13
– На что готова ради этого, Рая? – голос мужчины обволакивал, расслаблял, завораживал.
– На все готова! – Рая лицо к нему повернула, привстала, ближе наклонилась, к губам самым.
Мужчина крепко за голову девушку схватил, не отстранишься. Приблизился, поцеловал легко, затем клыки вонзил прямо в губы. Больно Рае было, но не дернулась даже, кровь свою на языке почувствовав.
– Хороша, – пробормотал, – раздевайся, девушка. Ты же невеста моя!
Встала Рая, платье словно само на пол опустилось, стояла перед ним, наготы своей совсем не смущаясь.
Мужчина тоже встал, в глаза девушке смотрел. Долго смотрел, Рае уже показалось, передумал он.
– Ложись, – рукой взмахнул, увидела Рая соломенную подстилку, как в хлевнике у них постелена была, а на ней стекло битое.
Лишь ногу поставила девушка, окровилась стопа в тот же миг, обернулась. Стоял Он, даже бровью не повел.
Легла, каждой клеточкой спины, ягодиц острые стеклышки прочувствовав. Не смела двинуться, даже дышать реже стала. Каждый вздох – еще порез один.
Мужчина подошел, и вдруг резко на нее падать начал. Рая в страхе глаза прикрыла. Минута прошла. Несмело глаза открыла, а он навис над ней, уголками рта улыбается.
– Больше не закрывай глаз.
Кивнула лишь, сердце набатом в груди заходилось. Знала она, что далее будет. Сама о таком Мила просила, но то любый, а то монстр страшный. Приготовилась Рая к боли. Не ошиблась.
Вонзился сначала клыками в грудь нежную, Рая лишь кулаки сжала покрепче, затем ниже опустился. Живот, бедра, все истекало ранами небольшими, но кровь толчками из них вытекала.
Штаны снял, девушка не хотела, взгляд бросила. Не удержалась, всхлипнула, дернулась. Спину словно огнем обожгло.
Навис над ней, шумно в лицо выдохнул. Приготовилась Рая к боли жуткой.
Глаза закрыла, хоть не велено было. Минута прошла, другая. Открыла глаза, скривилось лицо Его в усмешке.
– Скучно с тобой, – проговорил и встал тут же.
Рукой махнул, девушка в воздух поднялась, к нему подлетела, на ноги встала.
– Скучно, – повторил монстр, красными глазами испуганную девчонку буравя.
А она все никак в толк взять не могла, чем не угодила Ему. Затрясло, ноги задрожали, руки. Неужели откажет ей?
– Мести жаждешь? – поднял подбородок, в глаза заглядывая.
– Жажду, – горячо воскликнула.
– Да будет так! – человек ногтем по своему запястью провел, ко рту Раи поднес. – Пей!
Девушка припала к руке, кровь ей сладкой показалось, вкусной, пила, а внутри нее менялось что-то. Раз! Будто молнией ее пронзило. Откинула руку мужчины, к зеркалу подошла.
Странно, глаза голубые черными стали. Губы алые-алые. Руку ко рту поднесла, убрала. Так рот открыла, блеснули в нем клыки белоснежные.
Мужчина ближе подошел, за талию обнял, на ухо прошептал.
– Время у тебя до рассвета.
Рая обернулась к нему, острой вспышкой догадка мелькнула.
– Тех людей, кого из-за непокорных девушек до третьего колена вырезали, не ты убил?
Человек улыбнулся, головой покачал. Взмахнул рукой.
Оказалась Рая вновь на площади. Мгла вокруг, но она ей не помеха, видела Рая в темноте все отлично, будто днем. Ноги сами к родному дому несли, неслышной тенью за ней мучитель ее следовал.
Вот уж перед своим домом она. Дверь тихонько заскрипела. Отец голову поднял.
В мгновение ока возле отца Рая оказалась, руку вскинула, вместо ноготков аккуратных привиделись ей когти острые, длинные.
– Дочь… – прошептал мужчина.
– Твоя дочь умерла, – взмахнула рукой, четыре борозды кровавые на шее у мужчины появились, кровь тонкими струйками хлынула.
Отец рот открыл, но звука не издал, лишь бульканье донеслось.
Рая молча смотрела, как мужчина тяжело на пол упал, как голову поднять пытался. Навеки закрылись глаза.
Вздохнула девушка, окровавленные пальцы о платье вытерла. Повернулась было к человеку, неслышно за спиной стоящему, но наткнулась на зеркало. Удивилась. Не она то была. Улыбнулось ей отражение. Вздрогнула Рая, на отца посмотрела. Нет больше родных у нее. Да и был ли он родным? На смерть дитя свое пославший? Ни звука в ее защиту не издавший? Был ли?
Ни сожалений, ни грусти не испытала Рая. Но и удовлетворения не было. Быстро вышла из дома. Мелькнула тень в кустах неподалеку. Сердце сжалось, забилось быстрее. Приподнялась на носочках девушка, да от земли легко оттолкнулась. Летела над ним, а он будто чувствовал что-то, оглядывался, но наверх посмотреть не догадался.
То место, оно. Парень остановился. Рая неслышно со спины подошла. Дернулся юноша, обернулся. Гримаса ужаса лицо исказила.
– Рая, – на колени перед ней бухнулся, – прости, любимая.
– Ты клялся! – рукой взмахнулся, по груди полоснув, парень с ужасом на рану посмотрел. – Кровью предков клялся!
Рая присела, лицо к лицу оказались. Мил дрожал весь, в глаза не смотрел.
– Любимый, – юношу крупная дрожь забила, она сама ему голову подняла, губами коснулась губ теплых.
Ногтем по виску провела, капли красные тяжело на землю падали.
– Пощади, – Мил с ужасом на девушку смотрел, затем на Него взгляд упал, – пощади!
– Нет, – спокойно ответила, будто в соли отказала соседу.
– Ты умерла! – истерично выкрикнул парень, на ноги вскакивая. – Умерла! Тебя нет!
– Тебя не отпускали, – от этого голоса юноша, уже бежать собиравшийся, встал как вкопанный на одном месте, от страха слова все позабыв.
Рассмеялся Он, а у Мила штаны намочились от звуков Его голоса. Рая скривилась брезгливо.
– Трусом умрешь! – сказала, будто плюнула, аккуратно по шее вдоль кадыка провела.
Медленно кровь капала, завороженно Рая следила за каждой каплей, в сырую землю впитывающуюся в мгновения, быстро. За глазами его следила, в них разума не было, исчез он от ужаса животного. Безумным взглядом парень за ней следил, за рукой взмахнувшей, милосердной. Прервала Рая мучения. Не человека, нет, только внешне на него похожего. И как любить его могла? Не понимала. Скривилась девушка, вдруг вспомнив, как на ласки его отвечала.
– Хороша ты, – раздалось восхищенное, близко монстр к девушке подошел. – Удовлетворена ли?
Минуту ровно молчала Рая.
– Они все! Все на мучения мои смотрели, – девушка руку вверх подняла, все село жестом обвела, – равнодушно.
***
Луна высоко висела на небе, звезды устало перемигивались. Скоро придет пора, и на место ночному светилу придет дневное. Но люди не увидят больше восхода, не подставят лицо под лучи теплые, душу согревающие.
Солнце мертвых лишь раз выглянуло из-за тучи, да тут же назад закатилось, вздрогнув. Не видало оно до сегодняшней ночи ужаса большего, чем сейчас под его сенью творившегося.
Ни один не выжил. Рая каждому свою смерть уготовила. То как фурия ночная в дом врывалась, то тенью ночной неслышно входила. Не спасся никто от когтей ее острых, от клыков белоснежных. С каждым разом все сладостнее на душе становилось, с каждым человеком убитым в голове громче музыка играла. Победная.
Рая шла, в последний раз вдыхая ароматы свежей ночи. Ноги сами на погост вынесли. Упала на могилу матери, целовала землю.
– Ты одна мама. Одна права была.
Приподнялась девушка, села. На Него посмотрела. Он ждал. Ждал слов ее, а она и не знала, что жизнь ее от этих слов зависит.
– Не будет у тебя более невест.
Тот усмехнулся в ответ. Пальцами щелкнул. Шея девушки неестественно вывернулась, упала Рая на землю, невидящим взором на него смотрела.
***
Он шел по опустевшим улицам среди безмолвных домов. Первый лучик солнца робко прошелся по сонной земле.
Грянул гром.
Появившийся человек обвел мрачным взглядом бездыханные тела.
– Зачем ты позволил ей?
– Она одна поняла, – человек в черном криво усмехнулся. – Я провалил эксперимент?
– У тебя еще было время…
– Больше не мог, – наклонился, сорвал цветок, задумчиво сжал в руке. – Не мог больше! – выкрикнул.
– Ты всегда был нетерпеливым, брат. – мужчина в белом слабо улыбнулся, затем повернул голову. – Зачем ее убил?
– Она ничем их не лучше. Не было в ней страсти истинной, не горел в ней огонь. Так животное обезумевшее за боль причиненную мстит всем, кто поблизости имел несчастье оказаться.
– Ты сказал, она поняла.
Человек в черном за голову схватился, резко развернулся.
– Поняла, что звери они, НЕ люди! Понимаешь? Все они!!! – обвел рукой трупы, возле каждого дома лежащие. – Равнодушные! Дрожащие твари. Все до одного. За свою жизнь боялись. Ради того, чтобы свою жалкую жизнь продлить, отдавали на мучение одну из них! Девчонку!
Мужчина в черном замолк, горестно простонал, обратил горящий взор к брату:
– Равнодушные! В них нет огня! Больше нет, выродились люди, – резко подошел, положил руку на плечо брату, – мы не возродим свободный Дух, нет.
– Сколько из девушек соглашались добровольно? – пришедший вытащил из кармана блокнот с ручкой.
– Восемь! Восемь!!! – человек в черном приложил ладонь ко лбу.
– Переправил? – что-то чирканул в исписанных листах.
– Да. Девять человек переправил наверх к тебе.
– Почему девять? – в голосе сквозило неприкрытое изумление.
– Еще одна, – тихо произнес, – ее мать, – махнул рукой на Раю. – Я думал, что…
– Дочь в нее пошла?
– Да, – с горечью в голосе.
– Я спрошу сам, – щелкнул пальцами, Рая открыла глаза, вскочила быстро, в удивлении на двух мужчин посмотрела.
– Скажи, девушка, – строго спросил мужчина, красивый, в белых одеяниях, с прямыми светлыми волосами, длиною до плеч, Рая таких только в книжках видела, – зачем ты убила всех своих односельчан? Почему никого не пощадила?
– Они не смотрели, – слова с хрипом вырывались, за горло схватилась, с натугой продолжила, – глаза отводили, а я умирала.
– Разве одна твоя жизнь не стоит жизни тысячи людей? – без интонации спросил.
– Нет! – Рая вскрикнула, руку к груди прижала, ужаснулась, не почувствовала биение своего сердца. – Они не любили… меня! Бросили умирать. Больно, – всхлипнула. – Не смотрели! Живую похоронили.
Спрашивающий мужчина удивленно обернулся. Человек в черном пожал плечами:
– В каждом эксперименте люди придумывают свои обычаи. Здесь – решили назвать жертву «невестой», думали, что монстр сжирает ее душу, отлучали при жизни от Света. В другом, помнишь, там Аз главный? – его собеседник кивнул. – Там не только девушки, любой мог пожертвовать собой. Они там тупым ножом сами себя вспарывали, медленно. Считалось, что тот, кто собой пожертвует, сразу к Тебе вознесется. Но там, кажется, и не раз в год, чаще.
– Чаще, – кивнул второй мужчина. – Раз в месяц. Там положительных результатов больше.
– Понимаешь, о чем мы говорим? – человек в черном обернулся к Рае.
Та честно головой помотала.
– Потеряли люди человечность. Знаешь, грех какой самый страшный?
– Самоубийство, – робко ответила девушка.
– Равнодушие, – щелкнул пальцами, Рая упала, незрячие глаза в небо уставились.
– Даже зверь на страдание другого зверя реагирует, – произнес он над телом мертвой девушки, тихо произнес, будто с самим собой разговаривая. – Те нелюди были, кто и слова не сказал, когда перед ними другого человека пытали.
Человек в черном щелкнул пальцами. Оба мужчины тут же переместились в помещение с белыми стенами. Вдоль стен висели огромные мониторы, на которых замедленно все события прошедшей ночи в разных ракурсах показывали.
– Не жалеешь, что раньше закончил? Еще десять лет эксперимент длиться должен был. К тебе не все попадут, ты же знаешь.
– Знаю, – задумчиво проговорил мужчина в черном. – А не нужны мне они в аду, брат. Тоскливо мне. Мне страсть нужна! Мне метущиеся души нужны! А там душ не было. Там людей не было…
В чертогах Темного царства
Королевич Иван пробирался через бурелом, вспоминая чертей, чью-то мать и прочих родственников. Если верить Соловью Разбойнику, а ему можно верить, ведь сведения королевич добывал силушкой молодецкой, то идти Ивану нужно все время на восток. Там за обрывами глубокими, в непроходимом лесу, где живут лишь гигантские летучие мыши, пьющие человеческую кровь, черным коршуном на холме из людских черепов высится замок Кощея Бессмертного.
Ивана не пугали ни расстояния, ни испытания, потому как цель у него была архиважная.
Второй день клонился к закату. То тут, то там хрустели сухие ветки под тяжестью редких зверей и птиц, ухал филин, протяжно и жутко, когтистые тени от голых крон деревьев окрасились в бордовые тона и тянули к Ивану свои растопыренные жадные пальцы-крюки. В мире цвела весна, и только в этой проклятой чаще клубилась сырым туманом вечная осень.
Неожиданно Иван услышал громкое хлопотливое пищание. Осмотрелся юноша и разглядел за соседней елкой какое-то движение. Обошел дерево, грозно растопырившее свои колючие лапы, и видит, у белоснежной горлицы крыло тяжелой веткой придавило. Пищит в отчаянии птаха, вторым крылом машет, а поделать ничего не может.
– Вот глупая птица, как тебя так угораздило? – усмехаясь, спросил Иван. Горлица, увидев человека, еще пуще прежнего забилась.
– Тише ты, глупое создание, навредишь себе только! – попытался урезонить пустоголовую птицу Иван, да ветку с ее крыла убрал. Горлица тут же вспорхнула хоть и неуверенно, припадая на один бок, но полетела прочь не оглядываясь.
Иван только плечами пожал, да дальше пошел.
Неожиданно до слуха молодецкого долетели отголоски чудесной песни. Она манила, очаровывала, обещала вернуть мир растревоженной душе юноши. Откуда плыли дивные звуки, было не понять, но королевич устремился на поиски их источника.
– Если голос так хорош, то как же хороша певунья! – с восторгом предвкушал Иван. Слов песни было не разобрать, да и не важны они были, главное, мелодия диво, как хороша. Она журчала, как весенние ручейки рядом с отчим домом юноши, напоминала трели соловья, что услаждал слух влюбленных в его родных краях. Ностальгия сжала сердце Ивана, омрачила его мысли, отравила душу. Он уже не мог ни о чем думать, только о матушке. Ноги сами вели его на звуки, которые ласкали слух и дарили покой.
Вышел Иван из темного мрачного леса на залитую солнцем поляну. Здесь уже вовсю зеленела трава, скромные полевые васильки, лютики, мать-и-мачеха радовали глаз синими, фиолетовыми и желтыми красками. Над поляной витал аромат свежей травы и цветов. Посреди этого пестрого яркого ковра сидел удивительной красоты черный кот. Он изящно намывал свою улыбающуюся хитрую усатую мордочку лапой и мурлыкал. Именно он создавал мелодию, которая очаровала Ивана. Стоило юноше выйти на полянку, кот повернулся к добру молодцу и, кажется, его улыбка стала еще хитрее, а желтые глаза довольно сощурились. Кот махнул хвостом, подзывая Ивана к себе поближе. И королевич послушно пошел на зов, не усомнившись ни на секунду в правильности своих действий. Ему нестерпимо захотелось погладить этого красивого, ласкового и такого певучего красавца. Чтобы удобнее было это сделать, королевич встал рядом с котом на колени, кот в ответ потянулся, выгнув спину дугой, повернулся к юноше хитро-щурящейся мордочкой и передними лапками облокотился о широкую молодецкую грудь. Тут же Иван почувствовал боль в области сердца, раздирающую. Но ласковая песня успокаивала, нашептывала, что вся боль мира всего лишь суета, главное – волшебная музыка , медовым потоком убаюкивающая разум.
Откуда ни возьмись, прямо в лицо Ивана вспорхнула белоснежная голубка, та самая, которую юноша вызволил из-под ветки. Взмахнула птаха крыльями у самых глаз юноши, клюнула не больно в нос и улетела прочь. А с глаз Ивана будто пелена упала. Осмотрелся он с ужасом и видит, что стоит он и правда на поляне, только над ней не небо голубое, а тучи черные нависают. Земля не ковром разноцветным устлана, а трупами. Какие-то уже истлели настолько, что только кости белеют из груды доспехов и посеревшего тряпья. Но были и почти целые тела, только у всех разодрана в клочья грудина и вырвано сердце. А какая вонь над поляной той стоит! Иван чуть не задохнулся от трупных ядов.
Глянул юноша на кота, только черный красавец не изменился, все та же черная лоснящаяся шерстка да хитрые желтые глаза. Посмотрел царевич на свою грудь, на которую этот мелкий хищник опирался, и ахнул. Острые длинные кошачьи когти сверкнули сталью, продолжая раздирать тело молодецкое. Кровь уже приличным ручейком сочилась по изрядно заношенному бордовому дорожному камзолу королевича.
– Кот Баюн! – охнул Иван, дернулся, пытаясь вывернуться из когтистых объятий, да куда там. Кот заурчал громче, пытаясь вновь на свою жертву дурмана навести. Иван, пока в себе, решил действовать, достал из рукава маленький ножик да вспорол живот нечисти лесной. Рассматривать да проверять мертв ли враг, не стал, вскочил и бросился прочь с жуткой поляны, стараясь только не упасть в человеческие останки.
Продолжил Иван свой путь на восток. Чем дальше шел, тем плотнее становился туман его окружающий, а ночь все не наступала. Только задумался юноша о таком чуде природном, как прямо на него из белеющей мглы вылетела целая стая летучих мышей. Глаза их мерцали красными всполохами, острые когти и шипастые отростки на перепончатых крыльях больно исцарапали красивое молодое лицо юноши, но тот лишь голову руками прикрыл и дальше пошел, еще увереннее и быстрее, чем раньше, потому что между черными тенями летучих тварей успел рассмотреть силуэт замка.
С разодранной грудью и лицом, перепачканный собственной кровью вошел Иван в мрачный замок Кощея Бессмертного. В том, что это именно его замок, Иван не сомневался. Сложенная из черных камней и украшенная черепами цитадель не могла принадлежать никому другому. За время пути королевич не чувствовал холода, потому что шел упорно к своей цели, но стоило ему переступить порог Кощеевых чертогов, как все его тело сковал лютый, пробирающий до костей мороз. Внутри замок тоже был весь черным. Графитовый пол, потолок, стены. Центральная дверь из черного дерева легко поддалась напору юноши. Холл был просторным. Сразу напротив входной двери широкая украшенная вазами с костями лестница из черного мрамора вела на второй этаж. Вправо и влево шли темные узкие коридоры, по которым юноше идти не хотелось вовсе. К счастью, он заприметил дверь, полностью сливающуюся с каменной стеной, оттуда веяло не только холодом, но и сыростью.
– Подвал! – обрадовался Иван, – он-то мне и нужен!
Но стоило юноше потянуться к потайной двери, как зловещую тишину замка нарушил раскатистый низкий голос:
– Тебе на второй этаж!
Иван вздрогнул, прижался к стене в бессмысленной надежде слиться с ней и осмотрелся.
Вокруг никого не было видно. Впрочем, в тусклом свете трех свечей, что горели в простой деревянной люстре под сводчатым потолком холла, невозможно было рассмотреть даже острые носы собственных сапог.
Царевич несмело сделал шажок в сторону тайной двери. И снова голос гулко отразился от каменных стен и сообщил доверительно:
– Я же сказал, ее там нет. На втором этаже ищи!
– Кого нет? – решил уточнить Иван, в страхе озираясь по сторонам.
– Сокровищницы нет. Ты же ее ищешь?
Иван побледнел и кивнул, но нащупав на поясе меч, горделиво расправил плечи и заявил:
– А ты кто? Ну-ка, выйди покажись!
Тут на лестничной площадке второго этажа что-то брякнуло, вспыхнул факел и в кругу света появилась тощая фигура. Иван в ужасе отпрянул к входной двери. Кощей выглядел поистине ужасающим! Его голова больше напоминала череп , обтянутый тонкой серой кожей с какими-то подозрительными потёртостями. Глаза навыкате были усеяны кровавыми росчерками капилляров и вращались в разные стороны. Нос и рот, наоборот, впали и в неясном свете факела образовывали пугающие дыры. Одет хозяин замка был в черный камзол с двумя рядами серебряных пуговиц, черные штаны и черные сапоги.
Увидев очевидный испуг юноши, Кощей усмехнулся, продемонстрировав ряд гнилых черных зубов.
– Что же ты застыл столбом, добрый молодец! Проходи, гостем будешь, – ехидно пробасил злодей и поманил Ивана костлявыми пальцами.
– И что же, ты меня вот так просто в свою сокровищницу допустишь? – недоверчиво спросил царевич.
Кощей пожал плечами:
– Впущу. А вот выпускать али нет, еще покумекаю!
Иван решительно взбежал на второй этаж и упал перед Бессмертным на колени:
– Прошу царь Кощей, пожалей меня. Моя невеста – царевна Несмеяна вот уже три года и три месяца кручинится да горюет. И ничто не может вызвать улыбку на ее лице. А от нянюшки своей прознал я, что в твоей сокровищнице есть забавные часы в виде дуба, а на дубе том сундук, и каждый час сундук тот открывается, а из него птичка вылетает. Вот я и подумал, что может такое чудо чудное порадует мою суженую.
– Есть у меня такие часики. А что ты мне можешь предложить за них?
– Королевство у меня маленькое, бедное, но назови цену, я ради ладушки моей ничего не пожалею.
Кощей усмехнулся.
– Ладно, отдам тебе часы в виде дерева, если ты меня вкусным ужином побалуешь, угодишь мне! А не угодишь, так не обессудь!
Королевич недовольно уставился на хозяина и возмутился:
– Что я баба какая-то, ужин готовить?
Кощей только костлявыми плечами брякнул:
– Как хочешь. Дело твое. Ступай восвояси!
Иван сощурил свои голубые очи, мотнул головой и сказал любезно:
– Воля твоя, царь Кощей! Только часики мне сначала покажи.
Бессмертный старик пуще прежнего развеселился.
– Ладно, недоверчивый мой, пойдем.
Скрипя суставами, направился он в правую сторону по коридору. Прошли они шагов двадцать, прежде чем остановились у неприметной двери. Кощей открыл ее без ключа и пропустил Ивана вперёд. Тот с опаской поглядывая на хозяина, заглянул в комнату, да так и замер радостным изваянием.
В комнате пол на метр в высоту был завален золотыми монетами, посудой, ожерельями да серьгами. Махнул Кощей в левую сторону, привлекая внимание Ивана к высоким часам в пол человеческого роста.
– Убедился?
Иван сглотнул и кивнул. Кощей тут же закрыл дверь и пошел показывать гостю кухню.
На кухне весело потрескивал огонь в печи, а вокруг творился хаос. Всюду валялась грязная посуда, пол был заляпан чем-то буро-черным, с потолка свисали паутины и клочья пыли. Огромный стол посреди кухни был заставлен баночками с лягушачьими головами, крысиными хвостами да засушенными пауками. Ивана чуть не вывернуло наизнанку от всего этого зрелища.
– У тебя два часа. На втором этаже сразу у главной лестницы большая столовая находится, там стол и накроешь, – распорядился Кощей и удалился с кухни.
Иван принялся за работу, засучив рукава бордового камзола. Для начала открыл ближайшую бочку, а там вонючая застоявшаяся вода, в которой данным давно утонула пара крыс.
– Отлично, то что нужно! – обрадовался юноша.
Взял самый грязный чугунок, по стенкам которого засохли остатки прежних трапез, налил туда воды, накидал пауков, голов да хвостов и поставил на печь вариться.
– Мне маменька всегда говорила, – самодовольно усмехнулся Иван, – главное – специи!
Пока похлебка варилась, он прилег на широкую лавку да задремал, все-таки двое суток в пути без продыху измотали молодца. Но ровно через два часа стол из черного дерева в большой гостиной был сервирован на одну важную бессмертную персону.
– Что же ты себе приборы не поставил? – удивился Кощей, стремительно входя в зал.
– Так я сегодня за поваренка, мне с тобой ужинать не по рангу! – почтительно кланяясь, изрек Иван.
Кощей опять криво усмехнулся и принюхался:
– А пахнет очень даже аппетитно!
Иван был другого мнения, для него ужин вонял тухлятиной и тиной болотной, но слова Кощея его порадовали.
– Надеюсь, и вкус придется тебе , царь , по душе! – сказал смиренно юноша подобревшего хозяина.
– Надеюсь, тебе ведомо, что я бессмертный и яды на меня не действуют. Зато я их прекрасно чувствую. И если замечу хоть один в этой похлебке – скормлю тебе все до последней капли!
– Как можно доброго хозяина травить?! – возразил Иван, немного переигрывая с удивлением.
Кощей взял большую деревянную ложку и осторожно попробовал результат трудов своего незваного гостя.
– Странно, а ведь вкусно получилось. Вроде все те же ингредиенты, что и всегда, а уплетать за обе щеки хочется, – подивился Кощей, и действительно с жадностью накинулся на похлебку.
– Это потому что я туда секретную специю добавил. Такая не у всякой колдуньи найдется. А я запасливый! – задрав нос, заметил Иван.
– И шо это за м-м-м специя?
– Так цветок папоротника. Сам лично этим летом в ночь на Ивана Купала раздобыл.
Кощей жевать перестал да на Ивана уставился:
– Так вот почему вкус такой незнакомый. Все-таки отравить меня удумал?
– Я же не Иван-дурак, а королевич. Знаю, что цветок папоротника смертелен для всех, кроме тебя, ты же бессмертный.
Кощей хотел швырнуть в наглеца ложкой, да только руки безвольными плетьми повисли вдоль тощего туловища , и сам бессмертный царь завалился беспомощно набок и сполз со стула на пол.