Ветхий Замес

Небосмотр

Явлению Волобуева Адам не удивился, поскольку оно ожидалось через информированные источники. Материализовавшийся противно потер сухонькие ручки и промурлыкал:

– Ну те-с, как мы себя чувствуем?

Адам машинально оглянулся, гадая, кого тот ещё имеет в виду? Не найдя, он про себя окрестил Волобуева «Дохтуром».

– Так-так… Ну ка-с посмотрим… – руки дохтура профессионально засуетились. – Угу… Угу… Вот и метка моя…

«Какой же это осмотр? Это ощуп сплошной. Может, он и не дохтур вообще, а Щупач поганый?..»

– Ой!.. Полегче ты!.. Убери иголку! Я сказал, убери иглу!

– Всё, всё, всё, дражайший.

– Ну что насмотрел?

– Хорошо насмотрел! Замечательно насмотрел! – Дохтур снова потер ручонки. – В общем, так. Будем оперировать. Я сомневаюсь, что вам ранее доводилось принимать участие в процедурах. Ну да это ерунда! Вы ничего-ничегошеньки и не почувствуете. ГаллоЕдемская Всеобщая Анастезия туда не достаёт. Но у нас своей, хоть заколись. А оборудование – закачаешься, а холодильники – окочу… и ничуточки-ничуточки… Мне много не надо, чуточку-ничуточку… Хе-хе. Откуда взять – по сути медицинского значения не имеет. Но поскольку созидаем женщину… Хе-хе, я думаю, лучше из-под седьмого ребра, к сердцу, так сказать, поближе-с. Наш лоофобный хемосорбтор… Да, что я вам голову забиваю, она и так, наверное, изрядно забита… Кстати, откуда этот шрам на макушке?

– Да это пещерный лев. Я ему ка-ак…

– Понятно. Опустим подробности. В общем, так: с вечера Трын-траву не есть и клизмочку… Живой водичкой… Угу? Если сами не справитесь, попросите любого дежурного аплодитора, они обучены-с… А завтра в семь сорок будьте готовы…

– Всегда готов! – отчеканил Адам, вместо сухонькой ручки пожав уже пустоту.

Так и отвёл руку свою ко лбу, почесал его и подумал: «Завтра, завтра, не сегодня… Эх, скорей бы утро…»

Наутро, в точно назначенное время, два дюжих аплодитора (те же, что когда-то пленили Бу-Бу) изящно спланировали в ГаллоЕдемский сад по обе стороны от искрящегося гейзера и встали, скрестив руки на груди.

– Собирайся! – процедил один и сплюнул.

«Ух ты! – оживился Адам. – Впервой придурком не обложили! Значит, прав был Сатанеев, что я – важная персона. Нужен я им, вот что!»

– А чё мне собираться? Голому одеться… Не, чуваки! Я в натуре. Это вы не ясно, зачем хламиды таскаете. Тяжко небось? А?.. слабо в натуре-то? А?

– Разговорчики! – сплюнул второй. – Униформа у нас. Так положено.

– Ага… Навешано!.. В общем, так, кореша. Лечу с условием. Чтоб вы не сзади как конвой, а спереди, как эскорт. Поняли?

– А ты нас на понял не бери. Лететь будешь, как в прошлый раз – посередь. Шаг вперёд, шаг назад – амба! Провалился. А нам за тебя, придурка, отвечать.

– Голуби, ну зачем придурка-то?

– Замётано, летим…

Хоть и твердил Дохтур своё «ничегошеньки», в душе Адама лёгкий мандраж сочетался с настроением «званого гостя», которое по прибытии как-то остыло, а мандраж, напротив, усилился.

Никто у входа в Октаэдр не встречал, а дальше и вовсе уж было невежливо. Конвоиры сгинули. И, скажите, как бы вы себя чувствовали, идя по коридору, который существует только на два шага вперед и также исчезает позади? Никакой видимой перспективы!

Наконец чёртов коридор кончился, и Адам обнаружил себя в центре освещённого круга, где стояло нечто, вроде поставленной на попа прозрачной домовины, вокруг которой суетился Волобуев.

– Здорово, Дох!

– А? Это вы меня так? Здра-ав-ствуй-те, – пропел Дохтур, прилаживая к домовине какие-то ленточки. – Прум-бурум-бурум… м… Готово! Сюда, сюда пожалуйте, в эту уютную кабиночку… так-с…

Тут Волобуев поощрительно поддал замешкавшемуся пациенту под зад и артистическим жестом захлопнул дверцу.

«Вот тебе и здрасьте!» – Адам не ожидал такого коварства. Звуки сюда почти не долетали, зато видимость была отличная. Судя по губам, Дохтур сказал: «Разрешите приступить?» И, как отдаленный гром, послышалось: «Благословляю».

Слоистый туман розового цвета пополз откуда-то снизу, заполняя домовину. Он был бесплотен, тем не менее всё равно казалось, что щекотно… Когда слои перевалили за ключицы, Адам заволновался:

– Так говорили ж, с ребра! Мы так не догова… а… а… о… до… дохтур… А что ты здесь делаешь?

– Постоперационный осмотр, – довольно отчитался Волобуев и опять пощупал лоб лежащего. – Всё в порядке, дражайший, можете встать.

Такое было ощущение, что туман ещё слегка оставался в голове. Адам придирчиво оглядел бока, пошарил подмышками…

– А где следы изъятия-то?

– Шутить изволите-с? Какие у нас рубцы?.. Мы следов не оставляем… Кстати… Мда! Иногда оставляем для дела. Поворотитесь-ка, дайте я крестик сотру.

И он мазнул ваткой по адамовой ягодице. На ватке и впрямь отпечатался светящийся крестик. Предупреждая вопрос, пояснил:

– Это я на вас крест поставил за день до того, как вам появиться в Галло-Едеме. Выбрал вас из кучи дрыхнувших троглодитов и пометил для аплодиторов.

«Так вот кому я обязан всей этой чехардой! Ну, док, припомню я тебе…» – процедил Адам. В голове обреталась былая ясность.

– Ну вот, теперь и креста нет. Оставили бы хоть шрамчик. На память. Жене показывать, да напоминать ей о её месте.

– Обойдётесь, милейший. Впрочем, могу вон аплодитора попросить. Он вам фингал поставит, они обучены…

От фингала Адам почему-то отказался. А Дохтур нравился ему всё меньше и меньше.

– Дерьмово у вас тут. Я думал: Отче повидаю, Сатанеева, пожрать дадут, поднесут чего… На кой ляд весь этот цирк?

– Вижу, вы по дому соскучились, – Волобуев щелкнул пальцами, подзывая крылатых санитаров. – Будьте здоровы, не кашляйте…

В Трансформаторной стоял мерцающий полумрак и слабый гул пчелиного улья. Сканеры сделали свою светлую работу, и Создатель лениво переводил взгляд с одного галлоэкрана на другой, где две трёхмерные фигуры, ставшие до неприятного прозрачными, вращались в пульсирующих лучах. Искупилов рассматривал свои голубые ногти и о чём-то думал. Сатанеев дрожал коленкой и что-то соображал. Создатель всеведающе понимал эмоции своих «Правой» и «Левой» рук и думал, что лучше стоять на двух ногах (руках), чем на одной. С этой мыслью Он и очнулся к бытию.

– Подзащитные на месте?

– А куда им деться, Отче?

– Яблоня?

– В ажуре, Господи.

– Ну что ж, тогда с Богом!

– Поехали! – задорно поддержал Искупилов, трахнув по красной пипке.

Ничего не сказал Сатанеев, но коленка напряженно затихла.

Процесс пошел.

Ах, как бы порадовался один австрийский психоаналитик из далёкого адамова потомства воочию узреть, как буйная любострастная энергия его праотца (на мониторе означенная белыми точками с хвостиками) враз переориентировалась и быстро потекла в другие области туловища тела его могучего организма, завоёвывая всё новые и новые рубежи и концентрируясь в голове и глотке. Он весь как-то выпрямился и, в то же время огруз, сразу став похожим на Начальника.

С женщиной было иначе. Её парные органы медленно растворились, в голову прийти было нечему, и вся она стала как – бы нейтральной, как режим Stand by.

– Отлично, – хлопнул в ладоши Создатель, и все присутствующие стали приветствовать Его долгими продолжительными аплодисментами.

Отщипенка

То, что в торжественной обстановке успешно завершилось в Трансформаторной, было просто галлограммной демонстрацией для посвящённых. Реальное же Таинство перераспределения структурных ресурсов происходило в бездыханных телах Мужчины и Женщины, лежащих валетом на центральной лужайке Галло-Едема прямо под вновь посаженной Яблоней.

Странная это была Яблоня. Все прочие деревья цвели (не по сезону, а по расписанию), а это было обвешано плодами, причём ни одного червивого, что свидетельствовало о полной их несъедобности.

Этим утром одна сумасшедшая кукушка свила на новом дереве гнездо. Нормальные птицы при переселении в ГаллоЕдем лишались инстинкта гнездостроительства. Исключением была кукушка. Широко известно, что в Природе эти птицы гнёзд не вьют, а коварно кладут яйца в чужие. Забавным оказалось то, что при нейтрализации инстинктов в кукушке произошёл зеркальный переворот. Она стала единственной в Саду птицей, которая строила гнезда как сумасшедшая, и бескорыстно и безрезультатно предлагала их другим птицам. Чудны дела Твои, Господи!

Итак, тем утром та чокнутая кукушка свила на той Яблоне гнездо, но в полдень бросила его, потому как в один момент все листья вздрогнули и приподнялись.

Адам проснулся от жажды. Это была жажда деятельности. Поле деятельности было большим, зелёным и стрекотало. По нему, собирая цветы, гуляла длинноволосая женщина с веснушками на курносом носике. Порою она томно наклонялась за очередным растениям, жеманно нюхала, деликатно брала их в рот, очаровательно задумывалась, затем изящно выплевывала.

Что-то во всём этом было не так.

Раньше Бу-Ба, увидев женщину… одну… в поле… знал, что делать. А теперь – нет. Женщина была хороша, но что в ней было хорошего, Адам определить не мог… «Надо подойти поближе, – сообразил он, – там виднее будет…»

– Ой… живой! Слава Богу! А я уж думала – дождь будет. Покойник всегда к дождю…

– Слушай… э… Ты здорово смахиваешь на Ку-Ку. Младшую дочку нашего вождя. Ты, это… того… не Ку-Ку?

– Сам ты Ку-Ку!

– Вот-вот… Она всегда так отвечала. По полному-то тебя Ку-ку-Маара зовут… Верно?

– Скверно! Ни на кого я ничего не смахиваю. Отвяжись!

– Хе… Так мы с тобой, выходит… вроде, как сестры… братья… Тьфу!.. родня… кисельная. Мне мать говорила: ешь тигрятинку, будешь большой, как Вождь, твой батька. Могучий у нас руководитель был. Тыр-Пыром звали. Да почитай всё племя-то были его дети. Жаль, отравился он мухоморами. Смотри, у тебя и родинка на шее – ну в аккурат как у меня!

– Тебе что, делать нечего? Не знаю я отца своего. Сиротинушка я, понял? Чувствую я, что Великий Некто вдохнул в меня жизнь, – она со значением выплюнула очередную хризантему.

– А цветы дезодорантом пахнут… – сморщила носик, вздохнула. – Что делать-то будем?

Адам всё ещё пребывал в рассеянности. Раньше он точно знал, что делать с женщинами, но сейчас же ничего, убей Бог, на ум не приходило.

Выручил его из неловкости, как всегда, случай и опыт. Услыхав звук тонко лопнувшей струны, он борзо вытянул палец и сказал: «Смотри, несчастная!»

Место появления Всевышнего Адам, разумеется, не угадал. Поэтому палец пришлось спрятать.

Создатель сидел на Алмазном шаре, подперев в задумчивости раздвоившуюся бороду. Адам самонадеянно ожидал шокирующего эффекта на своё пророчество, но удивиться пришлось самому.

Женщина подошла к Явившемуся, уронив цветы, преклонила колени и прошептала:

– Здравствуй, Отче.

– Здравствуй и ты, дочь Моя.

– Открой мне имя моё.

– Ты будешь называться Женою, ибо взята от Бу-Бы… э…э… от Мужа. Надеюсь, ты не будешь путаться в этих именах, как Адам?

– Не спутаюсь, Отче… А Бу-Ба, это кто?

Создатель понял, что с оговорками слегка лишканул. Он встал, взял Бу-Бу за руку и значительно прорёк:

– Се Адам – Муж твой. Поняла?

– Поняла, Отче. А где у вас тут туалет?

– Святая невинность! – умилился Всечистый. – Вон, спроси у того дяди с крыльями, он покажет.

И воспользовавшись временным женским отсутствием, продолжал назидать Адама:

– Теперь ты – МУЖ. И Ответственность имеешь. Образование у вас примерно одинаковое, а вот опыта жизни у неё нету, только смутные ощущения из твоей прошлой дурацкой жизни. Поэтому она более полагается на чутьё своё да суеверия и поговорки. Твоё наследство, тебе и расхлебывать…

Женщина вернулась до неприличия довольная.

– Я вот только забыла его спросить: а пипка на бачке зачем?

– Святая простота! – растроганно всплеснул руками Отче, и уже серьёзно добавил:

– Обо всем испрашивай этого Мужа. Он тебе – Учитель и Благодетель и Судия, потому как ты жизни не ведала и Сама Простота.

Создатель сосредоточился и зачем-то подтянул пояс:

– А теперь главное… Вас оставляю здесь в хозяевах, владейте с разумом. Ешьте из всякого дерева, ото всякого плода. Но упаси вас Бог притронуться к Яблоне Познания Доброго и Недоброго. Знание – Яд!

…Многая Мудрость множит Печали. Ведайте, что Разум вам дан на то, чтобы знали свой лимит. Без него вы – ничто, тьфу! Бзик и смерд кромешный. Прах пархатый. Дерьмо собачье. Чмо болотное. Контра недобитая. Цырлы немазанные. Козлы вонючие. Век свободы не видать! – выдохнул Всенеистовый и поглядел: какое впечатление на подзащитных произвёл его Зарок.

Подзащитные, разинув рты, стояли на цырлах. Никто им до сих пор столько страшных слов не наговаривал.

Отче перевёл Дух. Выдержал солидную паузу и, распустив пояс, уже спокойно продолжил:

– Закройте, рты, придурки, и внемлите. Я покажу вам Альтернативу, – подзащитные задрожали. – Светлую, – уточнил Отче. Дрожь прекратилась.

– В вашей Системе ГаллоЕдем – это лучшее из всего, что может быть. Условия, как видите, райские. Тёплый сортир, калорийная пища, что ещё лучшего можно вожделеть?!! Усекаете?..

– Усекаем, Добродетель.

– Усекаем, – поддакнула Жена. – А насчёт «ещё» – значит так: электрическую овощерезку, сокодавку, машинку для стрижки газонов и бидэ… Всё пока.

– О женщины, вам имя – Потребление, – простонал Всеобъемлющий. – Так и быть, составьте список, передайте через Архипарха… Ну… отдыхайте, осваивайтесь. Седьмица грядёт. Отдых – свят. А теперь, – Создатель зевнул со вкусом, – становитесь на Благословение.

Этого можно было не говорить, потому что Адам и Женщина давно не вставали с колен.

Потянувшись, Всеблагостный простёр длани над брачующимися, сделал глубокий вдох и… отпустив им в лоб по шелобану, со словом «Аминь» растворился под жидкие аплодисменты вездесущих аплодиторов.

Торжественный момент Женщина восприняла с трепетом, а Адам – с недоумением: откуда Шаману их племени были известны все тонкости Наднебесного свадебного обряда?

И при луне не было Адаму покоя.

Уставившись бессонными глазами на спящую Жену, он напрягался: «Откуда это?.. Если спросить иначе: откуда Всеведающий знает ритуалы племени Зум-Зум?»

Бу-Бу давно терзало одно навязчивое сомнение. Суровый Создатель с первой встречи показался ему отцом родным. Что-то в образе Его было подобно Тыр-Пыру. Только что-то со лбом не то, да и косточка, означавшая, что её носитель породил более пятисот потомков, – в отсутствиях. Ежели оволошенности прибавить, да взгляд выправить – чисто Тыр-Пыр, как есть.

– Нет, так мне не заснуть, – пробормотал Бу-Ба, поднимаясь. Он заботливо прикрыл Жену лопухом, вышел на скалистый утес на берегу Центрального источника, встал на колени, воздел руки и спросил у Вселенского молчания:

– Ты ли это, Батя?

В это мгновение яркая падучая звезда косо перечеркнула небосвод. И никто теперь не убедит Адама, что в установившейся тьме он не уловил еле слышное:

– Я, сынку!..

Наступившее утро застало Адама за работой. Первым делом он проявил изобретательность, сооружая Памятную Доску возле Заповеданной Яблони. Для этого пришлось кое-что отодрать от одной штуковины. «Никакого снабжения!» – ворчал творец, с трудом прилаживая платиновый кол к серебряному щиту. К полудню с грехом пополам установленная доска выглядела так:

Памятник Эволюции.

Охраняется Законом Божьим.

Руками не трогать!

Далее следовал список страшных кар.

Жена, ставшая первым свидетелем первого латинского поименования и первым ценителем искусства наглядной агитации, заявила:

– Очень соблазнительное объявление. Так и хочется взять и попробовать… Без него лучше было. Ландшафт нарушает…

На что непризнанный мастер наглядного жанра сказал лишь:

– А ты, дура ненабитая, молчи… Что б ты понимала…

Женщина имела талант держать мужа в режиме перманентной занятости. Он начал было переписывать птиц для Красной книги Поименований, и у него даже появилась первая запись:

Ectopistes migratorius (странствующий голубь).

Но тут подкатилась Жена и мягко, но настойчиво стала излагать, видимо, заранее заготовленные аргументы в пользу необходимости постройки шалаша. Адам вполне комфортно обходился без всякой архитектуры. Трын-трава была его постелью, а звёздное небо – одеялом. Однако супруга была настойчива.

Последним добивающим аргументом оказался тот, что она полагала, что Адам – Первый и ни с кем несравнимый в Мире архитектор. И его замечательная Доска возле Заповеданной Яблони навеки войдёт в историю Достижений Изящных Искусств и Гражданской Архитектуры Поднебесья.

Красная книга осталась открытой на первой странице…

Воскресный день супруги провели в праздности. Адам с утра пил нектар и считал ворон. Насчитал все обе, но не был уверен по причине принятия. Жена сперва развлекала себя плетением из трав, соскучившись, обнаружила мужа за питейным развлечением. Приобщившись, по неопытности сделалась нетрезвой и танцевала при луне на слоне в голом виде.

Назначенец

Создатель редко появлялся один. Обычно в свите с Искупиловым и Архипархом. Иногда был и Сатанеев.

Тем тяжёлым утром понедельника Адам с Женою без энтузиазма смотрели на белый свет, тем паче им было трудно смотреть на Всесиятельного. Адамов головной убор удачно растворял в своей тени глубокие тени под глазами своего обладателя.

– Сними шляпу, придурок! Чай тут дождей не бывает, и Светило не лютует. Перед Господом стоишь, прохвост!.. Вижу, что делать тебе нечего. Вот и изводишь райские травы на всякие нелепости.

– Да не я плету, Жена, вон, развлекается.

– Ничего подобного, – заквохтала упомянутая. – Я её нашла, в Деструктураторе.

– Прекратить склоку! – Создатель сделал примирительный жест. – Мы тут посовещались и решили: хватит вам тут дурачков на пару валять. Надо, как планировалось, использовать вас в мирных целях. Будете тварей в Хозяйстве считать с одновременным Поименованием. Как у тебя с грамматешкой-то?

– В какой системе считать? В дюжинах или десятками? – обидчиво спросил Адам.

Создатель свирепо глянул по сторонам.

– Кто наделил его двунадцатичной Программой? Я ж говорил, только десятичную!

– Дрешен, Отче, – голос исходил от Искупилова. – Я подумал (переходя на телепатический код), им следует смешать системы с тем, чтобы Время оставить в двудюжинном варианте, дабы затруднить их возможный выход на понятие …… Это опасно, высшие ведь энергии замешаны. А перепрограммировать никогда не поздно.

Вслух же сказал только:

– Прости, Господи, дерзость неразумного.

– Ладно, голубчик, с кем не случается… Адам, считай десятками. Чтобы потом не переписывать. А вот скажи Мне, какие матьимахтические действия предпочитаешь?

– Слажать и умножить.

– Ладненько. Вот с завтрашего утра и займись.

– «Слагать и умножать» – невольно поправил Савваоф, глядя на удаляющихся Адама и Жену, – это по-Божески. Есть в нём хозяйственная жилка. Таким Я его и замышлял…

– А заметил ли, Всеприметный, – встрял Сатанеев, – что если слово «умножить» разделить на два… и…

– Сатанеев! Опять вы за свои штучки! То-то я смотрю, Адам начал слова коверкать. Я ж запретил все азартные игры в отделе! Игру Слов, игру Букв, и игру Цифр. Прекратите науськивать подзащитного на досужее творчество. Ох, неймется вам, ох, неймется!.. И что это за слово «слажать»? Не допущу грамматического произволу!

– Так ему ж миллион имен предстоит измыслить. Как же без словесной тренировки-то?

– Делайте, что хотите. Но за результат спрошу строго. Вы меня знаете. Аминь.

– Отче, не вели казнить, вели молвить…

– Молви, не казню.

Диалог шел между (сами знаете) и Архипархом эскадрильи аплодиторов.

– Эти придурки перевернули все вверх ногами. Превратили ГаллоЕдем в БАРДАК, а жизнь аплодиторов в АД. И ну нету от них спасу, и негде от них схорониться.

– Да ты толком докладай, чего там накуролесили?

– Помнишь, Отче, их первый скромный шалаш? Ныне уже семь комнат с сенями, Сауна на берегу источника Четырёх Вод… Плюхаются оттуда краснорожие да бесстыжие. Лес воруют, оборудование растаскивают, накладные подделывают, Грамотные!.. Требуют дополнительных фондов, а сами ещё за прошлое столетие по Красной книге не отчитались.

Перевел дух, продолжил:

– Разлагают персонал Хозяйства. Сатанеев, злыдень, обучил его перегонному секрету. Аплодиторы теперь вместо несения службы носят доски, а потом летают зигзагами.

– Благодарю за службу. Лети отдыхать. Я с этими прохвостами разберусь; приведу беззаконников к положенному лимиту.

Лимита

– Ну-с, и долго так нарушать будем? – грозно вопрошал Создатель.

Троица законоинспекторов во главе с Ним восседала на хрустальных шарах.

– Обижаешь, Отче. А чё я такого сделал? – промямлил Адам, пряча руки за спину.

– Отставить уголовные манеры!.. Чай, не на параше! Вот выгоню вас отсюда, потом будете плакать, локти кусать – как благостно здесь было… Опять правонарушаете?