– И что же? – переспросил закипающий и готовый сорваться, академик.
– А то, – генерал ударил кулаком по столу, – Что наш опер вместо 1970 года оказался в 1953. Да ладно бы, одно это, а то, входил в ваше временное окно в тихом дворике, а вышел на проезжей части. Его чуть молоковоз не сбил. Хорошо, увернуться успел. Раньше работал агрегат как часы, а сейчас всё хуже и хуже пашет. А Вы причину всё никак не найдете.
– Все дело в кристаллах, которые составляют загрузку модулятора прибора, – академик сокрушенно покачал головой, – Именно их излучение движет всем процессом. Правда ваша, Петр Петрович, прибор работает всё хуже. Излучение заметно ослабело. Новых кристаллов у нас нет. Вы же не хуже меня знаете предысторию нашего прибора. Вот послушайте все, вам тоже, товарищи офицеры, интересно будет узнать. Вы не возражаете, Петр Петрович? – академии Поливайко склонил голову в сторону генерала.
– Валяйте, академик, только изъясняйтесь попроще, – Фадеев достал из ящика стола таблетки от головной боли, выковырял из пачки две штуки, подумал, добавил третью, и лихо взмахнув ладонью, отправил их в рот. Налив в стакан изрядную порцию минералки, запил лекарство и, только после этого, поднял указательный палец вверх – начинай, мол.
– В 1938 году некий профессор Иван Фридрихович Линке, трудящийся в одной из бериевских шарашек. Так назывались закрытые научно-исследовательские институты, – пояснил Поливайко.
– Мы знаем, – ту же встрянул Зубко.
– И мы знаем, что ты шибко умный, – Фадеев угрожающе повернул голову в сторону подполковника. – Того гляди к академику в помощники перейдёшь.
Зубко вмиг умолк.
– Продолжайте, пожалуйста, Владимир Иванович.
–Так вот, – продолжил Поливайко. – Мы не знаем, чем эта контора занималась, но догадываемся, что Линке вел какие-то секретные испытания. В результате этих испытаний и явился на свет наш прибор перемещения во времени и пространстве (ППВП), в просторечье именуемой некоторыми недотепами «машиной времени». Только машина времени – миф, а наш прибор – реальность! Только вот доработка его ведется медленно. – Мы основываемся на том, что осталось нам от профессора Линке. А осталось от него не так много, как хотелось бы. Вновь исследования начались в 2000 году, когда в процессе ревизии архива Лаврентия Берия была обнаружена странная папка. В этой папке, заведенной офицером МГБ Бородиным содержалась служебная записка о смерти некоего Вахтанга Дадуа. Про него известно, что Дадуа был личным другом Берии и курировал всякие непонятные дела, связанные с чертовщиной и мистикой. Дадуа был убит в 1946 году, вместе с ним погиб и сержант МГБ, вероятно его охранник. Там же, в папке находился чертеж нашего устройства, правда, в более примитивном виде. Но несведущему человеку этот чертеж мало что скажет. К слову, описание кристаллов в папке тоже наличествует. Так же в папке лежал какой-то фрагмент письма профессора Линке, вот только кому писал автор – неизвестно. Письмо, да и сама папка сильно обгорели.
– Как папка могла обгореть? – задал вопрос Сергей.
– После ареста Лаврентия Берия один из его замов по фамилии Явлоев пытался вывезти архив своего шефа из помещения, расположенного рядом с кабинетом наркома. Кабинет-то опечатали, а про каморку рядом – забыли. Она была заперта, дверь, обитая металлом, оказалась крепкой. Ломать ее времени не было, главного чекиста арестовывали. Вот суматохой этой Явлоев и воспользовался. С двумя подручными он сумел не только вынести папки, но, погрузив их в машину и выехав из Кремля, рванул, подлец, в расположение дивизии Дзержинского. Но маршал Жуков, проводивший арест Берии, в последний момент заметил побег Явлоева и приказал своему офицеру-порученцу догнать его. Офицер исполнил приказ маршала и догнал помощника Берии. Явлоев, видя, что дело – швах, остановил автомобиль, велел своим двум бойцам сдаваться, а сам поджег машину с папками из архива своего босса, а затем пустил себе пулю в висок, – пояснил Фадеев.
– А потом? – опять спросил Сергей.
А что потом? – продолжил генерал. – Время тогда, какое было? Огонь, а не время. Папки эти раскрыли, ничего в них не разобрали, так, листочки какие-то полу обгорелые. Впрямую о Берии в этих папках ничего не было, свалили их кучей в архив, который стал позже называться архивом КГБ. Потом перестройка, потом смутные времена, хаос, переходный период – не до этого было. В 2000 году власть в стране сменилась, Россия стала потихоньку возрождаться. Вот тогда и взялись за эти документы всерьез. Создали сначала ученую группу, во главе ее стал автор научных трудов по целому спектру различных направлений, ученый с мировым именем Владимир Иванович Поливайко, – Фадеев кивнул в сторону академика. – Вам слово, уважаемый Владимир Иванович.
– Получив финансирование, я и мои помощники смогли воссоздать агрегат, который замыслил Линке. Это был целый переворот в научном мире. Я доложил своим кураторам в комитет научных разработок и предложил засекретить проект. Кроме всего прочего, в папке был обнаружен непонятный металлический контейнер, по размерам меньший, чем сигаретная пачка. В контейнере содержалась частица неизвестного науке вещества. Я предположил, что это и есть кристаллы Линке. Кстати, профессор в своей записке, которая практически вся сгорела, упоминал о неких кристаллах времени. Я предположил, что именно этими кристаллами и пользовался в своих исследованиях профессор.
– А что это за вещество? – спросил Валов. – Неужели нельзя получить подобное теперь, при современных научных достижениях?
– Нельзя, – развел руками академик. – Я привлек к решению этой проблемы ведущих специалистов, но факт остается фактом. Я не могу синтезировать эти кристаллы.
– А на чем же до сих пор работал наш прибор, если найдена была лишь крохотная частица? Восемь лет работы нашего комплекса временно-пространственных перемещений – это долгий срок, – подал голос начальник отдела материального обеспечения операций Зубко.
– После перестройки настала эпоха дикого капитализма, – Поливайко снял с носа очки и протер их полой лабораторного халата. – Закрылся один древний НИИ, в нем и работал Иван Фридрихович Линке. После войны и до перестройки этот институт как-то существовал, но выдающихся исследований за ним не числилось. И вот, в 1994 году НИИ приказал долго жить, не сумел адаптироваться в условиях рынка. Институт закрыли и перепрофилировали под склад китайского ширпотреба, в гаражах разместили автосервисы и мойки. Но в НИИ, тем более закрытых, имелся спецотдел, надзиравший за режимом и секретностью. Когда НИИ закрылся, тамошний начальник отдела передал архив института и кое-какие материалы, имевшие гриф «Секретно» в ФСБ. А уж оттуда, они попали к нам с Петром Петровичем. В числе переданного имущества и были еще несколько контейнеров с аналогичными кристаллами. На них и работал наш прибор, теперь энергия носителей практически исчерпана. Если не будет других кристаллов, работа «Хроноса» будет парализована.
– Поиск кристаллов – первоочередная задача, – поддержал академика генерал Фадеев, – но это еще не все. Энергия носителя пока полностью не исчерпана, а вот мое терпение скоро лопнет.
– Не совсем понятно, товарищ генерал-майор, – высказался с места Валов, – по службе вроде, нареканий нет.
– Ишь ты! – голос Фадеева стал грозным. – Да по службе у меня к вам, товарищи офицеры, масса нареканий. Несмотря на то, что подписки разные подписываем, инструктажи и проверки знаний проводятся, разгильдяйства среди личного состава «Хроноса» хватает. Сотрудники, что в операциях задействованы, служебную дисциплину блюдут слабо. Ну ладно, там мелкие нарушения – сигареты из того в наше время таскают. Я и сам грешен, люблю сигареты того времени. Советские не так горло дерут, как нынешние, якобы, американские. Мне самому офицеры из перемещений блок «Друга» недавно принесли. Ну, или, на родителей своих посмотреть, особенно, если умерли они уже к сегодняшнему времени, или себя маленьким увидеть, это я понимаю и закрываю на это глаза. Но халатно к обязанностям своим относиться, за это увольнять будем к чертовой матери.
– Поясните, товарищ генерал, – поднялся полковник Желудь.
– Пожалуйста, – Фадеев достал пачку сигарет «Друг» и закурил. – По заданию капитан Колобов должен был отправиться в 1987 год. Задание он выполнил, все сделал, как положено.
– Ну вот, – удовлетворенно сказал Желудь, – главное, задание выполнил.
– Да, – согласился генерал, – зато потом оплошал. Осталось у него время до обратного перехода и, он двинул во двор, где раньше молодым проживал. Нашел там девушку свою бывшую, и давай около нее круги нарезать.
– А дальше? – заинтересовался Воронцов, не обращая внимания на Макса, дергавшего его за рукав.
– А дальше, – сурово нахмурил брови генерал, – получил по физиономии от ребят, что в этом же дворе крутились. В ответ им надавал. Забрали дурака в милицию, пришлось еще одного агента посылать, чтобы вызволил его. А его, в том времени, еще найти надо было, так-то! Хорошо, что приказа не поступило в будущее сотрудников отправлять, пока задания только в прошлом выполняем. С ужасом жду, когда в будущее офицеров направлять придется. Всякому же интересно узнать, что с ним в дальнейшем произойдет. Злоупотребления на этой почве случиться могут.
Товарищ генерал, – не сдавался Валов, – нас вообще-то проверяли перед тем, как сюда на службу направить. Я лично, будучи на задании, никаких вольностей себе не позволяю. Недавно направлен был в тот год, когда мама у меня еще жива была, так даже отказал себе в удовольствии увидеть ее живой и здоровой, потому что с возвращением опоздать боялся. И за то, что Стас Князев из перемещения не вернулся, мы все ответственность несем, переживаем тоже все. А то, что Колобов прокололся, он наказан был, звездочки с погона лишился. Старлеем теперь ходит. А так, он боевой парень и в горячих точках служил, да и здесь хорошо служит, я лично за него ручаюсь.
Ладно, Валов, – генерал устало закрыл глаза, ослабил узел галстука. – Иди, лично ты службу несешь добросовестно, а о других, позволь, я сам свое мнение иметь буду.
Макс, повернувшись через левое плечо, удалился, демонстративно четко печатая строевой шаг.
– Ершистый, – генерал потер красные от недосыпа глаза. – А ты, Воронцов, готовься к перемещению во времени. Задание тебе будет, какое – скоро узнаешь, а сейчас иди, Сергей. Кругом, шагом марш!
Есть, – Сергей спокойно повернулся и, не спеша, вышел.
– Как он тебе? – генерал бросил взгляд на академика.
– По-моему, годится, – Поливайко утвердительно кивнул, сдвинув очки на нос.
– А вам? – обратился Фадеев в Зубко и Желудю.
– Думаю, Валова надо послать, – Желудь прямо посмотрел в глаза Фадеева.
– У Валова – семья, а Воронцов – один как перст, – встрял Зубко,– да, и шабутной Максим очень, а дельце тонкое предстоит.
Пойдет капитан Воронцов, – решительно хлопнул ладонью по столу Фадеев, – не потому, что один как перст и плакать о нем некому будет, а потому, что он более спокойный и рассудительный.
– А почему Воронцов или Валов? – не сдавался Желудь. – Других, что ли, нет?
Пойдет Воронцов!– Фадеев повысил голос. – Всё, дебаты закончены, наше совещание тоже.
Глава 2. Семен Борордин
Старший лейтенант МГБ Семен Бородин пребывал в прекрасном расположении духа. Открыв окно служебного кабинета, он полной грудью вдохнул терпкий утренний воздух послевоенной Москвы. Только что проехавшая поливальная машина прибила пыль и в теплом майском воздухе появилась свежесть, как после дождя. Жизнь шла, как хорошо отлаженный часовой механизм, четко отсчитывая и отбивая мажорным звоном важные вехи и события.
Попав в армию после школы в 1940 году, Семен старательно исполнял приказы командиров и буквально «ел глазами» начальство. Будучи от природы сметливым пареньком, он тут же понял, что свою сообразительность и образованность в армии надо прятать подальше, не то сгинешь в нарядах, и служба медом уж точно не покажется. Родившись в Москве, в семье рабочих, Семен четко понял, что рассчитывать ему особо не на кого. В жизни придется всего достигать самому. Единственное, чем ему удружили родители – это своим пролетарским происхождением. Будь он каким-нибудь поповичем, или сыном интеллигентов, или даже выходцем из крестьян, разве добился бы он того положения, какое имел сейчас?
– С поповичами и интеллигентами все понятно, а крестьяне-то чем не угодили Советской власти? – спрашивал Семен армейского особиста.
– Любой крестьянин мог бы оказаться кулаком, дай им только волю и достаток. Сколько сил партия наша приложила, пока их, дерьмуков дремучих, в колхозы объединила, да объяснила, что так им жить вольготней станет, – объяснял молодому солдату зам. начальника особого отдела полка лейтенант НКВД Зубарев.
Антон Зубарев в полку был человеком уважаемым, а уж начальника особого отдела, капитана Швеца, боялся и сам командир части. Когда Зубарев и Швец шли по расположению полка, всех как ветром сдувало. Сначала Семен не мог понять, почему полковник прячет глаза, когда молодой лейтенант НКВД смотрит ему в лицо, да еще выговаривает за какую-то ерунду. Ну и что с того, что у этого сопляка НКВДешные петлички? Но вскоре Бородин уяснил, люди с такими петлицами шутить не любят, а от встречи с ними добра не жди.
Однажды в полк прибыл для дальнейшего прохождения службы орденоносец, награжденный за проявленный в боях на озере Хасан героизм. Звали его Никита Седых, и он носил звание капитана. После представления у комполка, Никита решил проставиться новым сослуживцам. Капитан был холост и, на помощь жены в устройстве банкета рассчитывать не мог, поэтому гулял в столовой, где заблаговременно, силами дежурившего в тот день наряда по кухне, был накрыт стол с большим количеством выпивки и закуски. Боец Бородин в тот день находился в наряде и под чутким руководством повара-ефрейтора Гусевой, огромной свирепой бабищи, по прозвищу «Бомбовоз», доставлял на стол из кухни, быстро исчезающие закуски и напитки. После обязательных тостов за товарища Сталина, нашу партию и армию, а также конкретно за род войск – пехоту, к которой имел честь принадлежать их полк, официальная часть банкета была закончена. Изрядно захмелевшие отцы-командиры расслабились, разговор потек вокруг женского пола и коснулся жены лейтенанта Зубарева, Алены, гарной дивчины с длинной косой, уложенной вокруг головы, и нежным взором темных зовущих глаз. Жена у особиста действительно была, что надо. Она работала учительницей в городской школе и, Антон Зубарев иногда выходил встречать ее к трамвайному кругу, который был недалеко от КПП их части. Потом они вместе, минуя КПП, шли к трехэтажному дому, где жили офицеры с семьями. Очевидно, один из таких моментов узрел вновь прибывший орденоносец капитан Седых.
– Красивая у тебя жена, лейтенант, – смачно выдохнув струю папиросного дыма прямо в лицо Антону, заявил Седых. – Мне бы такую заиметь, горя бы не знал. Да только все вашему брату достается, и звания, и почести, да и бабы красивые тоже. Оно и понятно, пока некоторые сражаются, другие только политзанятия проводят, да девок валяют, скажешь не так?
– Извинись сейчас же, и при всех! – побелевшими губами вымолвил лейтенант.
