на сей раз не виконта занюханного, а пусть и подчиненного Оргою, но все же монарха.
В одной из сумок лежали обычные золотые монеты, а во второй – гроссы. Я взял один и подкинул его на ладони. В нем было заметно больше веса, чем в десяти желтяках, поскольку металл для чеканки использовался не вполне чистый, а законы Вселенной Дагора не допускали порчи игровой валюты. Использовать золото с примесями позволялось, – но тогда и отмеряй его больше…
Я все вертел и вертел гросс в пальцах. Что-то не давало мне бросить его обратно в сумку. Сперва требовалось кое-что понять. Кое-что важное. Я не знал, почему оно важно, однако чувствовал, что очень. Одни и те же мысли вращались в мозгу вокруг этого важного, словно спутники вокруг большой туманной планеты.
Снова и снова вспоминалась необъяснимая жестокость Эгланана после падения «Гавани». Ну ладно, он пытал пленных. Допустим, хотел выяснить, кто принимал участие в казни Гольта, и покарать виновных с особой суровостью. Однако зачем король воскресил Руджа, Мэлори, и так яростно расправился с ними? Как раз они ведь Гольта пальцем не тронули? И подвергнутые пыткам должны были сказать об этом.
Снова и снова приходила на ум дружба эльфийского короля с вампирским князем Анзенкамом. Более чем странная.
И не давала покоя невероятно большая сумма в сто гроссов, обещанная Эглананом за сведения обо мне.
Все это как-то связано, я был уверен. Но как?
И наконец я понял.
Рудж и Мэлори были воскрешены для садистского умерщвления не потому, что как-то навредили королевскому сынку. А потому, что один из них был соратником капитана Гамбара, а другая – его дочерью. Именно Гамбар, пиратствуя на Рифовых морях, взял на абордаж тот корабль, на котором эльфийский принц плыл в Империю за невестой. А самого принца отправил к праотцам.