Багровая земля (сборник)
Я пришел с двумя офицерами, сильными и мужественными людьми. Когда ребятишки увидели гостей, они, не обращая внимания на запрет Хафизы, вскочили с ковра, неуклюже переваливаясь, спотыкаясь и падая, бросились к нам и непостижимым образом вскарабкались на руки. Не раз глядевшие в глаза смерти офицеры беспомощно заморгали покрасневшими глазами. Но чтобы пуштун показал слезы – это немыслимо. Офицеры нашли выход: сгребли в охапку всю ватагу и понесли на лужайку.
Пяти– семилетние ребята спали – был тихий час. В спальню мы вошли на цыпочках. И разом раскрылись двадцать пар черных и карих глаз! Мальчики лежали тихо, некоторые по двое: с соседом не так страшно. Никто не вскочил, не побежал навстречу – порядок они уже знали.
Я подошел ближе. Ребята молчали. Но как они смотрели! Смотрели глазами столетних стариков, переживших потерю близких, видевших пепел родного очага, перенесших побои и издевательства. Глаза источали такую боль, что невольно сжимались кулаки. Довести детей до такого состояния! Нет такой казни, которую бы не заслуживали мерзавцы, искалечившие крохотные души!
Тринадцати– пятнадцатилетние подростки держались по-мужски сдержанно, говорили скупо.
Пятнадцатилетний Абдул Насер довольно прилично объяснялся по-русски. У него умное красивое лицо, он ухожен, аккуратен, хорошо владеет собой, говорит неспеша. Вот только руки выдают. Он все время ломает пальцы и словно что-то с них стряхивает.
– Мой отец Фаиз Мухаммад – мулла, – рассказал он. – Вернее, был им. Мы жили в кишлаке Фич. Ночью пришли душманы, стащили отца с постели и начали пытать: где старшие сыновья? Отец говорит: «Не знаю, где-то в Кабуле». «Врешь, свинья! Они офицеры и воюют против нас!» «Но я-то при чем? – недоумевал отец. – Они взрослые мужчины и сами выбрали свой путь. А я служу Аллаху!» «Сейчас мы тебе покажем Аллаха!» – закричали бандиты и начали его бить.
Он стонал, плакал, просил пощады. Мы с мамой тоже плакали и просили. Увидев нас, бандиты обрадовались: «Будешь вопить и не скажешь, как найти сыновей, убьем последнего щенка». Тогда отец замолчал, встал и вышел во двор. Там его и застрелили… Быстрее бы вырасти! – вдруг тонко закричал Абдул. – Быстрее бы получить автомат!
– А в лицо ты тех бандитов помнишь? – спросил я.
– Еще бы! Они из нашего кишлака. Я и братьям о них рассказал. Нас семеро, мы создадим свой отряд и перебьем их. А заодно – весь поганый бандитский род! – шипяще добавил он и так сверкнул глазами, что стало ясно – этот подросток мстить будет беспощадно.
Тринадцатилетний Нек Мухаммад родом из Герата. У него красноватые белки глаз и неправдоподобно огромные зрачки.
– Здесь я чуть больше года, – почти шепотом говорит он. – У отца бандиты отняли жизнь, а у меня – глаза.
– Как… как это случилось? – с трудом сглотнул я ставший вдруг плотным воздух.
– Отец работал в поле. Пришли душманы и потребовали деньги. Отец сказал, что денег у него нет, он бедный дехканин. Тогда его загнали в дом и открыли огонь из гранатомета. Я был в одной комнате с отцом. Как его насквозь прожгло – это последнее, что я четко видел.
– А как ты учишься? Как пишешь и читаешь?
– Ребята помогают, – впервые улыбнулся Нек. – Здесь мы – братишки и сестренки. Почти все сироты, – добавил он внезапно посуровевшим голосом.
– Маухаммад Азам, – назвал себя щуплый, какой-то взвинченный мальчик. – Я узбек из кишлака Чукур-Гузар. Мой отец – душман.
– Душман? – не поверил я.
– Мой отец – душман, – продолжал Мухаммад. – После смерти мамы он хотел забрать меня с собой, но бабушка не отдала, сказала, что я слабенький и в горах умру. «Не умрет! – кричал отец. – Я из него сделаю борца за веру!» Тогда бабушка велела, чтобы он приходил завтра, надо, мол, собрать ребенка. А сама отвела меня в соседний кишлак. Оттуда меня переправили в Кабул.
– Мухаммад, – осторожно спросил я, – а если встретишься с отцом, что будешь делать?
– Скажу, что он мне не отец! Я буду с ним воевать! – сорвался на фальцет Мухаммад.
Мальчики живут жаждой мести, считают дни, когда получат оружие, а девочки – они и есть девочки: Шарифа, Шахбиби, Митра, Макат. Им по двенадцать-тринадцать, а выглядят лет на восемь. Измученные старушечьи лица, потухшие глаза, опущенные плечи. Девочкам труднее.
Перед уходом я увидел в коридоре троих на редкость красивых мальчишек. Они что-то деловито обсуждали, но, заметив меня, вежливо поздоровались. Я погладил одного из них по голове. Мальчик вспыхнул и так горячо прижался к ладони, что мне стало неловко.
– Как тебя зовут? – спросил я.
– Муджиб Рахман.
– Откуда ты приехал?
– Я не приехал, меня привезли. И братьев тоже, – кивнул он на стоявших рядом. – А вообще мы из кишлака Займани. Наш отец – душман, – сузились глаза Муджиба.
– И что же… И как же? – растерялся я. – И друзья не ставят в укор, не упрекают, не презирают за то, что ваш отец душман?
– Он нам не отец! Мы станем офицерами и будем против него бороться. Мы убьем его!
Братья согласно кивнули. Вот вам и братишки… Как усложнила, как страшно все запутала жизнь! Фаиз мечтает перебить отцов и братьев своих кишлачных друзей, Нек будет мстить отцу Мухаммада, а Муджиб хочет убить собственного отца… А кому будут мстить эти крохотные ребятишки, которых мы везем на БТРе, прикрывая собой от шальной душманской пули?
Как ни ходко пылил бронетранспортер, мы поняли, что от темноты нам не уйти. Вскоре водителю пришлось включить фары. Теперь мы у душманов как на ладони. Выстрел из базуки[33] – и нам конец. Но до поры до времени Бог, как говорится, миловал.
Когда выбрались на асфальт и до Джелалабада оставалось километров пятнадцать, двигатель начал кашлять, а БТР дергаться и вздрагивать.
– Горючее на нуле, – пояснил водитель. – До города не дотянем. Надо свернуть к нашим. Неподалеку мотострелковая часть. И БТР заправим, и сами подзаправимся, – недвусмысленно намекнул водитель.
Ледяное молчание стало нашим ответом. Водитель понял, что его осуждают за головотяпство, и нашел аргумент, который сразил нас наповал:
– Хоть детей пожалейте, – с упреком бросил он.
Нам стало стыдно, и мы дружно закричали, чтобы он поворачивал к нашим.
Глава восьмая
Командир части искренне обрадовался гостям. Здесь вообще охотно распахивают души, а перед теми, кто недавно из Москвы, особенно. Когда помылись и поужинали, хозяева предложили заночевать. Мы слабо посопротивлялись и сдались.
До чего же сладко спится на чистых простынях, да еще после настоящей русской бани! На дворе плюс пятьдесят, в парилке плюс сто, зато в бассейне вода ледяная. Выскакиваешь оттуда молодым и полным сил, хоть сейчас – снова на броню!
Только положили головы на подушки, как загрохотала артиллерийская канонада. Оказывается, уже рассвело, на часах пять тридцать, а завтрак, по распорядку, в шесть ноль-ноль.
– Что за стрельба? – забеспокоились мы.
– В «зеленке» зашевелились душманы. Артиллеристы их засекли и тут же дали прикурить, – как о чем-то само собой разумеющемся бросил командир.
Через пять минут я был у артиллеристов. Батарея стояла на берегу широкой бурной реки Кабул. Она стремительно несла свои бирюзовые воды в сторону города с таким же названием. До неблизких гор – буйная тропическая растительность. Это и есть печально известная «зеленка». Душманы спускаются в нее с гор – спрятаться там проще простого – и обстреливают кишлаки, дороги, подкарауливают заходящие на посадку самолеты и вертолеты.
– В «зеленке» душманам, конечно, вольготно, – заметил загорелый до черноты командир батареи. – Но мы ведем за ней постоянное наблюдение. Видите, как обгорели стволы орудий, стрелять приходится часто. А понапрасну снаряды мы не расходуем.
– Я слышал, они палили из миномета. Вы его накрыли?
– А как же! – вздернул подбородок командир. – Можете посмотреть, – протянул он мне бинокль.
Мощный артиллерийский бинокль сделал все неправдоподобно близким. На противоположном берегу – а кажется, совсем рядом – брошенный кишлак: разрушенные дома, вывернутые с корнем деревья, глубокие воронки. А вот и куча покореженного железа, что раньше называлась минометом.
– Командир, к телефону! – раздалось из окопа.
– Бегу.
Вернулся командир сильно расстроенным. Почертыхавшись, хлопнул себя по бедрам, воскликнул: «Ну, надо же!» – и извиняющимся тоном сказал:
– Нужен уазик.
– А что случилось?
– Чепэ! В соседнем подразделении один ефрейтор снаряжал гранаты. Как это произошло, не знаю, но взрыватель сработал в его руках.
– Он жив? – закричал я. Мне казалось, что если я оглушен канонадой, то и другие ничего не слышат.
– Жив. Но надо побыстрее доставить его в медроту. Потому и просят вашу машину, других поблизости нет.
…Ефрейтора звали Володей. Он сидел на камне и на отлете держал левую руку. Кисть – кровавое месиво. Пальцы – будто бритвой отсекло.
– К-как же это ты? – выдавил я.
– А черт его знает! – совершенно спокойно, даже беспечно, ответил ефрейтор. Потом помолчал и добавил: – Хорошо, хоть гранаты не рвануло.
Я присмотрелся к Володе. Глаза ясные, лицо не перекошено, губы не дрожат, речь четкая – то ли он в шоке и не чувствует боли, то ли не осознал, что произошло, то ли у него такая невероятная сила воли. Безо всякой суеты, не забыв прихватить автомат, он сел в машину и как-то буднично бросил знакомому шоферу:
– Давай, Санек, трогай.
Побледневший Санек так рванул по ухабам, что, казалось, через секунду мы оказались в медицинской роте. Володей тут же занялись врачи.
Представьте чистый уютный дворик, закрытый от жары маскировочной сетью. А на скамеечке чинно сидят три богини в хрустящих белых халатах и кокетливых шапочках.
– Девушки, кто вы? – не без робости спросил я.
– Мы-то? – лукаво переглянулись они. – Мы – медсестры.
– А я…
– Да знаем мы, кто вы, – перебили меня девушки. – Вся округа знает, что в части – гость из Москвы.
– Ну, не совсем гость, – обиженно начал я.
– Раз не проверяющий, значит, гость, – засмеялись медсестры.
Так мы познакомились. Оказалось, прекрасные веселые девушки, если надо, сутками не выходят из операционной, неделями дежурят у коек раненых, охотно отдают им свою кровь.
– Раньше я жила в большом городе, – рассказала Люда, – работала в кардиологическом центре, возилась в основном с сердечниками, тихими, пожилыми людьми, надорвавшими сердце на руководящей работе. Разговоры только об одном: кого куда назначат и что это даст. Надоело! Пошла в военкомат и прямо с порога заявила: хочу в Афганистан – лечить тех, кто ранен в бою.
– А я работала в областной больнице, – подхватила Наташа. – Лежал у нас офицер, раненный в Афганистане. Слушала я его, слушала… – и поняла, что мое место здесь. Тут чувствуешь себя по-настоящему нужной.
– А чего стоит отвечать на письма родителей тех ребят, кто не может писать, – вздыхает Люда. – Ребята сочиняют бодрые письма, выдумывают всевозможные небылицы, почему написано не их рукой: занозил, мол, палец, трудно держать ручку… Сегодня утром я писала за одного такого сержанта, Сергея.
– Мировой парень. – добавила Катя. – Он уже несколько дней на грани жизни и смерти, но все время шутит и нас поддерживает. Когда мы от усталости валимся с ног, грозит, что когда поправится, девушек с такой походкой, как у нас, на танцы не пригласит. Мы, конечно, делаем вид, что этим расстроены и начинаем вальсировать перед ним, как заправские балерины.
Когда я встретился с капитаном медицинской службы Валерием Колесниковым и попросил рассказать о перспективах Сергея вернуться в строй, он ответил не сразу. Полистал какие-то бумаги, посмотрел рентгеновские снимки, досадливо покряхтел, хлебнул чего-то из мензурки и начал издалека:
– Понимаете, в моей практике это первый случай. Парня привезли с ранением в подколенную впадину – вроде бы пустяк, а он весь белый, пульс нитевидный и еле дышит. Делаем переливание крови, часть ее дали другие раненые, часть – наши медсестры – а она куда-то пропадает, будто у сержанта внутреннее кровотечение. Если это так, то должна быть еще одна рана, а у него – ни царапины, – пододвинул он мне снимки. – И все же я решился на операцию, – продолжал капитан. – Вскрыл брюшную полость, а там полным-полно крови и вот этот осколок, – доктор протянул мне железяку величиной со спичечный коробок. – Но как он туда попал? Оказалось, Сергей сидел в БТРе, который напоролся на мину. Осколок пробил днище, попал в бедро, внутри него прошел через таз и в брюшной полости натворил таких бед, что я долго не знал, спасем ли парня. Теперь уверен: спасем!
– Да, Сережа наш кровный брат, – подхватила вошедшая по делам Люда.
– А поговорить с ним можно?
– Можно. Только он вас не услышит. Сейчас сержант в барокамере.
И все же я с Сергеем пообщался. Через толстое стекло виднелось только его лицо. Измученное, несчастное лицо девятнадцатилетнего паренька. Я писал на бумаге свои вопросы – такие, на которые можно ответить кивком головы. Хорошо ли себя чувствует? Кивок. Навещают ли друзья, есть ли аппетит? Да. Хочет ли домой? Энергичное нет! И крепко сжатый кулак. Если человек, лежа в барокамере, считает дни до того момента, когда снова возьмет в руки автомат, значит, суждено ему жить.
Сестру-анестезиолога Таню я застал в слезах. Как ни успокаивал, в ответ – одни рыдания.
– Что-нибудь случилось дома? – спросил я.
Таня отрицательно покачала головой.
– Кто-нибудь погиб?
– Не погиб – у-умер! – снова зарыдала Таня. – Наша доченька…
Наконец Таня совладала с собой и рассказала, как месяц назад в соседнем кишлаке молодая женщина шла по улице с двухгодовалой дочкой и наступила на душманскую мину. Мать – в клочья, а девочку так изрешетило осколками, что живого места на ней не осталось. Врачи и медсестры ночей не спали: операции, переливания крови, снова операции.
Девочку назвали Ирой. Иногда она приходила в себя, улыбалась и что-то лепетала. Раненые, взглянув на нее, уходили с почерневшими лицами и вздутыми желваками, у медсестер не просыхали глаза… И вот сегодня Ирочки не стало.
Вдруг Таня насторожилась и подняла палец:
– Тихо. Кажется, поют.
– Поют, – подтвердил я. – Только не в лад как-то…
– Раз поют, значит, боль терпеть нет никаких сил. Пошли! – решительно встала она. – Подпоем.
В соседней палате в гипсе и бинтах лежало трое.
– «По До-ону гуляет казак молодой», – хрипло выводил паренек у окна.
– «О чем… дева… плачешь?..» – часто сглатывая воздух, старался сосед.
– «О чем слезы льешь?» – подхватила Таня чуть ли не оперным контральто, и что-то вроде улыбок появилось на измученных лицах ребят. Нестройный хор стал сильнее, стройнее и слаженнее. Таня ходила от кровати к кровати: одному поправит одеяло, другому – повязку, третьего погладит по голове.
Когда я вышел во двор, то увидел привезенного нами ефрейтора. Его руку уже обработали. Бинты намотали так щедро, что кисть превратилась в боксерскую перчатку.
– Ничего, – успокоил он меня. – Доктор сказал, в строй вернусь.
– Конечно, вернешься, – подтвердил стоявший рядом капитан. – Но Татьяна-то какова, а?! – обернулся он ко мне. – Когда раненые кричали от боли, она их стыдила, мол, таких нытиков ни одна девушка не полюбит. «Но ведь больно же, – оправдывались ребята. – Что делать?» «Пойте!» – предлагала она, и тут же заводила что-нибудь лихое, раздольное. Вы не поверите, но наши парни так к этому привыкли, что даже на операционном столе, нет-нет, да и выдавят что-нибудь про степь или бродягу.
По большому счету, побывав в медицинской роте, я узнал достаточно много и, в принципе, мог уезжать. Я бы и уехал, если бы не роковое стечение обстоятельств.
Со стороны солнца неожиданно появился вертолет, сделал небольшой круг и приземлился чуть ли не во дворе медроты. Выскочившие солдаты отработанной рысью побежали к стоявшему на задворках сараю, вытащили оттуда длиннющий ящик и, прогибаясь под его тяжестью, двинулись назад к вертолету. Следом метнулась девичья фигурка, облаченная во все черное. Она то царапала, то целовала ящик и сквозь слезы кричала так, что ее не мог заглушить даже вертолетный двигатель. Все, кто находились во дворе, замерли.
– Что происходит? – не понял я. – Что это?
– «Груз 200», – сквозь зубы пояснил капитан. – Проще говоря, гроб. Третьего дня мы потеряли молодого лейтенанта. Вертолет доставит его в Кабул, оттуда, уже в цинковом гробу, в Ташкент, а потом – на родину, где его и похоронят.
– Ах, вот как… Извините, я этого не знал. А что это за девушка в черном? Жена или невеста?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Душман (перс. «враг») – название участников вооруженных формирований, сражавшихся с советскими и правительственными войсками в Афганистане в ходе гражданской войны в этой стране 1979–1989 гг.
2
ХАД – служба государственной безопасности в Демократической Республике Афганистан.
3
Хурджун – сумка, сотканная ковровой техникой из разноцветных шерстяных волокон и украшенная бубенчиками. Состоит из двух частей (мешков), носимых через плечо.
4
МГБ – министерство государственной безопасности.
5
Шурави – так в Афганистане называют русских.
6
Хекматияр Гульбеддин (род. в 1947 г.) – афганский полевой командир, премьер-министр Афганистана (в 1993–1994 гг. и 1996 г.), лидер Исламской партии Афганистана. Мухаммед Раббани (1955–2001) – мулла, один из основателей движения Талибан. Юнус Халес (1919–2006) – мулла, один из командующих силами афганских моджахедов во время советского вторжения в Афганистан.
7
Хафизулла Амин (1929–1979) – афганский государственный, политический и партийный деятель, член Политбюро ЦК НДПА, министр иностранных дел (1978–1979), министр обороны, премьер-министр, генеральный секретарь ЦК НДПА и председатель Революционного совета Афганистана (1979).
8
Мао Цзэдун (1893–1976) – китайский государственный и политический деятель XX века, главный теоретик маоизма.
9
«Исламское общество Афганистана» – ИОА, «Хезб-е Джамиат-е Ислами» – одна из наиболее крупных и влиятельных партий в Республике Афганистан с 1960 по 2000-е годы. С новым названием – «Исламское общество Афганистана», партия ИОА начала политическую деятельность с 1973 года.
10
Мохаммад Наджибулла (1947–1996) – афганский государственный и политический деятель, дипломат, начальник Службы государственной информации (ХАД) (1980–1986), президент Афганистана (1987–1992). На посту президента проводил политику «национального примирения», способствовал преобразованию политической и социальной жизни страны.
11
Рафик – товарищ.
12
Арча – тюркское название различных видов крупных древовидных можжевельников, перешедшее в научную литературу.
13
«Лиенфильд» (Ли-Энфилд) – британская магазинная винтовка, основное оружие английской пехоты в Первую и Вторую мировые войны.
14
Партуг – брюки.
15
Камис – рубаха.
16
Хвалей – шапка.
17
Лонгай – чалма.
18
Васкат – жилет.
19
Фаш – торчащий, вроде гребня петуха, конец чалмы
20
Номард – подонок.
21
Мурдагав – мужчина, который торгует своей женой.
22
Пуштунвалай – свод неписаных законов чести.
23
Нет бога, кроме Аллаха!
24
Шахид – человек, погибший на войне. Все погибшие за правое дело – шахиды. Но если воин убит в спину – он уже не шахид.
25
Рустам – имя легендарного героя, олицетворяющее храбрость, мужество и отвагу.
26
Фатыха – поминки.
27
Спингир – седобородый, чаще всего – старейшина.
28
Царандой – милиция.
29
Джума – пятница, пятничная молитва. В переводе с арабского означает «собрание». Это день духовного возвышения и служения. Согласно хадисам пророка Мухаммада в этот день был сотворен первый человек – Адам. В этот день он вошел в рай и был изгнан из него. День Страшного суда также разразится именно в этот день.
30
«Бедфорд» – английский военный грузовик повышенной проходимости.
31
Афганское прозвище английских магазинных винтовок «Lee-Enfield» образца 1904 года.
32
Шутур – верблюд.
33
Базука – американское название динамореактивного (без отдачи при выстреле) ручного противотанкового гранатомёта (иногда ошибочно базукой называют любой гранатомёт).
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги