Пришла пора

– Что-то связанное с золотом, вероятно… Goldsmith – то есть «ювелир»… Наверное, из ювелирных династий.

– «Птенцы гнезда Петрова»!.. По-моему, это Пушкин… Или Лермонтов? – гадала Катя. – Иван – славный парень… Ты согласен?

– Болтлив… И развязен.

Но Катя не согласилась с братом.

– Просто вежлив… Антон, я сойду с ума… Идём в полицию.

– Сначала, – упорствовал Антон, – посоветуемся в администрации симпозиума… Зачем сразу в полицию? Мы всё-таки не дома. Пару раз весной она здесь ночевала… – задумался Антон.

– А потом – в гостинице?

– В какой? – размышлял брат. – Сколько здесь гостиниц?.. Или можно обойти или обзвонить?..

– Логика типичного американского сухаря, янки. – Катя была возмущена. – Петербург огромный город. По-моему, больше Парижа… «Обойти, обзвонить…» Ты ведь жил здесь!.. Даже родился! – Катя вновь набрала номер на айфоне.

* * *

Белый телефон на кухне упрямо колотился…

Рядом с кухней в прихожей – несколько пар женской обуви, зимней в том числе. На проволочной вешалке – спортивная потрёпанная куртка, шубка из чёрной каракульчи…

* * *

…Антон и Катя вышли на широкую квадратную площадь (бывшую «Perukka-Saari», бывшую площадь Михайловского двора, бывшую площадь Фердинанда Лассаля).

Ныне это Площадь Искусств, расположившаяся между Инженерной и Итальянской улицами. Брат и сестра, остановившись возле памятника Пушкину, смотрели на Русский музей.

– Париж, не Париж… – задумчиво сказал Антон. – Но что-то общее есть.

– Есть! – согласилась Катя. – Антон, где мама? Идём в полицию.

– Когда мы с мамой уезжали в Штаты, здесь была милиция, нормальная милиция… Когда она успела превратиться в полицию?.. И зачем?.. И так быстро…

– А жандармерия здесь есть? – зная французский порядок, спросила Катя.

– Сомневаюсь…Такой полиции, как у нас в Штатах, наверняка, тут нет… Поэтому – местная полиция в крайнем случае. Сначала – симпозиум. Там толковые, интеллигентные люди. Но туда ещё рано…

Катя была огорчена.

Тем временем сухарь и педант ударился в воспоминания:

– Вот здесь, в МАЛЕГОТе…

– Где?

– Так называли этот театр – МАЛЕГОТ – Малый государственный оперный театр. Сокращённо… По-старому – в Михайловском театре, – как рассказывала мне мама, – всю жизнь танцевала моя бабушка Софья Николаевна Кречевская… В девичестве – Соня Обухова… У нас в Вермонте есть несколько фото… И в русском Интернете я её нашёл…

– Ты всё знаешь про театр? Откуда?

– Я тут, на этой площади, всё знаю наизусть. Меня на ней выгуливал мой дед Генрих Янович Кречевский. Вот там за углом, на Инженерной – цирк. Вот здесь на углу – оперетта. Рядом Филармония – бывшее Дворянское собрание. Здесь и работал сам дед.

– Кем?

– Он был музыкант…

– Какой?

– Из «духовенства»…

– Ещё и священник? – изумилась Катя.

– Гобой, фагот… – засмеялся Антон. – Медь, то есть трубы. Все, кто дует… Это и есть «духовенство»… Давным-давно дед играл в Персимфансе…

– Опера? – снова удивилась Катя.

– При коммунизме большевики, – начал делиться своими знаниями старший брат. – Они всё хотели сокращать – МАЛЕГОТ, Совнарком, колхоз, совхоз, Наркомпрос… ВКПБ… Аббревиатуры – понимаешь?

– Абривиэйтер, понимаю…

– Персимфанс – это оркестр без дирижёра, «ПЕРвый СИМФонический АНСамбль»… Как теперь здешний ГЛОНАСС…

– Это же везде так, – сказала Катя. – ООН, НАТО, Евросоюз… Брекзит…

…По узкому мостику они не спеша пересекли Екатерининский канал (бывший канал Грибоедова, бывшую речку Кривушу) и свернули в тихий переулок…

– А почему ты не стал музыкантом?

– Был бездарен по этой части… – усмехнувшись, объяснил Антон. – Наверное, мог бы быть только барабанщиком.

На самом деле этот мальчик показывал удивительные результаты и в музыке, и в математике. Известно ведь, что музыка – это мир цифр и чётких формул. Но его американский отчим – математик Бьёрн Хаслунд направил стопы своего талантливого пасынка в Гарвард – в мир цифр и расчётов. Засох парень…

Антон продолжал вспоминать:

– Вот здесь, я хорошо помню, в переулке была их уютная квартира. Как он теперь называется?

Антон стал разглядывать номер на доме.

– Шведский, два… Меня часто отправляли сюда ночевать. И мама приходила сюда за алиментами… Или элементами…

– За какими «элементами»?

– Не знаю, – пожал плечами Антон. – Я запомнил это странное слово… Но никогда их не видел… И даже не представляю, как они выглядят.

* * *

Кадр из «Семейной кинохроники» 1985 г. – «Застой»

…Народная артистка Софья Николаевна Кречевская пощупала пульс своей бывшей невестки Ольги:

– Плохо выглядишь… Прими ванну с бадусаном… Или заведи любовника.

– Есть.

– Значит, хорошего заведи.

– Вроде хороший…

– Вот тебе «элементы», как говорила покойная Дуня.

– Тут не много ли?..

– Твой бывший, наконец, получил за свой учебник…

* * *

Катя и Антон подошли к дому, вошли в подъезд. Там сидела охрана.

– Нас интересует квартира известной балерины Софьи Кречевской, – начал Антон.

– Геморрой? – переспросил охранник.

– Не понял…

– Вы пришли в «Центр израильской медицины „Сан-Клиник“», – вежливо объяснил чоповец…

Уже на улице Антон продолжил:

– Жила здесь и моя двоюродная сестра Алиса по той, польской линии. Но где она – я не знаю… Может быть в Польше… Глупо как-то…

Теперь они сидели на лавочке возле Пушкина.

– Пушкин очень похож на моего бывшего одноклассника в Дюнкерке.

– А не наоборот? – наставительно сказал старший брат.

– Как называются у мужчин волосы на висках?

– Бакенбарды. Это голландское слово… Хиппи любили «бачки».

– Элвис Пресли, – припомнила Катя. – И мой Мохамед…

– Куда всё это делось? – задумчиво спросил Антон у сестры. – Альбомы, книги, мебель, гравюры, бабушкины туалеты?.. У антикваров?.. В комиссионках?.. На свалках? Удивительно… Бездонная дыра, чёрная бездна. Прямо космос какой-то! За то короткое время, что мы с тобой живём на этом свете, исчезла целая страна…

– Почему исчезла?.. Вот она…

Катя обвела рукой вокруг себя.

– Вот мама, действительно, куда-то исчезла… – на глазах Кати слёзы.

Она вытащила из сумки журнал «Вторичка».

– И вокруг дома нашего началась какая-то интрига… Только ведь мама знает, где все документы и застрахован он или нет.

– А разве дом может быть не застрахован?

– …Не застрахован!.. Эх, американец!.. У нас во Франции юристы – самые известные в мире жуки и комбинаторы ещё с наполеоновских времён… Антон, я боюсь!

– А отец твой, дядя Вадим, успел переписать всё на тебя или нет? – спросил Антон. – Это должна знать мама…

– Где она?

– Сначала в офис симпозиума. Перед вечерним заседанием…

* * *

Две уже известные нам дамы – Светлана Евгеньевна и Юлия Ивановна пили послеобеденный кофе, который принёс им «грум» и буфетчик в индийском наряде усатый дядя Костя.

Дамы сидели возле круглого столика в кабинете хозяйки гостиницы.

– Кто же делал эти фотки, если не дорогой наш Аркадий Савельич? – задала вопрос Юлия Ивановна, перелистывая пухлый журнал.

– Кому-нибудь заказал…

– Он что – дожидался смерти Вадима?..

– Всё может быть… Он и на кладбище был слишком оживлённый… – предположила Светлана Евгеньевна.

– И на поминках он тоже был какой-то. А ты – я забыла – была на поминках?

– Нет, – ответила Слоник. – На поминках я, как ты понимаешь, не могла быть…

– Прямо атака какая-то началась… – в голосе Юлии Ивановны проснулось любопытство. – Психическая атака!.. А про родительский дом в Приозерске Бруевич не интересовался?

– Юличка, видела я когда-то этот дом, – засмеялась Светлана Евгеньевна. – Ещё задолго до того, как занялась недвижимостью. Такое Бруевича не интересует.

– Когда успела? – удивляется Юлия…

– Вот успела… Давно продан… Купили «двушку». Там, кажется, живет её брат, Витькой зовут…

– Всё крутится вокруг жилья!.. – развела руками Юлия Ивановна. – Покупают-продают… А я по-прежнему загниваю в своей старой рухляди, несмотря ни на некогда высокие советские чины, ни на обещания интригана Сергеева, ни на свою древнюю вельможную фамилию…

Темпераментный монолог Юлии Ивановны прервал сигнал её же мобильного телефона.

– Алё! – она включила гаджет. – О-о-о!.. Бонжур, месье Али!

Далее короткий разговор по телефону Юлия Ивановна вела на корявом французском языке.

Слоник была чрезвычайно заинтригована и, как только загадочный разговор был закончен, немедленно спросила свою гостью:

– Кто это?

– Некоммерческая контора из Франции. Они мне помогают по кошачьим делам.

– А кто такой Али?.. Азиат?

– Хусейн ибн Али… Милый дядька, врач-ветеринар… Интересовался, нет ли у меня больных животных.

– Всё ясно, – успокоилась Слоник. – А где они находятся?

– В Удельном парке. Серьёзная контора… Настоятельно приглашал в гости…

Хозяйка приюта «Мяу!» встала, бросила в кресло глянцевый журнал:

– Спасибо за кофе… Вкусный… Я поехала… Прав был мямля Дашков – детей надо было заводить… А не кошек!

* * *

Ещё с детства маленький Антон был известен своим упрямством, но и настойчивостью, что было явным признаком польских кровей. Это проявлялось и русском детском саду, и в американской школе, и в Гарвардском университете, откуда он вышел двадцатипятилетним профессором.

Вот и теперь он добился своего – не обратился в здешнюю «сомнительную» милицию-полицию в поисках собственной матери, а дождался вечернего заседания симпозиума.

…Антон вошёл в просторный офис возле зала заседаний в Конногвардейском Манеже.

– Я – профессор Хаслунд… Здравствуйте… Я из Соединённых Штатов…

Перед Антоном сидела возле компьютера строго одетая девушка – очочки на носу, ноль косметики, в петлице – эмблема симпозиума.

– Чем могу быть полезна?

– У меня пропала мать… – заявил Антон.

– У вас?! – изумилась девушка. – Вы с ней приехали?..

– Нет. Она, как мне кажется, здесь в Петербурге живёт. Вероятно, с весны.

– Кажется?.. С весны? Её имя?

– Ольга Кречевская-Хаслунд.

– Я свяжусь с полицией…

– С полицией?

– Да… Слушания начинаются… Я вас найду…

* * *

…Антон сидел в полузаполненном (полупустом) зале, слушал чей-то доклад на английском языке, делал пометки в дорогом делегатском блокноте, зевал, менял позы в неудобном кресле… Томился.

– Профессор Хаслунд… – услышал он девичий голос, обращающийся к нему по-русски.

Он встал. Перед ним была девушка из офиса.

– В полиции спрашивают – есть ли у вашей матери телефон…

– Да, конечно… Но он не отвечает.

– Это неважно. Телефон американский?

– Нет… Вероятно, французский.

– Напишите номер.

– Но он не отвечает.

– Это неважно… Они его будут пеленговать… Это потребует времени.

Антон переписал из своего айфона номер матери, вырвал листок из делегатского блокнота…

– Профессор, у меня к вам есть ещё одно дело… Точнее – просьба…

– Чем могу быть полезен? – улыбнулся Антон и надел очки.

– Меня зовут Динара, – слегка нараспев представилась девушка, – Динара Азизи. Я здесь волонтёром… А вообще-то я из Майданакской обсерватории, в горах Узбекистана… Но стажируюсь в Пулкове. Наш астрофизический молодёжный центр хочет устроить с вами встречу… Повторите, пожалуйста, полное имя вашей матери.

– Ольга Николаевна Кречевская-Хаслунд-Дашкова… – Антон педантично перечислил все личные данные матери.

– Но ведь я через два дня уплываю, – усомнился Антон. – Вряд ли наша встреча получится…

– Жалко… – сказала грустно Динара.

* * *

Вечер этого дня пребывания в Петербурге закончился для брата и сестры Хаслунд скучно и нерезультативно. Они провели его вдвоём в соседнем с Манежем ресторане «Строганов Стейк-Хаус» на Конногвардейском бульваре.

Екатерина Дашкова к этому времени была уже опытной «рестораторшей». У неё за спиной – работа официанткой в школьные французские годы, и стояние за барной стойкой, была она и метрдотелем. Её школьный товарищ французский алжирец Жан-Пьер Мохамед Таруи – своей арабской ремонтно-строительной бригадой помог ей перестроить первый этаж их дома на берегу Па-де-Кале и открыть там кафе «Бистро» на русский манер.

В этот вечер в Петербурге, сидя в огромном зале «Строганова», Катя с братом решили попробовать настоящие русские пельмени. Получилось дорого и невкусно. Краснодарское вино пахло пробкой. Ресторан был почти пустой и полутёмный, заполненный, главным образом, делегатами Астрофизического симпозиума.

– Что тебе сказали на симпозиуме про маму?

– Они будут её пеленговать.

– Что значит «пеленговать»?

– По номеру телефона, который я им дал. Завтра в полиции дадут ответ.

– Это же можно было сделать раньше! Эх, Антон-Антон! Я сойду с ума…

– Десерт? – Антон взял в руки карту ресторана.

– Пойдём спать…

Они вышли на свежий воздух. Ничто не радовало Катю. Ни громада Исаакиевского собора, ни Медный всадник, ни панорама правого берега Невы с Университетом, за которым трещали и сыпались беспорядочные фейерверки со стрелки Васильевского острова… Не радовал ни изящный дворец Меншикова, ни величие Академии художеств.

– Пойдём спать… – повторила она свою просьбу.

– Только имей в виду, – сказал старший брат своей сестре. – Ты в Петербурге впервые… Сейчас здесь белые ночи. Метеорологи их называют «гражданскими сумерками»… Возможно расстройство сна, тревожное состояние, потеря «чувства времени», ложись сразу и плотно задерни шторы…

* * *

…Утро следующего дня, от которого брат и сестра Хаслунд ждали лишь сведений о своей матери, не предвещало лично им никаких неожиданностей и крутых поворотов в жизни. Но они случились. Вот как это было.

* * *

…Катя в одиночестве подходила к дому в стиле «северный модерн» – теперь ей знакомы и дорога, и само здание с несколькими дворами и сквозными арками.

Она поднялась пешком по кафельной лестнице, позвонила в знакомую, плохо покрашенную дверь. Стала ждать…

Девочка лет десяти с трудом открыла замки, удивлённо обнаружив на площадке Катю.

– Здравствуй, как тебя зовут? – спросила Катя.

– Тоня.

– Тонюшка? А меня Катя… Позови дядю Ивана.

– Он в подсобке.

– А что такое «подсобка»?

– Это мастерская в среднем дворе… Рядом.

* * *

Полуподвальную мастерскую (бывшая прачечная) можно было угадать сразу – по вспышкам электросварки в низких окнах у самой земли и дверном проёме.

Катя туда вошла. Было дымно. Пахло горелой железной окалиной.

Сварка остановилась.

Стоя посреди подсобки, в окружении труб, фаянса, проволоки и электроприборов, Катя смотрела на Ивана, откинувшего на затылок сварочную маску, восхищёнными глазами.

– Мой дедушка тоже ремонтировал водяные трубы, – сказала Катя. – Когда они с бабушкой гостили у нас в Санта-Монике, он всё время что-то чинил, учил местных чёрных… Звали его Николай Иванович.

– А я – Иван Александрович! – засмеялся молодой человек. – Чем могу?..

– Скажите, Иван, стихи писать трудно?.. Ваше произведение мне так понравилось! Я впервые в жизни увидела живого поэта. Научите… Хочу попробовать.

– «Поэта» – это громко сказано… Не советую… – он вдруг стал совершенно серьёзным. – Стихи легко получаются, когда плохое настроение или жизнь трудная, не удалась… А у тебя…

– Что у меня?

– Америка, Франция!.. На каком языке ты хочешь писать стихи – по-французски, по-английски?

– Я ещё и фламандский знаю… Но я хочу по-русски… Я не люблю англичан – хитрая и мрачная нация, пираты и спекулянты…

– Сколько лет ты во Франции?

– Двадцать… Почти…

– Оно и видно… Французы терпеть не могут англичан. Двести пятьдесят лет назад генералиссимус Суворов нас предупреждал: «Англичанка гадит!»

– Умываются в тазу, – с усмешкой, презрительно сказала Катя. – Греются в постели бутылкой с кипятком или у открытого огня возле дымных каминов. Вся литература у них про преступления… Детективы. Одни трупы… Полицейские да сыщики.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.