Национальное достояние

Сентябрь

Сентябрь. Первый учебный день. Состояние эйфории. Я иду вдоль железного забора. Джинсы, рубашка, пиджак. Впереди меня – девушка, в платье-футляре. Немного пухловатая. Я обгоняю ее, заворачиваю на парковку, прохожу через нее. Перед глазами главный вход в «лучший педагогический университет России», так о нем говорят. Широкая лестница – примерно в пятнадцать ступенек – ведет на крыльцо, выше которого красуется надпись: «Национальное достояние России». Поднявшись на крыльцо, оказываюсь у двери, открывающейся в обе стороны – пендельтюр, такие же, как в метро, не хватает только наклейки «Нет входа».

Педагогический университет, третий этаж, исторический факультет. В коридоре пусто. Достаточно узкий и при этом длинный коридор, густо утыканный аудиториями, которые своими размерами больше напоминают маленькие классы. Пройдя в одну сторону и никого не встретив, я развернулся и увидел девушку, которую я обогнал на улице пять минут назад.

– Ты на собрание истфака? – спросил я.

– Да, только вот не могу понять, куда идти.

Мы плутали по коридорам, пока кто-то не перенаправил нас с третьего этажа на второй. Вместо маленьких классов здесь располагались большие «классические» аудитории, с цельными длинными скамейками, установленными под наклоном сорок пять градусов. Аудитория была заполнена гудящей массой. Усевшись в заднем ряду, я стал осматриваться. Мое внимание привлек один парень. Он стоял в компании нескольких преподавателей и что-то с важным видом рассказывал им. В руке он держал увесистую связку ключей, которой периодически вертел у пояса. Двухметровый кабан, по форме напоминавший кеглю, в коротких штанах и с деревенским лицом. К столу, стоявшему напротив меловой доски, чуть правее кафедры, подошла преподаватель и попросила тишины.

– Здравствуйте ребята. Меня зовут Алина Михеевна. Я преподаватель физической культуры. В нашем университете есть много спортивных секций: футбол, волейбол, шахматы и так далее. Сейчас я хочу попросить вас взять листки и написать на них ВСЕ ваши спортивные достижения, и, разумеется, фамилию и инициалы. Листки передайте потом на первую парту.

Никаких спортивных достижений у меня не было, если не считать турник после футбола. Поэтому я стрельнул у ребят, сидевших впереди меня, листок и написал: «МФК „Факел“ – шесть месяцев. Ананидзе Д.»

На этом мероприятие закончилось, и я скооперировался со своей новой знакомой. Мы вместе отправились домой.

– Мне до дома на троллейбусе можно добираться, или проехать одну остановку в метро, – сказала она.

– Мне тоже можно на троллейбусе, – сразу же отметил я, чтобы наши пути не разошлись.

Мы болтали о всякой ерунде и договорились завтра встретиться, до университета.

– А ты где живешь? Мне на конечной выходить.

– Мне тоже, – слукавил я. На самом деле мне нужно было пересесть на другой троллейбус и уже на нем доехать до центра.

День второй

На следующий день я встретился с ней в метро, на ее станции. Мы проехали еще одну, вышли и направились в сторону университета. Уже там поняли, что мы в разных группах. Не помню, о чем мы говорили эти два дня, но, как оказалось, ни разу не касались учебных тем. Заговори мы про универ, сразу стало бы ясно, что направления подготовки у нас разные.

Я быстро отыскал нужную аудиторию. За первой партой, прямо у двери, сидели двое – парень и девушка, и о чем-то болтали. Похоже, они знали друг друга еще до поступления в университет. Я прошел в конец аудитории и расположился за предпоследней партой. Рядом со мной села девушка.

– Привет. Полина, – представилась она.

– Дима. Есть листочек? – ответил я.

Не помню, какая это была пара, и кто был педагогом. Но одно я запомнил. Как только пара закончилась, я обратил внимание на пухлощекого парня, сидевшего сзади нас. На парте он разложил плеер, наушники мониторного типа и электронную книжку. В аудиторию зашла полноватая женщина маленького роста и представилась нам, как преподаватель английского. После чего сообщила, что нам предстоит сейчас пройти тест, по результатам которого она примет решение, в какие группы по английскому языку нас распределить: к ней или к другому преподавателю.

Я задумался. Одной из причин моего поступления на исторический факультет было отсутствие математики и уж тем более – всяких «линалов» на первом курсе. Дела с английским у меня обстояли ничуть не лучше, чем с алгеброй. Но к счастью женщина объявила, что на факультете мы можем выбрать еще два языка: немецкий и французский.

Эта новость меня сильно обрадовала, и я, не раздумывая, записался на французский. Я учился в обычной школе, но в гимназическом классе, что позволяло, и одновременно обязывало изучать второй иностранный язык. И этим языком у меня был французский.

– Я волнуюсь, у меня с английским не очень, – сказала Полина.

– Так записывайся на другой язык, в чем проблема? – удивился я.

– Я хочу и туда, и туда.

– Женщины не знают меры, – прозвучало с задней парты.

Мы обернулись, и Полина спросила:

– Почему ты так думаешь?

– Все очень просто. Это заложено самой природой, – ответил парень.

Он говорил так, будто он «понял» жизнь.

– Когда женщины защищают потомство, они, как матери, должны уничтожить своего врага, и тут нет места для раздумья. Вот мы, мужчины, – другое дело. Если кто-то захочет на меня напасть, – парень сделал кивок в мою сторону, – я просто разобью ему лицо и на этом остановлюсь. А женщины будут бить друг друга до смерти. Мы с врагом уже забудем наш конфликт через пару месяцев, а женщины помнят такое много лет.

Я посмотрел на парня. Главное, что я понял из его монолога: «он разобьет мне лицо и на этом остановится».

– А ты уверен в этом? – спросил я.

– Уверен в чем? – с удивлением спросил он.

– В том, что разобьешь мне ебальник, а не наоборот?

Парень слегка растерялся. Что было достаточно странно. Во-первых, я задал ему этот вопрос, чтобы не ударить в грязь лицом перед девушкой, и это было понятно. Во-вторых, он был гораздо крупнее меня.

– Я не то имел в виду, – начал он быстро, немного растерявшись, бормотать. – Я говорю о том, что девушки устроены не так. Мы, парни, не зацикливаемся на мелочах. Ты разобьешь мне ебальник, и остановишься. А у них нет чувства контроля. Ну, ты понимаешь?

Мне он показался достаточно странным парнем. На этом наша дискуссии завершилась, так как все листочки с тестами были собраны, и толпа отправилась в столовую на перекус.

Настя

Полина познакомила меня с Настей. Это была симпатичная и веселая девушка. И. более открытая, чем Полина, что, естественно, располагало к общению. К тому времени она уже успела подружиться с тем самым парнем, который сидел с девушкой около входа в аудиторию, во второй день моего посещения университета. Оказалось, что у него есть интересное хобби: он переодевался в транса и пел всякую дичь со сцены, в местах скопления любителей засунуть свою сосиску промеж булок пацанам в женском платье. Мои новые подруги воспринимали его вокальные увлечения крайне положительно. Так как Настя мне понравилась больше, я начал подумывать о том, как бы подкатить к ней яйца.

Посвящение

Кто-то из студентов решил устроить неофициальное посвящение. Все, что я знал о подобном мероприятии, это то, что точно понадобится алкоголь. О чем мне к концу занятий напомнили Полина и Настя. После пар я поехал домой, оставив их в университете. Несмотря на то, что я попросил их позвонить мне заранее, чтобы успеть все купить и приехать к началу, они позвонили мне в разгар мероприятия. Я готов был выходить из дома и ехать к ним, но оставалось главное – купить алкоголь.

Еще в школе учитель физкультуры показал нам классную вещь. Для соревнований по волейболу нужны были люди, которые хотя бы знают, как выглядит мяч. А большинство таких учились в старших классах. И он научил нас, как это можно исправить. Нужна копия паспорта, с нужной вам датой рождения, сам паспорт и копир. Далее вырезаем цифры с копии, приклеиваем на паспорт, который нужно подправить, и делаем копию. С этой копии делаем еще одну, чтобы качество было похуже и «voila», – у нас есть копия документа с нужным возрастом. Эту же процедуру я проделал со своим паспортом, накинув себе лишний год, поэтому с покупкой алкоголя проблем не было.

Когда я добрался до университета, большинство моих коллег уже были «хорошенькими». Я принес девочкам заказное ими пиво и пачку сигарет, а они со мной расплатились. Застолье проходило в большой лекционной аудитории на втором этаже, которая по какой-то причине была открыта. Никого не смущало, что первокурсники выпивают в университете. Я относился к этому нейтрально, а позже и вовсе узнал, что для нашего университета это было нормой.

Студенты разделились на группки, я общался с Полиной и Настей, позже к нам присоединились двое парней. Один был похож на типичного русского Ваньку. Ему не хватало гопарьской кепки и ожидающего его на парковке тазика. Второго звали Гоша Салливан. Он хотел казаться гиком. На предплечье у него была татуировка «A long ago in a galaxy far, far away…»

Когда все пиво было выпито, а пузырь виски, принесенный другими ребятами, заканчивался, было принято решение идти в магазин, где мы взяли еще две бутылки виски. Было уже темно, когда наша компания решила расходиться. По пути к метро я вел под руку слегка шатающуюся Настю. Мы с ней разговаривали:

– Представляешь, – шептала она мне на ухо, чтобы никто не услышал, – Ванька звал меня погулять.

– А что ты? – спросил я.

– Конечно, сказала нет, ну как я могла сказать да?

– Что, он настолько плох, даже для одной прогулки? Или дело не в этом?

– Ну, так же нельзя, прямо в лоб говорить, тем более – да, он не очень симпатичный.

– А как можно? Ждать, пока ты сама этого захочешь и потом уже подкатывать?

Настя засмеялась:

– Да, так и нужно, это же очевидно.

«Конечно, очевидно, поэтому я тебя никуда и не звал», – подумал я и усмехнулся.

– Что ты смеешься?

– Ничего, просто вспомнил кое-что.

Риторика

Риторику преподавала женщина лет 45—50. Она была небольшого роста, достаточно полная, и носила короткую стрижку. Во время занятий у нее включался режим «лектор»: она начинала улыбаться, говорила четко, акцентировано. Ее деланная улыбка мне не нравилась и даже немного пугала. Звали ее Ксения Савафа.

– Сейчас вам нужно будет рассказать о себе: как вас зовут, откуда вы, приведите пару фактов из вашей биографии, и главное – почему вы решили учиться на историческом факультете. Не записывайте текст. Импровизируйте. А кто-нибудь один будет записывать, сколько слов- паразитов вы использовали в своей речи, – объявила Савафа.

– Я запишу, – вызвался я. Так как я уже начинал клевать носом, решил, что это задание хоть как-то меня взбодрит.

– Хорошо. Начнет Таня Долованова.

– Я? Ну, то есть, хорошо, – сказала Долованова.

Я стал записывать.

– Эээ… Меня зовут Таня Долованова. Я училась в школе. То есть, в общеобразовательной школе, эээ… в Москве. Я хотела поступить на исторический факультет, то есть поступила, потому, что я люблю историю, и вот, я поступила. У меня есть сестра, родная, то есть, мы близнецы. Она тоже учится на нашем факультете, только в другой группе. Я люблю музыку, всю музыку: и классическую, но больше рок, что-нибудь такое, вот. Ну, вот, вроде все.

«БУМ! Вот это „успех“», – подумал я…

Половину занятий по риторике я пропустил. На зачете нужно было выбрать любой тезис, и, используя 2—3 аргумента, подтвердить его. Савафа включала дурочку на каждый аргумент, который я приводил, и со своей натянутой улыбочкой отвечала:

– Да, по-вашему, это действительно так? Я не согласна! Аргументы слабые, вы меня не убедили.

Алена

На паре по французскому языку мое внимание привлекла одна девушка: высокая, симпатичное лицо, длинные каштановые волосы вились почти до самого пояса. Зайдя на ее страницу в контакте, я увидел там сплошные аниме и звездные войны. Подкован я больше был в первом, поэтому я написал ей что-то про аниме, и мы начали общаться. Она мне показалась, в общем-то, закрытой, но при этом довольно искренней девушкой. Жила она в ста километрах от Юго-Западной, и до Москвы добиралась на автобусе, потом пересаживалась в метро и доезжала до универа.

Однажды после универа мы с Аленой решили прогуляться. В тот день мы посетили три локации: квартиру моих родителей, где я тогда еще жил, музей и музыкальную школу. Не помню, что мы делали дома у моих родителей, но то ли Алена замерзла, то ли еще по какой-то причине, но мой свитер в итоге оказался на ней. Мы стоим в коридоре.

– Какой уебищный свитер, – говорю я.

– Нет, вполне себе, – отвечает она, и глядит в зеркало.

Я ее немного приобнимаю сзади.

– Если хочешь, можешь его забрать.

– Не, спасибо, оставь.

Поход в музей не удался, он был закрыт на санитарный день. Гуляя по району, мы шли мимо музыкальной школы, в которой я учился. Здание XIX века, с колонами, барельефами, скульптурами, – все как полагается. Алене стало интересно, и я предложил ей зайти внутрь.

На входе охранник деловито заявил:

– Вы это куда идете?

– В музыкальную школу очевидно, – ответил ему я.

– Вы тут не учитесь, вам нельзя.

– Учимся.

– Да? И к кому же вы идете?

Я начал перечислять своих старых преподавателей, пока не назвал того, который оказался на месте.

– Он у себя в кабинете, прямо и…

Я не дослушал конца фразы, подумав, что не будет этот черт меня учить. Я тут восемь лет проучился, сам знаю, кто в каком кабинете.

Мы демонстративно прошли мимо охранника. На второй этаж вела красивая черная железная лестница с фигурными вырезами на ступеньках. В первые годы моего обучения, когда здесь проходили концерты, лестницу застилали красным ковром. Но потом так делать перестали, и девушки на каблуках часто попадали в эти дырки своими шпильками и периодически падали.

Поднявшись по лестнице, мы попали в большой зал. Это было место, где проводились концерты, как школьные, так и на коммерческой основе. Сейчас здесь шла репетиция, поэтому, немного осмотревшись, я предложил переместиться в малый зал. Он был закрыт, но между малым и большим находилось помещение, в котором музыканты готовились к выходу.

В нем оказалось тихо и спокойно, шторы на окнах были задернуты. Я лежал у Алены на коленях, и мне ничего не хотелось. Я не знал, удобно ей или нет, может она хочет поскорее уйти отсюда, или наоборот. Обо всем этом я думал уже позже, когда пришел домой. А на тот момент я находился в состоянии полного умиротворения.

Мы разговаривали. Речь зашла о минете. Не подумайте неправильно, я ее ни к чему не склонял. Даже не думал об этом. Алена мне сказала, что не знает, что это такое. Я, естественно, не поверил. Она пояснила, что не особо знает о том, что выходит за рамки школьной программы и ее хобби. На что я ответил, что с подружками-то она должна была это обсуждать. Она покачала головой. И я ей поверил. Хоть обстановка в моей школе меня научила тому, что тебя всегда наебут, а особенно – по пустяку, если в этом нет смысла. Я все равно ей поверил.

Она мне показалась какой-то чистой, что ли. Я до сих пор не знаю, так ли это было на самом деле или нет. Но в тот момент, мне казалось, что я могу ей верить. Через много лет, когда я рассказал об этом Эдику, он сказал, что охотно в это верит.

Когда мы шли обратно, ей кто-то звонил или писал, и она постоянно доставала телефон. То ли от Марины, то ли от Маши я знал, что какой-то кореш Ростислава подкатывает к Алене. Она сказала, что ей нужно скорее на автобус, что было логично.

– А может ли быть так, что тебя там будет ждать твой тайный поклонник, и вы вместе пойдет гулять?

– Конечно, нет, ты о чем? – Алена рассмеялась.

С одной стороны я был уверен, что это так. С другой – я посчитал, что нужно воспользоваться этим, чтобы проводить ее самому и убедиться, что тут нет никакого подвоха.

– Тогда я провожу тебя, – сказал я тоном, не допускавшим отказа.

Как мне казалось, всю дорогу в метро Алена была смущена или даже раздражена. Мы подошли к автобусу.

– Ну, все, вот мой автобус, спасибо, что проводил, хотя этого можно было и не делать.

– Так я тебя до дома собирался проводить.

– Что? Нет, не надо. Во сколько ты обратно приедешь тогда? Нет!

Я еще немного картинно поломался, но потом уступил. Честно говоря, я планировал проводить ее только до автобуса, иначе так просто от меня не отделалась бы.

Ефим

Обучение было достаточно скучным. Главным фактором было отсутствие мотивации, а мотивация – это главное, что должен пробудить учитель в голове своего подопечного. По большому счету, не так важно, какой ты педагог, важно, как ты умеешь мотивировать. Да, безусловно, если ты хороший педагог и при этом способен мотивировать своих учеников, то их результаты будут впечатляющими. Но, на мой взгляд, достаточно хотя бы первого.

Вспоминая начало обучения в университете, на ум сразу приходит Ефим Артеманов. За глаза мы называли его просто Фима. Это был человек среднего роста, ухоженный, с гладко выбритым лицом и зачесанными назад короткими волосами. Ходил он всегда в костюме, достаточно дорогом в сравнении с другими преподавателями. Он обладал вальяжным тембром голоса и немного картавил. Поговаривали, что он любил мальчиков. Сначала я воспринял это, как типичный треп первокурсников, но затем решил проверить, давно ли так считают, или это реально сплетни моих новых коллег. Как-то я спросил у дяди Менделя, правда ли это?

– Ну, свечку я не держал, но да, ходили такие слухи даже во время моего обучения.

К гомосексуалистам я относился нормально, другой вопрос: если это действительно так, зачем он это скрывал? В нашей «свободной» стране свободные нравы, вряд ли его репутация пострадала бы, если он совершил каминг-аут.

Фима был своеобразным преподом. Если в его расписании стояло три пары подряд, то он мог прийти к середине второй или даже к началу третьей. Первую, ознакомительную лекцию он провел так, будто мы попали в центр подготовки НАСА, а не в рядовой университет. Но на деле все оказалось куда хуже. Самым запоминающимся событием на его парах стала дискуссия поющего транса с Лехой. Все, что мне было известно о Лехе, – это то, что он недостаточно хорошо знал историю, но этот факт выводил его из себя и он готовился к занятиям как сумасшедший. Тема дискуссии: «Петровские преобразования».

Леха был из консервативной семьи и на тот момент придерживался мнения, что все старое лучше нового. Его оппонент же – наоборот, верил в то, что все новое – хорошо, а все старое – плохо. Абсолютно безапелляционная позиция певца против чуть более, но все же слабо аргументированной позиции Лехи. Это был наш «потолок», на что мы, группа, были способны. Не потому что никто не мог подготовиться лучше, даже я бы это осилил, при том, что я тратил вечера скорее на перегонку через себя пива, чем на учебу. А потому, что у всех были свои заботы. Кто-то гнал пиво, кто-то не успевал из-за реальных дел, навязанных обстоятельствами, кто-то и хотел бы учиться, но ленился, а кто-то просто не мог, потому что был тупой, как самый старый пень. Самое обидное, что половина из нас обучались за счет государства.

Нашим старостой был парень маленького роста, с короткими русыми волосами. Звали его Андрей Глазнов. Он встречался с девушкой, тоже учившейся на нашем факультете на курс или два старше. Их отношения завязались еще до того, как он сюда поступил, поэтому, он знал многих на факультете. Как оказалось, на каждой кафедре были свои группы «сектантов», которые устраивали «чаепития» и обсуждали свои «сектантские» темы.

Как-то я сидел в кабинете, выделенном под такие собрания. В кабинет шагнул мужичок в очках и дешевом костюме. Его пузо серьезно выпирало из-под пиджака. Под носом красовались маленькие, ухоженные и убогие усики. Он зашел, присел, и с ходу начал интересоваться, как первокурсникам учеба.

– Не очень, – честно ответил я.

– Почему же?

– Когда я приезжаю к первой паре, учитывая, что я люблю поспать, а преподаватель приходит к третьей, меня это сильно демотивирует.

– Ну, ничего, на следующих курсах у вас буду вести я, и такого точно не будет.

Когда он вел у нас занятия на втором курсе, я вспоминал цитату из книги моего любимого писателя: «Никогда не доверяйте человеку с холеными усиками».

Библиотека

На протяжении всего срока обучения я побывал в библиотеке один раз. Когда писал диплом. Я пришел, сделал копии с нужной мне литературы и ушел. Но этот поход в «хранилище знаний» мне запомнился надолго.

В компании Алены и ее подруги Любы я вышел на нужной нам станции метро. Мы приступили к поискам библиотеки. Сам я больше хотел погулять, поэтому не позаботился о том, чтобы узнать дорогу заранее. После 5—10 минут безуспешных поисков мне пришлось звонить своему школьному учителю истории. Он был на восемь лет меня старше, и закончил «национальное достояние» четыре года назад. Его звали Менахем Мендель, но я называл его просто – дядя Мендель.

– Дядя Мендель, здравствуйте, мы тут ищем историческую библиотеку, вышли из метро, дошли до аллеи.

– Как можно выйти из метро и не увидеть библиотеку? Вы из какого метро вышли? Не уверен, что будет толк от пребывания в ней, если вы даже дорогу найти не можете. И я, слава богу, не твой дядя, перестань меня уже так называть!!!

Рядом с нами, весьма кстати, оказалась пиццерия, которую не нужно было искать, и я предложил девушкам последовать совету дяди Менделя. Через 15 минут мы уже сидели внутри, и я попивал какое-то самое дешевое пиво, что у них было.

Из-за того, что на первом курсе я был постоянно пьян, я плохо помню дни в целом, но зато отчетливо помню детали, как будто все это было вчера.

Я позвал своего школьного друга Пашу. Он был греком с говорящей фамилией Македонский. Так же, как Александр в свое время завоевывал народы огнем и мечом, мой друг завоевывал женщин алкоголем и хуе́м.

Не помню, о чем мы болтали с девушками, но вроде как Люба порывалась уехать пораньше, хотя и жила в студенческом общежитии.

Македонский пришел не один, а привел с собой нашего одноклассника. Мы звали его Кость, так как он был очень худой, но совсем не жилистый, как обычно говорят про спортивных ребят. К тому времени я успел выпить еще пару кружек пива. Македонский с ходу заказал еще по две каждому.

Вскоре Люба ушла.

– Мне далеко ехать домой, думаю, уже пора идти, – сказала Алена.

– Да ладно, я тебя провожу, могу даже до автобуса, – предложил я.

– А где ты живешь? – вмешался Македонский.

– В Фряново.

– Это где? – снова спросил он.

– Это далеко. Мне нужно вставать в 3:30, чтобы успевать к первой паре.

Подбуханный Паша немного прихерел.

– Во сколько? В полчетвертого?!! – воскликнул он.

Весь оставшийся вечер он повторял:

– Полчетвертого, ну ничего себе…

Впоследствии, каждый раз, когда я упоминал Македонского, Алена и Люба называли его «полчетвертого».

Где-то, через час, после того, как Алена ушла, я вспомнил, что обещал ее проводить. На самом деле я хотел проводить ее до дома, и мне даже казалось, что она это оценит. Деньги у меня с собой были, и я думал, что даже если не успею на обратный автобус, то поеду домой на такси.

К тому времени у меня уже успело сформироваться мнение, что в главное в людях – честность. Я считал, что человек должен не только быть честным перед окружающими, но и, что намного сложнее, перед самим собой. И, естественно, держать свое слово. Когда я вспомнил о своем обещании, понял, что зря выпивал сегодня, так бы не забыл. Я чувствовал угрызения совести.

Я начал звонить Алене, но трубку она не брала. Честно говоря, я немного переживал, ведь если бы с ней что-то случилось – в этом была бы моя вина. Позднее, в подобных ситуациях, так же, как и в этот вечер, я чувствовал угрызения совести. Если честно, я всегда старался держать слово или хотя бы делать все, что от меня зависит, чтобы его сдержать. Хотя это такие пустяки, на которые можно было и не обращать внимания.