Змей уже занес копье для смертельного удара, как тигр вдруг заговорил, точно человек:
– Стой, воин, я не желаю тебе зла.
– Кто ты? Дух?
– Нет, всего лишь дикий зверь.
– Ты истребил эту деревню?
– Да, я, – спокойно ответил тигр. Он опустил голову и побрел по окровавленной дороге к утесу. Змей убрал копье за спину и проследовал за зверем.
Они долго шли в молчании, созерцая природу. Стальной Змей вдруг ощутил прилив умиротворения: ветер холодил его лицо, высокая трава щекотала ноги, а пение далеких птиц успокаивало сердце воина. Когда он сел рядом с тигром на берегу моря, в нем не осталось зла и ярости. Только покой.
– Эти люди охотились на мою семью, сколько я себя помню. Некогда они убили мать моей матери, но мы стерпели это оскорбление и ушли дальше в лес. Мы жили спокойно несколько лет, пока староста не приказал вновь найти ему шкуру огромного тигра. Тогда убили моего отца, но и это мы стерпели. Я сказал своим детям, сказал жене: «мы уйдем, уйдем в горы, туда, где люди не смогут пройти». Но они смогли. Люди – упорный народ, они пройдут где угодно. Они истребили их, воин. Убили жену на моих глазах, убили детей. Разделали их, словно те были жирными кроликами, а не свирепыми хищниками.
– А что же ты?
– А что я? Я, связанный и обездвиженный, смотрел, как прерывают мой род. Ты ведь понимаешь это, воин? Я последний из своего вида. Больше ты нигде не встретишь подобных мне.
– Тебя привезли живым?
– Подарок старосте. Они хотели принести меня в жертву богам. О, Небесный волк был бы доволен! Давненько ему на алтарь не возносили достойную жертву – все худые коровы да куры. Благодати бога не было бы предела, поверь мне.
– А вырвавшись из пут…
– Я уничтожил их. Двое сбежали, но не страшно. Так молва обо мне разойдется дальше этой провинции. Песня об исполинском тигре пронесется по рекам, над домами и головами зевак. Каждый будет засыпать и думать: вот бы этот гигантский тигр не явился ко мне. Детям будут рассказывать страшилки обо мне, старики будут видеть мой силуэт в каждой тени.
– Твой поступок заслуживает наказания.
– Этот поступок – и есть наказание, ты не понял этого? Возмездие.
– Я понял, и мне жаль, что злой рок настиг твою семью, зверь, но это не повод истреблять целую деревню.
– Не злой рок настиг их, воин. Не судьба, не воля богов. Это был человек. Маленькая пятипалая рука держала вилы, что проткнули кожу моего сына. Копья, сделанные человеком, вонзились в брюхо моей жены. Все это – людские дела, и люди за них поплатились.
– Я не говорю, что ты был несправедлив, зверь, – сказал Змей и встал. – Не говорю, что у тебя не было права так поступать. – Воин занес копье. – Я лишь говорю, что за каждое действие надо платить.
Тигр поднял морду. Ветер затерялся в его шерсти, приглаживая ее. Зверь улыбался. Он повернулся к Змею, закрыл глаза и напоследок сказал:
– Помни о том, кем я был.
Змей воткнул копье в голову тигру. Зверь упал, и его тело еще несколько секунд билось в конвульсиях. Не самый лучший удар.
Сама реальность затрещала над головой Змея и рассыпалась осколками. Воин против воли поднялся в воздух и оказался в кромешной тьме. Он чувствовал движение, но не мог ни вздохнуть, ни двинуться, пока вдруг не почувствовал под грудью и лицом свежую траву.
Стальной Змей оказался недалеко от Храма Стихий в окружении трех мастеров. Шин, Ану Джин и Юн окружили воина.
– Удивительно, – сказал мастер Пути Земли. – Все три испытания.
– Хотя с близнецами возникли трудности, да? – усмехнулся мастер Пути Ветра. – Значит, ты волен выбирать себе мастера. Ну что, Стальной Змей, какой путь ты выбираешь? Путь ярости? Хитрости? Твердости?
– Нет, – сказал Стальной Змей, поднимаясь и отряхиваясь. – Нет. Если ваши путь так ограничены, идите по ним сами. Я найду свою дорогу.
– Это глупо, Змей, – сказал Ану Джин. – Только в Храме Путей ты обретешь истинное мастерство. Только здесь ты раскроешься.
– Может быть. А может, я раскроюсь в собственном храме? Путь Воды. Путь богов.
– Пути Воды нет, Стальной Змей, – заметил Шин.
– Если его нет, то и прочие пути не существуют.
Больше мастера ничего не сказали. Они не остановили Стального Змея, когда он ушел вниз по дороге, когда он покинул долину Храма Путей. Мастера не окликали его, не звали, не убеждали. Никто не догнал воина и не вернул его. Мастера сделали выбор наимудрейших учителей: позволили Стальному Змею искать собственный Путь.
Нефритовый меч
Каждый, кто достиг чего-то, думает, что успех будет нарастать, как снежный ком. Кажется, раз тебе покорилась одна вершина, то подняться на остальные не составит труда. Но правда в том, что воля истощается с каждой победой. Чем дольше ты смотришь на солнце, тем сильнее слезятся глаза, и рано или поздно тебе придется отвести их. Закрыть. И ровно в тот момент, когда ты закроешь веки, считай, ты проиграл.
Амэя знала это не понаслышке. Однажды она уже проиграла, и теперь даже родные отвернулись от нее. Теперь у девушки остались только меч и путь, которому она ревностно следовала.
Этот путь привел ее на торговую площадь. Торговцы не обращали внимание на девушку, облаченную в красные одежды – одежды дана огня. Может, все в ней видели мужчину, ведь шла она гордо, тяжело, а лицо скрывала полупрозрачная ткань, свисающая с широкополой соломенной шляпы. Даже жрецы Небесного волка игнорировали Амэю. Они размахивали самодельными амулетами, пучками трав и еще невесть чем, привлекая к себе все больше покупателей. Каждый хотел защитить себя от Соры, хитрой лисицы, но Амэя подозревала, что грошового амулета для этого будет недостаточно.
К девушке протянул руки старик. Он сидел в пыли, прислонившись к красной стене дворца, а его кожа свисала. Было видно, что некогда он не знал бедности и не отказывал себе в еде, но сейчас, после войны между провинциями, старик остался ни с чем.
– Пожалуйста, – взмолился он.
Амэя осмотрелась. Покупатели обходили старика стороной, а торговцы старались не смотреть на него. Словно он был прокаженный, чумной, заразный. Словно он не существовал. И верно: этот исхудавший старик – живое напоминание, что еще недавно эти земли разрывала гражданская война. Еще слишком свежи воспоминания, перед глазами еще стоят образы повешенных детей и разорванных в клочья женщин, земля еще влажная от крови. Амэя помнила всех, кого лишила жизни.
Она положила на землю свой меч длиною с локоть и села рядом со стариком, подняла ткань со шляпы и посмотрела на бедняка.
– Я помню эти глаза, – сказал старик. – И точно, помню. Этот цвет мне снился не один месяц. О, госпожа!
Старик тут же встал на колени и поклонился, коснувшись лбом земли. Амэя положила руку ему на плечо и помогла выпрямиться. В глазах бедняка застыли слезы, его подбородок трясся, а сам он отмахивался от Амэи, норовя отвернуться и скрыть собственную сентиментальность.
– Я помню ваши медовые глаза, госпожа, – сказал старик севшим голосом. – Помню, ведь сам я стоял там, когда вы наголову разбили силы провинции Зимы. Без вас, госпожа, я бы умер там.
– И я помню тебя. Ты ведь Тань? Крупный землевладелец.
– Был им. Когда началась война, я вызвался защитить провинцию, но пока мой меч рубил врагов, мою землю растерзали шакалы. Вернувшись, я понял, что лишился всего. Даже моя жена ушла, решив, что я давно мертв.
– Мне жаль это слышать.
– Я так постарел. – Тань осмотрел себя, словно впервые увидел после той самой битвы. – Но не вы. Ни на день. Как такое возможно?
– У каждого свои пути, – лишь ответила Амэя. – Ты мне не поможешь?
– Все, что угодно, госпожа.
– Где я могу раздобыть лошадь?
– Лошадь? Осенью это сделать несложно. Но вам, госпожа, не нужны крестьянские скакуны. Нет-нет, они худые и слабые. Их кормят второсортным сеном, а в конюшнях моют раз в месяц, а то и реже. Нет, вам нужен конь из личной коллекции тенна.
– Где же мне взять такого?
– Как где? Во дворце, конечно.
Тань кивнул в сторону огромного дворца, окруженного красной стеной. К нему вела крутая лестница, а возле главного здания со скошенными крышами и тонкими стенами стояли пристройки. Там жила прислуга. А еще держали лошадей.
– Конь из стойла тенна стоит немало, – на выдохе сказала Амэя.
– Вот, – старик протянул немного монет спасительнице. – Здесь немного, но это почти все, что я скопил. Хотел взять пару инструментов и пойти работать в поле.
– Я не могу взять деньги.
– Можете. Я уж не переживу эту зиму, я это знаю. Боги заберут меня, стоит только снегу опуститься на землю. И если уж мои дни сочтены, то хоть умру не зря. Засыпая в последний раз, я буду представлять ваши медовые глаза. И буду помнить, что помог вам. Отплатил хоть небольшим добром за добро.
Амэя взяла деньги.
– Госпожа, – прошептал старик и вновь поклонился. – Богиня.
Амэя опустила ткань со шляпы, скрыв лицо, и поднялась. Она еще раз посмотрела на старика и, пока тот не видел, поклонилась ему в ответ.
Девушка взглянула на лестницу снизу вверх. Когда-то давно, когда она была еще совсем юной, она бы сочла такую прогулку необходимостью. На подобных лестницах легко натренировать ноги и легкие, чтобы они не горели от нехватки воздуха. Амэя невольно вспомнила, как занималась под присмотром отца. Как он заставлял ее носить свиней от одного дома к другому, как она носила ведра с водой на плечах, как она вставала еще до восхода и подстреливала птиц, ориентируясь на звук. Но Амэя больше не та маленькая девочка.
Она стукнула ногой по каменной дороге, и по той кругом пошли трещины. Халат поднялся от ветра, и Амэя поднялась в воздух. Одним мощным прыжком она достигла двора, где были стойла и дома прислуги, и приземлилась на колено.
Амэя осмотрелась. Вокруг ни души. То ли тенн еще спит, а прислуга уже хлопочет по дому, то ли тенн отправил всех по делам в город. Для Амэи это значило только одно: она не могла купить себе коня. Его придется красть.
Амэя подкралась к стойлу. Там стояло три великолепных коня, но только один из них черной масти. Как в старых легендах. Амэя подошла к скакуну и низко поклонилась, выражая свое уважение. Тогда она заметила, что шерсть у правого копыта коня была белой. Нечистокровный. Не такой уж дорогой, как можно подумать.
Но выглядел конь благородно. Статный, крепкий, мускулистый. Грива расчесана и прибрана, а хвост ровно подстрижен. Настоящий скакун тенна.
Когда конь привык к ней, Амэя положила руку ему на морду и прошептала нежные слова. Она погладила скакуна по носу, а затем по шее. Животное не дрогнуло.
Амэя отвязала коня от стойла, оседлала его и вывела к лестнице. Широкие каменные ступени, окруженные красной стеной, уходили глубоко вниз, но для такого скакуна, как этот вороной жеребец, подобное – сущий пустяк.
Амэя ударила по бокам коня.
Скакун прыжками спустился по лестнице. Копыта громко цокали по камню, пока Амэя кричала от радости, придерживая шляпу одной рукой. Но все же от скорости она упала с головы девушки и повисла на шее на повязке. Черные волосы Амэи до этого момента собранные в пучок под шляпой, распустились и развевались на ветру, точно знамя.
Конь мигом достиг нижней ступени лестницы, но Амэя не остановила его. Наоборот, она еще раз хлопнула пятками по бокам жеребца, и тот унес девушку прочь из города.
Как только стены города остались позади, Амэя вывела коня на большак и чуть сбавила скорость. Дорога вела на юг, в сторону лесной чащи. Во время войны там часто бродили разбойники и конокрады, а сейчас это место считалось проклятым.
– Как же тебя назвать? – спросила Амэя. – У всякого доброго коня должно быть имя, так?
Девушка собрала волосы в пучок, закрепила их шпилькой из красного дерева с бронзовым наконечником и натянула на голову шляпу. За городом не было смысла скрывать лицо, но все же Амэя опустила ткань с полей шляпы и повела коня на юг.
– Назову тебя Луной. Белое пятно на черном полотне. Верно, Луна?
Они шли семь дней, прежде чем Амэя повстречала старого знакомого.
Там, где вытоптанная дорога большака превращалась в каменную тропу, стоял крупный мужчина. Борода и усы его были седыми, а голова лысой. Его наряд говорил о том, что перед Амэей стоит жрец Небесного волка: тот же желтый халат с голубым поясом и бусы на шее. Только этот жрец был крупнее и сильнее своих коллег. А еще он держал в руках посох из красного дерева, с четырьмя кольцами на бронзовом навершии. Иронично, но известен этот жрец был по другому посоху – стальной пике с серебряным наконечником. В народе его прозвали Стальной Змей, и это прозвище так укоренилось, что настоящее имя жреца забылось.
– Тебя долго не было, – сказал Змей.
– Охотилась на Изама.
– И как прошла охота?
– Безуспешно. Он всегда уходит. Дважды я видела его в провинции Сна, однажды в провинции Солнца. Это значит, что Изам еще не нашел Нефритовый меч, но он явно что-то знает.
– Я предупреждал тебя об этом мальчишке.
Змей повернулся спиной к Амэе и пошел по каменной тропе. Девушка спешилась и повела за ним коня.
– Если Изам и знает что-то, то это несущественно, – сказал жрец. – Только Сора знает, где лежит Нефритовый меч, но она не скажет об этом мальчишке. Не дотягивает он до ее ранга.
– Ты молился ей?
– Как и всем богам. Они глухи к моей мольбе, но их несложно понять. Меньше всего Стае хочется, чтобы люди завладели Нефритовым мечом.
– Но ведь Ллир сам и создал этот меч. Для кого, если не для нас?
– Небесный волк ведет свою игру, дочь. Он создал Нефритовый меч, чтобы Стая смогла сражаться с детьми Соры. Кто ж знал, что оружие попадет в наш мир?
Змей и Амэя пришли в храм, построенный в скале. Он был темным и сырым, но воспоминания, которые храм пробуждал в Амэе, вызывали свет и тепло.
Она вспомнила, как играла здесь. Вспомнила, как бежала от уроков отца в лес, тренируясь игрушечным мечом. Вспомнила, как отец взялся сам учить ее Путям, когда Храм Путей отказался принимать в ученики девочку.
– В тебя могут целиться три тысячи лучников, – любил говорить Змей. – Но все их стрелы могут отразить пронзающий ветер и стальной шторм. Если ты будешь заниматься долго и прилежно, для простого воина ты станешь богиней.
Змей любил повторять про стальной шторм. Он говорил, что достаточно быстрый воин не только отобьет все стрелы, но и направит их против врагов. Но для этого нужно изучить новый Путь. Не те три, которым учат в Храме, нет. Путь Воды.
– Я называю его Путем Воды, – сказал однажды Змей. – Он не просто совмещает в себе все пути Храма, но и совершенствует их. Следуя по нему, ты не учишься ярости, хитрости или стойкости. Ты учишься быть собой. Божественным отражением себя.
И Амэя училась, училась прилежно и долго, как советовал ей отец.
– Я наконец-то отмыл статую, – сказал Змей, вырвав Амэю из воспоминаний.
И действительно, статуя Ллира была чистой и обновленной. Кажется, Змей не только вымыл ее, но и подкрасил.
Амэю всегда забавляло, что только в храме ее отца можно было встретить статую бога в человеческом облике. Словно бы только Змей признавал людскую натуру Ллира, словно только он видел в нем что-то человеческое.
– Тебе нужно снять эти одежды, – сказал Змей. – Церемониальный наряд лежит в сундуке.
Амэя подошла к статуе Ллира, открыла сундук и достала черные одежды. Она скромно отошла за угол и переоделась. Из прежнего наряда осталась только соломенная шляпа, да и с той Амэя срезала полупрозрачную ткань. В храме Змея ей не от кого прятаться.
Когда Амэя вышла из своего укрытия, отец отвел ее в комнату.
Там все осталось так же, как и было больше века назад. Та же кровать, только белье чистое. То же кривое окно. И тот же стол, на котором Амэя оттачивала каллиграфию.
– Тот, кто хорошо владеет пером, просто не может отвратительно бить мечом, – говорил Змей.
Амэя посвящала письму столько же времени, сколько и фехтованию. Ремесло, требующее усидчивости, давалось сложно, но в конце концов, девушка познала его.
– Можешь отдохнуть, – сказал Змей и обнял Амэю. – Здесь тебе незачем бежать. Боги присмотрят за тобой.
Амэя поклонилась отцу, но тот снова обнял ее, теперь уже крепче. Змей тяжело вздохнул, чуть отстранился и поцеловал дочь в лоб.
– Я скучал по тебе. Больше не покидай старика так надолго.
Змей оставил Амэю одну. Та села за стол, откупорила банку с чернилами и написала три слова на куске бумаги. «Разбитое не собрать». Амэе нравилось это выражение.
Сев на кровать, девушка поняла, насколько устала, и решила поспать. К тому же, ей не доводилось отдыхать в нормальной постели уже почти месяц, так что греховно было отказывать себе в удовольствии.
Проснулась Амэя чуть за полночь от шороха. Кто-то явно бродил по ее комнате, но кто-то маленький. Послышалось фырканье, и на кровать девушки запрыгнула лиса. Амэя не дрогнула, хоть и потянулась за мечом.
– Кто ты такая? – спросила девушка.
Лиса фыркнула еще раз и спустилась на пол. Она подошла к окну, встала на задние лапы и посмотрела на Амэю. Девушка поднялась с кровати, накинула черный халат и аккуратно, чтобы не спугнуть, приблизилась к лисе.
– Что ты хочешь мне показать?
Лиса прыгнула из окна, но она не упала на землю. Ее подхватил ветер, и она, точно плывя, мягко опустилась на траву и побежала вперед.
Амэя схватила свой меч, надела шляпу и выпрыгнула вслед за лисой. Девушка побежала туда, где, как ей казалось, скрылся зверь.
Лиса то пряталась за деревьями, ныряя в тени, то появлялась вновь. Она оборачивалась, чтобы убедиться, что Амэя идет за ней, и принюхивалась, чтобы найти верный путь. Девушка брела за зверем около часа, пока не вышла к обрыву. Внизу текла река Кирин, отделяющая провинцию Неба от провинции Зимы. Амэя еще никогда не спускалась вниз, даже во время войны, когда ее мучила жажда. Спуск слишком крутой, если оступиться, то ухватиться будет не за что. Падение с такой высоты если не убьет, то определенно выбьет дух, а в потоке недолго и голову раскроить о выступающие камни. К реке можно спуститься, но с берега на востоке. Там в небольшой хижине даже живет лодочник, перевозящий людей и грузы, Амэя встречала его, когда окровавленная бежала от Изама. Но с этого обрыва вниз спустится только сумасшедший.
И, видимо, лиса не понимала всей опасности. Она подошла к самому обрыву, обернулась в последний раз и спрыгнула вниз. Амэя вскрикнула, подбежала к уступу и, взглянув вниз, увидела лису, сидящую на широком выступе. Зверь хитро смотрел вверх, словно улыбаясь, и махал хвостом, а рядом с ним стоял небольшой алтарь в форме дома.
Размеров выступа хватило, чтобы туда встала Амэя. Сначала она робко проверила его на прочность, надавив одной ногой, а затем спустилась. Девушка села напротив лисы, а когда та отошла в сторону, лучше рассмотрела алтарь. Возле маленькой деревянной постройки стояли выжженные палочки благовоний, а к домику были привязаны красные лоскуты ткани. Словно дан огня разорвал здесь свою одежду и ее куски принес в дар какому-то богу.
От этой мысли сердце Амэи сжалось. Почему-то она догадывалась, что это был за дан, и какому богу он приносил жертву. Сама теория о том, что Изам мог проходить здесь, да еще и заключил сделку с Сорой, казалась девушке несуразной, но оттого и правдивой. Это походило на Изама, он любил импульсивные и дерзкие поступки, последствия которых не мог представить.
А Амэя не могла представить, что именно с Изамом ей придется состязаться в скорости и выносливости. Она не думала, когда просила Змея приютить неопытного юношу, что он направит оружие против нее. Ох, как же тогда грохотало! Амэя и Изам сражались как боги. Они летали над кронами деревьев, от их ударов расходились такие волны, что сбивали падающие капли дождя.
В ту ночь бушевала буря, и на то была воля двух смертных воинов, не поделивших одну легенду о Нефритовом мече.
На эти мысли Амэю натолкнули куски ткани. Страшно подумать, о чем она будет думать, когда встретит Изама. Как она сможет его остановить, если простое воспоминание о бывшем ученике Змея вводит ее в ступор?
Амэя сняла красную полосу ткани и повязала ее себе на запястье. Небольшое напоминание о том, с кем она сражается. И для чего это делает. Лиса села рядом с Амэей.
– Зачем ты привела меня сюда? – спросила девушка.
– Я ее попросила, – ответил другой голос.
На уступе появилась богиня Сора. Она прикрывалась синим веером с рисунком облаков и заходящего солнца, а ее красное платье даже в таком слабом свете было ярким пятном в темном лесу.
Амэя внимательно рассмотрела глаза богини. Темные, они выделялись на лице, покрытом белилами. Особенно их подчеркивала тушь. Амэя долго не могла отвести взгляд, словно завороженная.
– Впервые встречаешь богиню? – спросила Сора.
– Впервые встречаю тебя, но ты не первое божество на моем пути.
– Кого тебе доводилось встречать до этого?
– Я видела Королеву Зимы. Однажды столкнулась с Кинрой. И дважды имела дело с Лгуном.
– Значит, избранница богов. Можешь и меня записать в свой список, Парящий Меч.
Амэя вздрогнула. Ее не называли так уже почти двадцать лет, она и позабыла про это имя. Парящий Меч и Бессмертный Посох. Так прозвали Амэю и Изама на поле боя. Она – разящий клинок, не знающий преград. С мечом Амэя была призраком, вихрем, ветром. Он – копейщик, способный за секунду ударить трижды. Его стальное оружие отбивало все снаряды, летящие в Изама, и ни одна стрела не могла найти его сердце.
– Я слышала, ты ищешь Нефритовый клинок, – сказала Сора. – Могу я поинтересоваться, зачем он тебе?
– Можешь. Дело в Изаме.
– А, Бессмертный Посох.
– Он считает, что, заполучив меч, сможет победить богов. Он хочет занять их место.
– А ты хочешь его остановить?
– Боги нужны людям. Ни Изам, ни другой смертный не сможет их заменить. Это все равно, что заменить снег зерном. Такова природа, и если так получилось, что Волчья стая живет на Туманном острове, то пусть так и остается.
– И ты не собиралась повернуть меч против моих детей?
– Любой герой жаждет победить одного из твоих потомков. Разве они не опасны? Разве они не опаснее, чем ты сама?
– Многие из моих детей несут смерть, это правда, но каждого из них я люблю. – Сора выдохнула. – Наверняка, ты слышала о свитках Ши Ань.
– Это лишь легенды.
– Не легенды, а забытая истина. Три свитка Ши Ань скрыты по всей Нэннии, и имя им: «Метод», «Вера», «Книга». Где последние два, я не знаю, но первый всегда со мной.
Сора убрала от лица веер, показав спокойную улыбку, и взмахнула им. Он словно сломался, а затем свернулся в синий свиток.
– Здесь написано, где искать Нефритовый меч. Изам жаждет получить свиток Ши Ань больше прочего, он ищет его и даже не представляет, насколько близко был к находке. Скажи, Амэя, что ты готова предложить мне за этот свиток?
– А чего потребует богиня?
– Я требую две вещи. Первая – твое обещание. Обещаешь ли ты, встретив моих детей на пути, не использовать против них Нефритовый меч?
– Обещаю. Это здравая просьба. Но если кто-то из них нападет первым, я отвечу. И это я тоже обещаю. Что ты хочешь еще?
– Неправильно, что человек будет обладать знанием свитка Ши Ань. С ним ты познаешь куда больше, чем дозволено смертной душе, и за тобой рано или поздно придут боги.
– Ты хочешь, чтобы я пообещала собственную смерть?
Сора улыбнулась. То была не веселая улыбка, даже не дружеская или понимающая. Это улыбка скорби, улыбка прощания. Богиня поняла, что Амэя уже давно приняла решение и теперь просто осознает всю тяжесть своего выбора.
Амэя выдохнула. Ее руки затряслись, она отвела взгляд. Она вновь вспомнила, каким был Изам когда-то. Вспомнила, как часто они бродили по ночам, сбегая из храма, и вместе мечтали открывать мир. Только вдвоем.
– Кажется, у меня нет выбора, – прошептала Амэя.
– Прости, дорогая. Я бы хотела, чтобы все было по-другому, но не мне дано писать твою судьбу.
Амэя кивнула. Она подняла глаза на богиню, выпрямилась, убрала упорную слезинку с щеки и сказала твердым голосом:
– Я обещаю.
Сора протянула свиток Амэе. Девушка почувствовала, как он оттягивает ее руку, будто весил, как три ведра с водой. Амэя дернула за веревку, связывающую пергамент, и развернула свиток.
Там не было слов, лишь символы. Они накладывались друг на друга, мешались, как зеваки в базарный день, и пересекались. Амэя с трудом улавливала смысл. Символы напоминали что-то давно забытое, девушка силилась вспомнить утраченное знание, как вдруг свиток изменился. Теперь это была поэма, длинная и красивая. Амэя обрадовалась, что написана она на родном ей языке, и быстро прочла слова.
В поэме говорилось о любви. О предательстве. О том, как часто ты переживаешь из-за собственных ошибок. О том, что душа родного человека – все равно, что дом.