С другой стороны нужно быть осторожнее, ведь толстуха с необъятными бедрами дружит с главной бухгалтершей. Та доверенное лицо хозяев. Так что выводы налицо.
– Но какая противная баба, – растравляла себя заведующая, – и какая нахальная! Я пыталась ей объяснить ситуацию. Вдруг обидела чем? И теперь она станет мстить.
Взяв себя в руки, постаралась, как можно точнее, восстановить в памяти только что произошедший разговор.
– Может все –таки передумаете? – стиснув зубы, увещевала она, – поспокойнее станет и…
– Не могу.
– На носу – Рождество, Новый год! В это время народ просто ломится за покупками. Я прошу вас – давайте решим вопрос полюбовно, – голос заведующей дрогнул.
– Но мне нужно сейчас, – Фаина упрямо сдвинула брови.
Пораженная ее неуступчивостью, Вия на мгновение лишилась дара речи.
– Может быть у нее рецидив?
Вспомнилось, что этим летом бедная женщина несколько дней провела в Онкологическом центре. И, конечно, она не горит желанием сообщать об этом.
– Мне вы можете все рассказать!
– Хорошо. Я лечу в Копенгаген. Если надо, могу принести подтверждение.
– Значит вы не в больницу?
– Как видите.
Стиснув зубы, Вия собралась было разразиться гневной тирадой, но вошедшая Катерина положила конец спору. В две минуты вопрос был решен.
…В день поездки Фаина проснулась в приподнятом настроении, но затем на нее накатила тревога. Она без конца хваталась за свою неподъемную сумку, проверяя на месте ли деньги и документы, доставала билет, перевешивала чемодан, опасаясь лишнего веса. Находясь в машине вдруг вспомнила про сырки.
Подлетев к холодильнику, подхватила с верхней полки объемистый пакет. И, не мешкая, стала спускаться вниз.
– Вот и все! Еще раз извини меня!
…Светлело. Мокрый снег летел из-под колес. Машин в это раннее утро было немного и потому пробок не наблюдалось. Редкие пешеходы торопливо перебегали дорогу, спеша к автобусным остановкам.
– Ранние пташки, – машинально отметила про себя Фаина, – ведь и я когда – то…
Она ощутила, как у нее поднимается настроение. Не сдержавшись, хихикнула.
– Ты чего? – тотчас же отозвался Михаил, – вспоминаешь свой идиотский поступок?
– Радуюсь, что работаю теперь возле дома.
– Да уж. В Копенгагене будь осторожна, пожалуйста.
– В смысле?
– Незнакомый город, как – никак. Мало ли…
– Давай, договаривай.
– Просто будь там внимательна.
Глава 2. Полетели.
Я никогда не задумывался, какое место в моей жизни занимает семья. Ну была и была… Как у всех. Но потом.... все рухнуло в одночастье.
На похороны примчался сын, звал с собой. Я хотя находился в шоке, но твердо отказался от приглашения, хорошо понимая, что вряд ли там приживусь.
Лет пять назад мы решились его навестить. Долго летели над океаном. В мечтах я грезил о новой стране, новой жизни в ней, но в действительности все очень быстро стало действовать нам на нервы.
И хотя народ кругом был весьма благодушно настроен и природа красивая… невозможность потолковать по душам, попросить что – будь в магазине, почитать внукам книжку, поиграть с ними, оказалась, увы, недоступна нам.
И еда совершенно чужая, даже пиво не то, а на бургеры мы вообще не хотели смотреть.
Нам тогда уже стукнуло семьдесят. В этом возрасте глупо надеяться, что можно с легкостью вписаться в незнакомую для себя среду.
С облегчением возвратились домой. Жизнь текла как обычно, но со смертью жены изменилось буквально все.
Тяжело было к этому привыкать. Часами бесцельно слоняясь по квартире, я все глубже погружался в отчаяние. Иногда память подсказывала эпизоды из нашего общего прошлого.
Иной раз я был резок с женой. Ведь с годами у нас у обоих характеры портились. Нас стало многое раздражать. Но ведь было немало хорошего.
Она с утра хлопотала на кухне, подавала еду, что-то мыла. При ее жизни в квартире повсюду царила идеальная чистота.
Оставшись один, я стал мучиться от бессонницы и, просыпаясь посреди ночи, долго маялся в мятой постели, напрасно пытаясь заставить себя уснуть.
Как многие, пробовал победить свое беспокойство алкоголем, но пьянство никогда не привлекало меня и потому не сработало.
А еще я боялся, что вдруг упаду, заболею и буду лежать без движения не имея возможности подойти к телефону, чтобы позвать на помощь.
Сын, конечно же, разделяя мои опасения, продолжал уговаривать переехать к нему. Обещал познакомить с русскоговорящей общиной, сулил, что мне там не придется скучать.
Это было заманчиво, но я принял решение до конца оставаться здесь.
Потому что привык. Мог легко объясниться в любом магазине, посетить поликлинику. Ведь прекрасно владел и латышским и русским языками. А в Канаде стал бы чувствовать себя человеком второго сорта.
Нужно было подумать об этом раньше. Я теперь это понял отчетливо. Мы б уже адаптировались. Дураки были. Вот и весь разговор.
***
…. Пытаясь сдержать нарастающее волнение, Фаина медленно поднималась по трапу. В салоне самолета она, заставив себя беззаботно улыбнуться, слегка севшим голосом поздоровалась со стоявшими у входа бортпроводниками. Те оценивающе осмотрели ее.
– Плохое начало! Явно взяли меня на заметку. Думают – не смогу поместиться в кресле. И тогда прощай Копенгаген!
Втянув голову в плечи, она с трудом дотащилась до своего места, которое к огромному облегчению находилось напротив окна. Но прежде чем сесть, нужно было еще разобраться с тяжелой сумкой.
