На пересдачу – с клыками!

– Совсем? – Папа иронично изогнул бровь, видимо вспомнив себя в моем возрасте.

– Ну… разве что таких, где я бы просто лежала, ничего не делала, а все вокруг только хвалили бы меня за это… – описала я для себя идеальный вариант вечеринки.

– Дочка, боюсь тебя огорчить, но такая тусовка называется похороны, – усмехнулся отец, с невозмутимым видом запихнув тарелки в раковину. Хотя до этого мне казалось: в мойку больше не влезет даже трубочка от коктейля.

– Кстати, о вечном. – Я ничуть не смутилась. – Вечно ты невыспавшийся. Дай своему организму хоть раз удивиться – ляг в постель не с рассветом. И вообще, отдохни как следует!

Папа скептически посмотрел за окно, где занималась заря. Но спать мы все же пошли. И я даже помню, как завела будильник на семь утра, чтобы не проспать. Скажу больше: он даже звонил, но если папиной суперспособностью было впихнуть невпихуемое, то моей – не услышать звука, перебудившего, наверное, полквартала. В общем, утро прошло под девизом: пунктуальность – мое второе ять… ять… ять… опять ничего не успеваю!

И это было только первой, самой малой неприятностью начавшегося дня.

Осознание того, что я опаздываю в академию, взбодрило лучше чашки крепкого, только что вскипевшего кофе, причем такого, который не пьют, а обычно проливают на ногу.

Я буквально впрыгнула в любимые джинсы, натянула легкий безразмерный свитер, попробовала еще провести расческой по волосам и взвыла. Шевелюра оказалась крепка, как бетонная стена, и так же монолитна. А все потому, что после вчерашних приключений я, сонная, помыла голову и легла спасть с мокрыми волосами, потому как еще и сушить их сил не было. И вот утром меня настигла кара…

Еще никогда выражение «обломать зубы» не было столь наглядным: расческа после попытки причесаться напоминала улыбку первоклашки и была на редкость дырявой.

Плюнула, выдернула из колтунов пластиковые обломыши и, скрутив темные густые волосы в гульку, со второй попытки запихнула их под бейсболку.

Перекинула через плечо лямку рюкзака, впрыгнула в кроссовки и уже была готова рвануть к двери, когда едва не столкнулась с зевающим папой, выходящим из кухни.

– Удачного дня! – полетело мне вслед напутствие, когда я выскочила из дверей дома.

А дальше была остановка, к которой я неслась сломя голову, наперегонки с вагончиком, что спешил по рельсам, оглашая улицу своей звонкой трелью и утробно стуча поршнями, которые толкали элементали в недрах его мотора. И хотя согласно всем законам физики, анатомии, магии и здравого смысла я не могла его догнать, но все же каким-то чудом в последний момент успела вскочить на последнюю ступеньку. Створки за моей спиной со скрежетом закрылись, и я очутилась в тесном пространстве, полном чувств. Ну правда, так страстно прижиматься, дышать прямо в лицо непередаваемым ароматом духов и перегара – на это способны лишь люди и нелюди, которые друг к другу явно небезразличны и что-то испытывают. А любовь, неприязнь или просто раздражение – ну какая, к демонову барьеру, разница?

Вот так мы и ехали несколько остановок подряд, считая, что самые страшные существа в вагончике – это соседи. Ну еще, может быть, кондуктор, курсировавший по салону и распихивавший локтями пюре из пассажиров. Но тут на одной из остановок в вагон, который был не иначе как резиновым, непостижимым образом влезли сразу два класса, спешивших на экскурсию. И тут же стало понятно: до этого момента все происходившее было лишь прелюдией апокалипсиса, а вот сейчас всем дружно наступит полный шумного детского энтузиазма армагеддец!

Из этой толчеи я выбралась чудом. И даже на нужной мне остановке. Причем сразу вся, не потеряв ни кроссовок, ни рюкзака, ни кепки, ни своего здравого смысла и души.

Едва оказалась на мостовой, продолжила свой забег к стенам альма-матер. Пронеслась мимо парковки, где в меня чуть на полном ходу не врезался бронированный чабиль с эмблемой законников. Разминулась с ним в какой-то паре футов. А клаксон и понимание, что будет, если водитель решит меня догнать, придали дополнительного вдохновения моему занятию убегательным видом спорта.

Мысль, что здесь забыли двуединые, царапнула, но мне было сейчас не до хвостатых. Сейчас гораздо важнее – не опоздать на распределение.

Вот такая взмыленная я и примчалась, едва дыша, к дверям кафедры, где уже собрались студенты. Лица у однокурсников были мрачные, из категории «похмельно трезв, хоть и не пил ни капли». И это настораживало. Потому как практика – это вам не молниеносно громыхнувшие экзамены весенней сессии, которые, к слову, были уже давно и прочно прокляты (всей нашей группой) и пропиты (мужской, то есть почти всей частью оной). Сегодня знаний не потребуют.

– Чего это вы? – выплёвывая воздух пополам с легкими, спросила я, пытаясь отдышаться.

– Катафалк в комиссии, – сказал, как в пентаграмму к демону закинул, обычно шалопаистый Эйкай.

И это при том что сокурсник не терял оптимизма, даже когда перед его носом ректор размахивал армейскими сапогами. Да не просто тряс, а грозил при этом написать рыжему столь хорошую характеристику, чтобы этого талантливого разгильдяя-мага тут же с руками оторвали стражи барьера. И лет на пять упекл… пригласили послужить на благо кантонов – южных приграничных областей нашей страны, после которых начинались пустоши, населенные демоническими тварями.

А тут Эй был серьезен, мрачен и собран. А после его слов и я сглотнула.

– А он что тут делает? Должна же быть… – непонимающе вопросила я.

– Заболела она. Слегла, – пояснил Мэт, почесывая голову, волосы на которой были сбриты от кончиков ушей и ниже. Отсутствие шевелюры у парня заменяла густая вязь татуировок, уходивших с шеи на спину и прятавшихся за воротник.

Леди Миртвуд – строгая, но внимательная дама того возраста, когда женщина уже всегда права, но еще не деспотична, – была нашим куратором. Она даже любила нас. По-своему. И на распределении, когда наши личные дела будут рассматривать через лупу, дабы отделить достойнейших среди блатных, а последних – от всех прочих, решающее слово должно было остаться именно за ней, нашим куратором.

И несмотря на ее педантичный и придирчивый характер, мы знали: она будет абсолютно беспристрастна и справедлива. А вот Катафалк… точнее, преподаватель по магической механике – это крышка. Причем для нашей группы сегодня – коллективная. Потому как любимым занятием профессора Ульриха фон Грейта была ненависть. И он отдавался ему всей душой.

Магистр, мягко говоря, не любил студентов, считая всех и каждого тупицами. Зато обожал власть. А поскольку до руководящих должностей его, слава святым шестеренкам, не допускали, то он повелевал адептскими умами. Хотя, чего не отнимешь, Грейт являлся талантливым и сильным магом, одним из лучших в стране в области артефактной механики.

В общем, он был одновременно и редкостным специалистом в своем предмете, и гадом. В последнем я убедилась лично. Причем дважды. На зачете и на экзамене. Оба раза, выходя из кабинета, я слышала его крик: «Низший балл! На пересдачу!» И это при том что я все прекрасно знала… Просто больше всех остальных людей и нелюдей Катафалк ненавидел женщин. Считал, что наш мозг просто не способен вместить гений инженерной артефакторики. А еще мы могли внезапно родить, выскочить замуж или иным способом отвлечься от специальности… И получится, что Грейт потратил свой преподавательский труд впустую. А профессор зазря даже не моргал. Поэтому предпочитал минимизировать убытки заранее.

Именно благодаря его стараниям в группе из семи поступивших девушек осталось всего две. Я, оба раза сдававшая его предмет при комиссии из нескольких преподавателей, и дочь главы министра финансов. Ей профессор в зачетке вывел с первого раза «удовлетворительно». Вот только не знаю, при этом что больше скрипело: ручка о бумагу или его зубы.

Дверь аудитории открылась, выпуская бледного Орта, который шагал вперед, не глядя шоркая подметками по паркету. Однокурсники накинулись на него, как стервятники на свежий труп. К слову, вышедший не сильно от мертвяка своим видом и отличался.

– Ну? Как? – понеслось со всех сторон в разных вариациях.

– Стомбриджская мастерская. Артефакторика разрывных механизмов, – почти беззвучно просипел адепт, ослабив узел галстука, словно тот являлся висельной петлей, едва его не удавившей. К слову, Орт был из семьи потомственных магов-оружейников.

– Ну ясно, папенька поспособствовал, – донеслось откуда-то сзади.

И в ответ на эти слова у Орта сначала заалели кончики ушей, а потом он весь вмиг из белого как мел превратился в перезрелый, готовый вот-вот лопнуть и заодно забрызгать вокруг алым соком злого отчаяния помидор.

– Наплюй на него. – Я хлопнула Орта по плечу. – Тебе и без фамилии отца прямая дорога в оружейники. Северную же башню, кроме тебя, больше никто разворотить не смог.

Он понимающе улыбнулся: то его экспериментальное заклятие и правда оказалось уж очень забористым. Даже безопасники им заинтересовались. Так что это распределение было целиком заслугой самого Орта, а не его фамилии.

Парень усмехнулся и со словами: «Жду тебя в “Глотке храбрости”» – растворился в толпе.

Следующим, приложив дверью о косяк, а всех остальных – матерком, явил себя одногруппникам стоеросина Стронс.

– Демонов погодник! – взревел он, не дожидаясь вопросов. – Меня! Почти отличника – и вшивые амулеты для дождя настраивать.

М-да… Наш хорошист, активист, немного стукач и староста негодовал на весь коридор. Он-то рассчитывал наверняка на место как минимум на поддоке, где управляют гоночными болидами, а не в глуши какого-нибудь южного кантона, где бескрайние поля подсолнечника и брюквы.

Третий, появившийся из дверей, Малыш – так звали в группе детину Лока, в прошлом мага-боевика, отслужившего пять лет у границы барьера и потерявшего там ногу, – широко и счастливо улыбнулся:

– Бытовик, – и с этими словами сгреб меня, стоявшую рядом с входом, в охапку и закружил.

Причем стиснул так крепко, что я даже пискнуть не смогла. Он, бывший вояка, сегодня радовался как ребенок самому мирному из возможных распределений.

– Буду в «Глотке храбрости» с ребятами. Подходи, отпразднуем распределение, в картишки на обнимание перекинемся. – И хулигански, чисто по-дружески подмигнул.

Так, похоже, что мои приятели, пока я усердно опаздывала, перед дверями кафедры успели кое о чем договориться…

Но я даже не начала как следует обдумывать эту мысль, как двери вновь распахнулись и из недр кафедры прозвучало:

– Следующий!

– Иди, мелкая, не бойся. – И Лок дружески подтолкнул к порогу, напутствовав: – Там Катафалк, конечно, звереет, но и нормальные маги тоже есть.

Кто эти загадочные «нормальные», я узнала спустя несколько секунд, когда стояла по центру зала перед столом, по ту сторону которого собралась комиссия. Главенствовал ректор. А справа от него, приосанившись, гордо восседал Катафалк. Слева – декан нашего факультета артефакторов, магистр Хрумс.

– Назовитесь, – проскрипел не хуже, чем несмазанные двери лифта, старичок-секретарь.

– Драккарти, – от волнения мой голос вышел на пару октав выше, отчего вздрогнули все присутствующие. А я почувствовала, как одиноко прозвучала фамилия, и добавила: – Дэйна Драккарти. Вторая группа! Артефакторский факультет!! Четвертый курс!!! – мой голос набирал не только уверенность, но и громкость.

А Катафалк все больше морщился, словно я не говорила, а гвозди забивала. Причем в его личный гроб.

Секретарь на удивление по-юношески шустро зашелестел бумагами, отыскал среди личных дел папку, подписанную моим именем, и подал ректору.

Председатель комиссии посмотрел на подношение. Потом на меня. Еще раз на жиденькую папочку и наконец ее открыл. Потянулись томительные минуты молчаливого ожидания, во время которых меня раз двадцать сличили с написанным на листах. Как будто сомневались: а это точно она? В смысле я. В очередной раз, когда на моей скромной персоне в кепке задержался долгий, препарирующий взгляд, я не выдержала и ляпнула:

– Здравствуйте.

– И вам не хворать, – отозвался ректор и менторским тоном добавил: – И о каких своих талантах вы нам поведаете, госпожа Драккарти?

А я посмотрела на преподавателя по механике и поняла: что бы я сейчас ни произнесла, это будет вывернуто наизнанку, исковеркано и использовано против меня Катафалком, на губах которого уже играла предвкушающая улыбка. И я уже набрала побольше воздуха в грудь, чтобы выдать какую-нибудь до оскомины очевидную банальщину, с которой мой верный враг поспорить бы не смог, в духе «я девушка, а не юноша», как была перебита на первом звуке. И кем! Деканом Хрумсом.

Он вдохновенно начал вещать, какая я умница и слегка чокнутая молодец. И что статья по мотивам моей курсовой, посвященной смазочным плетениям, удостоилась публикации в научном магическом вестнике рядышком с трудами архимагов. А я сама заняла почетное первое место (угу, среди двух участников!) в конкурсе артефакторов-конструкторов. К слову, в оный меня загнал… записала куратор лишь по той простой причине, что сие мероприятие было организовано в срочном порядке для имитации бурной внеучебной деятельности факультета перед нагрянувшей проверяющей комиссией. Призом являлось исключительное «спасибо». А опытные образцы для конкурса предлагалось тестировать в такой глухомани, о которой даже демоны имеют ну очень смутное представление. В общем, участвовать в этом балагане никто по доброй воле не хотел. Вот и пришлось нам с Отром отдуваться.

Меж тем декан, словно я лично дала ему взятку в особо крупном размере или пригрозила в темной подворотне монтировкой (а может, и то и другое сразу), пошел на новый виток. Он пел оду мне – умнице, участвовавшей в государственном гранте и награнтившей там аж на стипендию мэра. А как я талантливо играла в студенческом спектакле труп… И мои искрометные эпитаф… то есть эпиграммы… Декан едва по памяти не зачитал одну из них, но вовремя опомнился и продолжил мое восхваление, но уже без цитирования оригинальных версий, упирая больше на учебу. Дескать, в моей зачетке только две сомнительные записи профессора Катаф… в смысле Ульриха фон Грейта. И то те пересдачи были на отлично!

– Господин Хрумс, спасибо, мы поняли, что перед нами выдающаяся адептка, – оборвал моего нечаянного заступника ректор.

Выдающаяся адептка в моем лице потупилась. Катафалк отчетливо заскрипел зубами, а потом, словно что-то вспомнив, просиял.

В наступившей тишине раздался его голос, в котором мне почудилось ехидство:

– Думаю, именно такая выдающаяся адептка подходит для запроса, который нам отправили в этом году законники. Им как раз нужен артефактор-эксперт…

Мысленно взвыла. За что?! Я не смогу пройти там стажировку. Просто НЕ СМОГУ!

Это же оборотни! Сильные мира сего. Закон и порядок. Защита для слабых. А люди были слабее двуликих. Большинство мужчин – так точно. А уж женщин – тем более. И в чем единственном человеческие девушки хороши, по мнению двуипостасных, так это… как бы поприличнее выразиться… в нечленораздельных беседах на горизонтальной плоскости, заканчивающихся увеличением разнообразия генофонда. Вчерашний вечер, когда пришлось удирать от любвеобильных хвостатых по воздуховоду, стал наглядным подтверждением этой истине.

Поэтому сомнений не было: оборотни в оперативном отряде меня, мягко говоря, не воспримут всерьез. И это помимо того, что для работы экспертом нужен опыт. И не только магической практики. Но и оперативной. Громила Лок гораздо лучше подошел бы для работы в боевом отряде двуликих. И по дару, и по… кхм, габаритам. Но не я, пигалица.

В ушах зазвенел голос Катафалка и его коронное: «На пересдачу!..» Вот только это не экзамен или зачет, который можно сдать комиссии.

Непройденная практика – это автоматом отчисление. И второго шанса поступить на бесплатное отделение у меня уже не будет. И мало того – придется вернуть все деньги, которые государство потратило на мое обучение. Ведь причиной, по которой я не доучилась, будет не болезнь, катаклизм или иные не зависящие от меня обстоятельства, прописанные в учебном договоре. Нет. Моя неуспеваемость.

И вообще, какого демона безопасники берут к себе на практику? Хвостатые раньше никогда не присылали заявок…

Тысяча и один вопрос пронеслись в моей голове в этот миг. Но сказала я совершенно другое:

– Боюсь, что мой уровень…

– Уровень дара для мага вторичен, – перебив меня, возразил Катафалк. – Главное – как им пользоваться. А вы у нас, милочка, особо ценный интеллектуальный кадр…

Этой сомнительной похвалой Катафалка я и подавилась, закашлявшись. А ректор, которому меня рекомендовал один из лучших специалистов магической механики, отчеканил:

– Драккарти – распределение: служба безопасности. Артефактор-эксперт.

И его слова тут же записал секретарь. Зачарованным пером. В приказ. А приказы, увы, не обсуждаются не только на войне, но и в рамках учебного устава.

Это уже позже я узнала, что законники сделали запрос вынужденно: из-за недавнего прорыва барьера больше половины артефакторов, кто был в звании, срочно мобилизовали. Их отправили на границу для восстановления сети защитных артефактов после прорыва, о котором в столице не слышали, потому как в новостях о нем и не упоминали.

Но преступности в столице после прорыва не убавилось, и экспертов катастрофически не хватало. Вот только обычно на эту должность шли не просто маги с сильным даром. А опытные, матерые, с большим опытом работы с разными, совершенно разными артефактами.

А пока же мне вручили конверт с адресом, куда нужно прибыть, и направлением, в которое вписано мое имя. А еще к окончательной и беспробудной «радости» я узнала, что, в отличие от остальных, моя практика начинается уже сегодня. И в полдень я должна уже быть как штык в участке.

Все это я слушала, глядя на улыбающегося Катафалка, и думала, что стоит подналечь на боевые заклинания и проклятья.